Глава 25

Полчища крыс расползлись по всему Лондону. В зловонном переулке, укрывшись за большими мусорными баками, Сол обратился к ним с пламенной речью. Он старался пробудить в них ярость к Дудочнику, говорил, что их час настал.

Бесчисленные ряды крыс вдохновенно трепетали. Носы подрагивали, чуя запах победы. Слова Сола накатывали на животных волной и возносили вверх. Он общался с ними в привычной манере, крысы знали, что ими повелевают, и после долгих лет, когда им приходилось скрываться и прятаться, они вновь стали храбрыми, раздуваясь от рвения, которое таили в себе столетиями.

Сол приказал им быть наготове. Он приказал разыскать Дудочника, немедленно сообщить об этом и найти Фабиана с Наташей. Он описал их — чернокожего парня и маленькую девушку, которых Дудочник держал в заложниках. Крысам было наплевать на захваченных людей. Они понимали только, что Сол отдал приказ.

— Вы крысы, — говорил им Сол, выпячивая нижнюю губу и откидывая голову назад, как Муссолини.

Звери смотрели на него не отрываясь, а сзади напирала масса вновь пришедших, они лезли изо всех уголков и щелей здания, у которого проповедовал Сол.

— Вы воры, невидимки, крысы-грабители. Вы не со мной, если боитесь, что вас увидят, вы не со мной, если боитесь мести Дудочника. Почему он должен увидеть вас? Вы крысы… если он сможет увидеть вас, значит, вы не настоящие крысы, вы — позор семьи. Оставайтесь незаметными, пробирайтесь всюду, и найдите его, и скажите мне, где он.

Крысы были полны энтузиазма. Они горели желанием следовать приказам Сола. Взмахом руки он отпустил их, и крысы бросились врассыпную, какое-то время еще выказывая напускную храбрость.

Сол знал, что страх вернется, как только крысы отбегут чуть дальше и не смогут его слышать. Он знал, что они колеблются. Он знал, что их пыл остынет, как только они взберутся по стенам, тревожно оглядятся вокруг, прислушиваясь к его голосу, и никуда не пойдут. Он знал, что они украдкой проберутся назад в канализацию и спрячутся, пока он не найдет их и не вынудит выйти снова.

Может быть, одна из всех окажется храброй или удачливой. Может быть, одна из его крыс сможет преодолеть стены, что отделяют прибежище Дудочника от внешнего мира, отыщет путь через колючую проволоку, быстро пробежит по трубам и кабелям, через пустырь, и найдет его.

Дудочник, в ожидании «Джангл-террора», мог держать Наташу и Фабиана где угодно: может, он затолкал их под вентиляционный кожух на крыше какого-нибудь финансового гиганта в самом сердце Сити, или упрятал под мост пригородной железной дороги, а дыру закатал асфальтом, или посадил в комнату без окон в пустой больнице за Нисденом, или в суперсовременное хранилище какого-нибудь банка к западу от Хаммерсмита, или на чердак бинго-холла в Тутинге.

Сол догадывался, что Дудочник должен избегать встреч с крысами, пауками и птицами. Он не боялся врагов, просто ему нет смысла афишировать свое присутствие. Он обозначил свой вызов, назвав ночь, когда они умрут. Дудочник послал им приглашение на их собственную казнь.

Может быть, его интересовал только Сол, полукровка, человек-крыса, которого он не мог подчинить своей воле, но он, вероятно, предполагал, что Ананси тоже придет туда, и Крысиный король, и Лоплоп. Они не были гордыми или храбрыми. Им не было стыдно отказаться от вызова. Но они знали, что Сол — единственный, кто не подчиняется Дудочнику, что Сол — их единственный шанс, и знали, что должны прийти и помочь ему. Если он не спасется, они тоже погибнут.

Крысы расползлись по Лондону.

