X. Базисные потребности и культурные реакции

Следующая таблица базисных потребностей и культурных реакций была составлена ради наглядной простоты. Словесное ее содержание граничит с банальностью. Однако ввиду того, что это всего лишь синоптическое средство, мы опишем каждый пункт более полно, дав таким образом определение каждой из этих лаконичных рубрик.

Итак, рубрика “ метаболизм ” означает, что процессы поглощения пищи, пищеварения, коллатеральной секреции, усвоения питательных веществ и удаления из организма отходов жизнедеятельности несколькими способами связаны с факторами среды и со взаимодействием между организмом и внешним миром - взаимодействием, облеченным в культурную форму. Таким образом, мы сконденсировали в этой рубрике несколько побуждений, которые в предыдущей таблице были представлены по отдельности. Обеспечение пищей, жидкостями и кислородом всецело определяется метаболическими процессами, равно как и процессы экскреции, в которых индивид еще раз вступает в контакт со средой. Более того, в этом контексте мы обращаемся не к побуждению голода, импульсу вдыхания воздуха или чувству жажды как таковым. Нас здесь интересует прежде всего то, что с точки зрения сообщества в целом каждый организм требует наличия определенных условий, которые бы гарантировали обеспечение его физическим материалом, т. е. таких условий, при которых могли бы осуществляться пищеварительные процессы и обеспечивалась санитарная обстановка для конечных процессов.

Аналогичным образом, когда мы обращаемся к воспроизводству, нас интересует не индивидуальное сексуальное побуждение, или импульс, и не то или иное его конкретное проявление. Здесь мы просто говорим о том, что воспроизводство должно продолжаться с количественной экстенсивностью, достаточной для того, чтобы обеспечивать обновление численного состава сообщества.

Краткое выражение “ телесные удобства ” указывает на диапазон температурных колебаний, влажность воздуха, отсутствие ядовитых веществ в зоне контакта с телом, обеспечивающие в чисто физическом смысле протекание таких физиологических процессов, как кровообращение, пищеварение, внутренняя секреция и метаболизм. Вероятно, диапазон температурных колебаний является здесь наиболее важным элементом, поскольку открытость воздействию ветров и ненастий, дождей, снегов и постоянной сырости оказывает влияние на организм в значительной степени посредством элементов температуры.

Безопасность означает недопущение телесных повреждений, которые могут быть вызваны механическими несчастными случаями, нападением животных или других людей. В предшествующем обсуждении побуждений нас, разумеется, интересовали приблизительные индивидуальные типы поведенческих реакций на опасность или боль. Здесь же мы подчеркиваем, что в условиях, когда большинство организмов не защищены от телесных повреждений, культура и обладающая ею группа не имеют шансов на выживание.

Категория “ движение ” означает здесь, что активность необходима не только для организма, но и для культуры. Разница между нашей прежней трактовкой мышечного и нервного импульса и определением потребности, которое мы только что дали, очевидна. В данном случае нас интересуют те общие условия, при которых группа людей живет и сотрудничает и при которых большинство ее членов (в том или ином случае) и все члены (говоря в целом) обретают определенную свободу для деятельности и инициативы. Рубрика “ рост и развитие ”, которая была рассмотрена в нашем перечне импульсов, но не могла быть в него помещена, заняла здесь свое законное положение. Она говорит о том, что - поскольку люди во младенческом возрасте являются существами зависимыми, взросление представляет собой процесс медленный и постепенный, а старость у человека более, чем у любого другого вида животных, делает индивида беспомощным - факты роста, взросления и старения требуют от культуры обеспечения некоторых общих, но вполне определенных условий. Иначе говоря, ни одна группа не могла бы выжить и ни одна культура не могла бы сохраняться, если бы младенца сразу после рождения бросали на произвол судьбы, как это имеет место у многих видов животных.

И наконец, мы добавили сюда здоровье как общую биологическую потребность. Стоит ли включать особо эту категорию - трудно сказать. Очевидно, что здоровье соприкасается со всеми другими рубриками, за исключением, быть может, второй, но даже там защита репродуктивных процессов от возможных внешних опасностей является частью гигиенической процедуры. И в самом деле, если бы мы определили здоровье в общих и позитивных категориях, то оно заключалось бы в поддержании организма в нормальном состоянии, с точки зрения его готовности к неизбежному расходу энергии. Единственным основанием для выделения здоровья в отдельную рубрику является то, что ему свойственно ухудшаться и что это требует его восстановления. Поскольку все наши рубрики позитивны, то “болезнь” сюда не подходит, поскольку никак не является биологически детерминированной потребностью. Вероятно, есть основания озаглавить эту рубрику “освобождение или избавление от болезни или патологических состояний”, поскольку оно накладывает на человеческие общества определенные ограничения и вызывает определенные организованные реакции.

На самом деле, при интерпретации нашего двухколоночного перечня каждую пару горизонтальных категорий необходимо рассматривать как неразрывно связанную. Подлинное понимание “потребности” включает в себя ее прямое соотнесение с той реакцией, которую она получает со стороны культуры. Когда бы мы ни рассматривали какую-нибудь культуру - если только она не находится в стадии раскола или полного разрушения, а пребывает в нормальном развитии, - мы обнаруживаем, что потребность и реакция непосредственно связаны и находятся во взаимном соответствии. Потребности в пище, питье и кислороде никогда не бывают обособленными побудительными силами, которые отправляют индивидуальный организм или группу в целом на слепые поиски пищи, воды и кислорода; так же обстоит дело и с потребностями в телесных удобствах, движении или безопасности. Находясь в условиях своей культуры, люди просыпаются с готовым утренним аппетитом, а тем временем завтрак либо уже ожидает их, либо в любой момент может быть приготовлен. Голод и его утоление возникают одновременно в рутинном порядке. Если не учитывать какие-то чрезвычайные случаи, организм поддерживает необходимый диапазон температур при помощи одежды, которая его защищает, обогрева комнаты, разведения в жилище очага или же при помощи движения, необходимого при ходьбе, беге и экономической деятельности. Очевидно, что организм приспосабливается таким образом, что в сфере каждой из потребностей вырабатываются специфические привычки; и в организации культурных реакций этим рутинным привычкам соответствуют организованные рутинные способы удовлетворения.

Мы подошли к той точке, где изучение человеческого поведения однозначно расходится с чисто биологическим детерминизмом. Мы уже прояснили это, когда указали, что в каждой витальной последовательности импульс реформируется или со-определяется культурными влияниями. Как антропологов, нас в первую очередь интересует то, каким образом при наличии первичного органического побуждения развиваются условные реакции, связанные с определенным вкусом и аппетитом, сексуальной привлекательностью, средствами обеспечения телесного комфорта.

