Журналистика славянофилов

Славянофильство — направление в русской общественной мысли, сформировавшееся в 1840-1850-х годах, когда ряд деятелей из среды преимущественно московского дворянства, протестуя против подра­жательного отношения к Западу, выступил с обоснованием идеи са­мобытного развития России.

Понятие «славянофил» впервые родилось в 1800-е годы как насмеш­ливая кличка литераторов из шишковской «Беседы любителей россий­ского слова». Его вспомнили в кругу западников в начале 1840-х годов, чтобы определить направление, в тот момент являвшееся для них наи­более ярким оппонентом.

В социальной сфере славянофилы выступали за отмену крепост­ного права, за свободу слова, свободу совести, отмену смертной каз­ни и другие законодательные реформы, но, в отличие от западников, все отстаивавшиеся ими реформистские идеи вытекали из их религи­озного миропонимания. По мысли славянофилов, развитие всех сто­рон государственной, общественной и культурной жизни России дол­жно происходить именно на основе православия. Это главное, что разделяло их с западниками.

Рубежи будущих публицистических сражений между славянофила­ми и западниками стали намечаться в московском обществе еще к се­редине 1830-х годов. Но в течение около десяти лет ни те ни другие не имели своего печатного органа, и ареной их частых споров служили несколько московских гостиных и литературных салонов, где поначалу они составляли единый, более или менее дружеский круг общения.

Самыми первыми среди ревнителей «русской самобытности» яви­лись А. С. Хомяков, П. И. Киреевский и Н. М. Языков. Поэт Языков, впрочем, никогда не занимался публицистикой, а исследователь фоль-

клора и переводчик П. Киреевский весьма редко выступал на жур­нальном поприще. Со временем их взгляды стали находить все больший отклик у И. В. Киреевского, А. И. Кошелёва и представи­телей младшего поколения — К.С. и И.С. Аксаковых, Д. А. Валуева, В. А. Панова, А. Н. Попова, Ф. В. Чижова, Ю. Ф. Самарина и др.

От первых выступлений с программными славянофильскими иде­ями дошли лишь две работы, прочитанные зимой 1838/39 г. на вечере в салоне А. П. Елагиной Хомяковым («О старом и новом») и И. Ки­реевским («В ответ Хомякову»). Опубликованы они были только в 1861 г., после смерти обоих авторов.

В начале 1840-х славянофильство представляло собой явление, за-метное в литературно-общественной жизни, но не выраженное в виде ясной, законченной доктрины. Иные из славянофилов, напри­мер Хомяков, И. Киреевский, К. Аксаков, и прежде изредка высту­пали в печати или, как И. Киреевский и Валуев, приобрели некото­рый издательский опыт, но славянофильской журналистики еще не существовало.

Заметной вехой в истории славянофилов стали 1844-1S45 гг. Они отмечены обострением и углублением полемики между славянофи­лами и западниками. Сперва к новым спорам их подтолкнули публич­ные лекции но средневековой истории Европы, читавшиеся одним из самых ярких представителей западнического круга Т. Н. Грановским. Дискуссии вокруг исторических лекций, которые с большим интере­сом встретили и западники, и многие славянофилы, весной 1844 г. завершились тогда большим примирительным обедом. Но затем, в декабре того же года, распространение в рукописи получили стихи Н. М. Языкова «К не нашим», «К Чаадаеву» и др. Являя собой энер­гичную отповедь западническому мировоззрению, они были воспри­няты западниками как пасквиль и стали причиной резкого обостре­ния отношений с обеих сторон.

Наметившийся разрыв еще раз заставил славянофилов задуматься о сути их разногласий с западниками и о необходимости иублично выразить свою позицию. Это только подстегнуло уже начатую ими деятельность но созданию собственных печатных органов, которая развивалась сразу в двух направлениях.

Одно из них, более научное по своему характеру, было ориентиро­вано на издание сборников. Второе, более публицистическое, полу­чило выражение идей и чувств авторов в ежемесячном журнале.

