Искупление

В приходе.

Рядом кто-то вскрикнул. Я с трудом подняла голову и увидела, что в распахнутых

дверях стоит Эйприл, дрожа от холода в своем розовом платье. За ее спиной бушевала вьюга.

— Что слу…

Я села.

— Ни о чем не спрашивай, лучше вызови «Скорую».

Мой взгляд упал на Дэниела-волка. Он лежал безмолвно и неподвижно. Из его груди

торчал серебряный кинжал.

Может, я ударила слишком слабо и острие не дошло до сердца? В книге говорилось, что

серебро ядовито.

Я опасливо взялась за рукоятку, но не почувствовала ожога.

— Ради бога, что ты делаешь? — в ужасе спросила Эйприл, не двигаясь с места.

— Прошу тебя, иди за помощью.

Крепко схватившись за клинок, я изо всех сил потянула. Лезвие выскользнуло наружу с

тошнотворным хлюпающим звуком. Из раны толчками выплеснулась кровь, заливая грудь

Дэниела и окрашивая белое пятно на его шкуре. Но алая струйка внезапно иссякла и

спряталась обратно в рану. Отверстие на глазах затягивалось рубцовой тканью, а та

стремительно разглаживалась, сливаясь с бледной кожей. Косматый зверь исчез, со мною

рядом снова был Дэниел.

Он лежал на боку в позе зародыша, словно только что родился заново. Его нагое тело,

истерзанное клыками, кровоточило в нескольких местах, включая шею. Зато теперь он снова

был обычным смертным. Я все-таки успела спасти его душу. Для меня имело значение только

это… пока Дэниел не кашлянул.

— Грейс, — хрипло прошептал он.

Я погладила его по руке, нащупала ладонь и сплела свои пальцы с его.

— Я здесь, с тобой.

— Гм… — произнесла Эйприл. Ее голос выдавал смятение. — Наверное, мне правда

лучше позвать кого-нибудь.

Она шагнула прочь, и в часовню хлынул лунный свет, заливая Дэниела мертвенной

бледностью. Его волосы казались почти белыми.

— Дэниел, прости. — Я бережно взяла его лицо в ладони. — Черт, не вздумай только

умереть у меня на руках!

По лицу Дэниела скользнула кривая ухмылка. Он открыл глаза — темные, как тихие

омуты, до боли родные.

— Все командуешь, — сказал он, потом опять закашлялся и прикрыл веки.

— Я всегда буду любить тебя, — прошептала я и поцеловала его в холодные губы. Я

сидела рядом, держа его за руку, пока не раздался вой сирены. Потом кто-то потянул меня

прочь.

Возвращение к прежней жизни.

Снег шел целую неделю без остановки. На следующий день нас с Джудом выпустили

из участка под ответственность родителей. Свидетелей нашего побега из школы не нашлось.

Поскольку мы оба твердили, будто ничего не помним о прошлой ночи, полиция от

безысходности заявила, что мы спасались от бродячих собак из той самой неуловимой стаи,

которую подозревали в осквернении тел Мэри-Энн и Джессики, и забежали в приход в

поисках укрытия.

Раны Дэниела и вправду очень походили на отметины волчьих зубов, хотя никто не мог

объяснить, как он оказался раздетым, но наши с Джудом ссадины зажили уже на следующее

утро. Мои синяки исчезли, а след от укуса на руке превратился в розоватый шрам в форме

полумесяца.

У Джуда тоже не нашли мало-мальски серьезных повреждений, однако врач сообщил,

что у него посттравматический стресс или нечто подобное, и выписал брату мощное

успокоительное после того, как он впал в ярость при виде отца, примчавшегося в

полицейское отделение прямо из аэропорта. Я поняла, что от расправы над нашей семьей

после первого же превращения Дэниела удержали только наркотики, которые он в ту пору

принимал.

Разыгрывая потерю памяти, я сделала исключение только для событий в переулке, и

рассказала, что Пит на меня напал, а Дон, наоборот, выступил в роли спасителя. Именно Пит

вызвал полицейских, удрав подальше от опасного места и бросив меня на произвол судьбы,

но в результате они задержали его — вместе с тринадцатью свежими швами — для

дальнейшего расследования. Я простила его за то, как он подло себя тогда вел, но это вовсе

не значило, что его поступки должны остаться безнаказанными.

Второй и третий дни я провела в больнице, расхаживая взад и вперед по коридору мимо

палаты Дэниела, пока медсестры не убедили меня уйти.

— Иди домой, детка, — говорили они. — Отдохни немного. Мы позвоним тебе, если

что-нибудь изменится.

Папины телефонные звонки наконец принесли плоды, и мы узнали, что случилось с

Доном Муни. Его нашли на парковой скамье возле автобусной остановки в Манхэттене. В

полиции нам сообщили, что его сердце просто перестало биться. У него не было при себе ни

денег, ни паспорта, а внешний вид легко позволял принять его за бездомного бродягу.

Поэтому за два дня до Рождества Дона похоронили в ящике из сосновых досок на кладбище

для бедняков.

На пятый день я вернулась в больницу и провела там весь канун Рождества, стоя перед

окном и молясь. Поздним вечером за мной приехал папа.

— Надвигается буря, — сказал он. — Твоя мать боится, как бы ты здесь не застряла.

