![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Шандор Ференци 4 страница
В тех примитивных процессах жизнедеятельности, к которым тяготеет истерия, широко проявляются телесные изменения. Движения гладких мускульных волокон в стенках сосудов, работа желез, состав крови, все питание тканей регулируются инфрапсихически. При истерии все эти физиологические механизмы подчиняются неосознаваемым мотивам желаний, так что при полном перевороте нормального хода возбуждений может иметь место чисто психический процесс, выражающийся в физиологических изменениях. Фрейд в главе о психологии сновидений поднимает вопрос о том, какие изменения психического аппарата могут влиять на явления галлюцинаций во время сновидений. Решение вопроса он находит, во-первых, в особом характере неосознанных психических возбуждений и, во-вторых, в том, что состояние сна благоприятствует этим изменениям. «Свободное перетекание» от одного психического элемента к другому обеспечивает особенно интенсивное возбуждение удаленных участков психической системы, в частности, органа смысловой памяти, т.е. плоскости сознательного восприятия реальности. Однако состояние сна имеет и «негативный» признак, состоящий в том, что одновременно создается пустое пространство в «зоне чувств». Таким образом, вследствие выпадения конкурирующих внешних раздражителей чересчур мощно проявляется участок смысловой памяти. По мнению Фрейда, интенсивность этого «позитивного фактора» увеличивается при психотических галлюцинациях. Как следует определять признаки возбуждения при появлении конверсионного симптома? В одном из эссе о признаках истерии (см. раздел «Попытка объяснения некоторых признаков истерии») я описал истерическую анестезию как длительное изменение в зоне чувств системы, как и при состоянии сна благоприятствующей возникновению галлюцинаций и иллюзий. Однако в тех случаях, когда симптом конверсии преобладает в одном анастатическом месте (а это весьма частое явление), то можно предполагать равным образом, что этому способствует отсутствие осознанных раздражителей восприятия. Монотонность, с которой, согласно психоаналитическим толкованиям истерии, повторяются только генитальные процессы, доказывает, что при конверсии приводится в действие источник генитального импульса. Значит, фактом является прорыв грубо генитальных сил в более высокие сферы психики, определяя переход к позитивным силовым явлениям необычного вида. Это, вероятно, значительный результат разделения труда в органическом развитии, поскольку, с одной стороны, произошла дифференциация особых органов системы, влияющих на управление раздражителями (и их распределение), т.е. на аппарат психики, с другой стороны, на особые органы, ведающие периодическим выведением из организма масс сексуального возбуждения (гениталии). Орган управления раздражителями и их распределения, стремясь к увеличению энергии импульса самосохранения, в своем высшем развитии выполняет функцию мышления, как бы становится органом проверки реальности. Генитальное, напротив, сохраняет у взрослого человека свое первоначальное назначение как орган разгрузки и посредством объединения всех половых возбуждений превращается в центральный орган эротизма. Полное развитие этой полярной противоположности приводит к относительно независимому от степени чувственности мышлению и к ненарушенной мышлением способности генитального сексуального удовлетворения. По- видимому, истерия представляет собой возврат к тому первобытному состоянию, когда еще не произошло это разделение, и означает прорыв генитальных импульсов в сферу мышления или же защитную реакцию на этот прорыв. Возникновение истерического симптома мы можем себе представить следующим образом: чрезмерно мощный генитальный импульс стремится к проникновению в сознание. Я воспринимает силу этого стремления как сигнал опасности и вытесняет его в бессознательное. Неудача этой попытки вытеснения энергетических масс в сферу органа психического мышления создает условия для возникновения галлюцинаций или проявлений непроизвольного мотилитета (в широчайшем смысле - материализация). Таким образом, энергия этих импульсов вступает в тесную связь с высшими