Боевые игрушки

Если концепция “медведя” вполне успешно осуществляет метафорическую функцию “сгущения”, добавляя понятию “мужественность” дополнительные и не всегда очевидные краски и оттенки, то многочисленные детали одежды, предметы быта и досуга, которые живописует “Медведь”, позволяют эфемерной мужественности профессионала метонимически материализоваться и — относительно — увековечить свое присутствие.

Французский социолог Пьер Бурдье, анализируя вкусы среднего класса Франции, заметил его чрезвычайную озабоченность своим внешним видом, озабоченность, которая не свойственна ни рабочему классу, стоящему ниже на социальной лестнице, ни традиционным привилегированным группам, чье положение представители среднего класса надеются со временем занять. Как пишет Бурдье,

их озабоченность внешним видом, проявляющаяся иногда в форме чувства неудовлетворенности (unhappy consciousness) или в форме высокомерия, является также источником их претензий и постоянной склонности к блефу, к присвоению той формы социальной идентичности, которая состоит в стремлении уравнять “бытие” (being) и “видимость” (seeing), в желании владеть видимым (appearances) для того, чтобы иметь настоящее (reality)... Разрываясь между противоречиями объективно господствующих условий и отдаленной возможностью приобщения к господствующим ценностям, представитель среднего класса поглощен проблемой своего внешнего вида, обреченного на суд публики... (Bourdieu, 1992, 253)

Механизм “опережающего статусного потребления”, о котором говорит Бурдье, наглядно демонстрирует лакановскую “ зеркальную стадию ” в действии. Стадию, в ходе которой отражение формирует объект, а не наоборот. Иными словами, состояние перехода от одной формы символической саморепрезентации к другой не может не быть ничем иным, кроме “стремления уравнять бытие и видимость” бытия. Интересными являются конкретные формы данного уравнения, использованные в “ Медведе ”.

Будучи привлекательной как идея, концепция профессионализма достаточно бедна как образ. Что с неизбежностью ведет к необходимости поиска соответствующего элемента, способного заполнить символические пустоты идентичности, приобретенной навырост. В “ Медведе ” таким элементом стала идея агрессивного и в то же время профессионального потребительства. “ Медведь ”, разумеется, в этом далеко не оригинален. Волна рекламных кампаний, стремящихся увлечь так называемого нового мужчину- яппи в пучину нарциссического и “гедонистического потребительства”, началась на Западе в первой половине 1950-х[25] и приобрела поистине шквальный характер к середине 1980-х.[26] Как свидетельствуют многочисленные исследования, “маскулинизация” потребительства на Западе шла именно по пути маскировки «пассивного» (т.е. традиционно “женского”) желания наслаждаться предметом в форму агрессивного желания овладеть им (Barthel). Подобная риторическая стратегия, судя по всему, носит универсальный характер. “ Медведь ”, например, описывает такой, казалось бы, заурядный с виду компонент домашней аудиосистемы, как усилитель, следующим образом:

...Два усилителя и предусилитель F-серии хороши и на слух и на взгляд. Своими угловатыми формами, мощными железными торсами и готическими завитушками детища Энтони Майкельсона (конструктора усилителей. – С. У.) чем-то напоминают кавалькаду древних рыцарей в черных доспехах. Сходства с древними воинами добавляют не менее древние лампы, которые здесь используются во входных схемах. Вот только с именами “рыцарям” не повезло: F15, F18, F22... Каждому нормальному человеку ясно, что это не усилители, а как раз наоборот — истребители. (Медведь, № 8, 121).

Сходная метафора “рыцарских доспехов” используется и при описании портативных компьютеров (ноутбуков). Стремясь избавиться от любых нежелательных ассоциаций, “Медведь” видит в этих компьютерах не что иное, как “электронных оруженосцев”, верно служащих нынешним странствующим “воинам”, “к которым можно отнести бизнесменов, писателей, журналистов” (Медведь, №8, 122). Вполне закономерно, что в рамках этой риторики ближайшим родственником ноутбуков становится вовсе не ординарная пишмашинка, а вполне респектабельный “черный президентский чемодан” (Медведь, №8, 122).