Также нас интересует способ, посредством которого конструируются различные культурные реакции. Здесь мы увидим, что эти реакции отнюдь не просты. Чтобы обеспечивать постоянный поток продуктов питания, вещей, одежды, строительных материалов, строений, оружия и орудий труда, человеческие культуры должны не просто производить артефакты, но также и развивать навыки, т. е. регулируемые телесные движения, ценности и формы социальной организации. Лучше всего, вероятно, будет, если мы обсудим различные культурные реакции, перечисленные во второй колонке, по очереди и посмотрим, как они конкретным образом проявляются в организации и культурной структуре.

1. Продовольственное обеспечение. Если начать с непосредственного удовлетворения потребности в пище, то мы обнаружим, что люди едят и пьют не посредством вступления в прямой контакт с природой, не поодиночке и даже не на уровне просто анатомического или физиологического поведения. Обращаемся ли мы к низшим примитивным народам, австралийскому аборигенному племени, маленькой группе огнеземельцев или же к высокоразвитому американскому или европейскому сообществу, везде мы сталкиваемся с фактами сотрапезничества. Люди часто питаются совместно, расположившись на общем ковре или предназначенном для этой цели кусочке земли, вокруг очага, за столом или в столовой. Во всех случаях мы обнаруживаем, что пища уже заблаговременно приготовлена, т. е. запасена, обработана, поджарена и приправлена. Для трапезы используется тот или иной физический аппарат; соблюдаются определенные манеры поведения за столом; тщательно определены социальные условия этого акта. На самом деле, можно было бы показать, что в каждом человеческом обществе и у любого индивида, принадлежащего к тому или иному обществу, акт питания осуществляется в рамках определенного института: это может быть семья, коммерческое столовое учреждение или постоялый двор. Это всегда четко зафиксированное место, в котором организовано снабжение продуктами, их приготовление и их потребление. Иногда кухня располагается в обособленном месте, даже в примитивных сообществах, например, когда пища готовится дома и посылается для потребления в мужской дом или женский клуб. Местом, где хранятся продукты, иногда является коммерческое или коммунальное учреждение. Однако даже транспортировка уже приготовленной пищи к конечному потребителю неизменно осуществляется посредством ряда более или менее сложных организованных систем деятельности, т. е. институтов. В нашей культуре приготовление пищи может происходить за тысячи миль от места трапезы: например, лососей готовят и консервируют на Аляске, омаров - в Южной Африке, а крабов - в Японии. После приготовления они транспортируются по многочисленным звеньям длинной коммерческой цепи к потребителю, который может открыть банку во время загородной прогулки и съесть содержимое, даже пребывая в одиночестве. Тем не менее, этот акт определенно связан с весьма сложной цепью предприятий пищевой промышленности и продуктовой торговли и становится возможным благодаря этой цепи.

Не так трудно показать, что производство и распределение пищи представляют собой организованные системы поведения и являются частью племенной или национальной системы продовольственного обеспечения. Очень часто в эту систему входит племя или государство, контролирующие, облагающие налогами, а иногда даже и организующие крупные предприятия. С одной стороны, существуют такие культурные условия, в которых производство, распределение, приготовление и потребление пищи осуществляются в рамках одного и того же института, а именно, семейной группы. Так бывает даже в высокоразвитых культурах, когда находящаяся на отшибе сельскохозяйственная ферма вынуждена опираться главным образом на собственное производство большинства предметов первой необходимости, по крайней мере, продуктов питания. Весьма примечательно, что реже такие условия встречаются в наиболее примитивных аграрных сообществах, где взаимная поддержка и обмен услугами и товарами часто является жизненной необходимостью, причем как раз потому, что в них используются примитивные методы хозяйствования.

Мы уже видели, что культурная реакция на те или иные потребность или потребности, определенные метаболизмом, образуется из комплекса институтов. Лишь немногие из перечисленных здесь институтов заняты исключительно удовлетворением потребности в пище. В то же время сама конституция семьи, или семейно-домашней группы неизбежно делает ее преимущественной средой для процессов потребления, а также, как правило, приготовления пищи. Если поразмыслить над этими фактами, то станет ясно, что в условиях, когда питание зависит от эффективной работы целой цепи подготовительной деятельности и связанных с ней институтов, каждый фактор, способный разрушить в том или ином месте эту цепочку, может также влиять и на удовлетворение потребности в пище. Следовательно, все те условия, от которых зависит слаженная и ровная работа этой цепи, становятся столь же необходимыми и незаменимыми для биологического поведения, как и помещение пищи в рот, пережевывание, слюноотделение, глотание и пищеварение.

В сообществе, где плотность населения достигла такой точки, когда становится необходимой очень сложная и высокоорганизованная система продовольственного обеспечения, все факторы, определяющие эффективную работу этой системы, в равной степени важны и для достижения конечного результата. В примитивном племени, ведущем существование по принципу “взял в руку - положил в рот”, такого сложного механизма нет, однако напряженность столь же велика - если не больше, - поскольку здесь нет избыточного продукта, невозможно рассчитывать на чью-либо помощь, а культурное ограничение должно работать устойчиво и надежно, т. е. со всей силой детерминизма конституирующих его факторов. Здесь мы видим, как сама эффективность культурной реакции, сам факт, что она обеспечивает людей широким ассортиментом продуктов питания, которые благодаря обработке и другим операциям становятся более приспособленными для потребления и легче усваиваемыми, - все это имеет свою цену, накладывая на человеческое поведение новые ограничения и предъявляя к нему новые требования. Методы производства, будь то простые или сложные, требуют сельскохозяйственных орудий, оружия для охоты, сетей, плотин и ловушек для рыбной ловли. Методы сохранения и хранения пищи, а также ее приготовления тоже, несомненно, требуют дополнительного материального аппарата. Короче говоря, целый ряд процессов, названных здесь системой продовольственного обеспечения, вносит в список производных, но от этого не менее настоятельных потребностей наличие обширного инвентаря физических орудий, приспособлений и механизмов. Они, в свою очередь, должны по мере их износа и устаревания обновляться. Мы можем увидеть, что одним из неизбежных следствий функционирования организованной системы продовольственного обеспечения является то, что она требует постоянного поддержания производственной деятельности, связанной как с заготовкой пищи, так и с производством всех тех приспособлений, которые необходимы для производства продуктов питания и продовольственного обеспечения.

