Любовь и дисциплина.

Я представил случай с Мартой довольно подробно, потому что он наглядно поясняет те проблемы, которые возникают, когда родители начинают играть, пытаясь вырастить неизбалованного ребенка. Марта была неизбалованной, но и не созревшей. Она не созрела на эмоциональном уровне и была наивной в сексуальных аспектах жизни. Ее мать верила, что любит свою дочь, и была привязана к ней, хотя причиняла ей много боли и страданий, пытаясь ее воспитывать и контролировать. Ее действия выражали не любовь, а враждебность. Оправдывая свое деспотическое отношение любовью и заботой, такие родители обманывают себя и своих детей.

Любовь неотделима от свободы и удовольствия. Человек не может по-настоящему любить, если он ограничивает свободу любимого человека быть самим собой, выражать себя и делать что-то для себя. К тому же не следует говорить о любви, причиняя при этом боль. Это несовместимо. Если мы кого-то любим, мы хотим видеть его счастливым и веселым, а не унылым и страдающим. Еще один важный момент: когда мы делаем что-то с любовью, наши поступки направляются из сердца, а не из ума.

Трудно понять, как любовь и дисциплина могут сочетаться друг с другом. Поговорка «пожалеешь розгу — испортишь ребенка» отражает старые традиции западной культуры, в которых послушание и обязанность приравниваются к любви. Часть этих традиций считает удовольствие грехом, а работу и производительность главными добродетелями. Другая часть западных традиций рассматривает тело как низший аспект человеческой сущности. В моей книге «Предательство тела» я показал, что эта традиция, когда в ее соблюдении люди заходят слишком далеко, оканчивается шизоидным состоянием.

Я выдвинул свой главный аргумент против домашней дисциплины, имея в виду взаимоотношения, которые она устанавливает между родителями и детьми. Дисциплина без наказания была бы бессмысленной, поэтому наказание является тем насущным вопросом, на который мы должны ответить. Когда родитель берет на себя право наказывать, он ставит себя на место правосудия. Он должен судить поведение своего сына, чтобы решить, заслуживает ли оно наказания — и если да, то насколько. Сам по себе акт суждения разрушает отношения, основанные на любви. Любовь требует понимания, в то время как суждение требует всеведения. Судья находится не на одном уровне с подсудимым. Он занимает более высокое положение. «Подсудимый» не может не чувствовать возмущение, если ему отказано быть равным по статусу в семье.

Является ли ребенок равным по своему положению с его родителями? С точки зрения мудрости, ответственности ясно, что нет. Но в том смысле, что его чувства так же важны, как и чувства взрослых, он находится в равных отношениях с ними. Отношения, построенные на любви, характеризуются тем, что чувства любимого человека так же важны для нас, как и для него самого. Если чувства равноправия отсутствуют, то они принимают форму отношений хозяина и слуги. Такие взаимоотношения могут содержать сильные чувства любви, но они не будут основаны на любви.

Еще один вид взаимоотношений, которые дегенерировали в отношения типа «выше-ниже», — это отношения между учителем и учеником. По определению, образование означает направлять, сопровождать кого-то. Учитель должен вести за собой учеников по тропинкам знания, а не толкать или заставлять их угрозами и наказаниями. Так как у нас нет подлинной веры в нашу образовательную систему, то нам приходится полагаться на систему вознаграждений и наказаний, чтобы создавать мотивацию для студентов. Это ставит учителя в положение, в котором он должен оценивать ответы учеников. Из-за такого подхода отношения, которые должны быть основаны на принципах дружбы и доверия, превращаются в отношения, основанные на принципах власти и зачастую враждебности. Поэтому не требуется особой смекалки, чтобы понять, почему почти все школьники ненавидят школу.

Мы начинаем понимать, что школы не должны быть устроены по принципу модифицированных пенитенциарных учреждений. Следуя примеру Англии, мы стали изучать возможность открытых классов, где дети получают свободу перемещения между столами или от одной деятельности к другой в соответствии с их интересами. А поскольку отсутствует жесткая программа обучения, то отпадает и необходимость в дисциплине. А так как дети, обладая свободой выбирать, стремятся узнать то, что они хотят знать, целая система вознаграждений и наказаний становится ненужной. Исследования четко показали, что открытые классы являются более эффективным способом обучения, чем жестко контролируемая обстановка в классе. Но не менее важен и тот факт, что эта новая методика снова устанавливает естественные отношения между учителем и учеником, где они становятся равными друзьями в их совместном путешествии по дороге познания.