психическими слоями, где подлежит их выборочной обработке. Эта энергия уже перестает быть простым количеством, становится ступенями качества и символическим средством выражения сложных психических содержаний. Возможно, что такая концепция хотя бы на шаг приблизит разгадку истерии как «прыжок из психического в физическое». Мы можем хотя бы догадываться, каким образом психическое образование (мысль) достигает полноты власти, позволяющей направить движение сырых органических масс, и что эту возможность предоставляет генитальная сексуальность, являющаяся одним из важнейших силовых резервов организма. Причем становится и более понятной возможность проявления в истерическом симптоме физиологических процессов, обнаруживающих способность отражать сложные душевные движения во всем их многообразии и тонком сочетании. Речь идет о создании истерической идиомы, т.е. образованного галлюцинациями и материализациями особого символического языка. Подытоживая сказанное, мы можем представить себе психический аппарат истерии как часы, у которых стрелки заводят внутренний механизм. Тогда как при нормальном мышлении стрелки часов регистрируют работу внутреннего механизма. Другой исходной точкой для исследования истерических конверсионных феноменов является их символика. Фрейд отметил, что символический способ отношений с реальностью свойствен не только языку сновидений, но и иным формам неосознанных реакций. Наиболее примечательно полное соответствие между символикой сновидения и истерии. Все виды символики сновидения являются сексуальной символикой, так же как телесные проявления конверсионной истерии безусловно требуют сексуально символического анализа. Да, органы и части тела, которые во сне символизируют гениталии, также характерны для генитальных фантазий при истерии. Вот некоторые примеры. Сновидение об онемении челюсти является символической фантазией онанизма; при одном из анализированных мною фактов истерии те же фантазии проявлялись наяву в виде парестезии зуба. Не так давно я анализировал сновидение девушки, которой представилась ее смерть от того, что ей засунули в горло некий предмет. Предыстория этого случая позволяет предположить, что сновидение символически отображало незаконный коитус, беременность и тайный аборт, угрожавший жизни пациентки. Нос во сне часто представляет мужской член; при анализе многих случаев мужской истерии я установил, что распухание ноздрей представляет неосознанные либидозные фантазии пациента, причем без возбуждения гениталий. (Кстати, взаимосвязь носа и генитальности была установлена Флиссом еще до психоанализа.) Нередко беременность символически представляется во сне перееданием или тошнотой, т.е. так же, как установлено при истерической рвоте. Испражнение иногда означает в сновидении подарок, нередко желание иметь ребенка. Мы уже упоминали, что при истерии аналогичный смысл может иметь симптом кишечника и т.д. Такое частое соответствие привело нас к предположению, что в истерии проявляется элемент органической основы, на которой базируется символика психического. В «Очерках по теории сексуальности» Фрейд пишет, что органы, на которые символически возложена сексуальность гениталий, являются эрогенными зонами тела. Путь развития от аутоэротизма через нарциссизм к гениталитету и, следовательно, к любви к объекту начинается в сновидении и в истерии обратным путем, т.е. от гениталий. Значит, и здесь имеет место регрессия, согласно которой возбуждение овладевает не гениталиями, а возникает в других местах их локализации в эрогенных зонах. Следовательно, характерное для истерии «перемещение от низа к верху», благодаря которому возник примат гениталий, является лишь переворотом «перемещения от верха к низу», и полной дифференциации между сексуальной функцией и мыслительной деятельностью. Разумеется, я не имею в виду, что генитальность при истерии распределяется между основными эрогенными зонами, служащими возбуждению, и что это возбуждение по интенсивности сохраняет тот же характер, что возникает и в гениталиях. Допустимо утверждать, что при истерической конверсии прежние аутоэротизмы замещаются генитальной сексуальностью, т.