Еще одним примером неустанной риторической войны этих “странствующих” бойцов невидимого фронта может служить описание акустических колонок. “ Медведь ” очерчивает метафорические границы сразу и резко: “У солдата и меломана нет общих интересов. У них есть общий враг — тишина” (Медведь, №8, 126). Неудивительно, что музыкальный “ досуг ” обладателя колонок становится формой борьбы с покоем соседей. В интерпретации “Медведя” это выглядит следующим образом:

Конечно, для борьбы с тишиной обычной музыки маловато. Ничто так не разорвет сон ночного квартала, как пулеметные очереди и ракетные залпы средней дальности. И напрасно соседи стучатся головой о стену и просят успокоить вашего динозавра: “домашний театр” слезам не верит. Особенно тогда, когда он вооружен акустикой Kef... (Медведь, №8, 127).

Для чего нужна эта “милитаризация” обыденности? С какой целью окружающая среда вдруг превращается в крепость — с усилителями в роли истребителей, музыкальными колонками — в роли пулеметов и компьютером с единственной заветной (“пусковой”) кнопкой — в роли командного пункта? C одной стороны, ситуация понятна и вполне соответствует выводу Бурдье: в условиях, когда претензии на обладание тем или иным статусом могут вызвать законные сомнения, решающую роль начинает играть видимость принадлежности. Говоря иначе, когда формы практического — т.е. процессуального — проявления мужественности ограничены или сомнительны, присутствие мужественности начинает проявляться в виде предметов, символически заполняющих данный деятельностный вакуум. Мужественность, таким образом, становится опосредованной. И ее “правильный” вариант, соответственно, заключается в правильном наборе тех или иных товаров, чья судьба — быть увиденными. Хорошо понимая цель этой “ опредмеченной ” мужественности, “ Медведь ” так описывает слегка военизированную коллекцию одежды марки Chevignon:

Ореол героического, созданный вокруг вымышленного персонажа Шарля Шевиньона, оказывается просто необходим в будничной и скучной жизни. “Крутизна”, но не в американском, несколько грубом и стандартном варианте, а во французском, смягченном присущими этой нации изысканностью и элегантностью, поднимает настроение, окрыляет, заставляет идти с гордо поднятой головой, чувствуя каждой клеточкой тела свою непосредственную связь с романтикой военного времени. (Медведь, №15, 114)

Скука будней, однако, вряд ли является единственной причиной данной тяги к романтике военного времени. Психоаналитическая практика Мелани Кляйн во многом позволяет понять, какие механизмы скрываются в этих попытках “цивилизовать” и “эстетизировать” агрессию. Наблюдая за тем, как дети сначала выбирают, а затем и используют игрушки, Кляйн пришла к выводу о том, что

в ходе игры дети в символической форме реализуют свои фантазии, желания и накопленный опыт. Для этого они используют тот же самый язык, тот же самый архаичный, филогенетически усвоенный способ выражения, столь хорошо знакомый нам по снам. (Klein, 1987, 64)

Игрушки, таким образом, выполняют связующую, соединительную роль, позволяющую преодолеть пропасть между “внешними” объектами и “внутренним” миром ребенка (Mitchell, 1987, 23). Выбор и описание “игрушек” в “ Медведе ”[27] выполняют аналогичную функцию — функцию “снятия” напряжения, функцию “выхода” беспокойства в наименее опасной и вместе с тем достаточно эффективной форме (Klein, 1987, 52).. Иными словами, подобные игрушки и игры позволяют в фантазматической форме воспроизвести действительный “опыт и реальные детали повседневной жизни” (Klein, 1987, 43). То, что данный опыт и детали, как правило, выражаются в форме агрессии, лишь еще раз подтверждает правильность нарциссического диагноза нынешней профессиональной мужественности. Ведь само существование (якобы) самодостаточного мира профессионалов возможно лишь посредством неустанной борьбы за поддержание его границ, за поддержание видимой целостности, готовой распасться при малейшем вторжении непрофессионалов и непосвященных. Агрессия нарцисса, таким образом, есть всегда ответ на удар, которого еще не было, есть всегда скрытое признание угрозы потенциальной де-маркации идентичности — будь то идентичность половая или идентичность профессиональная. Признание того, что ее видимость рано или поздно станет явной, что “ фрак ” окажется с чужого плеча, и что даже самая последняя модель “ истребителя ” устареет раньше, чем этот “истребитель” cможет нанести свой первый удар...

Нарциссический тип мужественности, разумеется, не является единственно “доступным” вариантом мужской идентичности в сегодняшней России. Однако, несмотря на свою довольно отчетливую классовую специфику, этот тип мужественности наглядно демонстрирует основные механизмы любого процесса половой идентификации: от иллюзорности “зеркальной стадии” к очевидности “знаков пола”. От изначального единства к последующему одиночеству. От неуверенных попыток бытия к успешной стратегии его видимости...

