г. Е. Рашковский

ЕВРОПА: ВНУТРЕННИЙ ОБЛИК

И ГЛОБАЛЬНО-ИСТОРИЧЕСКАЯ ДИНАМИКА

г. Е. Рашковский

В конце прошлого года в ИМЭМО прошла очередная конференция " Мировые цивилизации в глобализирующемся мире", на сей раз посвя­щенная цивилизационным судьбам народов Евро­пы. Кроме ученых из академических институтов и университетов Москвы, в конференции приня­ли участие ученые из Мюнстерского университе­та (ФРГ) и Рязанского государственного педаго­гического университета.

Анализ европейских судеб - один из ключевых вопросов постижения всемирной истории последних веков, постижения культуры, экономики и полити­ки на глобальной шкале. И анализ этот тем более важен, если " цивилизация" - действительно работа­ющий научно-исторический концепт современной мысли, а не " универсальная отмычка" (по ирониче­скому выражению Маркса) для идеологических манипуляторов или научных графоманов.

Действительно, европейская цивилизационная история не замкнута в себе и не равна самой себе. Более того, как бы справедливо ни критиковали крайности европоцентризма, относительная ев-ропоцентричность" всемирной истории Нового и пост-Нового времени была осмыслена в различ­ных категориях (истории мысли, хозяйства, соци­альных отношений, религии, научного знания, во­енного дела) в трудах Гердера, Гегеля, Маркса, Вл. Соловьева, Кроче, Вернадского, Тойнби, Тей-яра. Эта' " европоцентричность" оказалась не только непреложной, но и проблемной. Европа (прежде всего в лице ее западноевропейского цивилизационного ядра) передала миру свою культурно-историческую антитезу: традиционализма и рационализма. И эта европейская по проис­хождению антитеза продолжает воспроизводить­ся не только в Европе, не только в порожденных Европой англо-саксонской и ибероязычной циви­лизациях Нового Света. Со второй половины XX столетия она стала определяющей на новых уровнях глобального развития технологических экономических, политических и социокультур­ных отношений.

По словам проф. Ю.А. Борко (Институт Евро­пы РАН), Европейская цивилизация, осознавшая и сумевшая теоретически описать свою имение цивилизационную уникальность на пороге Ново­го времени (ХУ-ХУШ вв.), оказалась первой в ис­тории цивилизацией, где новация была восприня­та как неотъемлемый элемент человеческой пре­емственности в истории, как неотъемлемый в структурирующий момент традиции.

По установленному формату нашего проекта конференция состояла из трех сессий.

Первая посвящена становлению основополага­ющих ценностей и смыслов Европейской цивили­зации. Здесь были заслушаны и обсуждены доклад Е.Б. Рашковского (ИМЭМО РАН) " Становление цивилизационного лика Европы: предпосылки ценности, институты" и содоклад Э.Ю. Соловьева (Институт философии РАН) " Реформационные корни Европы".

На второй сессии был заслушан доклад Н.И. Кузнецовой (Институт истории естествозна­ния и техники РАН) " Историческая динамика Евро­пейской цивилизации: Новое и Новейшее время".

В основу третьей сессии был положен доклар Б.С. Орлова (Институт научной информации пс общественным наукам РАН) " Европа с человече­ским лицом: Европейский Союз и вызовы глоба­лизации".

Источниками для написания настоящего обзо­ра послужили, во-первых, препринты представ­ленных на конференцию докладов, во-вторых, мои записи и конспекты, сделанные в ходе двух­дневных слушаний. Все эти материалы хранятся в архиве Центра проблем модернизации и развития ИМЭМО РАН.

В ходе работы выявилась уникальная черта настоящей конференции, отличающая ее от пред­шествующих, на что обратил внимание руководи­тель проекта В.Г. Хорос. Если иные цивилизации мы, российские исследователи, могли обсуждать как особый, в той или иной мере объективиро­ванный предмет своих научных исследований, то здесь мы столкнулись с некоей непреложной по­знавательной трудностью: " Европейская цивили­зация глубоко вошла в нас самих".

ВЕКА ФОРМИРОВАНИЯ

На первой сессии прозвучали выступления, по­священные длительному периоду цивилизационного становления Европы, занявшему более чем тысячелетие. Как уже сказано выше, - это докла­ды Е.Б. Рашковского о европейском Средневеко­вье и Э.Ю. Соловьева о Реформации.

Вникая в специфику цивилизационной исто­рии христианской, постантичной Европы на про­тяжении более чем полутора тысячелетий, нель­зя, по мнению Е.Б. Рашковского, обойти вопрос об уникальных предпосылках европейского цивилизационного становления.

