Слова сияния», глава 11, страница 6

Наступила ночь. Каладин шагал вдоль Разрушенных равнин, проходя мимо скоплений сланцекорника и лоз, вокруг которых мельтешили спрены жизни, похожие на пылинки. После вчерашнего сверхшторма в низинах все еще оставались лужи, полные крэма для пирующих в них растений. Слева до Каладина доносились звуки оживленного военного лагеря. Справа... тишина. Только бесконечные плато.

Когда он был мостовиком, солдаты Садеаса не останавливали его, если он гулял этой тропой. Что ждало людей снаружи, на равнинах? Садеас ставил охрану на краю лагерей и у мостов, чтобы рабы не могли сбежать.

Что ждало людей снаружи? Ничего, кроме избавления в глубине ущелий.

Каладин повернулся и побрел вдоль одного из них, мимо солдат, охраняющих мосты, и факелов, чей огонь дрожал на ветру. Ему отсалютовали.

«Туда», — подумал он, пробираясь к конкретному плато.

Военный лагерь слева отбрасывал достаточно света, чтобы он видел, куда идет. На краю плато Каладин подошел к месту, где встретил королевского Шута той ночью, много недель назад. То была ночь решений, ночь перемен.

Каладин шагнул к краю пропасти, глядя на восток.

Перемены и решения. Он оглянулся через плечо. Пост охраны остался позади, и теперь поблизости не было никого, кто мог бы его увидеть. Поэтому Каладин шагнул в ущелье с наполненной сферами сумкой на поясе.

* * *

Шаллан не нравился военный лагерь Садеаса.

Воздух здесь оказался не такой, как в лагере Себариала. Воняло, и это был запах отчаяния.

Имело ли отчаяние запах? Она подумала, что может его описать. Зловоние пота, дешевой выпивки и крэма, который не убирали с улиц. Все эти запахи смешивались над слабо освещенными дорогами. В лагере Себариала люди гуляли группами, здесь же они передвигались быстро, сбившись в подобие шаек.

Лагерь Себариала пах пряностями и ремеслами — новой кожей — и иногда домашним скотом. Лагерь Далинара — мастикой и смазкой, на каждом втором углу кто-то делал что-нибудь полезное. Теперь в лагере Далинара осталось слишком мало солдат, но каждый носил форму подобно щиту против хаоса времен.

Те солдаты в лагере Садеаса, что носили форму, ходили в расстегнутых мундирах и мятых брюках. Шаллан проходила таверну за таверной, и из каждой наружу доносился гам. Женщины, слонявшиеся перед некоторыми из них, свидетельствовали о том, что это не просто таверны. Конечно, публичные дома имелись в каждом лагере, но здесь они казались особенно вульгарными.

Здесь было меньше паршменов, чем Шаллан привыкла видеть в лагере Себариала. Садеас предпочитал традиционных рабов: мужчин и женщин с клеймами на лбах, снующих повсюду со сгорбленными спинами и опущенными плечами.

Честно говоря, она ожидала встретить подобное во всех военных лагерях. Шаллан читала отчеты людей с войны — о маркитантах и проблемах с дисциплиной. О вспышках раздражительности, о настроении мужчин, которых учат убивать. Возможно, вместо того, чтобы поражаться ужасам лагеря Садеаса, ей следовало удивляться, что другие на него не похожи.

Шаллан ускорила шаг. Сегодня она примерила лицо темноглазого юноши, волосы спрятаны под шляпой, а на руках — пара плотных перчаток. Даже замаскированная под парня, она оказалась не готова ходить с открытой безопасной рукой.

Перед тем как выйти из дома, она сделала серию набросков, которые при необходимости можно использовать в качестве новых лиц. Проверка подтвердила, что если она нарисует набросок утром, то сможет использовать его для создания образа днем. Однако если ей приходилось ждать больше одного дня, образ становился нечетким и иногда расплывался. Шаллан уловила смысл. Процесс рисования запечатлевал в ее голове картинку, но в конечном итоге она рассеивалась.

Прообразом для ее нынешнего лица послужил юный посыльный, сновавший по лагерю Садеаса. Хотя сердце Шаллан бешено билось каждый раз, когда она проходила мимо группы солдат, никто не бросил в ее сторону лишнего взгляда.

Амарам был кронлордом — светлоглазым третьего дана, что делало его на целый ранг выше отца Шаллан и двумя рангами выше ее самой. Высокое положение давало ему право владеть собственной маленькой территорией в лагере сюзерена. Над особняком развевалось его личное знамя, а ближайшие здания занимали его собственные солдаты. Столбы, вбитые в камень и выкрашенные в цвета Амарама — бордовый и темно-зеленый — очерчивали его зону влияния. Она прошла мимо них без остановки.

— Эй, ты!

Шаллан застыла на месте, чувствуя себя такой маленькой в темноте. Но недостаточно маленькой. Она медленно повернулась, когда подошли двое патрулирующих периметр охранников. Их униформа была строже, чем та, которую она видела в лагере. Даже пуговицы отполированы, хотя они носили похожие на юбки такамы вместо штанов. Амарам оставался приверженцем традиций, и униформа отражала его взгляды.

Охранники нависли над ней, как это делали большинство алети.

— Посыльный? — спросил один. — В такое время ночи?

Он был крепким детиной с седой бородой и толстым широким носом.

— Еще даже не взошла вторая луна, сэр, — ответила Шаллан голосом, который, как она надеялась, походил на мальчишеский.

Охранник нахмурился. Что она такого сказала?

«Сэр, — поняла Шаллан. — Он не офицер».

— Отныне докладывай о своем прибытии постам охраны, — сказал мужчина, указав на маленький освещенный участок на некотором расстоянии позади них. — Мы собираемся поддерживать безопасный периметр.

— Да, сержант.

— О, хватит изводить парня, Хав, — проговорил другой солдат. — Ты же не думаешь, что он должен быть в курсе правил, которые не знает половина солдат.

— Свободен, — произнес Хав, махнув Шаллан.

Девушка поспешила подчиниться. Безопасный периметр? Она не завидовала этим людям с таким заданием. У Амарама нет стены, чтобы отгородиться от других, только несколько полосатых столбов.