[1] Последними крупными работами Фрейда стали " Civilization and Its Discontents ", опубликованная в 1930 г., и " Moses and Monotheism ", вышедшая в свет в 1939-м, за год до смерти Фрейда.

[2] Слово " истерия" происходит от греческого " hystera" - " матка" - и отражает широко распространенное в то время мнение, что истерия как заболевание есть результат дисфункции женских гениталий. Платон в " Тимее " выразил его наиболее полно: "...у женщин та их часть, что именуется маткой, или утробой, есть не что иное, как поселившийся внутри их зверь, исполненный детородного вожделения; когда зверь этот в поре, а ему нет случая зачать, он приходит в бешенство, рыщет по всему телу, стесняет дыхательные пути и не дает женщине вздохнуть, доводя ее до полнейшей крайности и всевозможных недугов..." (Платон, 1994, 498-499).

[3] Под идентичностью здесь и далее будет пониматься набор (символических) средств самовыражения, с помощью которых индивид определяет свое отношение к таким социальным категориям, как, например, " пол", " национальность", " возраст", " класс" и т.д. В рамках данной статьи половая идентичность будет трактоваться как относительно самостоятельный элемент, аналитически и практически отличимый от таких сходных, но не совпадающих с ним понятий и явлений, как биологический пол и/или половые практики.

[4] См., например, Pierce (1990), Hermes (1995), Seneca, и Barthel.

[5] Для анализа взяты номера " Медведя " за 1996 год.

[6] Пьер Бурдье определяет стили жизни как " различные системы собственности, в которых находят свое выражение различные системы предрасположенностей (dispositions)" (Bourdieu 1992, 261).

[7] О восприятии этих и им подобных дискуссий о «мужских доспехах» в среде провинциальной молодежи см. мои статьи Ушакин (1999б) и Oushakine (2000a).

[8] Как указывает энциклопедия Британника, слово " символ " происходит от греческого symbolon, которое изначально обозначало жетон, составленный из частей, принадлежащих участникам договора или сделки. Части жетона, составляющие вместе целое, таким образом удостоверяли подлинность сделки или подтверждали идентичность владельцев (Britannika - Online, URL: https://www.eb.com: 282/cgi-bin/g? keywords=symbol& DBase=Articles& hits)

[9] Под смещением Фрейд обычно понимает такую трансформацию содержания сна, опыта или конкретного события, при котором оно - содержание - приобретает иной смысловой центр (Freud, 1995a, 155-157).

[10] В своих работах по толкованию сновидений Фрейд описывает прием сгущения, или метафоризации, как процесс формирования мыслительной или фантазматической ситуации, объединяющей идеи, детали, события, не имеющие между собой непосредственной, видимой связи (См., например, Freud, 1995a, 153-155).

[11] Под метонимией понимается такой риторический прием, при котором название одного предмета используется для описания другого, при этом оба предмета находятся в состоянии пространственной (или временной) взаимосвязи. В современной Югославии, например, " новых богатых" нередко называют " мобильными" (от " мобильный телефон"), что является типичным использованием приема метонимии. В свою очередь, фраза " красно-коричневые опять рвутся к власти" демонстрирует принцип действия метафоры - то есть сравнения по аналогии, сопоставления объектов, чье сходство обусловлено скорее ассоциациями, чем " реальными" фактами, - " красно-коричневые" в конечном итоге являются красными и коричневыми не более, чем кто-либо другой (подробнее об этом говорится, например, в Makaryk, (1995, 589-591). В качестве одного из примеров разработки подобной идеи у Лакана смотри (Lacan, 1977). К уже существующей схеме Лакан добавил временной компонент, акцентировав внимание на синхронном, одновременном режиме существования метафоры и диахронном, то есть последовательном, режиме метонимии. Другими словами, метафора выступает как явление (" человек - это зверь"), в то время как метонимия - как напоминание, след явления (" оскал империализма").

[12] Подробно об этом стереотипе см. Bordo (1993, 696-737).

[13] Среди тех, кому " вещи впору", можно найти представителей самых разных профессий и социальных групп: от скульпторов до мясников, от безработных боксеров до продюсеров телекомпаний.