Сверх того и помимо того - поскольку, как мы увидели, питание происходит в организованных группах и организации и опосредовано ими - мы имеем здесь еще один элемент, а именно минимум правил поведения и санкций, необходимый для сохранения порядка, а также племенной закон и обычай, которые должны быть установлены и соблюдение которых должно поддерживать ровную работу всей цепи деятельностей. Каждая частичная деятельность, включенная в процесс продовольственного обеспечения - начиная с посева семян и охоты на дичь и заканчивая разделкой, пережевыванием и проглатыванием пищи, - нормируется и регулируется. Правила поведения, регулирующие технологию в каждой частичной деятельности, правовые правила, определяющие собственность в терминах доли, а также правила, связанные с ритмичностью пробуждения аппетита, распределением готового продукта и манерами потребления пищи, опять-таки, оказываются столь же необходимыми элементами рассматриваемой системы, как и ее материальные функции. И в самом деле, они не могут быть отделены друг от друга. С объектом - будь то горшок для приготовления пищи или палка-копалка, тарелка или очаг - следует обращаться умело, правильно и уважительно, поскольку его эффективность очень часто определяется не одной только технологией, но также обычной и моральной регуляцией. Таким образом, еще одно измерение - измерение предписанного поведения - становится производной потребностью, или культурным императивом, который должен соблюдаться в каждой человеческой группе.

Если бы мы захотели выяснить, каким образом возникает и поддерживается регулируемое поведение, то для этого нам следовало бы обратиться к двум процессам - воспитанию и власти. Так, в каждой культуре должны существовать системы воспитания и обучения, постепенной передачи навыков, знаний, обычаев и этических принципов. Без воспитания и обучения невозможно было бы непрерывное обновление рабочего персонала каждого института путем замены новыми организмами старших его членов, выпадающих из него вследствие смерти, преклонного возраста или неспособности к сотрудничеству. Принудительность правил, а также существование власти, которая неизменно стоит за процессом воспитания, предполагают элемент насилия или авторитета. Его можно определить как политическое измерение, которое всегда присутствует в любой культуре и образует четвертый инструментальный императив, наряду с воспитательным, экономическим и юридическим механизмами.

2. Родство. Под этой краткой формулировкой мы в сжатом виде представили прокреативные процессы в человеческих культурах, соответствующие кратким фазам спаривания и размножения, свойственным животной жизни. Основное различие между спариванием у человека и животных детерминировано, несомненно, биологически, как собственно и сама потребность в воспроизводстве. Человеческое дитя нуждается в родительской опеке на протяжении гораздо большего времени, нежели детеныш даже самых высокоразвитых человекообразных обезьян. Следовательно, ни одна культура не могла бы существовать, если бы акт воспроизводства (то есть совокупления, беременности и рождения ребенка) не сопровождался фактом правового родительства, т. е. такого взаимоотношения, при котором отец и мать должны на протяжении долгого периода времени проявлять заботу о ребенке и, в свою очередь, черпают определенные выгоды из взятых на себя забот и трудностей.

Мы уже рассмотрели различные институты, соответствующие долговременному репродуктивному циклу. В большинстве сообществ ухаживание либо является само по себе институтом, либо представляет собой часть другого института. В некоторых примитивных культурах мы обнаруживаем такие материальные механизмы, как клубы (или дома) холостяков и отдельные жилища для девушек на выданье; и те, и другие - с определенными правилами совместного проживания, собственной внутренней властью, или надзором, особыми помещениями для сна, трапез и совместной деятельности. В связке с ними существуют определенные события, по случаю которых становятся возможными уединенные встречи и совместные развлечения юношей и девушек. Имеются четко определенные кодексы поведения и ограничения, накладываемые на свободу действий в отношениях между членами пары или разными партнерами. Всякое регулируемое поведение такого рода отчетливо ориентировано на потенциальный брачный союз между двумя партнерами. Молодые люди знакомятся друг с другом, имеют возможность проверить свою способность к сотрудничеству, компаньонские качества друг друга, а очень часто и физиологические качества, необходимые непосредственно для соития. В других культурах ухаживание происходит в доме девушки или по особому соглашению между семьями. Оно всегда либо организуется в специфическую институциональную систему, либо принимает форму взаимодействия между уже организованными семейными группами, деревенских установлений, сезонов танцев, праздников и карнавалов. Во всем этом мы обнаруживаем, что корректное и компетентное описание этнографа-наблюдателя должно включать в себя описание используемого материального аппарата, персонала (с точки зрения статуса, организации и благосостояния участников), правил, контролирующих деятельность, а также санкций, т. е. той власти, которая следит за соблюдением этических и правовых принципов и поддерживает соблюдение в поведении предписаний этикета.

Брачный договор создает независимую семейную группу, даже в том случае, когда новоиспеченная супружеская пара продолжает жить либо в доме родителей невесты, либо с семьей жениха. Их инкорпорация четко определена с точки зрения пространства, деятельности, правил поведения и подчинения власти. Приватный характер супружеской жизни всегда должен быть материально детерминирован. Экономическое сотрудничество может организовываться вокруг новообразованного крова и очага или же, в ином случае, быть существенным дополнением к уже установленному. В обоих случаях новая малая группа уже становится ядром нового института, который необходимо определить путем анализа его физической среды, воплощенных в нем правил, отношений новобрачными со своими семьями, а также их правового, экономического и социального статуса.

Новая группа, даже до начала воспроизводства, явно не остается изолированной, а находится в тесных отношениях с двумя родительскими домами, локальным сообществом и даже более широким племенным окружением. Акт бракосочетания, а также статус супругов являются предметом общественного интереса, поскольку представляют собой правовые отношения. Даже эта одна из самых приватных сторон человеческого существования сразу же становится предметом социальных интересов, поскольку большинство сопутствующих ей обычаев традиционно определяется в категориях обычного права, персонала, этики и религиозной веры.

С процессом беременности и деторождения брак трансформируется в родительство. Этот процесс, опять-таки, никогда не остается чисто физиологическим или приватным. На беременную женщину и ее мужа неизменно накладываются определенные правила поведения. Обычно они санкционированы представлениями, связанными с благополучием нового зарождающегося организма, а поскольку все сообщество, особенно родственники и родственницы, заинтересованы в рождении ребенка и преумножении своего рода, предметом публичного интереса становятся профилактические обычаи и этика беременности, а также ранние стадии родительской жизни.