Особняк Амарама оказался относительно небольшим — два этажа с несколькими комнатами на каждом. Возможно, раньше здесь располагалась таверна, жилище было временным, потому что Амарам только недавно приехал в военный лагерь. Сложенные поблизости груды кирпича из крэма и камня указывали на то, что планировалась постройка чего-то более грандиозного. Рядом находились другие здания, приспособленные под казармы личной охраны Амарама, в которую входило всего около пятидесяти человек. Большинство пришедших с ним солдат, завербованных на землях Садеаса и присягнувших кронлорду, будут расквартированы где-то еще.

Подойдя ближе к дому Амарама, Шаллан пригнулась рядом с хозяйственной постройкой и присела на корточки. У нее ушло три вечера, чтобы разведать территорию, и каждый раз она использовала разные лица. Не исключено, что такая осторожность чрезмерна. Шаллан не делала ничего подобного раньше и не была уверена. Дрожащими пальцами она сняла шляпу — настоящую часть костюма — и позволила волосам рассыпаться по плечам. Затем достала из кармана сложенный рисунок и стала ждать.

Проходили минуты, а она все смотрела на особняк.

«Давай же... — думала она. — Выходи…»

Наконец из дома показалась молодая темноглазая женщина под руку с высоким мужчиной в брюках и свободной рубашке на пуговицах. Женщина захихикала, когда ее друг что-то сказал, и убежала в темноту. Мужчина позвал ее и поспешил следом. Служанка — Шаллан до сих пор не смогла узнать ее имя — уходила каждую ночь в одно и то же время. Дважды с этим мужчиной. Один раз с другим.

Шаллан глубоко вдохнула, втягивая штормсвет, и подняла картинку, на которой раньше изобразила убежавшую девушку. Та была примерно одного роста с Шаллан, с волосами почти такой же длины, довольно схожего телосложения... Должно сработать. Шаллан выдохнула и превратилась в другого человека.

«Служанка хихикает и смеется, — подумала она, стягивая мужские перчатки и одевая на безопасную руку женскую перчатку коричневого цвета, — и часто перемещается вприпрыжку. Ее голос выше, чем мой, и у нее нет акцента».

Шаллан практиковалась говорить правильно, но надеялась на то, что ей не понадобится выяснять, насколько достоверен ее голос. Все, что ей требуется сделать, — войти в дверь, подняться по лестнице и проскользнуть в нужную комнату. Легко.

Она встала, задержала дыхание, выпустила штормсвет и шагнула к зданию.

* * *

Каладин достиг дна пропасти в светящемся облаке штормсвета и перешел на бег, закинув копье на плечо. Было трудно стоять на месте со штормсветом в венах.

Он сбросил пару мешочков сфер, чтобы использовать их позже. Штормсвета, поднимавшегося с участков его открытой кожи, хватало, чтобы освещать пропасть и отбрасывать тени на стены, пока он бежал. Тени же, казалось, становились фигурами из костей и ветвей, тянущихся от груд на земле. Тела и души. Его движения заставляли тени изгибаться, как если бы они поворачивались, чтобы посмотреть на него.

Он бежал, окруженный немыми зрителями. Сил слетела вниз лентой света и заняла место рядом с головой Каладина, сравнявшись с ним по скорости. Он перепрыгивал через препятствия и шлепал по лужам, разогревая мышцы для упражнений.

А потом запрыгнул на стену.

Неуклюже ударившись, Каладин упал и перекатился через несколько оборцветов. Он остановился лицом вниз, лежа на стене, но зарычал и поднялся на ноги, в то время как штормсвет затягивал небольшой порез на его руке.

Прыжок на стену ощущался очень противоестественно. Когда он ударился, потребовалось время, чтобы сориентироваться.

Каладин снова побежал, втянув больше штормсвета, приучая себя к смене перспективы. Когда он приблизился к следующей расщелине между плато, для его глаз это выглядело, как если бы он достиг дна ямы. Стены ущелья казались ему полом и потолком.

Он соскочил со стены, сосредоточившись на дне пропасти, и мигнул, пожелав, чтобы то направление снова стало для него низом. Приземлившись, он снова споткнулся и в этот раз полетел в лужу.

Каладин со вздохом перевернулся на спину, лежа в холодной воде. Крэм, ранее осевший на дне, захлюпал между пальцев, когда он сжал кулаки.

Сил приземлилась ему на грудь, приняв образ молодой женщины. Она уперла руки в бедра.

— Что? — спросил Каладин.

— Это было жалкое зрелище.

— Согласен.

— Может, ты слишком спешишь, — добавила она. — Почему бы не попробовать прыгнуть на стену без разбега?

— Убийца мог так делать, — ответил Каладин. — Мне нужно уметь сражаться так же, как и он.

— Понятно. И, полагаю, он научился всему этому с пеленок, без какой-либо практики.

Каладин тихо выдохнул.

— Ты говоришь так же, как и Туккс.

— Неужели? Он был блистателен, прекрасен и всегда прав?

— Он был крикливым, нетерпимым и чрезвычайно язвительным, — ответил, вставая, Каладин. — Но да, он в основном всегда был прав.

Он повернулся к стене и прислонил к ней копье.

— Сет называл это «сплетением».

— Хороший термин, — кивнула Сил.

— Что ж, чтобы научиться, мне придется заняться некоторыми основными принципами.

Совсем как учиться сражаться с копьем.

Видимо, ему придется запрыгнуть на стену и соскочить вниз пару сотен раз.

«Лучше так, чем смерть от Клинка Осколков убийцы», — подумал Каладин и взялся за дело.

* * *

Шаллан вошла в кухню Амарама, пытаясь двигаться с энергичной грацией той девушки, лицом которой она воспользовалась. В большой комнате сильно пахло карри, томившимся над очагом, — остатки вечерней трапезы на случай, если кто-нибудь из светлоглазых проголодается. Повариха в углу читала роман, пока ее девушки мыли кастрюли. Комната была хорошо освещена сферами. Судя по всему, Амарам доверял слугам.

Длинная лестница вела на второй этаж, позволяя слугам быстро приносить еду хозяину. Шаллан нарисовала план здания по догадкам, основанным на расположении окон. Комнату с секретами было легко обнаружить: Амарам закрыл ставни на окнах и никогда их не открывал. Похоже, она правильно предположила насчет лестницы на кухне. Шаллан направилась к ступеням, напевая под нос, как часто делала девушка, которую она изображала.