Издание первых славянофильских сборников стало заслугой Д. А. Валуева. Один из самых молодых и, пожалуй, самый энергич­ный труженик этого круга, историк по образованию, Валуев начал

подготовку двух задуманных им периодических сборников еще в 1842-1843 гг., вскоре после окончания университета. Помимо этого в 1843 г. он вместе с профессором П. Г. Редкиным создал журнал «Биб­лиотека для воспитания». Заведуя в нем отделом детского чтения, Валуев привлек к работе в нем некоторых славянофилов. А в 1844 г. он осуществил отдельные издания стихов Языкова и Хомякова.

Первый из подготовленных Валуевым сборников назывался «Син-бирским сборником». Он вышел в середине 1845 г. Сборник содержал исторические материалы, собранные в Симбирской и соседних с ней губерниях, и был посвящен памяти симбирского уроженца Н. М. Ка­рамзина. В него вошли документы русской истории, преимуще­ственно XVI-XVII вв. Один из них — Разрядная книга 1559-1602 гг.— уникальный источник для истории русской государственности и дво­рянства. Во время искоренения местничества почти все разрядные книги сожгли, и это был лишь третий случай публикации подобного документа. Издатель сопроводил его своим исследованием местни­чества в России. В основе работы Валуева лежала антитеза двух на­чал: «внешнего» — государственного и «внутреннего» — общинно­го, религиозного. Именно последнее начало, в представлении славянофилов, нашло выражение в особенностях русского нацио­нального характера и определило роль России в истории.

Валуев рассчитывал продолжать сборник, однако его ранняя смерть в 1845 г., уже после выхода в свет 1 тома «Синбирского сбор­ника», разрушила эти планы.

Валуеву не довелось увидеть другой сборник, который в кругу его друзей норой назывался «Славянским». «Сборник исторических и статистических сведений о России и народах ей единоверных и еди­ноплеменных» — таково его полное название — появился из печати в декабре 1845 г. По замыслу Валуева, ему также надлежало стать первым в череде подобных изданий.

Материалы сборника были посвящены различным сторонам исто­рии, культуры и быта славянских народов. Тон всему изданию задава­ли, во-первых, статья Хомякова под названием «Вместо введения», где описывалась картина развития древнего славянского мира, кото­рый ныне «хранит для человечества если не зародыш, то возмож­ность обновления», а во-вторых, обращенное к современности пре­дисловие Валуева. Он отмечал, что в свое время для России было необходимо воспользоваться опытом Западной Европы и что Западу — «учителю и просветителю мы обязаны многим». Однако «уроки учи­теля, — писал Валуев, — тогда только достигают своего назначения, когда они пробудят в ученике его собственные силы, и он сумеет

основать на них свою самостоятельную жизнь и сознательное мыш­ление».

Из других славянофилов в издании участвовали лишь А. Н. Попов и В. А. Панов. При этом весомую часть сборника составили описа­ния и документы, принадлежащие иностранным авторам, а также исторические работы Т. Н. Грановского, К. Д. Кавелина, С. М. Соло­вьева и И. М. Снегирева. Оба сборника были выпущены на средства братьев Н. М., А. М. и П. М. Языковых.

Еще весной 1844 г. славянофилы начали переговоры с М. П. Погоди­ным о передаче его «Москвитянина» под их редакцию. «Москвитянин», отличавшийся, по словам И. Киреевского, «совершенным отсутствием всякого ясного направления», в ту нору был единственным журналом в Москве, и потому его страницами изредка пользовались и Хомяков, и Грановский, и Соловьев, и Герцен. К тому времени «Москвитянин» имел лишь около 300 подписчиков и влачил жалкое существование.

По условиям договоренности, достигнутой к концу 1844 г., И. Ки­реевский, некогда издатель и редактор «Европейца», становился нео­фициальным редактором «Москвитянина». Его имя не выносилось на обложку, но от правительства этот факт не скрывали. Погодин оставался владельцем и издателем журнала, он же продолжал вести в нем исторический отдел. И. Киреевский надеялся, что после выхода трех-четырех номеров журнал заметно укрепит свое материальное положение. Ему нужно было не менее 900 подписчиков, чтобы, рас­считавшись с Погодиным, получить «Москвитянин» в свое полное распоряжение.