[14] Разумеется, в " Медведе " делаются определенные попытки " стабилизировать" передачу статусного положения. По крайней мере на уровне идеологических фантазий. Концепция генетически обусловленного элитизма - одна из них. Приведу пример. Один из авторов " Медведя " пишет: " Если физический тип, сила, темперамент, здоровье, а также толщина губ, длина носа, ширина лба, разрез глаз, величина ушей, полнота, рост, плодовитость, долголетие определяются генами... то наследование морали, духовности, умственных способностей и интеллекта зависит только от родителей. Обладая природным умом и высоким уровнем эмоциональности, вы имеете больше шансов на то, что у вас родится такой же мыслящий и способный ребенок... Невежество, как правило, производит лишь невежество" (Медведь, № 14, 146).

[15] То есть синхронным соотношением представления о себе-каков-я-есть с представлением о себе-каким-бы-я-мог-быть.

[16] То есть диахронным соотношением представления о себе-каким-я-был с представлением о себе-каким-я-стал.

[17] Поэт так описывает характер взаимоотношений между Нарциссом и его отражением:

Что увидал - не поймет, но к тому, что увидел, пылает;

Юношу снова обман возбуждает и вводит в ошибку.

О легковерный, зачем хватаешь ты призрак бегучий?

Жаждешь того, чего нет; отвернись - и любимое сгинет.

Тень, которую зришь, - отраженный лишь образ, и только.

В ней - ничего своего; с тобою пришла, пребывает,

Вместе с тобой и уйдет, если только уйти ты способен.

Но ни охота к еде, ни желанье покоя не могут

С места его оторвать: на густой мураве распростершись,

Взором несытым смотреть продолжает на лживый он образ... (Овидий, 1977, 72)

[18] Лакан увязывает " зеркальную стадию" с возрастом от шести до восемнадцати месяцев (Lacan, 1977, 1-2;, Grosz, 1990, 36)

[19] Основываясь на работах Ж. Лакана, М. Мерло-Понти и Г. Валлона, Элизабет Гроз в своей книге дает подробный анализ динамики формирования взгляда со стороны вмладенчестве (Grosz, 1990, 36-39).

[20] Весьма любопытна роль зеркала в появлении и развитии такого жанра живописи, как автопортрет. Рейнхард Штайнер, например, отводит ему основное место в " инструментализации" процесса поиска личной идентичности, достигшего своего пика в период Возрождения. Намного опередив вывод Лакана об идентифицирующей функции зеркала, А. Дюрер сопроводил автопортрет 1484 года такими словами: " Сходство достигнуто благодаря зеркалу" (Steiner, 1993, 7).

[21] Любопытно, что подобный же механизм был использован и так называемыми " новыми русскими" в начальный период их формирования. Цветовая агрессия " малиновых пиджаков" рассчитана именно на зрительную/зрительскую реакцию. Идентификация в данном случае идет через образ группы, а не через ее функцию.

[22] См., например, работу Роджера Хоррока, в которой он пытается сформулировать концепцию кризиса мужественности, базируясь не столько на парадигме " заката культуры", сколько на результатах собственной психоаналитической практики (Horrock, 1994).

[23] См. Silverman (1992).

[24] Показательно, что первая война в Чечне, несмотря на все попытки, не привела к формированию традиционного образа мужчины-на-войне. Вполне отражая процессы бюрократизации общественного устройства, неизбежно порождаемые в том числе и концепцией " власти экспертов", чеченская война в Медведе подается как плохо, непрофессионально организованная военная кампания. О роли армии в этой войне комендант российских войск в Чечне, например, сказал так: " Армия, внутренние войска, органы внутренних дел никогда не занимаются чем-либо по своему желанию или по своей воле. Они выполняют приказы" (Медведь, № 14, 53). Словно подтверждая вывод Коннелла о борьбе двух типов мужественности, комендант не оставляет никаких сомнений в том, какая из них одержала верх: "...больно и обидно за армию, больно и обидно за людей, за ребят, которые погибают неизвестно во имя чего" (Медведь, № 14, 54). Показательно и, видимо, вполне закономерно, что упадок " авторитета" армейской мужественности совпал с ростом социальной значимости и социальной " очевидности" таких прежде незаметных категорий, как службы " секьюрити" и телохранители. Однако, как и в случае с " вещами впору" и " фраком", тенденция, похоже, остается той же - героизм " защитника" сменился профессионализмом " охранника".

[25] Выход в свет в начале 1950-х гг. " Плейбоя " стал своего рода пограничным знаком, отметившим рождение новой тенденции.

[26] Cм. подробнее: Chapman (1988).

[27] Предметы, о которых шла речь выше, описываются, естественно, в разделе " Игрушки ". Одним из относительно постоянных видов подобных " игрушек" является различное оружие.