Сол остался один среди булыжника и строительных лесов. Он стоял посреди хорошо просматриваемой строительной площадки, разрушенного уголка Лондона, скрытого за временным забором, через который без труда проникали звуки с Эджвер-роуд. Площадку размером сорок на сорок футов покрывал слой битого кирпича и камней, с трех сторон ее окружали задние стены зданий. Четвертая сторона выходила на улицу, вдоль нее тянулся грубый деревянный забор, над которым виднелись обветшалые кирпичные стены старых домов и магазинов. Сол посмотрел вверх. Оконные проемы с той стороны обрамлялись большими деревянными наличниками; дерево прогнило, но окна все еще выглядели нарядно.

С трех остальных сторон стены оставались голыми. Это было уязвимое место зданий, мягкая плоть под панцирем внешней красивости. Фасады не попадали в поле зрения, вокруг площадки возвышались только огромные и безликие кирпичные стены, кое-где оживленные простыми прямоугольниками окон. Случайно застигнутый врасплох, город обнажил свою сущность.

В таком ракурсе смотреть на город было опасно как для наблюдателя, так и для самого города. Лишь только глядя отсюда, можно было действительно убедиться, что Лондон реален и кропотливо выстроен из кирпичей, что он — не эфемерный плод воображения. Но городу не нравилось быть разоблаченным. Даже четко осознавая, что перед ним творение человеческих рук, Сол чувствовал, как город восставал против него. Они столкнулись лицом к лицу. Сол увидел Лондон изнутри в такой момент, когда тот не мог прикрыться красивым фасадом, когда его бдительность была ослаблена.

Он почувствовал это еще раньше, когда ушел от Крысиного короля, когда понял, что ему удалось незаметно ускользнуть от власти города, и осознал, что город стал его врагом. Окна, смутно вырисовывавшиеся наверху, напоминали об этом.

В углу площадки в темноте притаилась строительная техника, кучи стройматериалов, инвентарь, мешки с цементом, покрытые синим полиэтиленом. Они тоже казались униженными и готовыми защищаться. Прямо перед ними возвышались остатки снесенного здания. Это была только часть фасада, тонкая облицовочная стенка в один кирпич толщиной, с зияющими дырами вместо окон. Поразительно, что она не падала. По неровному грунту Сол направился к ней.

Бесшумно двигаясь по площадке, Сол увидел свет в некоторых окнах, кое-где даже заметил движение внутри. Он не боялся. Он был уверен, что его никто не увидит, ведь в его венах текла крысиная кровь. А если и заметят, то просто удивятся — человек в свете фонаря уверенно шагает по территории начинающейся стройки, — да и кому можно сообщить о нем? Если даже предположить невероятное, что кто-то позвонит в полицию, — Сол просто вскарабкается по стене, и только его и видели. В его венах текла крысиная кровь. «Скажите, пусть полицейские позвонят в «Рентокил», — подумал Сол. — Тогда будет шанс».

Перед плоским фасадом он остановился. Вытянул руки вверх, намереваясь пересечь тонкую грань между мирами города, внешним и внутренним, чтобы присоединиться к своим шпионам, разосланным на поиски. Он не верил, что сумеет найти Фабиана с Наташей или Дудочника, но не мог не искать их. Согласиться с планами Дудочника означало бы для него отказаться от собственной власти, предать себя. Если он просто придет в назначенное место, он изменит себе, потому что выйдет, что Дудочник заманил его туда, подчинил своей воле. Сол разозлился.

Он услышал шум над головой. В одном из пустых оконных проемов появилась фигура. Сол застыл. Это был Крысиный король.

Сол не удивился. Король часто ходил за ним, ждал, пока не уйдут крысы, а потом, утопая в своем бесчестье, с презрением высмеивал все, что бы Сол ни сделал; его раздражало исступленное раболепие крыс, повиновавшихся Солу, ведь раньше точно так они подчинялись ему.

Крысиный король ухватился правой рукой за маленький выступ. Он присел, опустил голову к коленям, левую руку свободно свесил между ног. Солу пришли на ум герои комиксов: Бэтмен или Сорви-голова. Силуэт Крысиного короля в обрамлении оконного проема напоминал изображение главного героя в начале рисованного эпоса.