Действительно, Европа (или, как ее условно определил А.Дж. Тойнби, - " Западнохристианская цивилизация") - одна из весьма поздно сло­жившихся " осевых" цивилизаций на изрезанном водами Атлантического бассейна сравнительно небольшом и малоплодородном, хотя и щедро орошаемом осадками, северо-западном аппен­диксе Евразийского континента. Аппендикс с ог­ромной дробностью и чересполосицей экологи­ческих пространств, где оставались на долгое вре­мя как бы запертыми непохожие друг на друга относительно малочисленные народы: народы различных этнокультурных традиций, языков, социальных укладов, верований и даже соматических обликов. Причем - в самых причудливых, подчас фантастических композициях.

Одной из важнейших предпосылок становле­ния Западной Европы (именно как своеобразной цивилизации), по словам докладчика, оказалось ее беспрецедентно огромное " цивилизационное a priori. Здесь взаимодействовали самые раз­личные цивилизационные потоки и формы этно­культурного опыта. Нельзя не вспомнить в этой связи палеоевропейские народы, средиземномор­ский Восток, античность в ее греческих и латин­ских вариантах, кельтов, германцев, славянские и угро-финские племена, армян, кочевые народы Евразийской степи. Весь этот отрывочный, оско­лочный, казалось бы, несовместимый опыт был каким-то образом внутренне упорядочен, приоб­рел некую значимую для миллионов людей внут­реннюю творческую динамику. Драматический процесс распада остатков античного общежития, социокультурного брожения, взаимного приспо­собления и проникновения получил в историогра­фии название Темных веков. Но, как указала в своих устных комментариях к докладу Е.Б. Раш­ковского В.М. Хачатурян (Институт всеобщей истории РАН), в недрах самой ферментации и распада Темных веков формировались " могучие системосозидающие процессы".

Но что же оказалось культурно-исторической сердцевиной этих процессов?

Такой сердцевиной, по мнению докладчика, оказалась особая, христианская, точнее даже - за-паднохристианская традиция, вобравшая и синте­зировавшая в себе духовный, эстетический и со­циальный опыт множества народов трех конти­нентов: от Ирана до Атлантики, от Ирландии до Нильской долины. Эта синтезирующая западнохристианская традиция не только выстраивалась в Средневековой Европе, но и сама выстраивала Средневековую Европу.

Вообще, без некоторого знания католической культуры и ее истории, без проникновения в ее внутреннюю " материю" все разговоры о Евро­пейской цивилизации рискуют оказаться празд­ными и дилетантскими.

Действительно, многоплановый католический синтез выстраивал Средневековую Европу духов­но - через идею уникальности противоречивого и динамического внутреннего пространства чело­века во Едином и Триедином Боге, что, по сути дела, оказалось равносильно идее проблематич­ной, но неповторимой и неразменной человечес­кой личности.

Католический синтез выстраивал Средневеко­вую Европу и лингвистически: латынь с ее бога­тейшим словарным и категориальным составом, с ее отработанными и строгими способами оформления мысли и речи, не только повлияла на процесс становления национальных языков, спо­собных к высокоразвитому теоретическому дис­курсу, но и создавала известные предпосылки от­носительно сходной ментальности европейских народов.

Этот синтез формировал Европу хозяйствен­но - через идею богоугодности людских трудов, через организуемую прежде всего монастырями, а уж за ними - и городами, и светскими властями рекультивацию, облагорожение и развитие евро­пейских ландшафтов, через непрерывные и про­думанные технологические новации.

Встраивал ее организационно - через принцип осознанной и строго формализованной правоупо-рядоченности отношений между людьми на осно­вах римского права и его церковной рецепции -права канонического. И это несмотря на разгул племенной и феодальной анархии и несмотря на тот идеологический абсолютизм, которым оправ­дывалась в Средние века варварская регрессия к " инквизиционному" судопроизводству.

И, наконец, — интеллектуально — через тща­тельно проработанный в церковном вероучении и богословии процесс взаимодействия античного, библейского, раввинистического, а позднее и арабского (точнее, аверроистского) дискурсов.

И вот эта-то средневековая католическая доми­нанта, цивилизационно собравшая, сцементиро­вавшая и выстроившая Европу, несла в себе огром­ные, глубокие, но в конечном счете творческие про­тиворечия, через которые и развивалась Европа.