И. Киреевский, к тому времени уже десять лет нигде не печатав­шийся, взялся за новое дело с горячим воодушевлением. Дневное время его было отдано редакторским обязанностям, а ночами он писал собственные статьи. Для обновленного «Москвитянина» И. Киреевский подготовил более десятка работ, среди которых и всту­пительные заметки к материалам других авторов, и печатавшаяся с продолжением программная статья «Обозрение современного со­стояния словесности», и рецензии для отдела «Критика и библиогра­фия», который он вел вместе с молодым ученым-филологом Ф. И. Буслаевым. При И. Киреевском в журнале возникло два новых отдела — «Иностранная словесность» и «Сельское хозяйство».

В числе авторов обновленного журнала предстали участники прежнего «Европейца» (Хомяков, Языков, Жуковский, А. И. Турге­нев, П. Киреевский и А. П. Елагина) И участники погодинского «Мо­сквитянина». Среди других авторов были К. Аксаков, Попов, а также дебютировавшие в печати И. Аксаков и В. А. Елагин.

'

Статьей, привлекшей внимание всех читателей «Москвитянина», стало «Обозрение современного состояния словесности» И.Киреев­ского, в котором, пренебрегая анализом конкретных произведений, автор показал общее направление и особенности культурного разви­тия России в сравнении с Западной Европой. При этом дальнейшую судьбу своей страны критик не связывал ни с повторением западного опыта, ни с подражанием собственной, уже отжившей старине. Путь к «всечеловеческому просвещению», но мысли Киреевского, лежит через своеобразный синтез: «славянский мир» должен «обновить Европу своими началами».

Противоречие с позицией И. Киреевского содержалось в статье Погодина «Параллель русской истории с историей западноевропей­ских государств», опубликованной в 1-м номере «Москвитянина». Ее автор отстаивал идею полной несовместимости оснований, на кото­рых строилась жизнь Европы и России. С возражениями Погодину выступил П. Киреевский в статье «О древней русской истории». Он оспаривал тезис Погодина о смирении и терпении русского народа как определяющих чертах его характера. Существенными для пони­мания позиции славянофилов явились также статьи Хомякова «Пись­мо в Петербург» и «Мнение иностранцев о России», в которых он рассматривал проблему самобытности русской культуры.

Герцен и Белинский, отреагировавшие на появление журнала И. Киреевского с едким сарказмом, ставили его тогда в один ряд с «Маяком». Однако спустя годы другой западник, П. В. Анненков, вспоминал, что с выходом обновленного «Москвитянина» стало ясно: «для славянской партии тип европейской цивилизации столь же до­рог, как и любому европейцу, но дорог не как готовый образец для подражания, а как надежный вкладчик в капитал собственных ум­ственных сбережений русской народной культуры, как хороший по­собник при обработке ею самой своего капитала».

Публикация «Обозрения» И. Киреевского и статьи его брата Петра не была закончена. После выхода третьего номера «Москвитянина» П. Киреевский отказался от его дальнейшего редактирования из-за противоречий с Погодиным, а также по состоянию здоровья, сильно расстроенного напряженной работой. В этот момент у журнала было уже 700 подписчиков.

Славянофилы попытались заключить с Погодиным новую догово­ренность. Однако тот не захотел доверить свой журнал «юному поко­лению», как называл он К. Аксакова, Панова, Попова и др. Тогда, не имея надежды на свое периодическое издание, они решили готовить альманах или сборник, который, как первоначально предполагалась.

должен был выходить четырьмя кнш ами в год. Возглавил работу над новым изданием В. А. Панов, а его помощником был М. Н. Катков, будущий известный западник. Их труд увенчался выходом в мае 1846 г. «Московского ученого и литературного сборника».

Это издание значительно отличалось от предыдущих сборников. Публицистические работы в нем явно превалировали над научны­ми, а другую заметную часть его составляли произведения изящной словесности: стихи Языкова, И. Аксакова, Вяземского, К. К. Павло­вой, а также отрывок из «Семейной хроники» С. Т. Аксакова и очерк В. И. Даля. С научными статьями в нем участвовали историк С. М. Соловьев, филолог и этнограф И. И. Срезневский и профессор сельского хозяйства Я. А. Линовский.