— Уже вернулась? — спросила повариха, не поднимая голову от романа. Судя по акценту, она была хердазианкой. — Его сегодняшний подарок оказался недостаточно хорош? Или тот, другой, заметил вас вместе?

Шаллан ничего не сказала, пытаясь скрыть беспокойство за напеванием.

— Для тебя найдется занятие, — сказала повариха. — Стайну требуется помощь, чтобы отполировать зеркала. Он в кабинете, чистит флейты хозяина.

Флейты? У такого солдата, как Амарам, есть флейты?

Что сделает повариха, если Шаллан взбежит по лестнице и проигнорирует приказ? Возможно, эта женщина высокого ранга для темноглазой. Важный представитель домашней прислуги.

Повариха не оторвалась от своего романа, но продолжила мягче:

— Думаешь, мы не заметили, как ты выбралась тайком в полдень, дитя? То, что хозяин тебя любит, не означает, что ты можешь этим пользоваться. Иди работать. Уборка в твой свободный вечер вместо того, чтобы любезничать с мужчинами, поможет напомнить тебе об обязанностях.

Стиснув зубы, Шаллан посмотрела вверх, на ступени, ведущие к ее цели. Повариха медленно опустила роман. Ее нахмуренный вид указывал на то, что она из тех, кому лучше не перечить.

Шаллан кивнула и двинулась прочь от лестницы, дальше по коридору. В вестибюле должна быть другая лестница, ведущая наверх. Ей только нужно пройти в том направлении и...

Шаллан застыла на месте, когда из боковой комнаты в коридор шагнула фигура. Высокий мужчина с квадратным лицом и угловатым носом был одет по современной моде светлоглазых: открытый сюртук поверх рубашки с пуговицами, обтягивающие брюки, на шее повязан широкий платок.

Шторма! Предполагалось, что кронлорд Амарам — модно одетый или не модно — не должен находиться сегодня в доме. Адолин сказал, что этим вечером Амарам ужинает с Далинаром и королем. Почему он здесь?

Амарам стоял, изучая бухгалтерскую книгу в руках, и, казалось, не замечал ее. Он отвернулся и зашагал по коридору.

«Бежать».

Это было первой реакцией Шаллан. Выскочить через переднюю дверь, исчезнуть в ночи. Проблема в том, что она поговорила с поварихой. Когда девушка, которую изображает Шаллан, вернется, то окажется в шторме проблем — и она способна доказать, со свидетелями, что не возвращалась в дом раньше положенного. Что бы Шаллан не сделала, есть большая вероятность того, что когда она уйдет, Амарам узнает, что кто-то шнырял вокруг под видом одной из его служанок.

Отец штормов! Не успела она войти в дом, как уже все испортила.

Впереди заскрипели ступени. Амарам поднимался как раз в ту комнату, которую Шаллан намеревалась осмотреть.

«Кровьпризраки рассердятся на меня, если я насторожу Амарама, — подумала девушка, — но они разозлятся еще больше, если я еще и вернусь без информации».

Она должна попасть в ту комнату, причем одна. А значит, она не может позволить Амараму войти туда.

Шаллан бросилась за ним, вбежала в вестибюль и крутанулась вокруг столба перил, чтобы побыстрее подняться по лестнице. Амарам добрался до верхней площадки и повернул к коридору. Может, он идет в другую комнату.

Ей не настолько повезло. Пока Шаллан спешила вверх по лестнице, Амарам дошел до нужной двери, достал ключ, вставил его в замок и повернул.

— Светлорд Амарам, — проговорила Шаллан, запыхавшись, когда добежала до верхней площадки.

Он повернулся к ней, нахмурившись.

— Телеш? Ты же собиралась уйти сегодня ночью?

Ну теперь она хотя бы знает, как ее зовут. На самом ли деле Амарам так интересуется своими слугами, что осведомлен о планах на вечер простой горничной?

— Да, светлорд, — ответила Шаллан, — но я вернулась.

«Нужно его отвлечь. Но чем-то не слишком подозрительным. Думай!»

Заметит ли он, что голос изменился?

— Телеш, — сказал Амарам, покачав головой. — Ты все еще не можешь выбрать между ними? Я обещал твоему доброму отцу, что позабочусь о тебе. Что же мне делать, если ты никак не угомонишься?

— Дело не в этом, светлорд, — быстро ответила Шаллан. — Хав остановил идущего к вам посыльного на границе периметра. Он отправил меня рассказать о нем.

— Посыльный? — спросил Амарам, вытаскивая ключ из замка. — От кого?

— Хав не сказал, светлорд. Хотя он, кажется, думает, что послание важное.

— Ох уж этот солдат... — вздохнул Амарам. — Он слишком подозрительный. Думает, что может поддерживать безопасный периметр в таком беспорядке, называемом лагерем?

Светлорд подумал и убрал ключ обратно в карман.

— Лучше посмотреть, что там.

Шаллан поклонилась ему, когда он прошел мимо и стал спускаться вниз по лестнице. Она сосчитала до десяти после того, как он скрылся из вида, и подкралась к двери. Комната все еще оставалась запертой.

— Узор! — прошептала Шаллан. — Ты где?

Он показался из складок ее юбки, скользнул по полу и поднялся к двери, появившись прямо перед ней в виде выпуклой резьбы на дереве.

— Замок?

— Это структура, — сказал он, уменьшился и протиснулся в замочную скважину.

Шаллан заставила его проделать подобное несколько раз на замках в своей комнате, и он оказался способен открыть их так же, как и сундук Тин.

Замок щелкнул, Шаллан открыла дверь и проскользнула в темную комнату. Вытащенная из кармана платья сфера осветила помещение.

Секретная комната. Комната со всегда закрытыми ставнями, которую постоянно держали запертой. Комната, которую так отчаянно хотели видеть Кровьпризраки.

Она была заполнена картами.

* * *

Хитрость в прыжке между поверхностями заключалась не в приземлении, как узнал Каладин. Дело было не в рефлексах или ощущения времени. И даже не в изменении перспективы.

Все дело было в страхе.

В том моменте, когда его тело, зависшее в воздухе, переходило от падения вниз к падению вбок. Его инстинкты оказались не приспособлены к таким изменениям. Примитивная часть разума паниковала каждый раз, когда низ переставал быть низом.

Каладин побежал к стене и прыгнул, направив ноги в сторону. Он не должен сомневаться, не должен бояться, не должен отклоняться. Это походило на обучение прыгать лицом на каменную поверхность, не поднимая рук для защиты.