Принятие на себя противоречия (Бог и мир, ве­ра и разум, праведность и грех, Бытие и мысль, общество и человек, авторитет и свобода, центр и периферия) как основной предпосылки человече­ского опыта определило весь последующий соци­ально-духовный облик Европы. На эстафетах ан­тиномических воззрений - от Абеляра до Бергсона - строилась сквозь века европейская мысль; исторически формулировка противоре­чий мысли и практики оказывалась не только эс­тафетой актов самопознания Европы, но и осно­вою процесса самоорганизации Европы. Диалек­тическая философия, контрастная живопись и графика, сложность субъект-объектных отноше­ний в научной мысли и практике, состязательные процессы в юриспруденции и политике - все это восходящие к средневековому опыту неотъемле­мые и драматические характеристики цивилиза-ционного становления Европы.

Принципы вопрошания и сомнения, принципы ценности рационально обоснованного личного мнения - вопреки давлениям религиозных или ин­теллектуальных авторитетов, вопреки всем ин­квизиторским соблазнам и " накатам", вопреки мстительным страстям революций и контррево­люций - оказались глубоко вживленными в ин­теллектуальную, а вместе с ней и в социокультур­ную динамику европейского Средневековья и в той или иной степени оказались достоянием иных эпох и регионов.

Корректируя весь этот изложенный выше круг соображений Е.Б. Рашковского, А.С. Ахие-зер (Институт народнохозяйственного прогнози­рования РАН), А.Г. Володин (ИМЭМО РАН), А.М. Петров (Институт востоковедения РАН), Д.Е. Фурман (Институт Европы РАН), В.М. Ха­чатурян и И.Г. Яковенко (Институт социологии РАН) отметили, что европейская история Сред­них веков, как и последующих столетий, едва ли может быть загнана в привычную " цивилизаци-онную таксономию" (выражение Д.Е. Фурмана): сочетание преемственности институтов, верова­ний, этнокультур и высоких творческих эталонов с нелегким и грозным принципом осознанной сво-

боды, что, собственно, и вывело Европу из состояния приниженности и распада Темных веков.

Уточняя и дополняя все эти идеи, Э.Ю. Соло­вьев обратил внимание на вторую, после католи­ческой, духовную доминанту цивилизационного становления Европы - доминанту реформацион-ную, когда традиционно-христианский взгляд на вечную недосказанность божественного миропо­рядка был осознанно и парадоксально (" алогич­но") дополнен идеей непредсказуемой на Земле человеческой свободы. В этом смысле христиан­ство, по словам Э.Ю. Соловьева, " перестало быть адекватным самому себе" и переросло полусред­невековые предпосылки и рамки не только Ренес­санса, но и самой Реформации. Эта парадоксально и драматически осознанная свобода и определила нетрадиционное своеобразие цивилизационного облика Европы, или, по словам Э.Ю. Соловьева, ее " антишпенглеровский иммунитет".

Ту же мысль - но в своих собственных, сугу­бо культурологических, категориях высказал А.А. Пелипенко (Московский государственный институт культуры и искусств): противоречивая духовная динамика Средневековья, приведшая к Ренессансу и Реформации, на пороге Нового време­ни породила и своеобразную " революцию личнос­ти". Новая личность, по словам А.А. Пелипенко, " осмеливалась сама интерпретировать и комбини­ровать культурные смыслы", а абсолютистская культурная энергетика Средневековья дала воз­можность этим духовно заряженным смыслам " растекаться по множеству взаимосвязанных творческих сфер".

В качестве теоретического итога первой сес­сии основным докладчиком был предложен сле­дующий круг соображений:

«Цивилизация Средневековой Европы - пер­вая и единственная в истории человечества тради­ционная в своем генезисе и в своих основах циви­лизация, в собственном лоне взрастившая и раз­вившая нетрадиционную социокультурную динамику.

... анализ цивилизационной динамики Высоко­го и Позднего Средневековья (по выражению не­которых исследователей, " Второго Средневеко­вья"), то есть Х1-ХУ вв., позволяет сформулиро­вать некоторую общетеоретическую модель цивилизационно-культурных эстафет, которые определили собой будущий облик не только Ев­ропы как таковой, но отчасти и облик всей гло­бальной динамики последующих веков.

В самых общих чертах, содержание этих эста­фет можно было бы свести к принципу творчес­кой взаимодополнительности трех идей:

- идеи духовного достоинства человека (в ча­стности, в ее религиозных и эстетических измере­ниях);

- идеи интеллектуального достоинства чело­века (в частности, в ее научных и правовых изме­рениях);

- идеи социального достоинства человека.

