Глава 7. Сияние Эрнста Юнгера

Сияние – это самое точное слово, чтобы выразить то влияние, которое оказали на меня литературные работы Эрнста Юнгера и его личность. И в свете этого сияния, которое, стереоскопически, охватывает вещи снаружи и изнутри, мир, который я знал, открылся мне в новом прозрачном величии. Это случилось задолго до открытия ЛСД и до того, как я лично познакомился с этим автором в связи с галлюциногенами.

Моё увлечение Эрнстом Юнгером началось с его книги Das Abenteuerliche Herz (Смелое сердце). Вновь и вновь, на протяжении сорока лет, я беру в руки эту книгу. Здесь, больше чем когда-либо, в темах, которые мне ближе и значат для меня больше, чем война и новый тип человека (темы ранних книг Юнгера), красота и магия прозы Юнгера открылись для меня в описаниях цветов, снов, одиноких прогулок; мыслях о случайностях, будущем, цвете и других темах, имеющих непосредственное отношение к нашей личной жизни. Всюду в его прозе, в точных описаниях внешней и внутренней стороны вещей, становятся очевидным чудеса мироздания; всюду затрагивается то уникальное и вечное, что есть в каждом человеке. Ни один из писателей так не раскрыл мне глаза, как он.

Наркотики тоже упоминались в «Смелом сердце». Но прошло много лет, прежде чем я сам заинтересовался этой проблемой, после открытия психических эффектов ЛСД.

Моё первое письмо Эрнсту Юнгеру не имело ничего общего с наркотиками; я просто однажды поздравил его с днём рождения, как благодарный читатель.

Боттмигнен, 29 марта 1947

Уважаемый г-н Юнгер,

Как ваш многолетний почитатель, я хотел послать вам баночку мёда на ваш день рождения. Но мне не это удалось, потому что в Берне мне отказали в разрешении на вывоз.

Я задумывал этот подарок скорее как привет из страны, где до сих пор в изобилии есть молоко и мёд, чем как напоминание об очаровательном высказывании из вашей книги Auf den Marmorklippen (На Мраморном Утёсе), где вы говорите о «золотых пчёлах». Упомянутая здесь книга вышла в 1939, незадолго до начала Второй Мировой Войны. «На мраморном утёсе» – не только шедевр немецкой прозы, но и весьма важная работа, поскольку в этой книге пророчески, с поэтической проницательностью, описаны образы тиранов, ужасов войны и ночных бомбардировок.

В нашей переписке Эрнст Юнгер также спрашивал о моих исследованиях ЛСД, о которых он узнал через друзей. По этому поводу я послал ему подходящую литературу, которую он с благодарностью принял и сделал следующие комментарии:

Кирххорст 3.3.1948 …вместе с обоими приложениями, касающимися вашего нового фантастикума. Кажется, что вы затронули ту область, которая содержит много тайн.

Ваша посылка пришла вместе с книгой «Исповедь англичанина, употребляющего опиум», которая только что вышла в новом переводе. Переводчик написал мне, что он решился на эту работу, прочитав мою книгу «Смелое сердце».

Что касается меня, то мои практические опыты в этой сфере остались позади. Это такие эксперименты, в которых любой рано или поздно вступает на действительно опасный путь, и может радоваться, если ему удастся сбежать с одним только подбитым глазом.

В этих веществах меня больше всего интересовала их взаимосвязь с продуктивностью творчества. Я на своём опыте убедился, что творческие достижения требуют подвижности сознания, а она уменьшается под влиянием наркотиков. С другой стороны, важна концептуализация, а под влиянием наркотиков можно получать прозрения, которых действительно нельзя достичь другим путём. Мне вспомнилось прекрасное эссе Мопассана об эфире, который он описывал как средство для их достижения. Более того, у меня создалось впечатление, что в этой горячке можно также открыть новые ландшафты, новые архипелаги, и новую музыку, которая становиться столь ясной, когда достигаешь «таможни» («An der Zollstation» (На таможне) – так называется вторая глава из книги «Смелое сердце», в которой говориться о переходе от жизни к смерти). Но, с другой стороны, для географического описания нужно быть полностью сознательным. Продуктивность творчества для художника значит то же, что исцеление для врача. Соответственно, для него может быть достаточно, время от времени входить в эти сотканные из материи наших чувств области. Кроме того, у меня возникает ощущение, что в наше время существует большая потребность в энергетикумах-амфетаминах, которые выдавали даже лётчикам и другим военным в армии, нежели в фантастикумах. По-моему, чай является фантастикумом, кофе – энергетикумом, поэтому чай имеет несоизмеримо большую ценность для художника. Я заметил, что кофе разрушает тонкую картину светотеней тех сомнений, что возникают при записывании мыслей. При этом становишься несдержанным. От чая, напротив, мысль действительно двигается вперёд.

