Слова сияния», глава 28, страница 3

— Отлично. Это ты охраняешь меня сегодня?

Каладин повернулся, когда Адолин вышел из своей комнаты. Принц, как обычно, был одет в стильный мундир. Пуговицы с монограммами, сапоги, стоившие дороже некоторых домов, поясной нож. Странный выбор для Носителя Осколков, но Адолин носил его скорее как украшение. Волосы принца представляли собой беспорядочную светлую копну с черными прядями.

— Я ей не доверяю, Адолин, — сказал Каладин. — Женщина из другой страны, тайная помолвка, а единственная, кто мог за нее поручиться, — мертва. Она может оказаться убийцей, следовательно, вас должен охранять лучший из нас.

— Да ты сама скромность, — ответил Адолин, зашагав по каменному коридору. Каладин шел в ногу рядом с ним.

— Нет.

— Я пошутил, мостовичок.

— Моя ошибка. Считал, что шутки должны быть смешными.

— Только для людей с чувством юмора.

— Ах да, конечно же. Я выменял свое чувство юмора давным-давно.

— И что получил взамен?

— Шрамы, — тихо ответил Каладин.

Взгляд Адолина метнулся к клейму на лбу капитана мостовиков, хотя большую часть шрама скрывали волосы.

— Отлично, — пробормотал Адолин себе под нос. — Просто превосходно. Я рад, что мы начинаем находить общий язык.

В конце коридора они вышли на дневной свет. Хотя и не яркий. Из-за дождей, прошедших в последние дни, небо по-прежнему оставалось пасмурным.

Они углубились в военный лагерь.

— Мы ждем еще кого-то из охранников? — спросил Адолин. — Обычно вас двое.

— Сегодня только я.

У Каладина было слишком мало людей, учитывая, что требовалось охранять короля, а Тефт снова забрал новичков на патрулирование. Оставалось еще два или три свободных человека, но Каладин решил, что за Адолином сможет присмотреть самостоятельно.

Экипаж ждал, запряженный парой выглядящих норовистыми лошадей. Все лошади выглядели норовистыми, с этими их слишком умными глазами и резкими движениями. К сожалению, принц не мог ехать в экипаже, запряженном чуллами. Лакей открыл дверцу для Адолина, и тот разместился внутри. Лакей закрыл дверцу и залез на свое место на запятках кареты. Каладин собрался взобраться на сидение рядом с возницей, но вдруг остановился.

— Ты! — воскликнул он, указав на возницу.

— Я! — ответил державший поводья Шут.

Синие глаза, черные волосы, черная форма. Почему он управлял экипажем? Разве он слуга?

Каладин осторожно забрался на сидение к Шуту, и тот тряхнул вожжами, заставив лошадей тронуться.

— Что ты тут делаешь? — спросил его Каладин.

— Ищу, чем бы поразвлечься, — беспечно ответил Шут под цоканье лошадиных подков о камень. — Ты упражнялся в игре на моей флейте?

— Э-э...

— Только не говори, что оставил ее в лагере Садеаса, когда уходил.

— Ну...

— Я сказал «не говори», — произнес Шут. — Тебе не нужно этого делать, поскольку я и так в курсе случившегося. Позор. Если бы ты знал историю той флейты, твой мозг перевернулся бы вверх ногами. В том смысле, что я спихнул бы тебя с повозки за то, что ты за мной следил.

— Э-э...

— Вижу, ты сегодня красноречив.

Каладин не стал брать с собой флейту. Когда он собирал мостовиков, оставшихся в лагере Садеаса, — раненых Четвертого моста и членов других бригад — он был сосредоточен на людях, а не на вещах. Он и не вспомнил о маленьком узелке со своими пожитками, забыв, что флейта осталась среди них.

— Я солдат, а не музыкант, — сказал он. — Кроме того, музыка для женщин.

— Все люди — музыканты, — возразил Шут. — Вопрос только в том, делятся ли они своими песнями. Что касается женственности музыки, то интересно, что женщина, написавшая этот трактат, та, которую почти боготворят в Алеткаре, решила, что все женские занятия связаны с сидением без дела и получением удовольствия, в то время как мужские — с поиском того, кто воткнет в тебя копье. Впечатляюще, да?

— Думаю, да.

— Знаешь, я очень стараюсь придумывать цепляющие, умные, содержательные, интересные фразы, которые затем высказываю тебе. И не могу отделаться от мысли, что ты не поддерживаешь разговор со своей стороны. Немного похоже на то, когда играют музыку для глухого человека. Что я мог бы даже попробовать сделать, поскольку это звучит забавно, если бы только кое-кто не потерял мою флейту.

— Мне жаль, — ответил Каладин.

Он предпочел бы поразмышлять о новых стойках с мечом, которым научил его Зейхел, но раньше Шут был добр к нему. Самое меньшее, что Каладин мог сделать, — поговорить с ним.

— Так, э-э, ты сохранил свою работу? Я имею в виду, в качестве королевского шута. В нашу прошлую встречу ты намекнул, что рискуешь потерять должность.

— Я еще не проверял, — сказал Шут.

— Ты... ты еще... Король знает, что ты вернулся?