Здесь мы не нуждаемся в расширении понятия родительства до более широких рамок производных родственных уз. Ясно, что эти узы, с одной стороны, являются результатами и следствиями фундаментальных биологических процессов воспроизводства, а с другой стороны, в значительной степени переопределены через категории правовой системы происхождения, мифологий предков-прародителей и правовых представлений, определяющих такие единицы, как расширенная семья, родственная группа и клан. Традиционные переистолкования самих процессов физиологической беременности и деторождения - привносящие в сферу действия физиологических факторов влияния, исходящие из мира умерших, природной среды и взаимодействий других членов сообщества, - трансформируют врожденные силы материнства и отцовства в чрезвычайно абстрактные, но вместе с тем (благодаря воспитанию и обучению) могущественные узы социальной солидарности.

Из всего сказанного с очевидностью вытекает, что исследователь культуры должен, опять-таки, связать физиологию и психологию воспроизводства с физической обстановкой, в которую культура помещает и заключает протекание этого процесса. Для понимания того, как физиология трансформируется в знание, верования и социальные узы, незаменимо важно знать экономическую основу ухаживания, половых отношений, брака и родительства. В термин “ экономическая ” мы здесь, разумеется, включаем материальные механизмы, технические способы, процессы производства, совместное владение и пользование богатством, факты потребления и ценностные элементы. Юридические правила, определяющие значительную часть экономических процессов и одновременно диктующие определенные формы брака, определяющие санкции его законности и устанавливающие последствия брака в категориях происхождения, мы должны точно описать. Другими словами, мы должны знать, как формулируются правила обычного права, ухаживания, брака, происхождения и расширенного родства, где они стабильно функционируют и где создают проблемы и трудности, и каким образом они санкционируются, через принуждение или убеждение. То, что в родительские отношения очень глубоко проникают элементы воспитания, настолько очевидно, что не нуждается в каких бы то ни было дополнительных доказательствах. Короче говоря, прежде всего и в первую очередь мы можем сказать, что для понимания культурных реакций на потребность в продолжении рода требуется последовательный глубокий анализ образующих ее институтов, начиная с ухаживания и заканчивая самой широкой дифференциацией родства в племени. Поскольку все эти институты связаны друг с другом, то никакой этнографический отчет о них и никакое их теоретическое толкование не могут быть удовлетворительными, если не будут полностью описаны и проанализированы данная взаимосвязь и каждый отдельный вовлеченный в нее институт. Мы показали, что помимо и сверх биологических детерминантов - минимальной формой которых является витальная последовательность привлечения внимания, соития, зачатия, беременности и рождения ребенка - сюда вторгаются, со всей силой неотвратимого культурного детерминизма, элементы экономического, воспитательно-образовательного, правового и политического детерминизма. Также мы показали, хотя пока лишь предварительно, что элементы племенной традиции, связанные со знанием, верованиями и моральными ценностями, тоже проявляют себя как неоспоримые факторы, без которых невозможно понять систему родства, поскольку такие психологические, или символические, факторы играют жизненно важную роль в конституировании данной системы.

3. Жилище как реакция на телесные удобства. Если бы мы принимали во внимание только простые физические факторы, используемые людьми для обеспечения оптимальной температуры тела (например, использование одежды, разведения огня и закрытых пространств), или рассматривали чистоту тела просто через категории омовения тела в воде, использования удаленных и изолированных мест для отправления естественных нужд или несколько более сложного использования химических растворителей, в частности щелочных субстанций, то мы, вероятно, упустили бы из виду новые институциональные реакции, подпадающие под эту рубрику. Между тем мы и в данном случае должны помнить, что люди ищут кров вовсе не спорадически, не только тогда, когда порывы ветра переходят в шквал и начинается ливень, когда неожиданно падает или повышается температура воздуха или когда человек, промокший под дождем, желает согреться в пещере или хижине. Точно так же как примитивный, так и цивилизованный человек накидывают на себя шкуру или мех или облачаются в одежду не только тогда, когда нуждаются в защите. Все физические удобства такого рода используются как рутинная часть организованной жизни. Кров, тепло и аксессуары поддержания чистоты можно обнаружить в семейно-домашней группе. Одежда, какой бы простейшей или сложной она ни была, в условиях непосредственной домашней экономики производится в семейной группе, а в таком сообществе, где существует разделение функций, - в организованных мастерских или на фабриках. Гигиенические институты могут быть как частными, так и публичными, а следовательно могут быть либо частью домашнего хозяйства, либо интегральным публичным элементом муниципальной группы, локальной группы или орды. Повсюду оказывается, что мы должны исследовать организованное производство, инкорпорацию определенных материальных объектов в тот или иной институт, правила приличия, чистоплотности, собственности, магико-религиозные табу, а также тип воспитания, практикуемый организованной группой, посредством которого эти привычки взращиваются и поддерживаются. В данном случае, как и во всех других, мы обнаруживаем, что здесь - поскольку мы имеем дело с поведением, социальная и традиционная регуляция которого нацелена на обуздание или как минимум модификацию и стандартизацию природного импульса, а законы собственности накладывают определенные ограничения на пользование благами, - должна существовать некая власть, которая бы применяла санкции, наказывала нарушения и тем самым поддерживала порядок и стабильное протекание организованного поведения.

4. Защита. Организация защиты от природных опасностей и катаклизмов, от нападения диких животных и человеческого насилия, несомненно, включает в себя такие институты, как семейно-домашняя группа, муниципальная группа, клан, возрастная категория и племя. Здесь возникают два важных соображения. Очень часто защита заключается в предвидении и планировании. Строительство домов на сваях, на твердой почве, в мелководной лагуне или посреди озера; возведение частоколов и стен; сам выбор места, предполагающий избегание опасностей, исходящих от наводнений, вулканических извержений и землетрясений, - все эти проявления предусмотрительной защиты следовало бы соотнести с биологической потребностью в безопасности и культурными реакциями защиты. Здесь, опять-таки, ясно и определенно проявляется экономический фактор, присутствующий в форме организованных, технически планируемых и сообща реализуемых принципов отбора, строительства и содержания. Очевидны технические правила и их перевод в законы поведения, собственности и власти. Воспитание предполагает, что подрастающее поколение должно быть научено, просвещено и воспитано.