— Чего тебе? — наконец спросил Сол. Крысиный король скользнул из оконного проема и очутился у ног Сола. Он приземлился на корточки, медленно выпрямился перед Солом и презрительно улыбнулся.

— Ну и во что ты теперь играешь?

— Пошел ты, — сказал Сол и отвернулся. Король схватил его и развернул обратно лицом к себе. Сол ударил его по рукам, с глазами, расширенными от ярости. Настал решительный момент. Сол и Крысиный король стояли, расправив плечи, и смотрели друг на друга, готовые к бою, со сжатыми кулаками. Медленно и осторожно Сол вытянул руки вперед и толкнул Короля в грудь. Тот слегка отступил.

Сол кипел от ярости, он взревел и снова оттолкнул Крысиного короля, пытаясь повалить. Потом вдруг сильно ударил кулаком, и перед мысленным взором снова пронеслись образы отца. Тут же возникло отчаянное желание убить Короля. Сола потрясло, с какой быстротой овладела им ненависть.

Крысиный король споткнулся, а Сол быстро наклонился и схватил обломок кирпича. Вооружившись, он начал жестоко избивать Короля.

Он занес кирпич над головой Короля, оружие попало точно в цель, сбив противника с ног, тот упал и зашипел. Он тяжело перекатывался по площадке и лягался, пытаясь свалить Сола. В неистовой схватке уже невозможно было различить, где мелькают чьи руки, ноги, когти и кулаки. Сол не целился, не примерялся, только молотил неистово, чувствуя, как ответные удары Короля настигают его, а когти разрывают кожу.

От сильного удара из-под глаза брызнула кровь, в голове помутилось. Он снова обрушил кирпич, но Крысиного короля под ним не оказалось; кирпич угодил по камню и рассыпался в пыль. Сцепившись, они катались по земле. Крысиный король выскальзывал из захватов Сола и кружил, как овод, раня сотнями жестоких царапин и легко уходя от расплаты. Сол не выдержал напряжения. Он вдруг громко выругался и прекратил свои яростные нападки, поднялся и зашагал прочь по битым камням.

Еще одна жестокая неоконченная схватка. Сол не мог убить его. Крысиный король был слишком ловок, слишком силен и не рисковал драться с Солом в полную силу, чтобы не убить его. Сол был нужен ему живым, хотя Король уже начинал ненавидеть Сола за то, что его слушались крысы, а сам он отказывался повиноваться Королю.

Крысиный король что-то презрительно крикнул ему вслед. Сол даже не расслышал, что именно.

Кровь ручьями лилась по лицу из глубоких царапин, Сол обтер ее и побежал, твердо и уверенно, несмотря на неровный грунт под ногами. Он бросился к одной из стен, что возвышались перед ним, и стал взбираться по ее хрупкой плоскости, минуя те самые простые, без украшений, окна, оставляя на кирпичах длинные полосы крови и грязи. Он оглянулся на миг. Крысиный король одиноко сидел на большой куче цемента. Сол отвернулся и устремился к северной границе Лондона. Продвигаясь, он все время оглядывался по сторонам, иногда останавливался и замирал.

На крыше школы где-то за Паддингтоном, в свете случайной лампы перед Солом блеснула паутина, свисающая с перил ограждения. Она засохла и, видимо, давно стала нежилой, но на всякий случай Сол наклонился ниже и внимательно осмотрел все вокруг. Он обнаружил еще одну паутину, поменьше, но посвежее, не такую заметную, еще не успевшую запылиться от времени.

Он приблизил губы к этой паутине и заговорил, зная, что его голос будет услышан на расстоянии, как голос Крысиного короля. Пауки не шелохнулись.

— Мне нужно, чтобы вы сделали то, что я скажу, — прошептал он. — Нужно, чтобы вы нашли Ананси, нашли своего босса. Скажите, что я его жду. Мне нужно встретиться с ним.

Мелкие твари долго сидели, не шевелясь. Казалось, они колебались. Сол снова наклонился.