В сборник вошли предназначавшиеся еще для «Москвитянина» И. Киреевского статьи Ф. В. Чижова и Ю. Ф. Самарина, а также новые работы Хомякова, К. Аксакова, Попова и Н. А. Ригельмана. Они и соста­вили своего рода славянофильскую основу «Московского сборника».

Статья А. С. Хомякова «Мнение русских об иностранцах» по сути своей явилась продолжением двух других его работ, опубликованных годом ранее в «Москвитянине». Их можно рассматривать как части одного публицистического цикла. Эти произведения связаны общим рядом проблем: Россия и Запад, их своеобразие, их отношения, их пути развития — и общими методами: об особенностях стран и наро­дов Хомяков часто судил по их проявлению в культуре или, как тогда говорилось, в просвещении, а просвещение в целом являлось для него выражением «нравственного и духовного закона», веры, исповедуе­мой конкретным народом.

Указывая на подражательность современной русской культуры, Хомяков объяснял ее следствием разрыва, возникшего между «само­бытною нашею жизнью и привозною наукою». Выход из такого поло­жения он видел в «синтезе науки и жизни», при котором должно ро­диться новое просвещение. Причем «эпоха перерождения», как отмечал Хомяков, уже наступила. Свидетельство этому он видел в творчестве Гоголя, «художнике, созданном жизнью».

Анализу положения в изобразительном искусстве и архитектуре была посвящена работа «О современном направлении искусств пла­стических». Ее автор А. Н. Попов считал, что подлинное современ­ное искусство стремится найти художественность через религию. Своеобразное продолжение эта идея нашла в статье «О работах рус­ских художников в Риме», подготовленной в Италии Ф. В. Чижовым. Рассказав о творчестве всех сколько-нибудь заметных соотечествен­ников, Чижов из всех выделил А. А. Иванова. Этот живописец, много

лет работавший над картиной «Явление Мессии», по мысли автора, самоотверженно искал пути соединения художественной формы с чистотой религиозного чувства.

«Московский сборник» не остался незамеченным в обществе. Ю. Ф. Самарин писал из недружелюбного к славянофилам Петер­бурга: «Он расходится хорошо, его читают везде, во всех кругах, и везде он производит толки, споры и т. п. Кто хвалит, кто бранит, но никто не остался к нему равнодушным». Ободренный этим, Панов готовил следующий сборник, тираж которого он намерен был увели­чить до 1200 экземпляров.

«Московский литературный и ученый сборник на 1847 год» вы­шел в свет в марте этого года. По составу материалов и кругу авторов он напоминал предыдущий, хотя и стал более объемным. Позиции славянофилов, как и годом прежде, представляли в нем работы Хомя­кова («О возможности русской художественной школы»), К. Аксако­ва («Три критические статьи г-на Имрек»), а также статьи Чижова и Попова. Предназначавшаяся еще для предыдущего «Московского сборника» работа К. С. Аксакова состояла из рецензий на три петер­бургских издания: подготовленный В. А. Соллогубом сборник «Вче­ра и сегодня», «Опыт истории русской литературы» А. В. Никитенко и «Петербургский сборник» И. А. Некрасова. Обвиняя петербург­скую литературу в «оторванности от русской земли», К. Аксаков ука­зал на необходимость иного подхода к изображению народа, «могу­щественного хранителя жизненной великой тайны», а как пример тому отметил рассказ И. С. Тургенева «Хорь и Калиныч».

Соловьев выступил здесь со статьей «О местничестве». В сборник вошли также фрагменты писем Карамзина, а его поэтическую часть помимо прежних авторов пополнили Жуковский, Я. П. Полонский и Ю. В. Жадовская.

Широко была представлена славянская тема: «Взгляд на современ­ное состояние литературы у западных славян» Срезневского, продол­жение «Писем из Вены» Ригельмана и отрывок из писем Погодина под названием «Прага», а также сербские народные песни в перево­дах Н. В. Берга, уже известного читателям по «Москвитянину» и пре­дыдущему сборнику.

После выхода «Московского сборника на 1847 год» славянофилы собирались продолжить его в следующем году. К. Аксаков предлагал уменьшить его объем, но выпускать с большей периодичностью. Однако изданию не суждено было осуществиться, как и журналу «Рус­ский вестник», который Языков и Чижов намеревались выпускать с 1848 г. С периодичностью четыре раза в год.