е. генитализируются эрогенные зоны. («Истерия - негатив перверсии» - одно из главных положений Фрейда.) Это качество гениталий проявляется в склонности к напряженному состоянию ткани, к ее увлажнению (Фрейд), затем к ее трению, снимающему раздражение. Первоначальная теория конверсии расценивала симптом истерической конверсии как ответную реакцию защемленных аффектов. Природа неизвестного защемления оказалась позднее вытеснением. Дополнительно следует отметить, что это вытеснение относится всегда к либидозным, особенно - генитально-сексуальным явлениям и что каждый истерический симптом скрывает в себе гетеротопную функцию гениталий. Правы были древние, говорящие об истерии: «суть в матке!». Мне представляется необходимым в заключение сослаться на некоторые рабочие темы, важность которых для меня очевидна. В истерических симптомах мы с немалым удивлением наблюдаем безусловную подчиненность жизненно важных органов, оставляющих в стороне собственную полезную функцию под воздействием страстей. Желудок и кишечник затевают кукольные игры с собственными стенками и их содержимым, вместо того чтобы это содержимое переваривать и удалять; кожа не является более защитным покровом и ведет себя наподобие сексуального органа, ощущения которого обещают удовлетворение похоти. Мускулатура демонстрирует фантастические сексуальные позывы, вместо того чтобы целесообразными действиями вносить вклад в сохранение жизни. И нет ни одного органа, ни одной части тела, которые были бы запретны для сексуального применения. Я не думаю, что это относится только к истерии. Определенные процессы в состоянии нормального сна указывают на то, что фантастические феномены материализации возможны и у невротиков. Я имею в виду явление поллюции. Возможно, что эти сексуальные позывы органов тела не прекращаются в полной мере и в дневное время. Вероятно, необходимо изучение физиологии страстей, чтобы познать их значимость. Современная наука о процессах жизни ограничивалась физиологией пользы, посвящая себя исключительно полезным функциям органов. Неудивительно, что даже в лучших учебниках по физиологии людей и животных игнорируется проблема коитуса. Авторы не знают, что поведать ни о специфических деталях этого глубоко укоренившегося рефлекторного механизма, ни о его онто- и филогенетическом значении, А ведь эта проблема, полагаю, имеет центральное значение для биологии, и здесь следует ожидать существенного прогресса. Уже сама проблематика указывает, что психоанализ поможет в исследовании биологии вопреки распространенному убеждению, что биологическое исследование является главным условием прогресса психологии. Проявление художественного дарования также рассматривалась пока только с позиций психологии, однако в некоторой степени и в аспекте истерии. Истерия, по Фрейду, является искаженным выражением искусства. Истерические «материализации» демонстрируют пластичность и даже художественные способности организма. Нередко к числу образцовых произведений искусства, в том числе и игры актеров, можно отнести не только шедевры «аутопластики», т.е. возможности собственного тела, но и материалов окружающего мира.
4. Попытка объяснения некоторых признаков (стигматов) истерии
(1919)
Слово «стигма» имеет церковно-историческое происхождение и означает чудесное перенесение на верующих знаков ран Христа. Во времена процессов над ведьмами их нечувствительность к боли при наложении раскаленного железа считалась стигмой вины. Бывшие ведьмы теперь именуются истеричками, и возвращающиеся к ним почти регулярно длительные симптомы называют стигматами истерии. Заметные различия между психоаналитиком и другими врачами-неврологами очевидны уже в оценке стигм и проявляются при первом же исследовании факта истерии. Психоаналитику достаточно сначала установить и исключить путаницу между органическим нервным заболеванием и истерией, после чего он изучает психические особенности данного случая и лишь на этой основе выходит на более точный диагноз. Неаналитик едва дает пациенту выговориться, доволен его жалобами и приступает к обследованию органики. Исключив органические осложнения, врач доволен, если в завершение может констатировать наличие патологии в виде истерических стигм, в их числе, отсутствие или уменьшение чувствительности к боли, отсутствие рефлекторного мигания при прикосновении к роговице, концентрическое сужение поля зрения, отсутствие рефлексов в небе и глотке, ощущение желвака в зеве (глобус) и сверхчувствительность в нижней области живота (овария) и т.