— Идите, — сказал он, — расползайтесь по городу.

Еще минутное колебание, потом шесть или семь пауков, маленьких и сильных, снялись в один момент. Маленький отряд спецназа дружно оставил паутину и стал спускаться по тонким нитям вдоль стен здания, пока не исчез внизу.

Фабиан дрейфовал по волнам.

Он глубоко ушел в свое подсознание. Тело иногда давало о себе знать вонью, болью или зудом, но, в общем-то, он даже не вспоминал, что у него есть тело. Он не сознавал почти ничего, кроме непрерывного движения, то качался, то куда-то проваливался. Фабиан не понимал, происходит все на самом деле или это плод его сознания, убаюканного течением.

Фоном к гипнотическому раскачиванию был драм-энд-бейс. Саундтрек звучал непрерывно — один и тот же заунывный, невыразительный мотив, который он слышал на Наташиной лестнице.

Иногда он видел ее лицо. Девушка склонялась над ним, легко кивая в такт музыке, смотрела невидящим взглядом. Иногда это было лицо Пита. Тогда в горло вливался суп, тонкая струйка текла мимо рта, Фабиан жадно глотал.

Почти все время он лежал на спине, отдавшись во власть покачивания. Он почти ничего не видел, только лежал на спине и слушал джангл, звуки рождались совсем недалеко, обвивались вокруг него, заполняя тесное, затхлое, пахнущее гнилью пространство.

Фабиан подолгу разглядывал свою незавершенную работу. Он был не до конца уверен, что полотно здесь, но если погрузиться в ритм музыки и подумать о нем, оно неизменно появлялось, и тогда он что-то прикидывал, делая в углах небрежные исправления и наброски. Полотно легко поддавалось изменениям. Фабиану только никак было не вспомнить, когда именно он рисовал это, но изменения аккуратно появлялись, ярче и совершеннее с каждым разом.

С каждым разом он становился все более придирчивым, внося поправки, вновь и вновь загрунтовывал середину холста и переписывал текст. Текст тут же изменялся до неузнаваемости, плавно и совершенно, будто на экране компьютера, а Фабиан смотрел на надпись и не мог вспомнить, чем обусловлен такой выбор. Надпись гласила: «Город ветра».

Фабиан проглотил еду, которую обнаружил у себя во рту, и стал слушать музыку.

Наташа большую часть времени проводила с закрытыми глазами. Она могла совсем не открывать их. Пальцы сами знали каждый дюйм клавиатуры, и она все время играла «Город ветра», выдергивая из него фрагменты, легко и искусно изменяя композицию, чтобы та как можно полнее соответствовала ее настроению.

Изредка она открывала глаза и с удивлением замечала, что стоит в незнакомой обстановке посреди вони и полумрака, что Фабиан танцует, лежа на полу неподалеку, лицо его перемазано засохшей едой, а никакой клавиатуры перед ней нет. Но она слышала «Город ветра», он все равно изменялся, он подчинялся ей, поэтому Наташа закрывала глаза и продолжала. Пальцы легко взлетали над клавиатурой.

Иногда Пит приходил и кормил ее, и она играла ему то, что ей удалось сделать, также с закрытыми глазами.

В страхе и замешательстве крысы сдались. Огромный легион, что на рассвете выступил в путь, постепенно растаял, большинство прокралось обратно в канализацию, и только некоторые храбрецы, как Сол и надеялся, продолжали поиски в разных местах.

Они обыскали подземелья старых церквей на улицах Кэмбервелла. Пробежались мимо Блэкуолл-Бейсин и прочесали заброшенный парк на Собачьем острове. Пробрались по глубокому желобу Юбилейной линии метро, мимо огромных неуклюжих агрегатов для прокладки тоннелей.

Ряды крыс редели. С наступлением ночи все больше и больше животных сдавались под воздействием голода, страха и легкомыслия. Они уже не знали, зачем им нужно так усердно куда-то бежать. Они больше не могли вспомнить, как выглядит то, что они ищут. Одна за другой они возвращались в канализацию. Некоторых порвали собаки, другие погибли под колесами.