Что касается защиты от человеческих врагов или опасных животных, то здесь мы находим основной мотив, побуждающий человека - будь то примитивного или цивилизованного - организовывать вооруженные силы для обороны и агрессии. При определенных типах среды обитания и при крайне примитивных условиях жизни, когда плотность населения очень низка, потребность в вооруженной организации незначительна. Тут она, как правило, ограничивается тем, что каждый мужчина обладает каким-то простейшим оружием для отражения или осуществления вооруженного нападения. Все находящиеся в нашем распоряжении этнографические данные свидетельствуют о том, что здесь политический элемент - т. е. совокупность средств насаждения другим своей точки зрения путем применения прямого физического насилия - судя по всему, очень слабо интегрирован и вообще не имеет широкого распространения. В соответствии с принятой нами терминологией мы бы сказали, что политическая власть локализована прежде всего в таких небольших институтах, как семья, клан или муниципальная группа. Развитие индивидуальных военных институтов, по-видимому, происходит на поздних стадиях эволюции. Здесь же нас прежде всего и более всего интересует то, что организация защиты - будь то в форме сопротивления природным силам, животным или человеческим существам - неизменно институционализирована. Иначе говоря, в каждом случае мы должны изучать материальную среду - материальное оснащение, систему правил, организацию персонала, а также связь таких организованных групп с биологической потребностью в самосохранении и с используемыми для этого экономическими, правовыми, воспитательными и политическими методами. Кроме того, надежда на помощь и страх перед опасностью, как правило, переистолковываются примитивной и развитой традицией, отчасти в категориях прочно подтвержденного научного знания, отчасти в категориях мифологических и индивидуальных верований и чувства ответственности перед сверхъестественными велениями и лицами.

5. Деятельность. Нормальный и отдохнувший человеческий организм нуждается в движении. Это общий императив, предъявляемый человеческой природой цивилизации. С одной стороны, удовлетворение этой потребности в основе своей детерминируется тем фактом, что без мышечного усилия и определенной ориентации нервной системы человек не может ничего достичь. Так, системы телесной деятельности, связанные с экономикой, политической организацией, исследованием среды, контактом с другими сообществами, все как одна связаны с мышечными усилиями индивида и определенным расходом нервной энергии. С другой стороны, все они имеют инструментальный характер, т. е. направлены на удовлетворение каких-то других потребностей. Поэтому они организованы, а следовательно их можно описать, теоретически проанализировать и сравнить друг с другом в категориях институтов. Вместе с тем здесь есть широкое поле для совместных биологических, психологических и культурных исследований, сосредоточенных на таких особых установившихся и организованных формах деятельности, как спорт, игры, танцы и празднества, где регулируемая и установленная обычаем мышечная и нервная активность превращается в самоцель. Мы располагаем множеством исследований, посвященных игре и отдыху, в которых уже даны некоторые ответы на эти вопросы. Внимательное прочтение известных книг К. Грооса и недавнего интересного труда Й. Хейзинги показывает, как я полагаю, что и здесь оба наших основных принципа - во-первых, институциональный подход к проблеме и, во-вторых, анализ игры и рекреационной деятельности в категориях их воспитательной ценности и их функции как подготовки к овладению экономическими навыками, а также в их соотнесении с определенными физиологическими потребностями, которые мы можем назвать художественными, - связывают значительную часть проделанной ими работы с нашими основными методологическими требованиями.

6. Рост и развитие. Эта рубрика показывает, что полный культурный анализ - будь то описательный или являющийся частью научной теории - должен проецировать весь спектр культурных процессов и продуктов на жизненную историю представляющего данную культуру индивида или - в том случае, когда существуют серьезные различия между классами, кастами и статусами, - нескольких представляющих эту культуру индивидов. В большинстве этнографических документов дается описание таких различных стадий развития, как младенчество, детство, зрелость и старость. Однако научный подход требует не столько обобщенного описания каждой стадии развития, сколько познания того, каким образом индивид постепенно усваивает навыки, учится пользоваться языком и другими символическими инструментами своей культуры, входит во все более широкую совокупность институтов, полноправным членом которых он становится, достигая полной зрелости и приобретая свою долю в племенном гражданстве. Здесь возникает целый комплекс проблем, которыми в настоящее время вплотную занимается направление “культура-и-личность”.

Еще раз подчеркнем, что здесь мы имеем наиболее подходящее место для интерпретации всех воспитательных и социализирующих систем племени и что исследование этой проблемы прежде всего должно заключать в себе детальное и всестороннее постижение того, каким образом развивающийся организм постепенно абсорбируется в один институт за другим. Это бы продемонстрировало, что значительная часть обучения дифференцирована соответственно институтам. Основы символического знания, первые начала, так сказать, научного взгляда на мир, понимание обычая, власти и этики приобретаются в семье. Позднее растущий ребенок вступает в группу своих партнеров по играм, где, опять-таки, приучается к конформности и подчинению обычаям и правилам этикета. Когда он становится членом экономической команды или военного общества, группы или возрастной категории, он получает специальное экономическое обучение. Бесспорно, наиболее драматичные фазы воспитания и обучения иногда оказываются инкорпорированными в инициационные церемонии. Однако постепенное, все возрастающее и все более сложное приучение к племенной жизни представляет собой непрерывный процесс, и знание его дает нам ключ к пониманию многих фундаментальных вопросов человеческой организации, технологии, знания и верований.

7. Гигиена. Что касается этой проблемы, то ее мы в первую очередь должны связать со всем тем, что во всех других рубриках имеет отношение к органическому благополучию. Например, санитарные установления, ранее рассмотренные нами, здесь можно было бы проанализировать с точки зрения представлений коренного населения о здоровье и магических опасностях. Помимо таких данных, этнограф в данном случае должен регистрировать минимум элементарного здравого смысла, правила обращения с неблагоприятными условиями среды и крайним утомлением, правила избегания опасностей и несчастных случаев, а также ограниченный, но неизменно присутствующий репертуар домашних гигиенических средств. В большинстве примитивных культур, однако, этот аспект культурных реакций определяется прежде всего верой в колдовство и чародейство, т. е. в магическую силу некоторых людей или существ, способную причинить вред человеческому телу. Мы обсудим этот вопрос более подробно, когда подойдем к анализу формирования таких верований.