Если акт осуждения отчуждает человека, которого судят, то такой же эффект он оказывает и на самого судью. Будучи вынужден принимать решения, он должен отбросить все свои эмоции, все эмпатийное понимание, которые отождествляли бы его с подсудимым человеком. Он должен целиком полагаться в своих решениях на сформулированные законы. Теоретически ему также не следует позволять своим личным чувствам влиять на принятие решений. Нам бы хотелось считать, что судья, верша правосудие, может занять объективную позицию; однако объективности с трудом можно ожидать от родителей. Объективные родители, которые безличны и беспристрастны к своим детям, не настоящие родители. Их ребенок, как заметила Марта, чувствует себя брошенным. С другой стороны, если личные чувства влияют на вынесение приговора, то вся процедура становится фарсом и обманом.

Большим заблуждением в той игре, которую родители затеяли со своими детьми, является отговорка, будто они могут быть любящими и объективными или заботливыми и безразличными одновременно. Такая отговорка позволяет им отрицать свои собственные чувства, когда им бывает неудобно признавать их своими. Так, например, они могут обвинить ребенка в непослушании, хотя на самом деле его поведение является реакцией на их враждебность; или они могут из-за своего раздражения упорно не реагировать на плач ребенка, оправдывая свое поведение дисциплиной и твердостью. Они будут лишать ребенка удовольствия из-за зависти (когда они сами были детьми, их тоже лишали удовольствий), гордясь, что они таким образом не испортят ребенка.

Родители обманывают себя в этой игре, так как многие из них действительно верят, что то, что они делают, совершается на благо ребенка. Они считают дисциплину и наказание единственным способом воспитать ребенка, хотя у них могут возникнуть некоторые сомнения по поводу эффективности этих методов. Представление о том, что, назначая ребенку болезненное наказание, таким образом можно оказать положительный эффект на его личность, является формой самообмана. Эффективное наказание вызывает страх, который может сделать ребенка более покорным, но никогда не сделает его более любящим. Родители сами когда-то были детьми и их подвергали тому же самому. Почему они забыли об этом? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны понять, что происходит с ребенком в результате такого обращения.

У детей нет выбора принимать или отвергать обманы, которые применяют их родители. У них еще нет независимости. Любовь и одобрение их родителей — это для них вопрос жизни и смерти. Большинство детей проходят через период неповиновения, как это было с Мартой, борясь за понимание, в котором они так отчаянно нуждаются. К сожалению, это ведет только к дальнейшему отчуждению со стороны родителей. Они смотрят на своих детей как на монстров, сумасшедших или дикарей. Их вынуждают соглашаться, — это означает, что они в конце концов смирятся с мыслью, что человек должен заслужить любовь и должен заработать удовольствия. Из этого они сделают вывод, что их не любили, потому что они не заслуживали любви.

«Если это и есть игра под названием жизнь, — подумает ребенок, — что ж, я буду подчиняться ее правилам и сыграю в нее». Ребенок также заметит, что в ту же самую игру играют и в других семьях.

Дети даже перенимают манеру разговора у родителей для своей собственной игры. Можно часто слышать, как один ребенок говорит другому: «Ты плохая девочка. Мама не любит тебя». Или «Ты капризничаешь, поэтому тебя нужно наказать». Раз решение участвовать в игре принято, ребенок должен подавлять свои враждебные и негативные чувства. Подавление никогда не бывает эффективным на все 100 процентов, и даже в самом послушном ребенке иногда прорываются всплески возмущения. Это только еще больше укрепляет мнение родителей, что в каждом ребенке кроется нечто негативное, что нужно обуздать или искоренить.

Ребенка, которого вынудили отказаться от своих прав, данных ему при рождении, и начать игру, втянули в нечестную сделку. Неважно, что и как он делает, ему не выиграть. Как бы сильно он ни пытался, ему не удается получить любовь и одобрение, в которых он нуждается. Мы можем вспомнить здесь, что мать Марты была не удовлетворена, когда ее дочь набрала 99, 5 балла. Она требовала наивысшего результата. Родители, играющие в игру, требуют невозможного. Их неосознанной мотивацией является перенос своей вины на ребенка за то, что они не те любящие родители, которых они из себя разыгрывают перед ним. А ребенок примет эту вину, чтобы поддержать иллюзию, что любовь родителей все еще можно получить.

