Переходный период

Переходный период – это процесс преобразования экономики с централизованным управлением в социальное рыночное хозяйство. Если мы сравним обе вышеназванные системы, то легко увидеть, что переход от бюрократического государственного социализма во всех трех областях (правового, экономического и знаниевого порядка) не может быть простым и безболезненным. „Если мы развитие последних двух лет (написано в 1993 г. – В.Г.) будем оценивать как дающее повод к осторожному оптимизму, все же внимательное наблюдение за общественным мнением показывает нам противоречивую картину. Продолжение того, что суммарно можно было бы назвать „коллективной психологией«, которая произвела на свет " Homo sovieticus", но имеет корни в глубине российской истории, тормозит безоговорочное принятие плюралистической демократии и рыночной экономики с ее особенностями. Связанные с демократическим идеалом ценности (права человека, ограничение государственной власти, свобода мнений, прессы и предпринимательства и т.д.) хотя и находят поддержку у большинства населения, но еще долго не станут действительно его внутренней потребностью. Особенно явно это выражается в хозяйственной сфере. Большинство общественного мнения высказывается за реформы, но немногие действительно готовы принять на себя трудности, связанные с введением рыночного хозяйства. Частная инициатива развивается, но лишь медленно, если принять во внимание огромные возможности страны«.22

1. Правовой порядок в переходный период еще сильно связан со старой правовой (или лучше сказать не правовой) системой, но уже появляются новые правовые структуры. Начатый под руководством верхушки КПСС процесс реформ имел главной целью улучшение все хуже и хуже функционирующей социалистической системы народного хозяйства. Однако радикальная перестройка в сфере экономики была бы невозможной без перестройки государства на основе демократического правового порядка и порядка знания. „Конечно, децентрализация механизма принятия решений, лучшее административное управление, больше ноу-хау и гибкости и т.п. – все это важно. Но перестройка должна затрагивать прежде всего реформирование политической системы, что означает: ликвидировать корень зла, расположенный в господстве номенклатуры. Гласность же должна быть действительно хотя бы немного связана с транспарентностью и общественным мнением, в первую очередь в политическом плане, что значит: оживление общественности, плюрализм при формировании мнений, широкое участие в процессах принятия решений, короче говоря: освобождение продуктивных сил коммуникации«.23 Это должен быть по сути дела слом старой правовой системы, а не ее простое улучшение или изменение. Именно этого как раз и не желала правящая верхушка КПСС, однако без такого уже переворота, а не перестройки было невозможно более народное хозяйство не только развивать, но даже держать на том же уровне. „Не существовало разделения между законодательной, исполнительной властями и правосудием. Юстиция была связана указаниями сверху. Не существовало независимых средств массовой информации. Была централизованная административная экономика с приматом политического над экономическими критериями. Аппарат господствующей партии, органы безопасности и государственная администрация работали параллельно, а часто друг против друга. Следствием был раздутый контрольный, административный и координирующий аппарат«.24 Этот аппарат становился слишком большим и слишком дорогим для общества. Часть государственного аппарата, связанная с хозяйственным управлением (Совет министров) находился в полной зависимости от его политической части (Политбюро КПСС). Бюрократические структуры государственной партии должны быть упразднены (и были упразднены), если они тормозят новое хозяйственное развитие. Но парадоксально то, что когда эти партийные структуры действительно были разрушены, социалистические народное хозяйство и государство вообще не смогли нормально функционировать. Государственная партия поддерживала реальный правовой и экономический порядок, а также порядок знания25 и равновесие между различными часто конкурирующими силовыми структурами бюрократического государственного социализма. Например, тоталитарный правовой порядок уже не функционирует, а новый демократический – еще не создан (или создан лишь частично). Сразу же растут как грибы криминальные структуры и организованная хозяйственная мафия, как это происходит во многих странах СНГ. Именно поэтому переходный период от тоталитарного к демократическому порядку следует обозначить как беспорядок. „Проблемы перехода, которые стоят перед нами, – от тоталитаризма к демократическому обществу, и от централизованной планово-распределительной системы (она же – командно-бюрократическая) к регулируемому рыночному хозяйству, и от донельзя деформированной, крайне инерционной структуры хозяйства с гипертрофированно разбухшим ресурсным основанием к гибкой постиндустриальной структуре – пока еще никем не решены, и возникли они во всей своей комплексности и ошеломляющей сложности впервые именно перед нами. И не у кого учиться как их решать, и нет опыта, который можно позаимствовать без размышлений и колебаний«.26