В марте 1847 г. при возвращении из-за границы Чижов был аресто­ван и отправлен в III Отделение. После допроса, на котором жандар­мы интересовались журнальными планами Чижова и его знакомы­ми-славянофилами, Николай I распорядился освободить его без права проживания в обеих столицах. Других людей, способных взять на себя непростой издательский труд, среди славянофилов в тот момент не было. А когда через год Европу едва не захлестнула волна революций, события приняли еще более драматичный оборот.

В марте 1849 г. за распространение рукописных «Писем из Риги» попадает в Петропавловскую крепость Ю. Самарин. Вскоре аресту подвергается И. Аксаков. После освобождения они оба по указу Ни­колая I попадают под негласный надзор полиции (такой же надзор стали вести по распоряжению генерал-губернатора Москвы графа А. А. Закревского и за другими славянофилами). Правительство вос­принимало их едва ли не как оппозиционную политическую партию. В этих условиях издательская деятельность для славянофилов стала невозможной.

К тому времени становление славянофильской теории в основных ее позициях уже завершилось. Наступал новый этап в жизни славяно­филов. Именно в событиях 1848 г. они увидели подтверждение акту­альности своих идей, прилагаемых к России и к осознанию ее роли в истории. Хотя возможности для здоровой общественной жизни тогда оставалось менее, чем когда-либо, происходящее в Европе подталки­вало их к тому, чтобы из теоретиков, литературных и салонных спор­щиков они становились общественными деятелями. Поэтому в нача­ле 1850-х годов славянофилы предприняли еще одну попытку создать свой печатный орган. К этому времени в их кругу появилось два но­вых активных деятеля — И. С. Аксаков и А. И. Кошелёв.

Осенью 1851 г. Кошелёв предложил И. Аксакову подготовить но­вый «Московский сборник». Кошелёв готов был обеспечить в 1852 г. издание четырех его выпусков. Таким образом, «Московский сбор­ник» (теперь его название сократилось), оставаясь по названию сбор­ником, но сути мог стать изданием журнального тина.

Сам Кошелёв на страницах сборника рассказал о Всемирной вы­ставке в Лондоне, где он побывал в августе — сентябре 1851 г. Редак­тор И. Аксаков написал статью-некролог «Несколько слов о Гоголе». Она и открывала издание. Затем шли статьи И. Киреевского, К. Ак­сакова, Соловьева, И. Д. Беляева, а также народные песни из со­брания П. Киреевского с предисловием Хомякова. Помимо этого в сборник вошли отрывки из «очерка в стихах» И. Аксакова «Бродяга» и два стихотворения И. Аксакова и Хомякова.

Центральное место в издании занимала статья И. Киреевского «О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России». Автор сравнивал Россию и Запад — их различные религи­озные основы, их общественное устройство и отношения церкви с государством, их культуру и быт. Во всем И. Киреевский находил отражение двух противоположных типов сознания. «Там раздвое­ние сил разума, — писал он, — здесь стремление к их живой сово­купности; там движение ума к истине посредством логического сцепления понятий — здесь стремление к ней посредством внут­реннего возвышения самосознания к сердечной цельности и средо­точию разума; там искание наружного, мертвого единства — здесь стремление к внутреннему, живому». Киреевский противопостав­лял Западу не столько Россию, в которой он сам жил, сколько ее, так сказать, сокровенный образ — Древнюю Русь. Современная же Россия, по его мысли, многое утратила после трагических потрясе­ний петровских реформ.

Важным моментом в построениях Киреевского является то, что «на­чала православной церкви», но его представлению, призваны не вы­теснить европейское просвещение, а, «обнимая его своею полнотою», дать ему высший смысл. Таким образом, противопоставление двух полярных начал разрешается не в их борьбе, а в своеобразном синтезе.

Однако отнюдь не все высказанные в этой статье положения разде­лялись другими участникам сборника. Поэтому в предисловии к нему И. Аксаков подчеркивал, что, несмотря на «единство направления», не следует «особенности мнения» одного автора путать со взглядами других. Но предисловие это не было пропущено цензурой.