Что касается моих «исследований», у меня имелась рукопись книги на эту тему, но я сжёг её. Мои экскурсии закончились гашишем, который вызывал у меня очень приятные, но, в то же время, маниакальные состояния, азиатскую жестокость… Вскоре после этого, из письма от Эрнста Юнгера я узнал, что он дополнил размышлениями о наркотиках свой роман Гелиополис, над которым тогда работал. Он написал мне об исследователе наркотиков, который фигурирует в этом романе: Среди путешествий в географическом и метафизическом мире, которые я пытаюсь описать там, есть и путешествия совершенно оседлого человека, который исследует архипелаги, не встречающиеся в обычных морях, при помощи такого транспортного средства как наркотики. Я даю отрывки из его журнала. Определённо, я не могу позволить этому Колумбу внутреннего мира хорошо кончить – он умирает от отравления. Avis au lecteur. У книги, которая появилась на следующий год, был подзаголовок Rueckblick auf eine Stadt (Взгляд на один город), ретроспектива города будущего, в котором приборы и оружие настоящего усовершенствовались при помощи магии, и в котором боролись между собой демоническая технократия и консерватизм. В образе Антонио Пери, Юнгер запечатлел упомянутого исследователя наркотиков, жившего в древнем городе Гелиополисе. Он ловил сны, как другие ловят бабочек сачком. Он не отправлялся на острова по воскресеньям и праздникам и не часто бывал в тавернах на пляже Пагос. Он запирался в своей студии, чтобы путешествовать в область снов. Он говорил, что все страны и неизвестные острова нанесены на эту карту. Наркотики служили ему ключом, чтобы входить в комнаты и пещеры этого мира. На протяжении лет он приобрёл большие знания, и он вёл журнал своих экскурсий. Небольшая библиотека, по соседству со студией, состояла частично из травников и медицинских книг, частично из работ поэтов и чародеев. В ней Антонио обычно читал, пока наркотик не начинал действовать… Он отправлялся в путешествия, полные открытий, во вселенную своего разума. В центре этой библиотеки, которая, после ареста Антонио, была разорена наёмниками губернатора провинции, стояли книги: … величайших вдохновителей девятнадцатого столетия: Де Кинси, Э.Т.А. Хоффманна, По и Бодлера. Ещё там были книги, написанные в древности: травники, средневековые тексты по некромантии и демонологии. Среди имён там были Альберт Великий, Раймунд Луллий, Агриппа Неттесгеймский… Кроме того, там был большой том De Praestigiis Daemonum, и уникальный сборник Medicus Weckerus, изданный в 1582 в Базеле… В другой части своей коллекции Антонио Пери собирал в основном «древние книги по фармакологии, сборники формул и фармакопеи, и охотился за репринтными изданиями журналов и хроник. Среди прочих там нашёлся тяжёлый том психолога Хайдельберга об экстракте из бутонов мескаля, и доклад Хофманна-Боттмингена о фантастикуме из спорыньи…»

В тот год, когда был издан Гелиополис, мне удалось лично познакомиться с автором. Во время пребывания Эрнста Юнгера в Швейцарии, я встретился с ним в Равенсбурге. Во время чудесной осенней поездки по южной Швейцарии вместе с нашими общими друзьями, я испытал на себе сияющую силу этой личности.

Двумя годами позже, в начале февраля 1951, случилось важное событие моей жизни, ЛСД путешествие вместе с Эрнстом Юнгером. Поскольку, до этого времени, существовали только отчёты об ЛСД экспериментах в области психиатрии, этот опыт особенно интересовал меня, потому что это была хорошая возможность увидеть, в немедицинской обстановке, как ЛСД действует на творческую личность. Это произошло незадолго до того, как Олдос Хаксли начал экспериментировать в этом же ключе с мескалином, и о чем он в последствии рассказал в двух своих книгах «Двери восприятия» и «Рай и Ад».