2. Экономический порядок переходного периода может быть также назван беспорядком. Социалистическое народное хозяйство, ориентированное на развитие и поддержку главным образом больших государственных предприятий состояло в основном из государственных предприятий или кооперативных товариществ (в ремесленной сфере и сельском хозяйстве). Очень небольшую часть составляли мелкие частные предприятия, которые вообще можно не принимать в расчет. Кроме того промышленность была почти полностью милитаризована. „Государственный план был законом и политической программой. Требования эффективности при этом отходили на второй план.... Для потребителей это означало возникновение доведенной до совершенства дефицитной экономики.... Впрочем отношение между продуктивностью и доходом было нарушено. Бесплатное медицинское обслуживание, дешевые места в яслях и детских садах, недорогие квартиры, низкие тарифы на транспорт, а также энергию и воду, бесплатное повышение квалификации – все это представлялось многим как „социалистическое завоевание«, которое засчитывалось в актив в противоположность недостаткам системы. Как побочное следствие в отдельных областях жизни возникала экономика потерь (например, хлеба, энергии, воды) и бездумные претензии к „обществу«.«27 Однако теперь все это внезапно перестало существовать. За воду и энергию нужно все больше и больше платить. Хлеб и проезд на транспорте становится все дороже. За высококачественное обучение и повышение квалификации также нужно платить. Появилось огромное множество товаров, но дорогих товаров. Собственное производство и доходы при этом сократились. Промышленные предприятия были ориентированы на государственную поддержку и военное производство и не в состоянии были принимать во внимание принцип экономической целесообразности, даже если и были хорошо технически оснащены. „Технические решения проваливались в силу никогда не исчезающего дефицита ресурсов, требуемых для производства и использования технических систем (материала, энергии, рабочей силы, средств производства и т.д.) в соответствии с принципом экономии«.28 Такого рода гигантские предприятия никогда не принимают во внимание интересов потребителей и благосостояние населения. „Под благосостоянием в данной связи понимается материальное благополучие населения и означает по возможности широкое удовлетворение человеческих потребностей товарами и услугами«.29 Кроме того, не все эти предприятия еще полностью приватизированы. Цель переходного периода – „провести приватизацию и реорганизацию народной собственности так быстро и широко, насколько это возможно, предоставить для хозяйственных предприятий земельные участки, чтобы обеспечить конкурентоспособность предприятий и создать возможность введения правового общественного механизма рыночной экономики для структурного приспособления и эффективного ведения хозяйства«.30 Но эта цель на переходном периоде еще не достигнута. Рыночная экономика еще не существует, поскольку справедливая конкуренция на внутреннем рынке фактически отсутствует. В массовом производстве отдельных товаров на хозяйственном пространстве бывшего СССР господствуют один-два крупных предприятия. Средние и мелкие предприятия еще не в состоянии наполнить этот рынок, а само производство еще не стало надежным путем к устойчивой прибыли. На внешнем рынке наши продукты, как правило, не являются конкурентоспособными, поскольку закрытая хозяйственная система государственного социализма не позволяла предприятиям самостоятельно выходить на мировой рынок, а лишь с помощью государственных внешнеторговых организаций и поэтому они не имеют опыта работы в этой области. Если к этому добавить растущую безработицу, инфляцию и огромные проценты на банковские кредиты, то получится целостная картина экономического (бес)порядка переходного периода.

Следующая характеристика переходного периода в бывшей ГДР частично может пролить свет на ситуацию в странах СНГ. „Переходное время показало и четко показывает, что необходимы по крайней мере временно особые государственные рамочные условия для функционирования социального рыночного хозяйства.... Многие предприятия развалились, поскольку они были брошены на мировой рынок без какой-либо возможности приспособления или переходной стадии.... Кроме того, одним махом невозможно повысить ранее весьма низкую производительность труда. Развал предприятий или радикальное сокращение на них числа работающих ведет к увеличивающейся безработице. Попытка частично решить эту проблему за счет сокращения рабочего времени, не может продолжаться безгранично. Коммуны имеют все меньше доходов.... Для большинства людей... этот опыт является совершенно новым и они не в состоянии найти работу, даже если хотели бы работать... Повышение цен на продукты питания, энергию, транспорт и... жилье прежде всего затрагивает людей с низким уровнем доходов, безработных и пенсионеров... Неясные отношения собственности затрудняют создание новых предприятий или вхождение в существующие«.31