Вскоре лишь несколько крыс продолжали поиски.

— Пташка говорит, сто ты хотел говорить со мной, мальсик.

Сол поднял голову.

Ананси спускался с ветки у него над головой. Несмотря на свой вес и габариты, он двигался очень грациозно, плавно скользя по одной из своих веревок, с которыми управлялся в совершенстве.

Сол откинулся назад. Ощутил спиной холод могильной плиты.

Он тихо сидел на маленьком кладбище в Актоне. Кладбище, спрятавшееся за небольшой промзоной, жалось к железнодорожному полотну, тесно облепив его справа и слева. Территория промзоны опасно просматривалась со всех сторон, кучка неуклюжих сплющенных заводских зданий и складских помещений неудобно теснилась в этом жилом районе.

Некоторое время Сол слонялся по Западному Лондону и теперь забрел на кладбище поесть и отдохнуть, затерявшись среди городских надгробий.

Камни все были похожи друг на друга и будто чувствовали свою вину за это.

Ананси спустился на землю в нескольких футах от Сола, прошел мимо невысоких мемориальных табличек серого цвета и присел рядом.

Сол взглянул на него, кивнул в знак приветствия. Он не стал угощать Ананси гнилыми фруктами, которые добыл для себя. Он знал, что тот откажется.

Сол сидел и ел.

— Так это действительно была пташка, Нанси? — спросил он мягко. — Как себя чувствует Лоплоп?

Ананси дернул головой.

— Его все иссе крисит сердито, мальсик. Его исе и сумасседсий. Они не могут понимать его, сертовы птицы. Его опять потерял королевство, из-за тебя. — Ананси пожал плечами. — Поэтому у нас нет птиц. Только мои крохи-пауськи и крысы, и ты и я.

Сол надкусил помятое яблоко.

— А Лоплоп? — спросил он и помедлил. — И Крысиный король? Они пойдут с нами? Они пойдут с нами, чтобы взять его?

Ананси снова пожал плечами:

— Лоплоп не в сеет, пойдет он или нет. Крысиный король? Это тебе луссе знать, мальсик. Он ведь твой папа…

— Он там будет, — сказал спокойно Сол.

Они немного посидели. Ананси вскоре поднялся, прошел вперед, к ограде, и стал смотреть на железную дорогу внизу.

— Я послал крыс искать Дудочника, — сказал Сол, — но они не смогли. Может, сидят сейчас где-нибудь и набивают животы. Может, забыли уже, зачем я их поднял с места… — Он уныло улыбнулся. — Мы встречаемся с ним на его условиях.

Ананси ничего не ответил. Сол знал, о чем тот думает.

Ананси должен прийти на «Джангл-террор», потому что там будет Сол. Только с помощью Сола у него есть шанс уничтожить Дудочника, но Ананси знал, что шанс этот ничтожен, он знал, что пойти туда значит угодить в западню, потому что пойти туда — значит сделать именно то, чего хочет Дудочник. Но у него не было выбора. Ведь если он не пойдет туда, шансы Сола победить Дудочника будут еще меньше, и если Сол потерпит неудачу, Дудочник получит их всех, Дудочник поймает Ананси и убьет его.

Таков парадокс. И Ананси, и Крысиный король — они оба животные. Сохранять себя как вид — вот в чем заключался их закон. И этот закон самосохранения заставлял их идти на «Джангл-террор». Почти на верную гибель. Потому что Сол должен был пойти туда, потому что из-за своих человечьих друзей Сол отказывался вести себя как животное.

Сол вел Ананси на смерть.

Они оба знали это. Сол вел на смерть и Ананси, и Лоплопа, и Крысиного короля, и собирался погибнуть сам — только из желания доказать всем, что он не сын отца-крысы.

Ананси оглянулся на Сола и легонько кивнул.

Сол ответил ему таким же взглядом.