Чтобы на всякий случай у нас была медицинская помощь, я пригласил моего друга, врача и фармаколога профессора Хериберта Концетта. Путешествие состоялось в 10: 00 утра, в комнате нашего дома в Боттмингене. Поскольку невозможно было предвидеть реакцию такого сверхчувствительного человека, как Эрнст Юнгер, для первого эксперимента из предосторожности была выбрана небольшая доза, всего 0.05 мг. По этой причине эксперимент не оказался очень глубоким.

Начальная стадия отличалась усилением эстетического восприятия. Возникли красно-фиолетовые розы немыслимой яркости и излучавшие удивительное свечение. Концерт Моцарта для флейты и арфы звучал в своей небесной красоте как райская музыка. С взаимным восхищением мы созерцали таявший дым, который с лёгкостью поднимался от палочки, японского благовония. Когда опьянение стало глубже, и разговор прекратился, мы окунулись в фантастические грёзы, лёжа в удобных креслах с закрытыми глазами. Эрнст Юнгер наслаждался зрелищем пёстрых восточных образов – я путешествовал вместе с племенем берберов по Северной Африке, видел пёстрые караваны и пышные оазисы. Хериберт Концетт, чьи черты казались мне преобразившимися, словно Будда испытывал дыхание безвременья, свободу от прошлого и будущего, блаженство совершенного бытия здесь и сейчас.

Возвращение из изменённого состояния сознания сопровождалось сильной чувствительностью к холоду. Как замёрзшие путники, мы укутались в одежды. Мы отпраздновали возвращение в повседневную реальность хорошим обедом, во время которого Бургунди лилось рекой.

Это путешествие отличалось взаимностью и параллельностью наших переживаний, которые воспринимались чрезвычайно радостно. Все трое из нас оказались у ворот восприятия мистического бытия; однако, эти ворота не открылись. Доза, которую мы выбрали, оказалась слишком маленькой. Не понимая этого, Эрнст Юнгер, который до этого проникал в более глубокие области при помощи высокой дозы мескалина, заметил: «По сравнению с тигром мескалином, этот ваш ЛСД – просто домашняя кошка». После дальнейших опытов с более высокими дозами ЛСД, он пересмотрел это мнение.

Юнгер включил упомянутую сцену с курительной палочкой в свой рассказ «Besuch auf Gotenholm» («Визит в Готенхольм»), в котором глубокие переживания под воздействием наркотика также играют определённую роль: Шварценберг зажёг курительную палочку, как он иногда поступал, чтобы очистить воздух. С кончика палочки заструился голубой дымок. Мольтнер взглянул на это сначала с изумлением, потом с восторгом, как будто сила его взгляда увеличилась. Это проявилось в игре ароматного дыма, который поднимался от курительной палочки и потом разветвлялся тонкой кроной. Словно созданная воображением, в глубине возникла мягкая паутина морских лилий, которая слегка дрожали от ударов прибоя. В этом творении текло время – оно кружилось, вращалось, извивалось, словно дождь из монет. Богатство пространства открылось в этой ткани, бесчисленные волокна, словно нервы, распростёрлись ввысь.

Теперь на видение подействовало движение воздуха, оно слегка покачнулось вокруг палочки, как танцор. Мольтнер удивлённо воскликнул. Решётчатые лучи чудесного цветка вращались в новой плоскости, в новом измерении. Мириады молекул танцевали в единой гармонии. Здесь законы больше не скрывались за внешностью; это было столь тонким и невесомым, что чётко отражало их. Как все оказалось просто и убедительно. Числа, масса и вес ничего не значили. Они сбросили свои одежды. Ни одна из богинь не могла рассказать этого вновь посвящённому так смело и открыто. Пирамиды с их весом не достигли этого откровения. Это стало славой Пифагора. Никакое зрелище до этого не воздействовало на него с такой магической силой. Такое, как в описанном примере созерцания голубого дыма, углубление эстетического восприятия весьма типично для начальной стадии воздействия ЛСД, до того как начинаются более глубокие изменения сознания.