При тоталитарном экономическом порядке бюрократического социализма господствовала командно-административная система, а в переходный период на сцену выходит „экономическая система, управляемая через посредство денег«. Современные общества с демократическим экономическим порядком „разводят на одном и том же уровне управляемую через посредство денег экономическую систему от административной системы – и каждая из них, выполняя различные функции, дополняется другой; но ни одна из них не должна подчинить другую«.32 Нижеследующая цитата особенно хорошо, на наш взгляд, описывает существующую сегодня в России ситуацию. „Процесс замены централизованных систем в целом идет мирным путем, и есть надежда, что он и далее останется мирным. Процесс этот естественный, так как рынок не придуман человеком или какой-то группой людей. Рыночные системы – это лишь приспособление основных принципов жизни к существующей цивилизации. Никакие математические модели и компьютерные системы не могут с такой точностью определять цены и сводить балансы, как свободный рынок. Отказ от свободного рынка приводит к потере точности и росту непроизводительных расходов. В известном смысле биосфера устроена на принципах аналогичных свободному рынку.... К переходному периоду Россия пришла со структурно деформированной промышленностью, большим числом предприятий с устаревшей технологией, производящих товары низкого качества. Переход к свободным ценам и уменьшение субсидий нерентабельным предприятиям, а также сокращение армии и производства оружия вызвали экономический спад. Для нового подъема на базе передовых технологий необходим капитал, который сейчас создается в России по обычной схеме – снижение уровня жизни через рост цен, торговые операции и финансовые манипуляции. Такой способ накопления может использоваться, пока основная часть населения не опустилась до прожиточного минимума, так как дальнейшее снижение уровня жизни чревато политическими осложнениями и невыгодно в финансовом отношении, ибо до предела сужает внутренний рынок. Поэтому здесь важны два условия для руководства страны: не дать возможности и далее снижать уровень жизни и провести процесс возможно быстрее (всякое замедление грозит рецидивом централизации).... Чем быстрее пройдет этот процесс, тем скорее начнется инвестирование в производство и, следовательно, подъем жизненного уровня. Этот процесс постоянно притормаживался... необходимо прекратить субсидирование из бюджета нерентабельных и ненужных производств (сизифова труда). Затягивание процесса не только опасно политически, но подхлестывает инфляцию...«33

3. Порядок знания переходного периода также можно назвать информационным беспорядком. В Восточную Европу постепенно приходит новый стиль мышления:

- содействие развитию прав человека и личной свободы;

- понимание необходимости обеспечения свободного доступа к информации и независимости средств массовой информации;

- плюрализм и диалогизм понятийных структур в науки, в особенности в философии, социологии и политических науках;

- развитие рыночного мышления в хозяйственной и инженерной сферах.

Карл Поппер отмечает, „что полная свобода мысли невозможна без политической свободы... Но политическая свобода может быть обеспечена только традицией, через традиционную готовность ее защитить и ради нее жертвовать«.34

В советское время были созданы античеловеческие социально-экономические структуры. Поэтому основной проблемой остается изменение или, лучше сказать, замена этих структур. Однако без новой основополагающей идеи (или точнее новых идей), без изменения стиля мышления это невозможно. Ошибка марксизма заключается в том, что в нем утверждается приоритет материального над идеальным. Однако в данном случае обстоит все как раз наоборот – без изменения в коллективном сознании народа невозможно произвести изменение в хозяйственной сфере.

Больше не существует идеологического давления. Самой коммунистической партии больше нет. Однако переход к рыночной экономике проходит не так уж легко. Люди не могут так быстро изменить свое мышление. Само правительство ищет основополагающую идею для новой ситуации. Старая марксистская идеология и сопутствующая ей, ставшая привычной понятийная структура не является больше для всех обязательной и господствующей. Но люди не знают никакой иной. Какова же может быть эта идеологическая поддержка взамен коммунистической идеи?

Русская национальная идея и православие не могут стать такими объединяющими идеями в многонациональном и мультирелигиозном государстве, каким является Россия. „Не рациональные, объективно-научные элементы марксизма, а его мистические и религиозные силы действуют в российском коммунизме«. – Пишет в 1931 году в эмиграции знаменитый русский философ Николай Бердяев. – „Решающее значение, которое сохранила техника в строительстве коммунистической России, заимствовано из индустриально-капиталистической цивилизации и является подражанием Америке. В коммунизме, однако, воодушевление техникой приобретает зловеще эсхатологический характер«.35

В новой дорыночной ситуации мы сохранили сегодня почти во всех социальных и ментальных структурах рецидивы технократического мышления. „Технократия предполагает между прочим административо-авторитарно сформированную и понимаемую структуру политической системы, в которой почти мистически „принудительно» приравниваются управление и узаконение.... Тоталитарность технократического государства воспринимает ценность права только функционально в плане оптимизационных социально-экономических моделей«.36