Оглядываясь назад, на представленные в данной главе рассуждения, мы прежде всего видим, что при сравнении биологических потребностей и культурных реакций мы не занимались построением каких-либо гипотез, выдвижением каких-либо фикций или даже выстраиванием конструктивных теоретических аргументов. Мы просто обобщили два ряда эмпирических фактов; мы непосредственно их сопоставили и вывели отсюда несколько заключений, опять-таки строго индуктивных и эмпирических. Биологические потребности в нашем анализе являются чистыми фактами естественной науки. Мы определили их в непосредственном соотнесении с нашим понятием витальной последовательности, т. е. минимума физиологического детерминизма и поведения, который должен быть инкорпорирован в любую культуру. Инкорпорацию витальных последовательностей в деятельность всех индивидов - что касается большинства из них, а также воспроизводства, достаточного для поддержания нормальной плотности населения, - мы определили как биологическую потребность. Биологические потребности могут быть описаны в категориях физиологических и экологических фактов только через соотнесение с сообществом в целом и его культурой. Утверждение, что при любой системе организации и любом культурном оснащении должны удовлетворяться биологические потребности, означает, что в любой природной среде - будь то в Арктике или тропиках, пустынях или степях, на маленьком острове или в непроходимых джунглях - люди должны быть защищены от таких физических воздействий, которые бы постоянно причиняли вред человеческому телу и истощали их жизненные силы, должны находиться в определенном диапазоне температурных колебаний, иметь воздух для дыхания, пищу для питания и воду для утоления жажды.

В нашем перечне и определении культурных реакций мы, опять-таки, всего лишь обобщили этнографические данные на уровне наблюдаемых фактов. Индуктивное исследование культурного поведения - от самого примитивного до в высшей степени развитого - показывает нам, что все физиологические процессы стандартизированы, т. е. оформлены в соответствии с определенными целями, и ассоциированы с искусственным оснащением, непосредственно связанным с человеческой анатомической физиологией и задачами человеческой деятельности. Кроме того, мы увидели, что все такие реакции осуществляются коллективно и соответствуют некоторому набору традиционных правил.

Исследуя характер культурных реакций на каждую из биологических потребностей, мы обнаружили, что нигде не существует простого или однонаправленно ориентированного культурного аппарата, нацеленного исключительно на утоление голода, воспроизводство, безопасность или охрану здоровья. Что реально обнаруживается, так это цепь институтов, которые в каждом звене связаны друг с другом, но вместе с тем виртуально фигурируют каждый под тем или иным особым названием. Мы еще раз с удовлетворением приходим к выводу, что наше понятие института представляет собой законную единицу конкретного анализа. Вместе с тем, проблема многоликого проявления институтов и отсутствия однозначного соответствия между той или иной биологической потребностью и какой-либо институционализированной реакцией еще потребует от нас дальнейшего обсуждения.

Кроме того, в процессе анализа мы пришли к еще одному понятию. Мы обнаружили, что человеческие деятельности можно также классифицировать по типу, содержанию и специфической цели. Повсюду мы нащупывали нить экономических интересов и организации, воспитательного воздействия, строгости обычая и права, а также политической власти. Эти четыре инструментальные потребности проявлялись как четыре основных типа деятельности, распределяемых между семьями, возрастными категориями, кланами, кооперативными командами и секретными обществами.

Между тем, нетрудно показать, что эти два типа анализа - функциональный и институциональный - тесно друг с другом связаны. Возвращаясь к нашим рассуждениям и диаграмме институциональной структуры, мы видим, что помимо хартии, деятельности и функции в нашей диаграмме есть три основные конкретные и осязаемые позиции: персонал, нормы и материальный аппарат. Если наш анализ был правильным, то очевидно, что все системы организованной деятельности такого рода должны сопровождаться обслуживанием и использованием материального аппарата, правилами собственности, а также методами производства и обращения с вещами. Столь же очевидно, что персонал должен обновляться и заменяться, равно как и совокупность материальных приспособлений. Следовательно, самой структурой института предполагается процесс обучения в форме физиологического руководства, общего инструктирования и ученичества. Понятие норм предполагает также кодификацию, а также факторы принудительного воздействия, заставляющие людей следовать нормам и предупреждающие отклонения. Важное понятие организации и санкции предполагает власть, а также дифференциацию функций и прерогатив. Стало быть, политическая структура тоже является фактом, который можно дедуцировать из анализа нашей диаграммы.

Что касается хартии и функции, то у нас еще нет необходимых элементов, из которых можно было бы выстроить это понятие. Хартия, несомненно, является в первую очередь частью обычного права, которая поддерживается ретроспективными мифологическими элементами традиции. Мы описали хартию как то определение, которое группа дает ценности, цели и значению института. Следовательно, формулировка хартии, а также кодификация норм предполагают полное понимание роли символизма в культуре. К этому вопросу мы вскоре вернемся. Что же касается функции, то ее мы определили как удовлетворение потребностей. До сих пор мы дали полный анализ лишь биологических, или базисных, потребностей и указали на неизбежность возникновения производных, вторичных, или инструментальных императивов, или культурных потребностей. Вместе с тем очевидно, что это понятие указывает главным образом на тип научного анализа, еще один тип подхода к человеческому поведению, в особенности когда мы применяем его к институту в целом.

Это подводит нас к вопросу, уже ранее поставленному, а именно, к тому факту, что ни один институт не может быть функционально связан лишь с какой-нибудь одной базисной потребностью или даже с какой-либо одной простой культурной потребностью. На самом деле, это не должно нас смущать, если внимательнее посмотреть на факты. Культура не является и не может быть дубликатом специфических реакций на специфические биологические потребности. Уже одного того факта, что культурная реакция содержит несколько дополнительных инструментальных компонентов, достаточно для того, чтобы показать, что производство и содержание сложных инструментальных приспособлений наилучшим образом приспособлены к интегральному удовлетворению ряда потребностей.

Это легче всего показать на примере семьи. Прежде всего, мы всегда должны связывать ее с репродуктивной потребностью сообщества. Однако уже из того простого биологического факта, что человеческое дитя всецело зависит от своей первичной социальной среды и что эта зависимость сохраняется на протяжении довольно долгого времени, можно прийти к выводу, что естественная бисексуальная группа, состоящая из мужчины и женщины, организующаяся для совокупления и воспроизводства, должна организовать также продолжительную заботу о потомстве и его воспитание. Поскольку она должна осуществлять все эти биологические или частично биологические формы деятельности в тесном контакте и в пределах одного и того же пространственного размещения, то физические потребности в безопасности, удобствах и движении будут удовлетворяться одним и тем же физическим аппаратом и одной и той же системой привычек и правил, устанавливающими фоновый базис воспроизводства. Таким образом, семья всегда будет интегрирована вокруг воспроизводства, а в силу принципа близости в рамках той же семейно-домашней организации будет удовлетворяться целый спектр потребностей: в питании, здоровье, чистоте и телесных удобствах. Следовательно, мы в каждой семейной группе будем находить экономическую систему деятельностей и распределение властных полномочий, тогда как процесс обучения молодого организма будет всего лишь еще одной стороной процесса удовлетворения первичных потребностей ребенка, а также его защиты и руководства им на первых стадиях его физиологического развития. Столь же ясно и то, что группа соседей, организованная в муниципалитет, будет проявлять коллективный интерес к правовым аспектам воспроизводства, в особенности тем, которые касаются ухаживания и связаны с поддержанием таких моральных правил, как магически санкционированные воздержания, не допускающие инцеста и супружеской измены.