д. Нельзя утверждать, что эти прилежные обследования что-то внесли в понимание сути истерии (за исключением остроумных экспериментов Жане по истерической потере чувствительности части тела). Но они также не обеспечили терапевтический успех. Тем не менее они являются важными элементами всех эпикризов истериков, придавая им своими графиками и ссылками видимость точности. Я давно полагал, что указанные выше симптомы истерии могут найти объяснение только в результате психоанализа. Относительно истерического нарушения чувствительности кожи мой аналитический опыт невелик. Приведу один случай. (1909 г.). Молодой человек двадцати двух лет пожаловался мне на «крайнюю нервозность» и на страшные галлюцинации во сне. Оказалось, что он женат, но в связи с «ночными кошмарами» спит не рядом с женой, а в соседней комнате на полу рядом с кроватью матери. О кошмаре, возвращения которого он опасается уже 7 или 8 месяцев и о котором вспоминает со страхом, он говорил следующее. «Я проснулся ночью в первом часу, схватился рукой за горло и заорал: на мне мышь, она ползет ко мне в рот! Мама проснулась, зажгла свет, гладила и успокаивала меня, но я не мог уснуть, пока она не взяла меня к себе в кровать». После разъяснений Фрейда об «инфантильном страхе» психоаналитикам понятно, что речь идет об истерическом явлении «ночного страха во время сна», особенно характерного для детей. Очевидно, что пациент нашел самое эффективное средство лечения - возвращение к любящей матери. Интересно послесловие: «Когда мать зажгла свет, я увидел не мышь, а свою левую руку во рту, которую с усилием вытягивал правой рукой». Все стало понятно. В сновидении левая рука выполняла роль мыши, грозившей ему удушением, а правая пыталась ее схватить или прогнать. Вначале мы мало интересовались вопросом, какие сексуальные сцены были символически отображены в этом сне. Однако, вспомнив примечательное разделение ролей между правой и левой рукой, обратились к случаю, который описал Фрейд. Его истерическая пациентка во время приступов одной рукой поднимала юбки, а другой пыталась привести их в порядок. Подчеркнем, что пациент проснулся, а левая рука была еще во рту, т.е. он не отличил ее от мыши. Я связываю это явление с истерической анестезией левой стороны тела, хотя, признаюсь, не смог тщательно исследовать чувствительность кожи. Даже поверхностное аналитическое исследование этого кошмара подсказало мне, что инфантильно фиксированное относительно матери движение пациента «снизу вверх» реализовало смещенное сексуальное действие (типа «фантазии Эдипа»), причем левая рука представляла мужские гениталии, а рот - женские, в то время, как правая рука служила защитой от «мыши». Это обеспечивалось только тем, что отсутствовала осознаваемая чувствительность в левой руке, которая стала прибежищем вытесненных фантазий. Как противоположный приведу пример истерической потери чувствительности, недавно исследованный мною в отделении для нервнобольных солдат (1916). Пациент, командир взвода артиллеристов, был 14 месяцев на фронте и получил легкое ранение левого виска (есть шрам). После 6 месяцев пребывания в госпитале был снова отправлен на фронт. Вскоре воздушной волной от разрыва гранаты его бросило на землю и оглушило комьями земли. Он служил еще некоторое время, потом после жалоб на головокружения, а он крепко выпивал, с диагнозом «алкоголизм» отправлен в тыл, в противопожарную часть. Там его зверски избил кнутом один из сослуживцев, от ударов была полностью парализована часть тела. Он скрывал нанесенное оскорбление, направляясь в различные госпитали. При ходьбе начал ощущать дрожь мускулатуры всей левой части тела, вынужден опираться на палку и правую ногу. В чем и было существо его обращения к нам. Обследованием было установлено, что в лежачем положении пациент совершенно спокоен, но при ходьбе левая рука и нога совсем