Каждый человек, находящийся в депрессии, попадает под огонь с двух сторон. Одна его половина говорит: «Держись, борись, это твой единственный шанс». Другая говорит: «Откажись от борьбы, у тебя нет ни малейшего шанса». Однако как он может отказаться, если после этого его ожидают одиночество и смерть. И в то же время, если он не откажется, он израсходует свою энергию на борьбу, которая была проиграна еще до того, как началась, и которая неизбежно окончится депрессией и смертью.

Противоположностью дисциплины является вседозволенность. Я испытываю отвращение к этому слову применительно к воспитанию детей. Вседозволяющий родитель — это запутавшийся в себе человек, который, хотя и сомневается, стоит ли применять дисциплину, не может ее ничем заменить. Он все еще держит себя в положении человека, наделенного властью, поскольку он может разрешать или не разрешать по своему усмотрению. Если рьяного приверженца дисциплины можно назвать тираном, то вседозволяющего родителя — благодушным деспотом. Он может действительно быть слабым правителем, чья уступчивость является отражением его некомпетентности. Его ребенок поймет истинное положение вещей и отреагирует соответственным образом. Запутавшемуся или слабому родителю ребенок бросит вызов или испытает в чем-то, чтобы точно узнать, где он находится и с кем имеет дело.

Вседозволенность противоречит основной истине, что ребенок рождается с определенными естественными от природы или данными от бога правами: правом быть любимым, правом получать удовольствия (потому что удовольствие — это та искра, которая заводит двигатель жизни) и правом выражать свои чувства. Мы все хотим тех же самых прав для себя, но, если мы отказываем себе в этих правах, мы будем отнимать их и у наших детей. Давать или отнимать, запрещать или разрешать — все эти права находятся вне компетенции родителей. Разрешение ребенку быть самим собой и выражать себя подразумевает, что это разрешение можно отнять. Можно лишить ребенка этих прав, но это можно сделать, если родители используют свою власть благодаря беспомощности ребенка или его зависимости.

Вседозволенность нельзя отождествлять с любовью. Ребенок, воспитанный в уступчивой семье, где ему что-то позволяют, может быть в одинаковой степени лишен любви, как и ребенок в авторитарной семье. Он может тоже страдать от отсутствия чувства защищенности и так же добиваться понимания у своих родителей. Однако, играя в игру, он столкнется с гораздо большими трудностями, поскольку правила игры стали неопределенными и путаными. Несмотря на либерализм, проявляемый его родителями, от него все-таки ожидают хорошей учебы в школе, хорошего поведения и послушания. Но он не будет, как дисциплинированный ребенок, прилагать таких больших усилий, чтобы добиться этих результатов, и его неудача вызовет неодобрение со стороны родителей, явное или скрытое. Поэтому можно ожидать, что он воспользуется преимуществом такого вседозволенного отношения, чтобы присоединиться к движению протеста и неповиновения. Он с легкостью может пристраститься к наркотикам. Эта дорога тоже ведет в никуда, и он в конце концов тоже впадет в депрессию, не найдя нигде веры, на которую он мог бы опереться в своей жизни.

Проблема вседозволенности заключается в том, что она является не положительным, а отрицательным отношением к человеку. Вседозволяющие родители и преподаватели отвергли подход, основанный на строгой дисциплине как в своей личной жизни, так и по отношению к другим, но они не заменили ее внутренней моралью, которая дала бы чувство безопасности и порядка, необходимые для подлинной свободы. Они стали придерживаться философии «подействует так или иначе», которая на деле обернулась тем, что «ничего не действует». Разрешающий родитель так же запутался в себе самом, как и в отношениях со своим ребенком.

Восстав против жестокости викторианского морализма, с его принятием двойного стандарта, он отверг всю мораль. Поэтому неудивительно, что его мир также рушится.

Ни разрешение, ни жесткая дисциплина не решат наших трудностей. Поскольку акцент в современной психологии делается на индивиде, то и ответственность за порядок и мораль должна также ложиться на каждого человека в отдельности. Самодисциплина должна заменить устаревшую авторитарную дисциплину. И все это должно происходить вместе с самоосознанием и самовыражением, что обязательно включает такие концепции, как самообладание и сдержанность. Родители, которые применяют к себе самодисциплину, будут воодушевлять ребенка развивать те же качества, позволяя ему принимать возрастающую ответственность за удовлетворение его потребностей. В основе лежит концепция саморегуляции, которая начинается в самом раннем детстве с так называемыми требовательными чувствами. Ребенок, который сам себя регулирует, приобретет веру в свое собственное тело и в свои телесные функции. Он станет человеком, ориентированным на свой внутренний мир, способным к самодисциплине.