Последующая история продемонстрировала насущность и непреложность каждой из этих трех идей, но вместе с тем - их вопиющую несостоя­тельность в их взаимном отъединении и сепара­тизме. Ибо -

идея духовного достоинства человека имеет свойство самоотчуждения в тенденциях клерика­лизма (а в более поздние, более секуляризированные эпохи - философского абсолютизма и свя­занного с ним партийного самозванства или же эстетизма);

идея интеллектуального достоинства имеет свойство отчуждаться в инструментальном отно­шении к человеку и крайностях юридической ка­зуистики;

идея социального достоинства имеет свойство самоотчуждаться в формах крайнего национализ­ма и необузданности групповых притязаний.

Русский философ Вл. Соловьев (1853-1900), стоящий у истока этого круга воззрений, справед­ливо полагал, что комплекс этих взаимосвязан­ных и предельно проблематизирующих историю эстафет образует основу всей всемирно-истори­ческой (глобально-исторической!) проблемати­ки, которую именно Запад объективно выдвинул перед миром, но которая перерастает рамки лю­бой цивилизации. Тем более, что уже и в средние века Европейская цивилизация проявила и пред-глобальную пространственную динамику: Запад­ноевропейская суша - Средиземноморье - Цент­ральная, Восточная и Северная Европа вместе с омывающими ее морями (Северное, Балтийское, Черное) - океанские просторы.

Здесь глобалистика и интеллектуально-духов­ная история Европы как бы сходятся друг с дру­гом через голову цивилизационной теории. Хотя - в более широкой и фактологически проработан­ной постановке исторических проблем - и благо­даря оной.

Почему благодаря?

Фернан Бродель в свое время убедительно показал, что уже со времен Высокого Средневе­ковья одним из кодовых цивилизационных прин­ципов Европы стал инновационный принцип, опирающийся на внутреннюю активность лич­ности. Любые серьезные технологические, ин­теллектуальные или художественные инновации (извлеченные из дотоле полузабытого наследия античности, заимствованные на Востоке или у ви­зантийцев, или те, что стали результатами внутриевропейского развития) оказывались фактора­ми преобразования всего контекста европейского общежития. Процессы интенсификации внутрен­них пространств Европы, освоения сопредельных пространств, внешней экспансии, экономии чело­веческого труда, эмансипации феодально зависи­мого населения, интродукции чужих достижений - все это влияло на комплекс человеческих отно­шений, исподволь пересоздавая европейскую среду. Это приводило к процессам осознанных постоянных переобучений и переадаптаций, к коррекции или выбраковке устарелых (или со­чтенных таковыми) форм деятельности и связей, а следовательно, - к формирующему обострен­ное чувство истории состоянию постоянной со­циальной или экзистенциальной тревоги для од них, а для других - к лабильности и повышенной способности приспособления. И, стало быть, к су­губо инструментальному отношению к миру.

Ключевую идею для понимания уникальности цивилизационного лика Европы (как она в общих чертах сложилась на исходе Средневековья) мож­но было бы обозначить как напряженную взаи­мосвязь инновационности и персонализма, во многом основанную на библейском видении че­ловека. Здесь, собственно, и коренится тот прин­цип осознанной свободы... который и оказался уникальным для европейского развития и в той или иной степени затронул судьбы иных прост­ранств и регионов Земли...».

Эта цивилизация осознанных противоречий и диалогов не только универсализировала и как бы " окрылила" историю, но и легла бременем тяже­лейших испытаний для конкретных индивидуаль­ных, национальных и региональных судеб.

ДРАМА РАЦИОНАЛИЗМА

С основным докладом по второму блоку на­ших слушаний выступила известный науковед и философ Н.И. Кузнецова.

Само понятие " модерн-эпоха", " модерн-проект", modernity восходит к латинскому наре­чию modo (его английский эквивалент - recently): только что, недавно, сейчас. Сам этот, казалось бы, мало к чему обязывающий семантический экскурс вскрывает одну из характерных черт ев­ропейской ментальности и цивилизационной ди­намики постсредневековой эпохи: насыщенное концентрированными человеческими смыслами время ускоренно движется под знаком " прогрес­са" как развития разумности (рациональности) в человеческом познании и внешних формах жиз­неустройства. А уж как реализуется на практике идея прогресса - при всех ее противоречиях и сложных познавательных и социальных подоплеках - особый вопрос.

От времен Коперника до первой даты осознан­ной институционализации автономной, светской, рациональной, самоанализирующей научной мыс­ли (1660 - дата основания Британского королев­ского общества) последняя утвердила себя как важнейшая движущая сила, основная несущая конструкция цивилизационного развития Евро­пы. Более традиционные формы ориентации че­ловека в мире - религия, искусство, гражданст­венность, социальное милосердие - оказались как бы вынесены за скобки самодовлеющего научного дискурса. Хотя формально и находясь " за скобка­ми", они могли оказываться могучими мотивациями исканий тех или иных ученых или даже науч­ных коллективов, формальных или неформаль­ных. И не могли не сказываться на всем комплексе общественного и культурного развития.