не участвуют в движении и немеют. Признаки органического нервного заболевания отсутствуют. Наряду со сказанным установлены следующие функциональные нарушения: сильная возбудимость, сверхчувствительность к звуку, бессонница, тотальная анальгезия (отсутствие болевых ощущений) и анестезия левой части тела. Пациент не реагировал на укол в спину с левой стороны, но на приближение иглы спереди принимал защитные действия, несмотря на анальгезию и анестезию. Он судорожно удерживал приближающуюся с иглой руку и утверждал, что страх вынуждает его защищаться. Но когда ему завязывали глаза, то отсутствие ощущений было одинаково спереди и сзади. Значит, «страх» был чисто психическим феноменом. Читатель, вероятно, догадался, что отсутствие ощущений в левой части тела определено тенденцией вытеснения. Отсутствие ощущений от прикосновения облегчает процесс подавления воспоминаний о драматических переживаниях на фронте, а пережитое истязание породило симптомы. Добавлю, что этот пациент, считавшийся жестокой личностью, с трудом переносивший больничный порядок, совсем не сопротивлялся истязанию, что никак не мог объяснить себе. Его отношение к фельдфебелю было сравнимо с отношением к «начальнику своих детских лет», т.е. к отцу. Он потерял чувствительность, чтобы не дать сдачи в ответ, и по этой же причине препятствует любому приближению к поврежденной части тела. Сравнивая два приведенных примера потери чувствительности части тела и базируясь на противоречии между травматической анестезией и стигмой, постараемся разгадать характер последней. Обоим случаям свойственно отключение чувственного возбуждения от сознания при сохранении прочих видов психических реакций. У первого пациента, испытывавшего ночные кошмары, мы установили, что нечувствительность части тела неосознанно используется в качестве эффекта, вызывающего сенсорные изменения в этих частях, и ведет к «материализации» фантазий Эдипа. В случае травматической анестезии и опыта лечения военных неврозов, а также нарушений либидо при телесных повреждениях я прихожу к предположению, что здесь также имеет место либидозное применение вытесненных неосознаваемых ощущений прикосновения. Конечно, в обоих случаях сказывается недостаточность знаний о новых ассоциациях, связанных с частью тела, раскрытых Фрейдом еще в 1893 г. как основы истерических парализаций. Во втором случае недостаточность ассоциативных знаний зависит от того, что представление о нечувствительности частей тела закреплено в воспоминании о травмах (см.Фрейд - Бауэр «Эссе об истерии»). Различие между «стигматической» и травматической хемианастезией мы вправе определить по роли встречной телесной реакции. При травме такой реакции нет, она создается пережитыми потрясениями. При анестетической стигме, напротив, существует «встречная реакция» в виде чисто физиологической готовности затронутых частей тела к восприятию сознательного замещения и к передаче их раздражителей несознательным либидозным проявлением. Мы можем также утверждать идеогенность анестезии только при травмах и психогенность - при стигмах. После травмы часть тела теряет чувствительность, так как подверглась повреждению; а при стигме проявляется способность к представлению неосознаваемых фантазий, когда «правая не знает, что делает левая». Подтверждение этому я усматриваю в различиях между «правой» и «левой». Я заметил, что стигма чаще возникает слева, что подчеркивается и в некоторых учебниках. Полагаю, что левая сторона тела априори доступнее неосознаваемым воздействиям, чем правая, которая вследствие более активной деятельности лучше защищена от воздействия бессознательного. Возможно, что у работающих правой рукой с левой стороны тела изначально возникает определенное сопротивление осознанным возбуждениям, так что эта сторона легче лишается своих нормальных функций и обслуживает либидозные фантазии. Все же, если мы воздержимся от весьма редкого предпочтения стигмой левой стороны, то, вероятно, суть явления состоит в том, что при стигматической анестезии кожный покров реагирует по-разному на конфликтующие сознательные и неосознаваемые эффекты. При этом открывается возможность понимания другой истерической