— Нет! Я пытаюсь придумать подходящий эффектный способ уведомить его. Возможно, сотня скальных демонов, марширующих в такт и поющих оды моему великолепию.

— Такое... будет трудно выполнить.

— Ага, у штормовых созданий реальные проблемы с настройкой связок, они передают лишь интонации.

— Я ничего не понял из того, что ты только что сказал.

— Ага, у штормовых созданий реальные проблемы с настройкой связок, они передают лишь интонации.

— Все равно не понятно, Шут.

— А! Так ты глохнешь, да? Дай мне знать, когда процесс завершится. Я хочу кое-что попробовать. Если бы я только помнил...

— Да-да, — вздохнул Каладин. — Ты хочешь сыграть на флейте для глухого.

— Нет, не то... А! Да. Я всегда хотел подкрасться и ткнуть глухого человека в затылок. Думаю, будет весело.

Каладин снова вздохнул. Потребуется около часа, даже если ехать быстро, чтобы прибыть в военный лагерь Себариала. Это будет очень долгий час.

— Так ты здесь, — сказал Каладин, — чтобы поиздеваться надо мной?

— Ну, я вроде как этим и занимаюсь. Но на тебя не налегаю. Я не хотел бы, чтобы ты воспарил.

Каладин резко вздрогнул.

— Ну, знаешь, — беззаботно продолжил Шут, — воспарил на крыльях гнева и обрушился на меня с кучей проклятий. Что-то в этом роде.

Каладин сощурил глаза на высокого светлоглазого человека.

— Что тебе известно?

— Почти все. Это «почти все» иногда может быть ударом в зубы.

— Тогда чего ты хочешь?

— То, чего я не могу иметь. — Шут повернулся к нему, его глаза посерьезнели. — Как и все остальные, Каладин Благословленный Штормом.

Каладин заерзал. Шут знал о нем и волноплетении. Каладин был в этом уверен. Так должен ли он ожидать каких-то требований?

— Чего ты хочешь, — повторил Каладин, стараясь быть как можно более точным, — от меня?

— А, вот оно что. Хорошо. От тебя, мой друг, я хочу только одного — рассказа.

— Какого именно рассказа?

— Тебе решать, — улыбнулся Шут. — Я надеюсь, что он будет динамичным. Есть одна вещь, которую я не переношу, — это скука. Любезно прошу не быть скучным. В противном случае мне придется подкрасться и ткнуть тебя в затылок.

— Я не глохну.

— Очевидно, что не менее весело так же поступать с не глухими людьми. Ты что, думал, я буду мучить кого-то просто потому, что он оглох? Это было бы безнравственно. Нет, я мучаю всех людей одинаково, спасибо большое.

— Великолепно.

Каладин откинулся назад, ожидая продолжения. Удивительно, но Шут, похоже, решил прекратить разговор.

Каладин посмотрел в небо, такое унылое. Он ненавидел дни, подобные сегодняшнему. Они напоминали о Плаче. Отец Штормов, серые небеса и скверная погода заставляли его задаться вопросом: зачем вообще он встал с кровати.

В конце концов экипаж достиг военного лагеря Себариала — места, которое походило на город еще больше, чем другие военные лагеря. Каладин поразился добротно выстроенным многоквартирным домам, рынкам...

— Фермеры? — спросил он, когда они проехали группу людей, направляющихся к воротам и несущих ползучие тростники и ведра крэма.

— Себариал приказал им разбить лависовые поля на юго-западных холмах, — объяснил Шут.

— Cверхшторма здесь слишком сильные для занятия сельским хозяйством.

— Скажи это жителям Натана. Они занимались сельским хозяйством на всей окружающей территории. Им потребовались сорта растений, которые не достигали привычных размеров.

— Но почему? — спросил Каладин. — Почему фермеры не уйдут туда, где проще? Например, в Алеткар.

— Ты не много знаешь о человеческой природе, не так ли, Благословленный Штормом?

— Я... Нет, не знаю.

Шут покачал головой.

— Такой откровенный, такой глупый. Ты и Далинар, определенно, похожи. Кому-то нужно научить вас, как приятно проводить время.

— Я прекрасно знаю, как приятно провести время.

— Правда? Знаешь?

— Да. Главное, находиться где-нибудь подальше от тебя.

Шут пристально посмотрел на Каладина, а затем усмехнулся и тряхнул вожжами так, что лошади стали немного пританцовывать.

— Все же в тебе есть искра остроумия.

Эта черта досталась Каладину от матери. Она часто говорила подобные вещи, хотя никогда настолько оскорбительные.

«Должно быть, на меня влияет присутствие Шута».

Наконец Шут остановил экипаж у симпатичного особняка. Подобное жилище Каладин ожидал бы увидеть в каком-нибудь благополучном лейте, но не здесь, в военном лагере. С этими колоннами и красивыми стеклянными окнами особняк был еще более прекрасен, чем поместье лорд-мэра в его родном городе, Хартстоуне.

На подъездной дорожке Шут попросил лакея вызвать невесту принца. Адолин вылез, чтобы встретить ее, поправил мундир, смахнул рукавом пыль с пуговиц. Он взглянул вверх на козлы и вздрогнул.