Критицизм, процессы перманентной пере­оценки, " ревизии" и мира, и субъекта, и познания мира в субъекте - это как раз то самое, что связа­но с наукой, то, что определяет науку и что опре­деляется наукой. В этом смысле, по словам Н.И. Кузнецовой, учение австро-английского фи­лософа Карла Раймунда Поппера (1902-1994) о перманентной самокритике научной мысли явля­ется одним из самых глубоких теоретических проникновений в цивилизационную " материю" европейской modernity, да отчасти и постмодер­нистской эпохи.

Говоря о современном научном знании, о мо­дерн-науке как об аккумуляции и одновременно двигателе основных внутренних сил цивилизаци­онной динамики Европы, Н.И. Кузнецова выде­ляет следующие 5 характеристик европейской культурно-исторической " экологии".

«1. Уважение общества и государства к " лич­ному стремлению к Истине, объективному, бес­пристрастному видению мира; это - то самое, что в науковедении называется “public understanding of science”.

2. Система юридических, этических и этикет­ных гарантий права на критическую мысль.

3. Учет мнений прежде всего самого научного сообщества в оценке теоретических результатов
научной деятельности.

4. Восприятие научной деятельности как од­ной из укорененных (или призванных к укоренению) ценностей национальной жизни.

5. Интернациональность содержания научного знания и научной информации, богатство интер-

национальных связей институтов науки».

Разумеется, укоренение всех этих принципов в социальной и культурной жизни - вещь далеко не идиллическая, как не идилличны (при всей их нормативной строгости) и процессы научной кри­тики, научной дискуссии, научного спора. А если приглядеться пристальнее к этим принципам са­моорганизации научной реальности, то окажется, что принципы эти образуют неотъемлемую часть не только либерального, но и зрелого социал-де­мократического политического дискурса...

Не равные себе религия, мысль, культура, эко­номика и социальность - все это определило глу­бокий и общеизвестный драматизм не только внутренних судеб Европейской цивилизации, но и всей истории европейского присутствия в мире.

А одной из драматических внутренних издер­жек научной доминанты европейского цивилизационного роста оказался разветвленный феномен " идеологии этого, по мысли Маркса, " ложного сознания". Познавательный и ментальный механизм идеологического феномена связан с трактовкой фрагментарных, произвольно выде­ленных человеческих реальностей как самодов­леющих и всеопределяющих " абстрактных сущ­ностей". Исторически идеологии - эти воистину бэконовские идолы нации, класса, расы, техноло­гической эффективности и т.д. - сыграли сущест­венную роль детонатора двух начавшихся именно в Европе мировых войн и всех сопутствовавших им жестокостей.

И не случайно Н.И. Кузнецова трактует сферу " идеологических" отношений как одну из форм внешнего отчуждения феномена Науки.

" Содержание различных идеологий, - говорит проф. Кузнецова, - трудно поддается единой классификации. Идеологией может стать что угодно - даже научные теории, скажем, законы механики или основные результаты эволюцион­ного учения. Основа для координации сложных коллективных действий в идеологии налицо, зато свобода мысли и сомнения принципиально отсут­ствуют...

Идеология партийна, частичка... ибо сама яв­ляется основой политической дифференциации и партийного строительства... Есть типовые слу­чаи дифференциации взглядов, - например, выде­ление в политике центристов, правых и левых. Понятно, что кто-то всегда стремится сохранить существующую форму правления, кто-то считает нужным радикально ее обновить, и есть партия середины, компромисса, центра. Не всегда левые прогрессивны, не всегда правые ведут к регрессу,

не всегда удается политика компромисса".