Аналогичным образом и систему обеспечения продовольствием даже в самых примитивных племенах нельзя рассматривать как чисто семейное или домашнее дело, ибо она охватывает также муниципальную группу, а иногда и более широкие группы. Нетрудно показать, что любая из этих более широких групп (например, клан или племя в политическом смысле слова) не может однозначно соотноситься с какой-либо одной потребностью, будь то базисной или инструментальной. Политическая организация и такие осуществляемые ею типы деятельности, как оборона, агрессия или крупные племенные сборища, в той или иной форме предусматривают обеспечение пищей, жильем и защитой от климатических неурядиц. Следовательно, независимо от того, сделаем ли мы предметом рассмотрения клан, возрастную категорию, вооруженный отряд или совещательный совет племени, мы должны будем определить целый спектр потребностей и императивов, которые должны удовлетворяться их деятельностью. Даже если мы обратимся к кристаллизовавшимся институтам высочайшего уровня развития культуры, т. е. институтам, строящимся на профессиональной основе, мы обнаружим, что их редко можно определить в терминах какой-то простой и специфической функции. Банковская система сосредоточена главным образом вокруг предоставления кредитов, операций с инвестициями и капитализации делового предприятия. Вместе с тем она является также и образовательным институтом, ибо в любой культуре обучение остается неотъемлемой частью каждого института. В каждом институте имеется минимум специализированных правил и установлений, обеспечивающих его рутинное функционирование и традиционный характер. Следовательно, в каждом банковском институте имеется, помимо всего прочего, правовой, т. е. политический аспект. С другой стороны, какую бы специфическую потребность мы ни изучали, мы неизменно обнаруживаем множество организованных групп, а не какую-то единственную группу, которая бы в одиночку удовлетворяла эту потребность. Заботой о здоровье даже в нашем обществе заняты не только больницы, врачи и медсестры, которых в совокупности можно было бы определить как медицинскую профессию, организованную на хартии научной медицины. Наряду с этим существуют знахарство, практикующие целители Христианской Науки, интуитивные костоправы, психоаналитики, а также проповедники свежего воздуха, закаливания, употребления сырой пищи и солнечных ванн, которые обычно готовы истолковать все возможные недомогания как разные проявления одного и того же недуга.

Означает ли это, что функцию института невозможно определить вообще? Ни в коем случае. Всякий раз, когда мы рассматриваем какую-то организованную и устоявшуюся систему деятельности, дабы определить ее сущностную природу и соотнести с ней выполняемые ею дополнительные функции, мы нуждаемся в интегральном определении функции. Например, семья, как мы уже не раз подчеркивали, представляет собой репродуктивную единицу. Между тем, культурное воспроизведение рода включает в себя воспитание и обучение молодежи, экономической и физической основой которого служит организованная семейно-домашняя группа. Следовательно, мы можем утверждать, что функцией домашнего института является рождение потомства, его онтогенетическое и культурное развитие и обеспечение его постоянным статусом и материальным оснащением, необходимым для племенной жизни. Эту мысль можно было бы переформулировать еще более кратко: семья преобразует сырой материал новых организмов в полноценных граждан племени или нации. Такое определение применимо ко всем человеческим обществам. Оно предъявляет к полевому исследованию требование отвечать на вопросы в категориях наблюдаемых фактов и обеспечивает сравнительный базис для любого кросс-культурного исследования.

Интегральная функция муниципальной группы состоит в организации соседского проживания, обеспечивающей совместное управление поселением и территорией, их использование и оборону. Здесь наше определение ясно требует такого анализа, который бы строился на четком определении границ и установлении формы владения землей, в т. ч. описании экологической и культурной классификации земель и видов деятельности, связанных с этими землями. Следовательно, нам необходимо изучить основные формы деятельности, связанные с производством пищи: собирательство, охоту, рыболовство, земледелие и разведение домашних животных. Это определение, если его эксплицитно проанализировать в терминах наблюдаемых фактов, должно включить в себя также распределение власти и определение муниципального права, координирующего и ограничивающего те виды деятельности, которые осуществляются составляющими муниципальную группу семьями. Кроме того, мы должны изучить локальные мифологии, а также координацию магии, религии, развлекательных празднеств и художественных произведений, связав их с локальной группой как носителем традиции, устроителем представлений и корпоративным телом, обязанностью которого является институционализация, оплата и организация этих деятельностей.

Таким образом, мы видим, что хотя на первый взгляд наши определения могут казаться “туманными, неинтересными и бесполезными”, на самом деле они оказываются сжатыми формулами, содержащими в себе богатые возможности для организации перспективных направлений полевого исследования. А это поистине пробный камень для научного определения. В первую очередь оно должно быть призывом к научно систематизированному и ориентированному наблюдению эмпирических фактов. Также оно должно вкратце определять наиболее общие характеристики тех явлений, которые будут всегда обнаруживаться в сфере наблюдения. Кроме того, такие определения, в функциональном их понимании (а стало быть, содержащие в себе максимум убедительности и детерминизма), полезны как для сравнительного толкования этнографических фактов, так и для их выявления. Убедительность функционального подхода заключается в том, что он не претендует на точное предсказание того, как будет решена та или иная стоящая перед культурой проблема. Между тем, он говорит, что такого рода проблема, будучи порождением биологической необходимости, условий внешней среды и природы культурных реакций, является универсальной и настоятельной.