Он изменил свою перспективу и использовал штормсвет, чтобы заставить стену стать полом. Переместил ноги. Даже утихомиренные, в тот краткий момент его инстинкты восстали. Тело знало, оно знало, что он собирался упасть обратно на дно ущелья. Он сломает кости и разобьет голову.

Каладин приземлился на стену, не споткнувшись. Удивленный, выпрямился и глубоко вздохнул, выпуская клубы штормсвета.

— Неплохо! — похвалила Сил, мельтеша вокруг.

— Это противоестественно, — сказал Каладин.

— Нет. Я никогда не стала бы ввязываться во что-то противоестественное. Это всего лишь... особенноестественно.

— Ты имеешь в виду, сверхъестественно.

— Нет, не имею.

Она рассмеялась и закружилась перед ним.

Это было противоестественно — как противоестественно для ребенка шагать, когда он только учится ходьбе. Но станет естественным со временем. Каладин учился ползать, но, к несчастью, вскоре он должен уметь бегать. Как ребенок, свалившийся в логово белоспинника. Учись быстро или станешь обедом.

Он побежал по стене, перескакивая через пласты сланцекорника, затем прыгнул в сторону и изменил направление к дну пропасти, приземлившись лишь с небольшой заминкой.

Лучше. Он побежал за Сил, держась позади.

* * *

Карты.

Шаллан прокралась вперед, ее единственная сфера проливала свет на комнату, завешанную картами и заваленную бумагами. Они были покрыты наскоро набросанными глифами, что не добавляло им красоты. Она едва могла прочесть большинство из них.

«Я слышала о таком, — подумала она. — Рукописная система штормстражей. Их способ обойти запреты насчет письма».

Амарам был штормстражем? Графики периодичности на одной из стен, перечисляющие сверхшторма, и вычисления их следующих приходов, написанные той же рукой, что и пометки на картах, похоже, служили тому подтверждением. Возможно, именно это искали Кровьпризраки — компрометирующие материалы. Штормстражи, будучи учеными мужского пола, вызывали у большинства людей чувство неловкости. То, как они использовали глифы, по существу, ничем не отличалось от письма, их тайная природа... Амарам слыл одним из самых идеальных генералов во всем Алеткаре. Его уважали даже те, с кем он сражался. Выставить его штормстражем значило серьезно навредить его репутации.

Зачем ему возиться с таким странным увлечением? Все эти карты смутно напомнили ей те, что она обнаружила в кабинете отца после его смерти, хотя те изображали только Джа Кевед.

— Понаблюдай снаружи, Узор, — сказала Шаллан. — Скажешь мне, как только Амарам вернется в дом.

— М-м-м-м, — прожужжал Узор, удаляясь.

Понимая, что ее время ограничено, Шаллан поспешила к стене, подняв сферу, и сохранила воспоминания о картах. Разрушенные равнины? Эта карта была более детальна, чем те, что она видела раньше, включая Главную карту, которую она изучала в королевской галерее карт.

Откуда у Амарама что-то настолько детальное? Шаллан попыталась понять глифы — насколько она видела, в них не было грамматики. Глифы не предназначались для подобного использования. Они передавали единичные идеи, а не последовательность мыслей. Она прочитала несколько в ряду:

«Происхождение... направление... неопределенность… Место в центре не определено?»

Возможно, имелось в виду именно это.

Другие записи были простыми, и она перевела их в уме.

«Возможно, движение в том направлении принесет результаты. Воины заметили наблюдающих оттуда».

Другие группировки глифов не имели для нее смысла. Письменность была причудливой. Вероятно, Узор смог бы ее перевести, но Шаллан точно не могла.

В стороне от карт стенах были увешаны длинными свитками, заполненными письменами, знаками и диаграммами. Амарам над чем-то работал, чем-то значительным.

«Паршенди!» — поняла Шаллан.

Вот что означали те глифы. Парап-шенеш-иди. Три глифа по отдельности означали три разные вещи, но вместе их звучание составляло слово «паршенди». Вот почему некоторые письмена казались тарабарщиной. Амарам использовал некоторые глифы фонетически. Он подчеркнул такие глифы, и ему удалось передать с их помощью понятия, которые никогда бы не получилось выразить другим способом. Штормстражи на самом деле превратили глифы в настоящую письменность.

«Паршенди, — перевела она, — до сих пор отвлеченные природой своих характеров, должны знать, как вернуть Несущих Пустоту».

Что?

«Вызнать у них тайну».

«Добраться до центра раньше армий алети».

Некоторые письмена оказались списками первоисточников. Хотя их перевели в глифы, она узнала некоторые цитаты из работ Джасны. Одни ссылались на Несущих Пустоту. Другие были предполагаемыми рисунками Несущих Пустоту и разных мифологических созданий.

Вот оно, полное доказательство того, что Кровьпризраки интересовались теми же вещами, что и Джасна. Очевидно, как и Амарам. С колотящимся от волнения сердцем Шаллан повернулась вокруг, оглядывая комнату. Неужели где-то здесь секрет Уритиру? Нашел ли он его?

В комнате было слишком много всего, чтобы Шаллан могла перевести все полностью и сразу. Письменность слишком трудна, а учащенное сердцебиение чересчур нервирует. Она сохранила несколько воспоминаний, чтобы позже нарисовать все целиком.

Переведенные мимоходом письмена вызвали в Шаллан новый вид страха. Похоже... похоже, что светлорд Амарам, идеал чести алети, на самом деле пытался вызвать возвращение Несущих Пустоту.

«Я должна по-прежнему участвовать во всем происходящем, — подумала Шаллан. — Нельзя допустить, чтобы Кровьпризраки перестали иметь со мной дело из-за неразберихи с вторжением к Амараму. Мне нужно узнать, что еще им известно. И я должна понять, почему Амарам ввязался в это дело».

Сегодня ночью она не могла просто сбежать. Нельзя было рисковать и насторожить Амарама тем, что кто-то проник в его секретную комнату. Она не могла провалить задание.

Шаллан должна смастерить ложь получше.

Она вытащила лист бумаги из кармана и шлепнула его на стол, а затем принялась неистово рисовать.