Но, по мысли Н.И. Кузнецовой, даже в услови­ях самых суровых идеологических столкновений европейская мысль и практика бились над задача­ми соединения несоединимого, согласования не-согласуемого, диалогизации антагонизмов. И это стало как бы цивилизационным жребием Новой Европы. И в данном контексте сам новаторский, революционно-критический импульс приобрел в европейской истории не только разрушительные, но и консервативные черты. Парадоксальным об­разом он сам стал традицией, как стали традици­онными оппонентами " прогрессу" стремление к бережению и компромиссу. Однако Церковь, школа, язык, словесность, многовековая трансля­ция научных и философских знаний, этнокуль­турное своеобразие, устойчивость правоотноше­ний - исторически все это смогло удержаться на плаву лишь благодаря тщательному рациональ­ному осмыслению и даже некоторой осознанной ассимиляции вызовов, стимулов и сил критицизма и протеста. Н.И. Кузнецова говорит в этой связи:

«Революционно-волюнтаристский лозунг Франции 1789 г. " Свобода, равенство и братство" не был снят в консервативной Англии, а всего лишь рационально переосмыслен: " свобода" оз­начала защиту личности от произвола, " равенст­во" постулирует одинаковость требований испол­нения закона для всех, включая и правящий класс, " братство" предполагает осознание людьми общ­ности... исторической судьбы и разделяемых цен­ностей».

В ходе дискуссии по докладу Н.И. Кузнецовой А.В. Липатов (Институт славяноведения РАН) и А.М. Петров сделали особый упор на проблемы национализма как одной из разрушительных и универсализирующихся в мире издержек научно-технического прогресса Европы и - шире - Запа­да. По словам А.М. Петрова, никакая яростно проповедуемая " восточная духовность" пока еще не в состоянии всерьез " облагородить" издержки научно-технического прогресса. А вот западогенная по своим интеллектуальным и технологичес­ким предпосылкам " зеленая революция" (равно как - добавлю от себя - и западные новации в об­ласти медицины, гигиены, охраны труда, право­ведения) избавила миллионы и миллионы людей Востока от голодной смерти или излишних стра­даний.

ДРАМА ГЛОБАЛИЗАЦИИ

Исторически глобализационная эпоха послед­них десятилетий вольно или невольно была ини­циирована экономическим и научно-техническим ростом и политическими успехами Европейской цивилизации, в частности и успехами ее относи­тельно обособившейся Североамериканской вет­ви. Однако Европа оказалась не только триумфа­тором и пользователем, но и заложницей собст­венного прогресса. Поневоле приходит на память сюжет баллады Гете " Ученик чародея": молодой маг вызывал к жизни стихию такой мощи и раз­маха, что совладать с нею ему оказалось не по си­лам.

По словам директора ИМЭМО академика Н.А. Симония, у нынешнего Запада уже не хвата­ет организационных и информационных ресурсов для ассимиляции и аккультурации наводняющих его эмигрантских потоков.

И все же, по мнению проф. Б.С. Орлова, ос­новного докладчика на третьей сессии конферен­ции, приходится удивляться не только нынешне­му всеевропейскому воспроизведению сюжета " Ученика чародея", но и огромной жизненной си­ле Европейской цивилизации, связанной с ее тра­диционным стремлением и характерной способ­ностью примирять и даже отчасти интегрировать несходные тенденции и процессы. На этом собст­венно и строятся нынешние формы созидания европейского демократического пространства. Традиционное европейское искусство институци-онализации и - через институционализацию - ча­стичного преодоления теоретического или социального спора касается и отношений этнонациональных. Так, в течение последних десятилетий исподволь создаются предпосылки для сотрудни­чества веками враждовавших наций (например, французов и немцев, немцев и поляков и т.д.).

«Пессимистическая оценка истории Европы, - продолжает Б.С. Орлов, - не новость. Вспомним хотя бы Освальда Шпенглера с его нашумевшей книгой «Гибель Абендланда», которая известна в России с давних времен под названием " Закат Европы". Шпенглер выпустил свою книгу в 1918г., когда Германия по­терпела поражение в Первой мировой войне и на смену имперскому режиму пришла неустойчивая демократия Веймара. Оснований для горьких раз­мышлений было более чем достаточно.

Сегодня мы можем сказать, что прогноз Шпенглера подтвердился. Но только частично. Погиб Абендланд, как его понимал немецкий фи­лософ, с его системой ценностей, культивируе­мой европейской аристократией, и в первую оче­редь аристократией духа. Началась эпоха... " восстания масс", эпоха тоталитарных режимов. Время новых поисков в разных видах искусства. На смену граммофону пришло радио, затем теле­визор, затем компьютер. На смену аристократи­ческому сознанию пришло демократическое ми­ровосприятие с упором на права человека. И те­перь снова встает вопрос: " устала" ли Европа... или найдет в себе силы оставаться не просто " ис­торическим музеем" человечества, его " картин­ной галереей"... но превратится в динамическое сообщество, которое возьмет на себя роль гибко­го и мудрого посредника между сторонниками однополярности в США, с одной стороны, и сторон­никами " многополюсности", с другой - допускаю­щими в числе иных " полюсов" существование недемократических режимов в фундаменталист­ской религиозной оболочке. В этом... будет со­стоять главное предназначение Европейской ци­вилизации в будущем человечества».