Сборник вышел в свет 21 апреля 1852 г. Его тираж составил 1500 эк­земпляров, половина из которых разошлась в первый же месяц.

Перед самым появлением «Московского сборника» председатель Московского цензурного комитета генерал-адъютант В. И. Назимов, находясь в Петербурге, послал распоряжение не выпускать сборник до своего возвращения из столицы, но его указание опоздало. Цензор сборника князь В. В. Львов еще полагал тогда: «Если и достанется за что, так это за статью о Гоголе», — и только потому, что она выходит в тот момент, когда отправлен на гауптвахту Тургенев, автор другого некролога, посвященного Гоголю.

Однако дело обернулось иначе. Подозрение властей вызвало не столько содержание очередного «Московского сборника», сколько сами славянофилы, решившие обратиться к обществу в самое непод­ходящее для этого время. Тотчас поползли слухи, что сборник будет запрещен. И. Аксаков писал по этому поводу родным: «...все гово-

рят, что в частности придраться нельзя ни к чему, но что-то в нем есть дерзкое, что-то такое, чего с 1848 г. в России не бывало».

Характерно, что обычные цензоры (кроме Львова, уже после выхода сборника в свет, его давали на отзыв в Петербурге министерскому чи­новнику особых поручений), не находили в пом издании ничего прин­ципиально опасного. Но «по-государственному» мыслящие умы — министр народного просвещения князь П. А. Ширинский-Шихматов и подчинявшийся ему В. И. Назимов руководствовались не столько Цен­зурным уставом, сколько политической конъюнктурой. Они быстро оп­ределили, что большинство статей сборника «выражают направление, которого нельзя не назвать предосудительным: в них везде высказывает­ся какое-то недовольство настоящим временем, односторонние воззре­ния на отечественную историю и, вследствие этих ложных убеждений, желание представить существующий у нас порядок вещей в невыгод­ном свете, сравнительно с нашею стариною». Возмущение, в частности, вызвали «вредные похвалы Гоголю» и критика петровских реформ.

Доклад о подозрительном «Московском сборнике» отправили Ни­колаю I. В результате через III Отделение было объявлено высочайшее повеление: на «сочинения в духе славянофилов должно быть обраща­емо особенное и строжайшее внимание со стороны цензуры». Выход очередного тома сборника разрешался лишь в следующем году и при двойном цензурном контроле — в Москве и в Петербурге.

Тем не менее славянофилы не оставили работу над своим сле­дующим изданием. Для нового «Московского сборника» готовили статьи Хомяков, К. Аксаков, Кошелёв, Черкасский, Попов, этно­граф Д. О. Шеппинг. Две статьи написал сам редактор И. Аксаков, а С. Т. Аксаков отдал в сборник свои воспоминания о Г. Р. Державине.

I la этот раз одной из основных в сборнике надлежало стать ответной работе Хомякова «По поводу статьи И. В. Киреевского „О характере просвещения Европы и его отношении к просвещению России"». Раз­вивая мысль Киреевского о противоположности начал русской и за­падной культуры, Хомяков выступил против идеализации Древней Руси. Сознавая, что православие является жизненной основой русской культуры, он при этом считал, что наша страна приняла более вне­шний обряд, чем «духовную веру и разумное исповедание Церкви».

Рукопись II тома «Московского сборника» была представлена в цензуру уже в октябре 1852 г. Московский цензурный комитет ото­слал его в Петербург, найдя некоторые статьи вредными «по развива­емым в них началам, несогласным с видами правительства».

Обсуждение «Московского сборника» в столице затянулось до весны 1853 г. Итог его обернулся для славянофилов едва ли не катастрофой. 11а

издание был наложен запрет, основным его авторам (И. и К. Аксако­вым, И. Киреевскому, Хомякову, князю Черкасскому) впредь позво­лялось выступать в печати только после рассмотрения их сочинений в Главном управлении цензуры. На практике это оборачивалось не­возможностью печататься вообще. И. Аксаков был лишен права ре­дактировать какие-либо издания. Славянофилы оказались под явным полицейским надзором. Следующие несколько лет, до окончания «мрачного семилетия», они провели почти в полном молчании.