* * *

На безопасной скорости Каладин спрыгнул со стены, крутанулся вбок и приземлился на землю, не сбив шаг. Он двигался не очень быстро, но хотя бы больше не спотыкался.

С каждым прыжком он все удачнее приглушал внутреннюю панику. Вверх, обратно на стену. Снова вниз. Раз за разом, втягивая штормсвет.

Да, появилось ощущение естественности. Да, появилось ощущение принадлежности.

Он продолжил бег вдоль дна ущелья, чувствуя волну возбуждения. Взметнулись тени, когда он увернулся от груды костей и мха. Каладин прыгнул через большую лужу, но недооценил ее размер, начал падать и вот-вот должен был шлепнуться на мелководье.

Но рефлекторно посмотрел вверх и сплел себя с небом.

На короткий момент он перестал падать и начал двигаться вверх. Его импульс продолжал толкать его дальше, и он перелетел через лужу и снова сплел себя с низом. Вспотев, он приземлился, перейдя на быстрый шаг.

«Я могу сплести себя с верхом, — подумал он, — и падать в небо вечно».

Но нет, так мог бы думать обычный человек. Разве небоугорь боится упасть? Рыба ведь не боится утонуть.

Пока Каладин не начнет думать по-новому, он не сможет управлять данным ему даром. Это был действительно дар. И он его примет.

Теперь небо принадлежало ему.

Каладин закричал, устремляясь вперед. Он подпрыгнул и сплел себя со стеной. Без паузы, без колебаний, без страха. Приземлившись на стену, он побежал так быстро, как только мог, а Сил, кружившая рядом, засмеялась от восхищения.

Но ведь это так... так просто. Каладин спрыгнул со стены и посмотрел прямо вверх на противоположную стену. Он сплел себя в том направлении, сделал сальто и приземлился на одно колено туда, где мгновением раньше находился потолок.

— У тебя получилось! — воскликнула Сил, порхая вокруг него. — Что изменилось?

— Я.

— Ну да, но что в тебе изменилось?

— Все.

Сил нахмурилась. Он усмехнулся в ответ, а затем поднялся и побежал по стене ущелья.

* * *

Шаллан спустилась по задней лестнице особняка в кухню, топая ногами сильнее, чем при нормальной ходьбе, чтобы изобразить более тяжелого человека, чем она сама. Повариха оторвалась от своего романа, поняла голову и, выпучив глаза, в панике уронила книгу, порываясь встать.

— Светлорд!

— Сиди.

Шаллан делала вид, что говорит, почесывая лицо, чтобы скрыть губы. Узор проговаривал слова, которые она ему сказала, превосходно имитируя голос Амарама.

Повариха осталась сидеть, как ей приказали. Шаллан надеялась, что со своей позиции она не заметит, что Амарам ниже, чем должен быть. Даже встав на цыпочки — иллюзия скрывала ее уловку — она была гораздо ниже кронлорда.

— Ты недавно говорила с горничной Телеш, — сказал Узор, в то время как Шаллан двигала губами.

— Да, светлорд, — ответила повариха, говоря тихо, чтобы соответствовать тону Узора. — На вечер я отправила ее работать к Стайну. Подумала, что девушку необходимо немного приструнить.

— Ни к чему, — произнес Узор. — Она вернулась по моему распоряжению. Я снова отправил ее наружу и наказал не говорить о том, что произошло сегодня вечером.

Повариха нахмурилась.

— А что... произошло сегодня вечером?

— Ни слова о случившемся. Ты вмешалась не в свое дело. Сделай вид, что не видела Телеш. Никогда не говори со мной об этом происшествии. Если ты все же попробуешь, я притворюсь, что ничего не случилось. Поняла?

Повариха побледнела и кивнула, обмякнув в кресле.

Шаллан коротко ей кивнула и вышла из кухни в темноту. Снаружи девушка нырнула к стене особняка, сердце бешено колотилось. Но все равно на ее лице появилась усмешка.

Скрывшись из виду, она выдохнула облачко штормсвета и шагнула вперед. Когда она прошла сквозь него, Амарам исчез, его место занял мальчик-посыльный, которого она изображала прежде. Шаллан пробралась обратно к фасаду здания и села на ступеньки, сгорбившись и уронив голову на руки.

В темноте показались Амарам и Хав, тихо переговаривающиеся между собой.

—...Я не заметил, что девчонка видела, как я разговариваю с посыльным, кронлорд, — говорил Хав. — Она должна понимать...

Он остановился, когда они увидели Шаллан.

Девушка вскочила на ноги и поклонилась Амараму.

— Теперь это не важно, Хав, — сказал Амарам, жестом отослав солдата обратно на его пост.

— Кронлорд, — проговорила Шаллан. — Я принес вам послание.

— Очевидно, от темнорожденного, — сказал Амарам, шагнув к ней. — Что он хочет?

— Он? — переспросила Шаллан. — Послание от Шаллан Давар.

Амарам вскинул голову.

— От кого?

— От невесты Адолина Холина, — пояснила Шаллан. — Она пытается обновить информацию обо всех учтенных Клинках Осколков в Алеткаре с помощью рисунков. И хотела бы, чтобы вы выбрали время, когда она сможет прийти и нарисовать ваш, если вы не против.

— О, — ответил Амарам. Казалось, он расслабился. — Да, хорошо, я не против. Я свободен в основном после обеда. Пусть она пришлет кого-нибудь поговорить с моим управляющим об организации встречи.

— Да, кронлорд. Я прослежу, чтобы все было выполнено.

Шаллан двинулась, чтобы уйти.

— Ты пришел так поздно? — спросил Амарам. — Чтобы решить такой простой вопрос?

Шаллан пожала плечами.

— Я не задаю вопросов, когда приказывают светлоглазые, кронлорд. Но моя хозяйка, ну, она бывает временами рассеянной. Полагаю, она дала мне задание, пока оно свежо в ее голове. И она на самом деле интересуется Клинками Осколков.

— А кто не интересуется? — задумчиво проговорил Амарам, поворачиваясь, чтобы уйти. — Изумительные вещи, разве не так?

Он говорил с ней или с самим собой? Шаллан засомневалась. В его руке сформировался меч, туман осел бисерными каплями воды на его лезвии. Амарам поднял Клинок Осколков, любуясь своим отражением.

— Такая красота, — сказал он. — Такое искусство. Почему мы должны убивать нашими величайшими творениями? О, но я задерживаю тебя своей болтовней. Прошу прощения. Клинок все еще нов для меня. Я выдумываю предлоги для его призыва.