— Давай обсудим, что мы будем делать, Ананси, — сказал он. — Давай придумаем хоть что-нибудь… чтобы, по крайней мере, у этого ублюдка не все получилось так, как он хочет.

У них были пауки, у них были крысы… у них был Сол. Дудочнику придется сделать выбор. Одна из трех боевых единиц может быть уничтожена сразу после начала борьбы, но Дудочнику придется сделать выбор. Половина шансов на то, что Ананси и его войска не поддадутся влиянию Дудочника. И столько же шансов у крыс.

Горстка крыс все еще рыскала по Лондону в поисках… чего-то…

Чего именно, они не могли вспомнить в точности.

Эти крысы составляли гордость своего племени. Они были самыми храбрыми, самыми сильными, самыми лоснящимися и самыми толстыми, они были вожаками стаи.

Они плавно, как тюлени, скользили в воде.

Одна пронеслась, как литое ядро, по набережной Альберта.

Она поднялась от задворков больницы Сент-Томас, что на южном берегу, рядом с Ватерлоо. Стащила в кухне еду, чтобы подкрепиться, потом внимательно осмотрела чердаки и подвалы. Как привидение, крыса пронеслась через всю больницу, оставляя следы на толстом слое пыли, испачкав по пути диагностический аппарат.

Она прошлась по другим территориям: огромное животное, выполнявшее королевский приказ. Приказ обсуждению не подлежал.

Крыса ничего не нашла. Выбралась из здания тем же путем.

И снова понеслась вдоль берега по направлению к медицинской школе.

Рядом блестела Темза, медленно и самодовольно просачиваясь через город. На противоположном берегу виднелся Вестминстерский дворец, нелепое сооружение, в котором сосредоточилась вся власть Лондона. Его огни, отражаясь, дрожали на поверхности воды.

Крыса остановилась.

Впереди неясно вырисовывались очертания моста Ламбет, он нависал над Темзой, грязная вода реки под ним казалась еще темнее.

Рядом с ним на воде покачивалось что-то мрачное и расплывчатое. Старая баржа, одна из многочисленных плавучих громадин, брошенных и забытых посреди реки. Волны мягко поднимали и опускали ее, шлепая по скользким бортам, как непослушного ребенка. Покрытая, будто саваном, огромным брезентовым полотнищем, вся в белых чешуйках, прилипших к черной древесине, она напоминала гниющий труп.

Крыса нервно приблизилась и замерла в нерешительности.

Она навострила уши. Были слышны какие-то звуки, тихие и зловещие. Звуки доносились из-под тяжелого полотнища.

Баржа покачивалась на месте. Она понемногу разлагалась в воде. Но сейчас, пока еще дерево совсем не развалилось и не растворилось в Темзе, кто-то посмел нарушить его покой и осквернить своим присутствием его медленное умирание.

Баржа была связана с берегом двумя ветхими веревками. Одна, изящно изгибаясь, уходила под воду, а другая была натянута довольно туго. Крыса неуверенно ступила на швартов. Быстро побежала над водой, словно канатоходец.

Приблизившись к барже, она помедлила. Сигнал опасности распространился по крохотному мозгу, она уже готова была отказаться от своего намерения и повернуть обратно, но не смогла развернуться на тонкой веревке. Пришлось следовать порыву минутной храбрости и дальше.

Веревка с множеством огромных тяжелых узлов напоминала ожерелье, крыса перебегала от одного узла к другому. Не имея возможности повернуть назад и страшась воды, крыса проявляла немалую цепкость. Она упорно преодолевала препятствия, пока до баржи не осталось всего несколько футов.

Бесшумно крадучись, крыса ползла вперед. Звуки теперь были прекрасно слышны: низкие, глухие удары, тонкие жалобные завывания, скрип дерева и шаги.

Наконец крыса легко ступила на борт.

Она стала пробираться вдоль борта, надеясь найти какую-нибудь дыру в брезенте. В дереве под лапками ощущались вибрации, вызванные совсем не плеском воды.

Крадучись по краю, крыса нашла место, где в полотнище остались заломы, и смогла заползти в трубу, образованную складками тяжелого брезента.