В последующие годы время от времени я встречался с Эрнстом Юнгером в немецком городке Вильфинген, куда он переехал из Равенсбурга; или же мы встречались в Швейцарии, в моем доме в Боттмингене, или в Бунднерланде на юго-востоке Швейцарии. После совместного ЛСД экспириенса наши отношения стали более близкими. Наркотики и проблемы, связанные с ними были главной темой наших бесед и переписки, хотя в то время мы не проводили дальнейших практических опытов.

Мы обменялись литературой о наркотиках. Эрнст Юнгер передал в мою библиотеку редкую, ценную монографию доктора Эрнста Фрайхеррн фон Бибра, «Die Narkotischen Genussmittel und der Mensch» («Удовольствие от наркотиков и человек») изданную в Нюрембурге в 1955. Эта книга – классический труд о наркотиках, имеет ценность в первую очередь, как источник сведений из истории наркотиков. Фон Бибра под понятием «наркотические средства» охватывает не только такие вещества, как опиум и дурман, но также кофе, табак, кат, которые не попадают под современное определение наркотиков, в отличие от коки, мухомора и гашиша, которые он также описывает.

Достойны упоминания, актуальные и поныне, общие заключения фон Бибры о наркотиках, сделанные больше ста лет назад:

Отдельный человек, принявший слишком много гашиша, и бегающий в безумии по улицам, нападающий на первого встречного, теряет значимость по сравнению с большим числом тех, кто проводит время спокойно и счастливо, приняв после обеда умеренную дозу; число тех, кому удалось избежать мучений благодаря коке и тех, кто, возможно, был спасён от голодной смерти благодаря коке, значительно больше нескольких «кокерос», которые подорвали своё здоровье неумеренным потреблением. Также, только лживый лицемер может порицать винную чашу библейского Ноя только потому, что отдельные пьяницы не знают, как соблюдать меру и ограничивать себя.

Время от времени я сообщал Эрнсту Юнгеру об интересных, актуальных открытиях из области наркотиков, как, например, в моем письме, написанном в сентябре 1955: … На прошлой неделе к нам прибыло 200 грамм нового снадобья, которое я взялся исследовать. Оно состояло из семян растения рода мимоза (Piptadenia peregrina Benth), которое используется индейцами, живущими возле реки Ориноко, как стимулирующее и опьяняющее средство. Семена перемалываются, сбраживаются и смешиваются с порошком из сожжённой скорлупы улитки. Этот порошок индейцы вдыхают при помощи пустотелой раздвоенной птичьей кости, как же сообщал Александр фон Хумбольдт в 8-ой главе книги «Reise nach den Aequinoctiat-Gegenden des Neuen Kontinents» («Путешествие в экваториальную Америку»). Воинственное племя отомако и в наши дни весьма широко использует это снадобье, которое называется ньопо, юпа, нопо или кохоба. Как сообщается в своей монографии П. Х. Гумилья (Et Orinoco Itustrado, 1741):

«Отомаки нюхали этот порошок пред сражением с карибами, когда в прежние времена между ними велись жестокие войны… Это снадобье совершенно лишает их разума, и они в ярости хватаются за оружие. И, если бы женщины не знали, как их сдерживать, крепко связывая, они бы ежедневно причиняли ужасные разорения. У них жуткий нрав… Другие доброжелательные и покорные племена, которые также нюхают юпу, не приходят в такую ярость, как отомаки, которые самобичеванием при помощи этого вещества доводят себя перед сражением до необычайной свирепости и отправляются в бой полные дикой ярости».

Мне любопытно, как ньопо может действовать на таких людей, как мы. Если когда-то и произойдёт сессия с использованием ньопо, то нам ни в коем случае нельзя отсылать наших жён, как во время весеннего путешествия (имеется в виду ЛСД путешествие в феврале 1951), чтобы в случае необходимости, они могли нас крепко связать… Химический анализ этого снадобья привёл к выделению действующего вещества, которое, как алкалоиды спорыньи и псилоцибин, принадлежит к группе индольных алкалоидов, но которое уже было описано в научной литературе, и поэтому не исследовалось в дальнейшем в лаборатории Сандоз. (Активными веществами ньопо являются ДМТ (N, N диметилтриптамин) и родственные соединения. ДМТ был впервые синтезирован Манске в 1931.) Фантастические эффекты, описанные выше, проявляются только в особой манере использования этого нюхательного порошка, и, скорее всего, относятся к особенностям психики этих индейских племён.