Шаллан почти не слушала. Клинок, по задней кромке которого вырезаны плавные волны. Или, может быть, языки пламени. Гравировка по всей плоскости. С извилистыми завитками.

Она узнала этот Клинок.

Он принадлежал ее брату Хеларану.

* * *

Каладин несся по ущелью, и к нему присоединился ветер, дующий в спину. Сил парила перед ним лентой света.

Он добежал до валуна и подпрыгнул в воздух, сплетая себя с верхом. Прежде чем сплести себя с боковым направлением и низом одновременно, он взлетел на добрых тридцать футов^[39]. Сплетение с низом замедлило движение вверх, боковое сплетение приблизило его к стене.

Каладин распустил сплетение с низом и ударился о стену одной рукой, крутанувшись и приземлившись на ноги, а затем продолжил бежать по стене ущелья. Достигнув края плато, он перепрыгнул на следующее и сплел себя с его стеной.

«Быстрее!»

Он удерживал почти весь имеющийся штормсвет, вытянутый из брошенных ранее мешочков со сферами. Удерживал его так много, что сверкал, как костер. Ободренный ощущениями, он прыгнул и сплел себя с направлением вперед, на восток, начав падать в ущелье. Его дно быстро приближалось, очертания растений расплылись, проносясь мимо.

Каладин должен был помнить, что падает. Это не полет, и с каждой секундой продвижения его скорость увеличивалась. Но он по-прежнему испытывал чувство независимости, абсолютной свободы. Просто нужно помнить, что может быть опасно.

Ветра подхватили его, и в последний момент он сплел себя в обратном направлении, замедлив спуск и врезавшись в стену ущелья перед собой.

Теперь это направление стало для него низом, так что он встал и побежал вдоль него. Каладин расходовал штормсвет с бешеной скоростью, но ему не требовалось его беречь. Ему платили как светлоглазому офицеру шестого дана, и сферы были не крошечными обломками, а полновесными брумами. Его месячная плата теперь составляла больше, чем он когда-либо видел за раз, и штормсвета в ней содержалось огромное количество по сравнению с тем, чем он владел раньше.

Каладин издал клич, перепрыгнув скопление оборцветов, и их листья под ним втянулись. Он сплел себя с другой стеной ущелья, пересек его, приземлившись на руки и снова оттолкнулся вверх, каким-то образом сплетя себя в том направлении лишь самую малость.

Теперь, став намного легче, он оказался способен переворачиваться в воздухе и приземляться на ноги. Каладин стоял на стене, лицом к дну ущелья, сжав кулаки, и из него изливался свет.

Сил медлила, порхая вокруг него взад-вперед.

— В чем дело? — спросила она.

— Еще, — сказал Каладин и в очередной раз сплел себя вперед, дальше по ущелью.

Он падал без страха. Это был его океан, чтобы плавать, его ветра, чтобы парить. Он падал лицом в сторону следующего плато. Перед самым подлетом сплел себя в сторону и назад.

Его желудок подскочил к горлу. Было такое чувство, как будто кто-то обвязал его веревкой и столкнул с утеса, а затем рванул за веревку как раз перед тем, как он ударился о землю. Штормсвет внутри, правда, смягчил дискомфорт. Каладин переместился в сторону, к следующему ущелью.

Сплетения снова повлекли его на восток, вдоль очередной пропасти, и он стал лавировать между плато, оставаясь в ущельях, как угорь, который плавает по волнам, огибая валуны. Вперед, все быстрее, продолжая падать...

Сжав зубы одновременно от удивления и скрутивших его сил, Каладин отбросил осторожность и сплел себя с небом. Один, два, три раза. Он отпустил все остальные сплетения и окруженный струящимся штормсветом вылетел из ущелий на открытое пространство.

Сплетя себя с востоком, Каладин снова стал падать в том направлении, но на этот раз никакие плато не преграждали ему дорогу. Он стремительно двигался к горизонту, неуловимый, затерявшийся в темноте. Он увеличил скорость, и его плащ захлопал, касаясь волос сзади. Воздух бил в лицо, и Каладин сощурил глаза, но не стал их закрывать.

Внизу, одно за другим, проплывали темные ущелья. Плато. Пропасть. Плато. Пропасть. Это чувство... полета над землей... он испытывал его раньше, во сне. То расстояние, на преодоление которого мостовикам требовались часы, он пролетал за минуты и чувствовал, словно что-то поддерживало его снизу. Его нес на себе сам ветер. Сил промелькнула справа.

И слева? Нет, там другой спрен ветра. Каладин привлек десятки спренов, летающих вокруг него лентами света. Среди них можно было узнать Сил. Каладин не знал, каким образом, ведь она ничем не выделялась, но он точно мог сказать, что это она. Как если бы можно было выделить члена семьи из толпы только по его походке.

Сил и ее кузины закручивались вокруг него спиралями света, свободно и хаотично, но с некоторым намеком на согласованность.

Сколько времени прошло с той поры, когда он последний раз чувствовал себя так хорошо, ощущал подобное ликование, казался себе таким живым? Еще до гибели Тьена. Даже после того, как Каладин спас Четвертый мост, над ним нависала тьма.

Она испарилась. Впереди на плато он увидел каменный шпиль и направился в его сторону, осторожно сплетя себя вправо. Очередное сплетение, направленное назад, замедлило его падение достаточно, чтобы, когда Каладин ударился о верхушку каменного шпиля, он смог обхватить и закрутиться вокруг него, скользя пальцами по окаменевшему крэму.

Сотни спренов ветра рассеялись вокруг него, как разбивается волна, разлетевшись в стороны от Каладина веером света.

Он усмехнулся. А затем взглянул вверх, в небо.

* * *

Светлорд Амарам продолжал пристально смотреть в ночи на Клинок Осколков. Он держал его перед собой, острием вверх, в свете, льющемся от фасада особняка.

Шаллан вспомнила тихий ужас отца, когда он смотрел на то же самое оружие, направленное на него. Возможно ли подобное совпадение? Два меча, которые выглядят одинаково? Вдруг ее подвела память.

Нет. Нет, она никогда не забудет вид того Клинка. Это тот самый, которым владел Хеларан. Не могло быть двух одинаковых Клинков.