стигмы - концентрического сужения поля зрения. Приведенное различие между «правой и левой» еще в большей степени справедливо для различия между центральным и периферийным зрением. Естественно, что центральное зрение в силу своей функции более тесно связано с сознательным сосредоточением, а периферия поля зрения удалена от сознательного и становится ареной нечетких впечатлений. Остается лишь шаг, чтобы отвлечь эти впечатления от осознания, и они станут сырьем для либидозных фантазий. Вывод Жане о том, что истерик страдает «сужением поля сознания» следует признать доказанным хотя бы в этом смысле. Отсутствие чувствительности конъюнктива, и роговицы у истериков, по-видимому, объясняется сокращением поля обзора. Вероятно, что такое является действием того же вытеснения. Ведь мы поняли, что свойственные явления анестезии органов у истериков выясняются путем анализа, а не путем изменения их анатомических функций. Добавим также следующее: роговица является самым чувствительным местом всего тела, и реакция на ее повреждение, в том числе плач, стала вообще выражением боли души. Возможно, что отсутствие этой реакции у истериков связано с подавлением эмоциональных возбуждений. Многократные результаты психоаналитического разбора фактов истерической анестезии глотки показали, что торможение процесса глотания является актом, связанным с генитальными фантазиями. Понятно, что возбуждение гениталий «от низа к верху» не могло миновать во многом сходного источника раздражения. При гиперестезии глотки происходит образование реакций против аналогичных перверсных фантазий, а при «глобус истерикус» (желвак в горле) - «материализация» защиты от них. Правда, пока не установлены особая склонность зева к стигматизации и ее причины. Я вполне сознаю недостаточность приведенного материала и все же скажу о возникновении истерических стигм следующее. Истерические стигмы означают локализацию конвертированных масс возбуждения в местах тела, которые подвержены восприятию неосознанных действий инстинктов, становясь «банальными» сопровождающими явлениями других (идеогенных) истерических симптомов. Ограничусь этой попыткой объяснения стигм, пока не установлены более совершенные. Я никак не могу согласиться с «объяснениями» Бабинского, что стигмы (и вообще симптомы истерии) суть внушенные врачом типы заболевания и лечения. Такое примитивное понимание появилось потому, что действительно многие больные ничего не знали о своих стигмах до их показа врачам. Тем не менее стигмы существовали, и этот факт способен отрицать лишь тот, кто по-старому ошибочно уподобляет разум психике. Весьма характерная логическая ошибка, когда пытаются объяснить истерию только суггестией, а суггестию - истерией, вместо того чтобы каждое из этих явлений анализировать отдельно.
5. Психоанализ случая истерической ипохондрии
(1919)
К сожалению, техника психоанализа, связанная с весьма длительным процессом лечения, несколько выветрила из памяти общее впечатление от этого случая и отдельные моменты сложных взаимосвязей. Я сообщу об ином случае, когда лечение осуществлялось очень быстро и содержательно богатая картина заболевания развивалась бурно, наподобие серии кино кадров. Пациентку, красивую молодую иностранку, привели ко мне ее родственники после испробования различных методов лечения. Она произвела на меня весьма неблагоприятное впечатление. Ярким симптомом был ее очевидный страх открытого пространства, когда она месяцами не могла выходить без сопровождения. В одиночестве была подвержена резким приступам страха, причем даже ночью будила лежавшего рядом мужа или другое лицо и часами рассказывала о вызывавших у нее страх явлениях и ощущениях. Ее жалобы включали ипохондрические впечатления и ассоциированный с ними страх смерти. Она чувствовала ком в горле, а на коже головы - покалывания. Эти ощущения вынуждали постоянно ощупывать горло и голову. Ей казалось, что у нее растут уши, раскалывается лобная часть головы и пр. В этом ей виделись признаки близкой смерти, и она порой думала о самоубийстве. Ее отец скончался якобы от атеросклероза, это же ожидает и ее. Она, как и отец, сойдет с ума и умрет в санатории для душевнобольных.
|