Саморегуляция отличается от вседозволенности по многим важным пунктам. Она не является уклонением родителей от ответственности, что часто происходит со вседозволяющими родителями. Скорее наоборот, родители, верящие в саморегуляцию, берут на себя ответственность находиться «там» для ребенка, когда бы он в них ни нуждался. Это особенно важно, когда мать кормит ребенка грудью. Такое ответственное поведение является удовлетворением его нужд, а не дозволением. Еще одно отличие заключается в сущности задействованных функций. Саморегуляция, главным образом, имеет дело с телесными функциями: ребенку разрешают самому определять, когда и что он будет есть, исходя из того, что ему доступно; он сам определяет, когда и сколько его будут держать на руках в рамках свободного времени его матери; его не принуждают развивать сфинктерный контроль за своими функциями выделения, пока он физически и психологически не будет готов к этому, что происходит в среднем в возрасте 2, 5 — 3 года. Саморегуляция принимает ребенка таким, какой он есть, как только что родившийся животный организм, она позволяет ему быть, кем он есть — уникальной личностью (индивидом).

Саморегуляция не означает, что родителям не следует накладывать никаких ограничений или правил на поведение ребенка. Такое отношение привело бы к хаосу. Ребенок обращается к своим родителям за руководством и поддержкой. Правила и ограничения необходимы, если ребенок должен понять, где он стоит. Но ни те, ни другие не должны быть жесткими или неизменными, поскольку они призваны укреплять безопасность ребенка, а не отнимать у него свободу. Кроме того, правила не могут быть произвольными; они должны иметь непосредственное отношение к образу жизни родителей, то есть они должны придерживаться тех же основных правил, которые они налагают на своих детей. Нельзя, чтобы родители, имеющие власть, жили по своим правилам, а дети, не имеющие ее, по другим.

Если у родителей есть вера в своей образ жизни, то их правила и ограничения будут отражением этой веры. Такое утверждение, в свою очередь, поднимает вопрос: что есть вера? Его я буду обсуждать в следующей главе. Здесь же я могу просто сказать, что каждое действие, основанное на вере, является проявлением любви и что каждый акт любви является выражением веры. Дети осознают эти важные ценности и уважают их, поскольку они очень важны для их эмоционального роста.

Любящий родитель — это не тот родитель, кто разрешает или дисциплинирует. Его можно описать как понимающего родителя. Он понимает потребности ребенка в безусловной любви и в приятии. Он также понимает, что дело не в словах, а в чувствах, выраженных в действии. Ребенок нуждается в физической ласке и теплоте со стороны обоих родителей. Он нуждается в телесном контакте, особенно в период младенчества, с ним нужно играть, носить на руках и обнимать. Такие потребности должны удовлетворяться главным образом матерью, но отцовское участие в обеспечении телесного контакта, если оно носит второстепенный характер, также нельзя оставлять без внимания.

Любящая мать — это та мать, которая отдает себя, свое время, внимание, интерес своему ребенку. Из-за своей любви она не жалеет о времени, проведенном со своим ребенком, она также не возмущается требованиями уделить ему внимание. Когда пациент говорит: «Какой толк тянуться к маме? Ее там никогда не было», он имеет в виду, что ее там не было для него. Ее внимание и интерес были где-то в другом месте. Чтобы понять, насколько мать любит своего ребенка, нужно только узнать, сколько времени она проводит с ним и сколько удовольствия он доставляет ей. Удовольствие, которое мать получает от своего ребенка, совершенно равнозначно удовольствию, которое ребенок испытывает от нее. Принцип взаимности лежит в основе всех отношений, построенных на подлинной любви. Любовь основана на взаимном удовольствии.

Удовольствие одного человека увеличивает удовольствие другого, пока чувства между любящими не сливаются в единый поток радости. Вот такими должны быть отношения между матерью и ребенком. Между ними не будет такой радости, когда мать манипулирует ребенком в своих собственных эгоистичных целях.

Любящие родители хотят видеть своих детей счастливыми. Это является их главной заботой. Они хотят, чтобы их ребенок получал удовольствие от своей жизни, и они сделают все возможное, чтобы обеспечить ему удовольствие, к которому он стремится. Такое отношение и чувства, сопровождающие его, дают ребенку веру в жизнь — сначала веру в его родителей, затем веру в себя и, наконец, веру в мир. Родители могут сделать это для ребенка, если они сами обладают верой. Но очень мало людей имеют ее в наше время. Наша культура практически свела на нет всю важность и ценность веры. Говоря о любви, мы, однако, поклоняемся силе. Но у нас даже не хватает веры в силу самой любви.

Вера.