— Светлорд, — проговорила Шаллан, привлекая внимание Амарама. Он казался удивленным, как будто забыл, что она здесь.

— Да?

— Ее светлость Шаллан, — сказала она, — желает удостовериться, что все записи правильны и что истории Клинков и Доспехов в армии алети должным образом отслежены. Вашего Клинка в них нет. Она спрашивает, не могли бы вы поделиться воспоминаниями о происхождении вашего Клинка, ради науки.

— Я уже объяснял Далинару, — ответил Амарам. — Я не знаю истории своих Осколков. Ими владел убийца, который пытался лишить меня жизни. Молодой человек, веденец, с рыжими волосами. Мы не узнали его имени, а лицо оказалось обезображено ранами. Видишь ли, мне пришлось ударить его в лицо, через шлем.

«Молодой человек. С рыжими волосами».

Она стояла перед убийцей своего брата.

— Я... — Шаллан запнулась, почувствовав слабость. — Спасибо. Я передам информацию.

Она повернулась и зашагала, стараясь не споткнуться. Наконец она узнала, что случилось с Хелараном.

«Ты был замешан во все это, не так ли, Хеларан? — подумала она. — Так же, как отец. Но как, почему?»

Похоже, Амарам старался вернуть Несущих Пустоту. А Хеларан попытался его убить.

Но неужели на самом деле кто-то хочет вернуть Несущих Пустоту? Возможно, она ошиблась. Ей необходимо попасть в свою комнату, нарисовать те карты, воспоминания о которых она сохранила, и попробовать выяснить смысл всего происходящего.

К счастью, охранники не доставили ей дальнейших проблем, когда она выскользнула мимо них из лагеря Амарама и растворилась в спасительной темноте. И хорошо, потому что, взгляни они поближе, увидели бы мальчика-посыльного в слезах. Оплакивая брата, теперь Шаллан уже наверняка знала, что он мертв.

* * *

Вверх.

Одно сплетение, затем другое, потом третье. Каладин взмыл в небо. Ничего, кроме открытого простора, бесконечное море для его удовольствия.

Воздух становился холоднее. Он по-прежнему летел вверх, направляясь к облакам. Наконец, забеспокоившись, что штормсвет закончится быстрее, чем он вернется на землю, — у него осталась только одна заряженная сфера, хранящаяся в кармане про запас, — Каладин неохотно сплел себя с низом.

Он не упал вниз сразу, его движение вверх просто немного замедлилось. Он все еще был сплетен с небом, так как не отпустил предыдущие сплетения с верхом.

Испытав любопытство, Каладин сплел себя с землей, чтобы замедлиться еще больше, а затем отпустил все сплетения, за исключением одного с верхом и одного с низом. В итоге он завис в воздухе. Вторая луна уже взошла, залив равнины далеко внизу светом. Отсюда они выглядели как разбитая тарелка.

«Нет... — подумал Каладин, щурясь. — Это узор».

Он видел его раньше. Во сне.

Ветер дул в лицо, заставляя Каладина дрейфовать подобно воздушному змею. Спрены ветра, привлеченные им прежде, унеслись прочь, теперь, когда он не летал вместе с ветрами. Забавно. Он никогда бы не подумал, что кто-то может привлечь спренов ветра так же, как кто-то привлекает спренов эмоций.

Нужно было всего лишь упасть в небо.

Сил осталась и кружилась вихрем, пока наконец не опустилась отдохнуть на его плечо. Она села и посмотрела вниз.

— Не многие люди узрели подобное, — отметила она.

Отсюда военные лагеря, похожие на круги огней справа, выглядели ничтожными. Было достаточно холодно, чтобы испытывать дискомфорт. Камень заявлял, что чем выше, тем разреженней становится воздух, но Каладин не ощущал никакой разницы.

— Я уже некоторое время пыталась заставить тебя это сделать, — сказала Сил.

— Похоже на то время, когда я впервые взял в руки копье, — прошептал Каладин. — Я был всего лишь ребенком. Ты была со мной тогда? Ты была со мной все это время?

— И да, — ответила Сил, — и нет.

— Не может быть все сразу.

— Может. Я знала, что должна тебя найти. А ветра знали тебя. Они и привели меня к тебе.

— Так все, чего я достиг, — проговорил Каладин, — мое искусство обращения с копьем, то, как я сражаюсь. Это не я. Это ты.

— Это мы.

— Всего лишь обман. Я добился всего не самостоятельно.

— Ерунда, — сказала Сил. — Ты практиковался каждый день.

— У меня было преимущество.

— Преимущество таланта, — уточнила Сил. — Когда мастер музыки впервые берет инструмент и рождает с его помощью мелодию, недоступную никому другому, это обман? Разве ее искусство не заслуженно просто потому, что она более умела? Или это проявление гениальности?

Каладин сплел себя с западом, направившись обратно к военным лагерям. Он не хотел застрять посреди Разрушенных равнин без штормсвета. Буря внутри него значительно успокоилась с тех пор, как он начал тренироваться. Некоторое время он падал в западном направлении, подлетев так близко, как только посмел, перед тем как замедлиться, а затем отпустил часть сплетения с верхом и начал скользить вниз.

— Я принимаю его, — сказал Каладин. — Чем бы ни было то, что дает мне это преимущество. Я буду его использовать. Оно понадобится мне, чтобы победить убийцу.

Сил кивнула, все еще сидя на его плече.

— Ты думаешь, что у него нет спрена, — продолжил Каладин. — Но как тогда он делает то, что делает?

— Оружие, — ответила Сил более уверенно, чем раньше. — Оно какое-то особенное. Создано, чтобы наделять людей способностями, такими же, как и наша связь.

Каладин кивнул. Легкий ветерок трепал его плащ, пока он падал сквозь ночь.

— Сил... — Как же сформулировать мысль? — Я не могу сражаться с ним без Клинка Осколков.

Она посмотрела в сторону, сжав руки и обхватив ими себя. Такие человеческие жесты.

— Я уклонился от тренировки с Клинком, которую предлагал Зейхел, — продолжил Каладин. — Такому трудно найти оправдание. Мне нужно научиться пользоваться подобным оружием.

— Они зло, — сказала Сил тоненьким голосом.

— Потому что являются символами рыцарей, нарушивших клятвы. Но откуда они появились изначально? Как они были выкованы?

Сил не ответила.