Поразительная цивилизационная черта Евро­пы - в долговременных, осознанных или полуосознанных, умениях институционализировать кон­фликты и соотносить неразменное, - на взгляд многих участников конференции, отражена и в истории, и в возможных перспективах европейско-российских отношений. Цивилизационный облик России не чужд, но и не тождествен европейскому: Россия для Европы, как и Европа для России, не столько свое, сколько свое другое.

Б.С. Орлов считает, что нынешний возобла­давший в России " евразийский" взгляд, который ставит во главу угла не принцип поиска долговре­менного и институционально оформленного ком­промисса, но принцип благодетельствующей власти (а благодеяния неограниченной власти по оп­ределению сомнительны) вносит в проблему " Россия-Европа", и без того сложную и запутан­ную, лишь дополнительные и неоправданные трудности.

По словам докладчика, две цивилизационные доминанты Европы - инновационность и глубина гуманистической памяти - не чужды и России. Но ни в Европе, ни в России сохранение этих высоких доминант ничем и никем автоматически не гаран­тировано. И это обстоятельство питает не только нынешние тенденции " европессимизма", но и пес­симистические трактовки возможных будущих путей России.

По мысли Ю.А. Борко, как у " европессимиз­ма", так и у " руссопессимизма" - немалые объ­ективные предпосылки: обезличивающие сис­темы производства и потребления, обезличка внутреннего облика человека системами бюро­кратической государственности и навязчивого масскульта. Все эти угрозы великой европей­ской персоналистической традиции налицо. Роль мирового лидера Европа утратила навсег­да. Но при этом она сумела - вопреки всем сво­им эксцессам и срывам - сохранить за собой объективный статус мировой лаборатории то­лерантного общежития (хотя лаборатория эта во многих отношениях действовала и продол­жает действовать под прикрытием военного " зонтика" США). Но так или иначе, в плане ис­тории глобальной цивилизационный статус Ев­ропы остается ценным и неупразднимым.

Двое из участников конференции, причем оба известные философы, именно со своих, сугубо профессиональных позиций выступили одновре­менно и против " европессимизма" и против " рус­сопессимизма".

По словам Э.Ю. Соловьева, уже сами по себе попытки понять и теоретически описать " норма­тивный образ", " нормативный лик" Европы, в том числе и те попытки, которые были предпри­няты на этой конференции, объективно противо­стоят силам внутриевропейской (а заодно и внут-рироссийской) энтропии и распада. Тем паче, что российская мысль, российское творчество, рос­сийское образование не только зависели и про­должают зависеть от Европы, но отчасти и сами вносили и продолжают вносить свой вклад в евро­пейское развитие.

А.А. Пелипенко высказался на сей счет еще более определенно. Личность всегда в меньшин­стве. " Пространства свободы" - даже в самых эмансипированных и культурных обществах -всегда невелики и конфликтны. Но без этих про­странств история как человеческая история нам попросту не дана.

Так рассуждают философы. А что говорят о нынешних цивилизационных проблемах Европы социологи-эмпирики?

Проф. Рюдигер Роберт (Мюнстерский универ­ситет) предложил участникам конференции про­работанный на материалах нынешней Германии доклад " Глобализация и европейские муниципа­литеты". По словам проф. Р. Роберта, повседнев­ное европейское общежитие вместе с его этнической, религиозной и культурной пестротой уже приобретает черты многоцивилизационности. В этом смысле " глобальное" начинает на европей­ских, и в частности немецких, пространствах пре­обладать над " локальным". Но что всерьез ком­пенсирует энтропийные черты этого процесса (во всяком случае, в условиях нынешней Германии) -относительная отлаженность правового поля и демократических традиций, позволяющая непо­хожим друг на друга людям выстраивать конст­руктивные отношения на уровне местного само­управления.

На мой взгляд, доклад проф. Р. Роберта дает пищу для размышлений о тех уникальных право- вых и политических матрицах, которые в той или иной мере поддерживают цивилизационную _: преемственность Европы. Преемственность в ту эпоху, когда цивилизационная реальность так или иначе меняется под воздействием глобальных ус­ловий.

Вообще сама структура нынешнего европей­ского общежития чрезвычайно сложна. Ибо, как отметил Ю.И. Игрицкий (ИНИОН РАН), в ны­нешний не вполне гармоничный " европейский концерт" входят не только не похожие друг на друга страны " базовой" (то есть Западной) Евро­пы, но и не вышедшие на постиндустриальные ру­бежи страны Центральной и Восточной Европы. Но и среди этих стран - явный экономический и со­циокультурный разрыв между государствами Вы­шеградской группы и остальными...