Шестой день пришелся на Рождество. За исключением Джеймса, который весело давил

пузырьки на упаковочной пленке и играл с серпантином, все пребывали в отнюдь не

праздничном настроении. Родители подарили мне мобильный телефон. Папа вручил Джуду

золотое кольцо с большим черным камнем.

— Его доставили только вчера вечером, — виновато сказал он. — Прости. Я пытался

раздобыть его раньше… — Папа скомкал шар из оберточной бумаги. — Мне казалось, лучше

подождать, пока оно не будет у меня… Прости, пожалуйста.

— Что это? — спросила Черити.

— Подарок на окончание школы, — сказала я.

Джуд смотрел перед собой стеклянным немигающим взглядом и молчал. За всю

прошедшую неделю он не вымолвил и слова.

Тем же вечером зазвонил телефон. Я внимательно слушала медсестру в течение

минуты. Под конец она сказала:

— Он ушел. Мы не смогли убедить его остаться…

Я бросила телефонную трубку, оставив ее качаться в воздухе, и убежала в свою комнату.

Ранним утром седьмого дня я проснулась за своим письменным столом с кистью в руке.

Дэниел оставил мне еще одну записку в коробке с деньгами. В ней он подробно описал,

как смешивать льняное масло и лак с масляными красками. Я заснула, заканчивая портрет

Джуда на рыбалке — часть моего портфолио.

Меня разбудил яркий свет, льющийся из окна. Я выглянула наружу сквозь жалюзи.

Лучи предрассветной луны блестели на глубоком снегу, выпавшем ночью. Все выглядело

совсем по-другому, чем несколько дней назад. Теперь увядшая лужайка, кучи палых листьев,

соседские дома и ореховое дерево были целиком укрыты толстым слоем чистого, свежего,

нетронутого снега. По улице еще не успели проехать машины, оставляя грязные следы на

сверкающем совершенстве. Словно кто-то прошелся с кистью и закрасил весь мир белым

цветом, превратив его в гигантский пустой холст.

И тут я увидела его. Прямо в мое окно смотрел крупный волк, казавшийся почти

черным в тени орехового дерева.

— Дэниел? — выдохнула я, хотя знала, что этого не может быть. Я раздвинула жалюзи,

но волка уже и след простыл.

Наверное, потом я снова задремала, потому что несколько часов спустя меня разбудили

мамины крики. В конце концов нам с отцом удалось ее немного успокоить, и мама

рассказала, что Джуд ночью покинул дом, оставив лишь свои успокоительные таблетки и

записку на кухонном столе.

Мне нельзя оставаться. Я не знаю больше, кто я такой. Я должен уйти.

Но я знала, что на самом деле Джуд уже давно ушел от нас.

Мама сидела в гостиной почти без движения, с безразличным видом покачивая Крошку

Джеймса, когда я тихо выскользнула из дома. Я точно знала, куда должна пойти, и

обрадовалась, что она меня не остановила. Проехав не один десяток миль по

свежерасчищенной дороге, я оставила машину немного поодаль от цели и медленно побрела

к распахнутым воротам. Мужчина с серебристыми прядями в рыжих волосах приветливо

кивнул, завидев меня.

— Радует, когда сюда приходят даже в такой день, как сегодня.

Я заставила себя улыбнуться и ответить на поздравление с Новым годом.

Прежние посетители успели протоптать узкую тропинку, но мне захотелось пройти по

снегу. Раз за разом я погружала ноги в ледяной холод, оставляя следы на безупречной

белизне. Под пальто у меня покоился деревянный футляр, надежно защищенный от вьюги и

колючего ветра. Сев на каменную, скамью в мемориальном саду, я достала из футляра

заветную книгу, открыла ее на последней странице, отмеченной закладкой, и вновь перечла

письмо.

Саймону Сент-Муну.

Я нашел эти письма, запечатанные и адресованные Вашей жене, среди вещей

ее брата после того, как он исчез. Последние два года я всюду носил их с собой,

надеясь лично вручить их Катарине.

Известие о ее смерти опечалило меня. Очень жаль, что Ваш сын остался без

матери в столь нежном возрасте. На мой взгляд, удивительно, что волк зашел так

далеко в людское поселение, однако подобные нападения уже происходили в

городах Амьен и Дижон, а также, что особенно необычно, в Венеции. Увы, от

жестоких убийств пострадали все города, пославшие воинов в сей злополучный

поход. Быть может, Господь сам карает наши грехи, коль скоро Папа римский не

спешит выполнить свою угрозу и отлучить нас от Церкви.

Я не знаком с содержанием этих писем, поскольку из уважения не стал их

вскрывать. Тем не менее я должен Вас предупредить, что Ваш шурин сошел с ума

перед тем, как навеки скрыться в лесу, и письма могут свидетельствовать о

помутнении его рассудка.

Вкупе с письмами мною был найден сей кинжал. Это ценная реликвия.

Возможно, он перейдет по наследству маленькому Дони, когда тот достигнет

совершеннолетия. Пусть хоть что-нибудь напоминает ему о дяде. Брат Гэбриел был

хорошим человеком. Один из немногих, он высказывался против кровопролития,

пока безумие не овладело им.

С наилучшими пожеланиями,