ВВЕДЕНИЕ_____

Перевод с французского и научная редакция В. Л. Потаповой.

Понятие «потеря объекта», соответствующее понятию потери способности быть привязанным к объекту — основное во Фройдовской теории. В «Отрицании» (1925) Фройд отмечает, что «никто не выдерживает испытания реальностью, по­скольку объекты, которые ранее были причиной реального удовлетворения, ока­пались утраченными». Дифференцированная реальность материнских забот но­сит основополагающий характер в этой проблематике и впоследствии определяет проработку процесса потери объекта в перспективе уничтожения и возникнове­ния ужаса, как при психозе, или в перспективе негативизации присутствия и сиг­нальной тревоги, как при неврозе в смысле неприятия («Verwerfung») и отрица­ния («Уег1еи§пи炙), или скорее вытеснения («Verdrangung»). Разрабатывая данное направление, Фройд уделял особенное внимание такой проблеме, как по­теря объекта при горе и меланхолии, как о том свидетельствует его знаменитая статья, написанная в 1917 году. Он придавал огромное значение экономическому объяснению горя (потеря интереса к внешнему миру) и работе горя, основанной па связи тягостных воспоминаний, активности Я, которая ни в чем не похожа на смягчение, смешение на второй план, связанное с продолжительностью горевания. Фройд сближает и в то же самое время различает горе и меланхолию, кото­рая характеризуется потерей уважения к самому себе, на первый взгляд необос­нованной. Согласно его широко известному выражению по поводу меланхолии — «тень объекта падает на Я».

В статье Марьи Торок, появившейся в 1968 году, обсуждаются последствия патологического горя. При этом соблюдается различие, которое установил Ференци между интроекцией и инкорпорацией (ощущениями включения посторон­него тела в свое собственное). Она отличает интроекцию как процесс, который позволяет обогатить Я импульсивными чертами объекта-удовольствия от инкор­порации как фантазматического механизма, который тайно помещает внутри себя запрещенный или запретный объект.

Затем она развивает теорию крипты и фантома, который преследует субъект и стремится говорить вместо него. Феномен фантома относится не к области возвращения вытесненного, а к области критического включения другого, которо­му не смогли противостоять болезнь горя и работа горя.

Одной из самых знаменитых статей Андре Грина, вне всякого сомнения, явля­ется статья «Мертвая мать», которая вписывается в прямое русло «белой серии» (нарциссизм смерти, негативная галлюцинация, белый психоз), поскольку в ней описывается клиника негативного в связи с невозможным горем и белой

депрессией. В случае мертвой матери в игру вступает мать, которую невозможно представит!) ни как отсутствующую, пи как плохую. Она, скорее, отлучилась на некоторое время и не выполняет свою материнскую функцию, погрузившись в непроработанное горе, которое влечет за собой дезинвестиции объекта. Только третье лицо, психоаналитик, проводящий процесс лечения, может представить себе эту страдающую, плохую или преследующую мать. Сам субъект страдает только от невидимого отсутствия и от своей неспособности переживать собственные аф­фекты. За комплексом мертвой матери скрывается невыносимая первичная сце­па, реализующая ранний треугольник и нарциссическое лишение.

Анри Верморель также рассматривает проблематику «мертвой матери», описанную Андре Грином, для того чтобы показать воздействие последствий преж­девременной смерти ребенка на оставшихся в живых членов фратрии через траур родителей. Речь может также идти о родительском горе, которое предшествует рождению субъекта и, таким образом, могло бы входить в категорию «экспор­тируемого горя», описанного П. К. Ракамье, посредством передачи от поколения к поколению. На основании многочисленных клинических случаев или на при­мерах, почерпнутых из культурного наследия, автор возвращается к понятию убий­ства души, подсказанному Шребером Фройду (последний не сумел дать ему четкое разъяснение и выдвинул гипотезу о разрушительном и неполноценном нарциссизме у хищных родителей, которые используют нарциссизм для собствен­ной выгоды, высасывая и поглощая нарциссизм ребенка). Вытекающие из этого серьезные психические нарушения еще в большей степени отсылают нас к про­блематике выживания и идентичности, нежели к проблематике кастрации. Они заставляют думать об особом качестве травм, связанных с ослаблением материн­ского холдинга в первые месяцы жизни. Обремененные, таким образом, влече­ния к самосохранению затем неблагоприятно сказываются на сексуальных влечени­ях, которые лежат в основе нарушений сексуальной идентичности. Это качество травм необходимо отличать от качества травм, наделенных эдиповыми свойствами.

Марилья Торок