Она ползла по этому лабиринту, пока не услышала тихое бормотание. Стало понятно, что лабиринт заканчивается, ткань впереди начала раскрываться.

Шумно задергавшись, крыса ринулась вперед, вглядываясь в темноту.

Стоял невыносимый смрад — смесь запахов гниения, пищи, человеческого тела и старого-старого дегтя. Брезент над баржей был натянут на раму в виде тента, свободно ниспадая по краям. На раме висел фонарь, источая слабый свет. Он был направлен прямо вниз, остальное пространство тонуло во мраке, выныривая из темноты лишь мельком, когда баржу покачивало, и фонарь тоже раскачивался из стороны в сторону.

Крошечное пространство наполняли слабые, очень тихие звуки баса.

В одном углу на полу лежал человек. Вид у него был нездоровый, он двигал руками и ногами, будто в танце, и лихорадочно мотал головой туда-сюда.

Рядом с ним стояла девушка, повернувшись лицом в другую сторону. Глаза ее были закрыты. Кивая, она делала руками перед собой непонятные, но очень точные пассы, ее пальцы взлетали, аккуратно выписывая замысловатые движения.

Одежда их была грязной. Лица — изможденными и бледными.

Крыса быстро оглядела обоих. Описания Сола смешались у нее в голове, но она знала, что эти двое были чем-то важным, она знала: надо сообщить Солу о своем открытии. Крыса развернулась, чтобы бежать.

Чья-то нога громко топнула об пол перед ней, перекрыв дорогу в брезентовый лабиринт.

Крыса в ужасе бросилась прочь.

Обезумев от страха, она носилась по замкнутому пространству, слепо натыкаясь то на ноги стоящей девушки, то на руки лежащего юноши, исступленно царапая когтями брезент.

Вдруг она услышала тихое посвистывание, живую маршевую мелодию, и остановилась, трепетно и изумленно прислушиваясь. Потом звуки стали возбуждающими, влекущими, она услышала, как на пол падает сочная, жирная еда; крыса развернулась и решительно засеменила к источнику чудесных звуков, страстно желая поскорее найти все это великолепие.

Потом свист прекратился.

Крыса уставилась в глаза человека. Ее быстро схватили. Она неистово билась и до крови кусала сжимавшие ее пальцы, но те не разгибались.

Глаза, не отрываясь, смотрели на нее с безумным напряжением. Крыса в ужасе пронзительно завизжала.

Движение было резким и быстрым.

Дудочник снова и снова бил крысу головой о деревянный пол, пока ее голова не расплющилась, превратившись в дряблый, бесформенный отросток.

Он поднес трупик к лицу и скривился.

Затем потянулся к маленькому магнитофону на полу и убавил звук. «Город ветра» еще можно было расслышать, но теперь он больше угадывался подсознательно.

Фабиан и Наташа одновременно повернулись, глядя на него в замешательстве и недоумении.

— Все хорошо, все хорошо, — сказал он успокаивающе. — Вы будете слушать, только очень близко. Мне придется сделать немного потише. Мы привлекаем внимание. А нам ведь это пока ни к чему, правда? — Он улыбнулся. — Прибережем это для клуба, хорошо?

Он ногой подвинул магнитофон поближе. На полу повсюду валялись использованные батарейки, тревожно катаясь от качки.

Наташа и Фабиан успокоились.

Фабиан откинулся назад и начал писать свою картину.

Наташа продолжала играть «Город ветра». Пусть и немного напрягая слух, оба слышали то, что хотели услышать.

Дудочник осторожно приподнял край брезента. Внимательно вгляделся в темноту вокруг судна бесцветными глазами.

На набережной Альберта никого не было. Пит посмотрел на огни Парламентского дворца.

Потом замахнулся и бросил крысиное тельце в Темзу.

От него пошли круги, на воде появилось еще одно темное грязное пятно среди множества других. Маленький трупик медленно сносило течением, увлекая к Вестминстеру, на восток.