Так что перед значительной частью нынешних номинальных европейцев на западе и на востоке континента маячит угроза вольного или неволь­ного превращения в маргиналов, если не сказать в социокультурных люмпенов европейского об­щежития.

Впрочем, как уже говорилось выше, вся евро­пейская история была и остается историей разре­шения неразрешимых цивилизационных задач и загадок.

НЕКОТОРЫЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ СООБРАЖЕНИЯ

Подводя теоретические итоги двух дней кон­ференции, автор настоящего обзора выступил с новыми соображениями по той же самой пробле­ме " цивилизационного лика Европы".

- Цивилизация есть всегда предмет междис­циплинарного изучения, а иной возможности не
дано. К сожалению, мы не вполне отчетливо поставили вопрос о лингвистических предпосылках
цивилизационного облика Европы: об аналити­ческом характере господствующих на Европейском континенте индоевропейских языков. Вопрос о латыни как о языке культурного и научно­
го формообразования Европы Средних веков и раннего Нового времени; о французском языке
как о языке основных европейских культурных конвенций (литературных, эстетических, дипломатических, светских, революционных) на протя­жении ХУШ-ХГХ вв.; о выдвинувшемся после
Первой мировой войны на передний цивилизационный план английском языке с его особой логичностью и технологичностью, с его особым ка­тегориальным богатством, но одновременно - и с
его особой способностью к слэнговым вульгаризациям.

- К сожалению, не вполне проявил себя столь важный для российских исследователей вопрос о
славистической составляющей Европейской ци­вилизации. Каков статус славяно-балканского
мира в Европе: Европа ли он вообще, периферий­ная ли Европа или одна из необходимых структурных и содержательных составляющих европейского цивилизационного многоединства? Сам
автор отчета, будучи историком-славистом по своей первой научной специализации, склоняется
к третьему подходу.

- Мы не вполне оцениваем важность изучения национальных вкладов в этот сложный, а подчас
и дисгармоничный " европейский концерт". При­чем каждый из этих вкладов может быть описан
как один из необходимых, хотя и недостаточных " ключей" для осмысления цивилизационного феномена Европы.

С точки зрения автора обзора, одним из таких методологически важных " ключей" к осмысле­нию прошлого, настоящего и будущего Европы является итальянское философское наследие прошлого, XX столетия. В это наследие входят труды плеяды мыслителей несхожих мировоззре­ний, политических и религиозных убеждений, но все это наследие центрировано трудами дона Бенедетто Кроче (1886-1952). Этих мыслителей - от убитого по тайному приказу Муссолини юного философа Пьеро Гобетти (1901-1926) до недавно ушедшего из жизни Норберто Боббио (1909-2004) - роднит некая и притом в высшей степени европейская идея: человеческие общности и сво­боды достижимы лишь при нами же выстроенных и в нас самих укорененных культурных гаранти­ях; никакого свободного и достойного общежи­тия нельзя построить на культурном нигилизме, на глумлении над духовным наследием тех или иных народов; каждый из этих мыслителей, от­талкиваясь от своих собственных философских посылок, от своей субъективной веры или неве­рия, приходит к идее, что Европа так или иначе выстрадала христианский образ человека.

Все эти мыслители едины и еще в одной чрез­вычайно важной с точки зрения познания Европы идее. Чуждые тоталитаристской ненависти к ры­ночной проблематике, они тем не менее едины в том воззрении, что свобода в современном обще­стве коренится не только и даже не столько в рынке, сколько в труде. Обладатели материаль­ных и финансовых благ могут легко предавать ценности права, достоинства и свободы. Но в этих ценностях более всего заинтересованы те, по су­ществу, малоимущие, для которых мысль, мас­терство, общение и достоинство - непременные условия повседневного существования и осмыс­ленного пребывания в мире. Причем касается это не только " высоколобых", но и креативной части рабочего класса, клерков, фермерства, третично­го сектора... Другое дело, что в нынешних по­стиндустриальных, постмодернистских условиях сложились такие системы производства и управ­ления, которые обрекают значительную часть населения оставаться в статусе тупеющей и более или менее сытой, одетой-обутой полупраздной массы.

Но если концентрация масс духовного люм­пен-пролетариата, масс, если вспомнить термино­логию г-на Проханова, " духовной оппозиции", - еще не последнее слово цивилизационного разви­тия Европы, то в таком случае торопиться на от­певание европейского наследия - дело несколько преждевременное.