Как традиционная инженерная деятельность, так и техническое образование в значительной степени было и остаются ориентированным на технократическую установку по отношению к окружающей среде и другим людям. Все вышесказанное отнюдь не означает отказа от технической деятельности, без которой человеческая цивилизация просто невозможна, а лишь поиск новых, более гуманных форм этой деятельности. Это возможно с помощью переориентации инженерного мышления и прежде всего за счет изменения системы инженерного образования. Наши инженеры, весьма квалифицированно работая в собственно технической сфере, плохо представляют себе как реализовать их изобретения и разработки в хозяйственных структурах. Недостаточно «разрушить старые стереотипы или выступить против существующих правил, хотя очевидно, что ни экономические „правила»..., ни социальные „правила»... не соответствуют новым реалиям. Необходимо сформулировать новые правила, сформировать (не просто провозгласить) новое мышление. Это самая трудная задача, так как прежние доктрины, мифы, религии, которые когда-то способствовали устойчивости общества и окружающей среды, все еще владеют умами большинства людей, хотя уже давно перешли в разряд неверной информации. К сожалению, человек отличается от других крупных млекопитающих не только тем, что он способен мыслить, но и тем, что способен воспринимать, создавать и воспроизводить неверную информацию, верить в мифы и иллюзии, а главное действовать в соответствии с неверной информацией. Одна из таких иллюзий – наша техногенная цивилизация, где считается, что человек может все. Еще одна иллюзия – это выдвижение на самое приоритетное место личной свободы... Этот замечательный лозунг тоже представляет собой красивую иллюзию, особенно если она трактуется в духе „свободы от«, а не „свободы для«, если он и будет находиться в согласии с ответственностью не только перед современным обществом, но и перед будущими поколениями, перед всей жизнью, которая материализована в биоте нашей планеты«.37

Прежде всего, однако, важно и необходимо изменить само представление о научно-техническом прогрессе. Речь должна идти не о ультрареволюционных изменениях, а о достижении и поддержании стабильного равновесия (например, общества и человека с природой), более острожной, продуманной и осмотрительной деятельности, органическом встраивании технического прогресса в культурные традиции человечества и естественное жизненное пространство. Известный русский философ Сергей Булгаков еще в 1912 году в своей книге „Философия хозяйства» писал с горечью и озабоченностью: „... у нашего поколения, особенно сильно захваченного этим творческим порывом, теряются уже всякие границы при определении возможного. „Мир пластичен«, он может быть пересоздан, и даже на разные лады.... Мы живем под впечатлением нарастающей мощи хозяйства, открывающей безбрежные перспективы для „творчества культуры«.«38 Эта установка современного инженера или проектировщика в своей основе отличается от установки средневекового ремесленника, который в своей технической деятельности чувствовал себя связанным со всем мирозданием. Он ставил свои действия в соответствие со всем культурным и природным макрокосмосом. Современным инженерам часто не хватает подобного чувства заботы и ответственности за окружающую его среду и людей.

Однако, важно иметь в виду, что за более, чем семидесятилетнюю социалистическую историю у нас было многое не только разрушено, но и построено. Нельзя повторять ошибки Октябрьской революции: важно сохранить все хорошее, что было создано за эти годы, возродить старые российские традиции, критически использовать западный опыт и на этой основе создавать новое. Мы „все вместе и по отдельности ответственны за то, что» мы „служили неэффективной экономической системе: тот, кто сам виноват в своем положении, обязан сам себя из этого положения высвободить«.39

П. „Порядок знания» в информационный век (методологический аспект)

Что такое информационный век? Что принесет нам информационное общество, в чем его плюсы и минусы? Ведет ли этот путь к демократизации общества или поддержке тоталитарного режима? Эти и другие им подобные вопросы находятся в центре дискуссии об информационном обществе. „Нам пророчат информационное и компьютерное общество, которое благодаря микроэлектронной революции принуждается к драматическим социальным изменениям и даже к преобразованию ценностей«.40 Однако в этом разделе мы хотели бы обсудить уже не социальные, а методологические аспекты порядка знания в информационный век.

Компьютеризация беспорядка невозможна. Это означает, что в информационный век можно говорить лишь о двух альтернативах – тоталитарном и демократическом порядке знания. Оба они отражаются в духовной сфере. Но мы надеемся, что основная тенденция общественного развития ведет к демократии. „Мы верим в демократию лишь в этом рассудительном смысле – как государственную форму с наименьшими недостатками. Именно таким образом ее охарактеризовал человек, спасший демократию и Запад.„Демократия – самая плохая из всех форм правления«, – сказал однажды Уинстон Черчиль, – „за исключением всех остальных форм«.41