— Можно ли выковать новый клинок? Не запятнанный нарушенными обещаниями?

— Да.

— Как?

Она не ответила. Какое-то время они плыли вниз в молчании, пока не опустились мягко на темное плато. Каладин сориентировался, подошел к краю и начал спускаться в ущелье. Он не хотел возвращаться через мосты. Разведчики сочли бы странным, что он вернулся обратно, не выходя за пределы лагеря раньше.

Шторма. Они же могли увидеть его полет. Что они подумали? Находился ли кто-то достаточно близко, чтобы заметить его приземление?

Ну, ладно, он не мог ничего поделать. Каладин достиг дна ущелья и пошел в сторону военных лагерей. Штормсвет медленно иссяк, погрузив его в темноту. Без него он почувствовал себя опустошенным, вялым и усталым.

Выудив из кармана последнюю сферу, он использовал ее для освещения своего пути.

— Есть вопрос, которого ты избегаешь, — сказала Сил, приземлившись на его плечо. — Прошло уже два дня. Когда ты собираешься сообщить Далинару о тех людях, с которыми Моаш устроил тебе встречу?

— Но он же не стал слушать, когда я рассказал ему про Амарама.

— Очевидно, что это совсем другое, — возразила Сил.

Действительно, она права. Так почему же он не поговорил с Далинаром?

— Судя по всему, те люди не будут долго ждать.

— Я что-нибудь придумаю, — ответил Каладин. — Просто решил поразмышлять обо всем еще немного. Не хочу, чтобы Моаша застиг шторм, когда мы их скрутим.

Сил хранила молчание, пока он прошел остаток пути, подняв копье, а затем забрался по лестнице вверх на плато. Небо затянуло облаками, но погода в последнее время склонялась к весенней.

«Наслаждайся, пока можешь, — подумал Каладин. — Скоро придет Плач».

Недели непрерывного дождя. И не будет Тьена, чтобы его ободрить. Брату всегда удавалось поднять ему настроение.

Амарам лишил его этого. Каладин опустил голову и зашагал вперед. На границе военных лагерей он повернул направо и пошел в северном направлении.

— Каладин? — позвала, подлетев к нему, Сил. — Зачем ты идешь туда?

Он поднял взгляд. Путь вел к лагерю Садеаса. Лагерь Далинара был в другом направлении.

Каладин продолжил идти.

— Каладин? Что ты делаешь?

Наконец он остановился. Амарам находился где-то там, прямо впереди, в лагере Садеаса. Было поздно, Номон медленно приближался к зениту.

— Я мог бы покончить с ним, — сказал Каладин. — Забраться в окно, использовав штормсвет, убить его и исчезнуть прежде, чем кто-то успеет среагировать. Так просто. Все будут винить в случившемся Убийцу в Белом.

— Каладин...

— Это справедливость, Сил, — проговорил он, внезапно рассердившись, и повернулся к ней. — Ты говоришь мне, что я должен защищать. Если я его убью, я это и сделаю! Защищу людей, не дав ему разрушить их жизни так, как он разрушил мою.

— Мне не нравится, каким ты становишься, когда думаешь о нем. — При этих словах она казалась маленькой. — Ты перестаешь быть собой. Перестаешь думать. Пожалуйста.

— Он убил Тьена, — ответил Каладин. — Я его прикончу, Сил.

— Но как же сегодняшний вечер? После всего, что ты только что открыл, после только что проделанного тобой?

Каладин глубоко вздохнул, вспомнив, насколько захватывающими были ущелья, свободу от полета. Кажется, в первый раз за целую вечность он испытал истинное наслаждение.

Хочет ли он запятнать это воспоминание Амарамом? Нет. Даже в том случае, если тот скончается, что, конечно же, будет великолепно.

— Хорошо, — сдался он, поворачивая обратно к лагерю Далинара. — Не сегодня.

Когда Каладин вернулся в бараки, вечернее рагу уже закончилось. Он прошел мимо костра, в котором все еще тлели угли, и направился в свою комнату. Сил взметнулась в воздух. Ночами она каталась на ветрах, играя со своими кузинами. Насколько он знал, она не нуждалась во сне.

Каладин вошел в свою личную комнату, чувствуя приятную усталость и опустошенность. Как же...

В комнате кто-то был.

Каладин повернулся, поднимая копье, и втянул последний свет из сферы, которую использовал, чтобы подсветить себе путь. Заструившийся из него штормсвет осветил черное с красным лицо. В тенях Шен выглядел подозрительно зловещим, как злобный спрен из сказок.

— Шен, — сказал Каладин, опустив копье. — Что за...

— Сэр, — ответил Шен, — я должен уйти.

Каладин нахмурился.

— Я сожалею, — добавил Шен в своей медленной, неторопливой манере. — Я не могу вам сказать почему.

Казалось, что он чего-то ждал, его пальцы крепко обхватили копье. Копье, которое дал ему Каладин.

— Ты свободный мужчина, Шен, — произнес Каладин. — Я не буду удерживать тебя здесь, если ты чувствуешь, что должен уйти, но я не знаю другого места, где ты мог бы оставаться на самом деле свободным.

Шен кивнул и направился к выходу мимо Каладина.

— Ты уходишь сегодня вечером?

— Немедленно.

— Стража на границе равнин попытается тебя остановить.

Шен покачал головой.

— Паршмены не бегут из рабства. Они увидят всего лишь раба, выполняющего какое-то порученное ему задание. Я оставлю ваше копье возле костра.

Он прошел к двери, но задержался возле Каладина и положил руку на его плечо.

— Вы хороший человек, капитан. Я многому научился. Мое имя не Шен. Меня зовут Рлаин.

— Пусть ветра будут благосклонны к тебе, Рлаин.

— Я страшусь вовсе не ветров, — ответил паршмен.

Он хлопнул Каладина по плечу, глубоко вздохнул, будто предчувствуя что-то трудное, и вышел из помещения.

В отношении других орденов, которые играли второстепенную роль в посещении далекого королевства спренов, Перемещающиеся по Мирам были необыкновенно доброжелательны, позволяя другим выступать в роли помощников во время визитов и взаимодействий, хотя они никогда не уступали свое место главных связующих с величайшими из спренов. И Ткущие Светом, и Формирующие Волю также имели предрасположенность к подобному, хотя ни те, ни другие не являлись истинными знатоками того королевства.