Мы можем утверждать, что функцией племени как политической единицы является организация силы для осуществления полицейского контроля, обороны и агрессии. Выражение “полицейский контроль” в данном случае включает в себя минимально необходимые судебные функции, племенную власть или систему властей, которые образуют судебную инстанцию и социальную организацию, обеспечивающие соблюдение законов. Функция возрастных групп заключается в координации физиологических и анатомических качеств по мере того, как они развиваются в процессе роста организма, а также в преобразовании их в культурные категории. Функцией ассоциаций является осуществление тех или иных специфических целей, интересов и идеалов с помощью и благодаря организации, в которой специфические средства и виды деятельности направляются на общую цель. Интегральная функция профессиональных групп, как мы видим, заключается в реализации навыков, умений и таких форм деятельности, как образование, право и власть. И, опять-таки, только поверхностно мыслящий и плохо обученный антрополог или социолог мог бы увидеть в таких определениях общую и неопределенную, а следовательно “бесполезную” формулу. Полезность таких определений зависит от умения перевести каждый общий термин в конкретные проблемы; такого рода перевод мы уже продемонстрировали на примере нашего определения муниципальной группы, и каждый этнолог в силах осуществить такой же в любом другом конкретном случае.

Читателю, сведущему в культурных исследованиях и знакомому с научными принципами, вероятно, должно быть ясно, что понятие функции - это прежде всего понятие описательное. Можно было бы сказать, что введением этого понятия мы даем новый эвристический принцип, который подчеркивает абсолютную необходимость дополнительного типа исследования. Он состоит прежде всего в рассмотрении того, каким образом те или иные механизмы, формы организации, обычаи и идеи, с одной стороны, расширяют спектр человеческих возможностей и, с другой стороны, накладывают на человеческое поведение определенные ограничения. Короче говоря, функционализм есть рассмотрение того, что представляет собой культура как детерминирующий принцип, или, иначе говоря, какое добавление к индивидуальному и коллективному образу жизни она с собой несет.

Возможно, это избавит нас от часто повторяющейся критики, будто функция культурного феномена всегда заключается в показе того, каким образом он функционирует. Как констатация факта, эта критика абсолютно правильна. Но как методологическое обвинение, она обнаруживает низкий уровень эпистемологической подготовки среди антропологов. Взять хотя бы простой пример: функционалист будет настаивать на том, что при описании вилки или ложки мы должны также представить информацию о том, как они используются и как они связаны с манерами поведения за столом, праздничными трапезами, характером приготовляемых яств и блюд, а также такими атрибутами совместных трапез, как столы, тарелки, скатерти и салфетки. Когда антифункционалист возражает, что, в конце концов, существуют такие культуры, где не используются ни ложки, ни вилки, ни ножи, и, следовательно, функция ничего не объясняет, мы должны просто-напросто указать, что объяснение для ученого есть не что иное как наиболее адекватное описание сложного факта. Другая типичная критика, обращенная против функционализма, состоящая в том, что ему якобы никогда не удастся доказать, почему в культуре доминирует та или иная форма барабана или трубы, столовых принадлежностей или теологических представлений, проистекает из донаучной тяги к отысканию первопричин, или “истинных причин”. Эту тягу легко увидеть в настойчивых попытках найти “истоки” и “исторические причины” в туманных сферах незадокументированного и незафиксированного исторического прошлого или в эволюционных истоках существования людей, которые не имели истории и не оставили никаких следов своей прежней эволюции. Суть дела состоит в том - и мы это уже неоднократно подчеркивали, - что история ничего не объясняет, если только нам не удается показать, что историческое событие было полностью научно детерминировано и что эту детерминацию можно продемонстрировать, опираясь на надежно задокументированные данные. В этнологии и истории охота за “истинной причиной” слишком часто происходит в совершенно не определенных и не систематизированных гипотетических областях, где разворачивается свободный поток спекуляций, не подкрепленных никакими фактами.

Взять хотя бы в качестве примера вилку как инструмент, предназначенный для переноса твердого кусочка пищи из тарелки в рот. Очевидно, что определяя ее функцию в сфере наблюдаемых культур, мы de facto схватываем максимум данных, касающихся ее “первоистоков”. Этот мимолетный акт человеческой истории - ибо историка и эволюциониста обычно более всего восхищают именно такие банальности, как возникновение вилки, барабана или расчески, - происходит под действием во многом тех же самых сил, которые сохраняют данный инструмент, обычаи его использования и его функцию в живых культурах сегоднящнего дня. Поскольку его форма, функция и тот общий контекст культурного феномена сотрапезничества, в который он помещен, по существу (и это можно показать) являются одинаковыми повсюду, где мы этот инструмент обнаруживаем, то единственно разумной гипотезой его происхождения будет предположение, что источником появления вилки является выполнение тех минимальных задач, которые этот инструмент позволяет решить. И, опять-таки, если бы мы изучили его диффузию или какие-то иные исторические перипетии его существования, то вынуждены были бы либо прийти к абсурдному заключению, что вилка может применяться в условиях, где ее использование становится совершенно неадекватным, т. е. не связанным ни с какими индивидуальными или коллективными потребностями, либо же сделать разумный вывод, что ее историческую судьбу можно научно описать следующей формулой: вилка существует там, где она нужна, а ее форма и функция изменяются в соответствии с новыми потребностями и новыми локальными со-детерминантами культуры.

Пренебрежительное отношение к функции как к чему-то по существу тавтологичному, а потому нерелевантному, стоит сорвать с него маску, оказывается сродни интеллектуальной лени при рассмотрении сложнейших культурных явлений. Взять хотя бы аэроплан, субмарину или паровой двигатель. Ясно, что человек не испытывает потребности летать, резвиться в компании рыб и перемещаться при помощи средства, к которому анатомически не приспособлен и физиологически не готов. Следовательно, при определении функции любого из этих изобретений мы не можем объяснить процесс их появления метафизической необходимостью. Единственное, что может сделать компетентный исследователь культуры в рамках научного описания и научной теории, - это показать связь данных изобретений с теми человеческими знаниями, целями, задачами и видами деятельности, которые благодаря им становятся возможными, а также с воздействием этих механизмов, выражающимся в расширении телесных возможностей человека, и со структурой и функционированием человеческой культуры в целом. Здесь по-настоящему мудрый историк должен пользоваться точно таким же подходом, каким пользуется функционалист. Он не может сосредоточиться на одной только “форме” и пренебречь “функцией”. Чтобы охватить исследованием все детерминирующие факторы появления того или иного феномена, он должен подойти к нему как к целостному феномену и рассмотреть все последствия его регулярного и систематического использования.

Итак, мы начинаем прозревать природу производных потребностей человеческих культур. Это понятие означает, что культура дает человеку новые производные возможности, способности и силы. Кроме того, оно означает, что огромное расширение диапазона человеческой деятельности, выводящее ее далеко за рамки врожденных способностей голого организма, накладывает на человека определенные ограничения. Иначе говоря, культура вносит в человеческое поведение новый, особый тип детерминизма.