— Ты! — воскликнул он.

— Я! — отозвался Шут. Он спрыгнул с верхней части экипажа и отвесил затейливый поклон. — Всегда к вашим услугам, светлорд Холин.

— Что ты сделал с моим кучером?

— Ничего.

— Шут...

— Неужели ты намекаешь, что я причинил вред бедняге? Разве это похоже на меня, Адолин?

— Ну, нет.

— Совершенно верно. Кроме того, я уверен, что он уже справился с веревками. Ага, вот и ваша прекрасная почти-но-не-совсем невеста.

Из дома вышла Шаллан Давар. Она сбежала со ступенек вприпрыжку, а не спустилась плавно, как делало большинство светлоглазых леди.

«Она, несомненно, полна энтузиазма», — лениво подумал Каладин, держа поводья, которые подхватил, когда их выпустил Шут.

Что-то с этой Шаллан Давар было не так. Что она прячет за импульсивностью и готовностью улыбаться? В застегнутом рукаве платья светлоглазой женщины на безопасной руке можно спрятать огромное количество смертоносных орудий. Простой отравленной иглы, проткнувшей ткань, будет достаточно, чтобы покончить с Адолином.

К сожалению, Каладин не мог наблюдать за ней все время, пока она с принцем. Нужно проявлять больше инициативы. Мог ли он проверить, что она на самом деле та, за кого себя выдает? Решить, исходя из ее прошлого, представляет ли она угрозу?

Каладин поднялся, собираясь спрыгнуть на землю, чтобы последить за девушкой, когда она подойдет к Адолину. Она неожиданно вздрогнула и широко раскрыла глаза, свободной рукой указав на Шута.

— Вы! — воскликнула Шаллан.

— Да-да. Сегодня люди узнают меня необычно хорошо. Возможно, мне следует носить...

Шут прервался на полуслове, когда Шаллан бросилась к нему. Каладин спрыгнул на землю, схватившись за нож на боку, но замешкался, когда девушка заключила Шута в объятия, прижавшись головой к его груди, и зажмурилась.

Каладин убрал руку с ножа и, приподняв бровь, посмотрел на Шута, который выглядел совершенно пораженным. Он стоял с опущенными по бокам руками, как будто не знал, что с ними делать.

— Я всегда хотела поблагодарить вас, — прошептала Шаллан. — Но все не было возможности.

Адолин откашлялся. Наконец Шаллан отпустила Шута и посмотрела на принца.

— Вы обняли Шута, — сказал Адолин.

— Это его имя? — удивилась Шаллан.

— Одно из них, — ответил Шут, все еще явно пребывающий в замешательстве. — На самом деле их слишком много, чтобы сосчитать. К счастью, большинство связаны с тем или иным ругательством...

— Вы обняли Шута, — повторил Адолин.

Шаллан покраснела.

— Разве это неприлично?

— Дело не в приличиях, — объяснил принц. — А в здравом смысле. Обнимать его — все равно что обнимать белоспинника, или кучу гвоздей, или еще что-то наподобие. Я имею в виду, это же Шут. Он не должен был вам понравиться.

— Нам нужно поговорить, — сказала Шаллан, поднимая взгляд на Шута. — Я не помню всего, о чем мы говорили, но кое-что из того...

— Попытаюсь втиснуть разговор в свое расписание, — ответил Шут. — Хотя я довольно-таки занят. Я имею в виду, одни только оскорбления Адолина займут время примерно до следующей недели.

Адолин покачал головой, отмахнулся от лакея и сам помог Шаллан сесть в экипаж. Затем он наклонился к Шуту:

— Руки прочь!

— Она слишком юная для меня, малыш, — ответил Шут.

— Все верно, — кивнул Адолин. — Придерживайся женщин своего возраста.

Шут усмехнулся.

— Ну, это может быть несколько трудновато. Думаю, в здешних краях есть только одна такая, и мы с ней никогда не ладили.

— Ты такой странный, — сказал Адолин, забираясь в экипаж.

Каладин вздохнул и собрался забраться вслед за ними.

— Ты намереваешься ехать внутри? — спросил Шут, широко ухмыльнувшись.

— Да, — ответил Каладин.

Ему хотелось понаблюдать за Шаллан. Скорее всего, она не будет ничего предпринимать в открытую, пока едет в экипаже с Адолином. Но Каладин мог что-нибудь заметить, наблюдая за ней, и нельзя быть абсолютно уверенным, что она не попытается навредить принцу.

— Не пытайся флиртовать с девушкой, — прошептал Шут. — Видимо, юный Адолин становится собственником. Или... что я говорю? Флиртуй с девушкой, Каладин. Это может заставить принца выпучить глаза.

Каладин фыркнул.

— Она светлоглазая.

— И что? Ваш народ слишком зациклен на таких вещах.

— Не обижайся, — прошептал Каладин, — но я скорее стану флиртовать со скальным демоном.

Он оставил Шута править экипажем, а сам залез внутрь.

Адолин закатил глаза.

— Ты шутишь!

— Это моя работа, — ответил Каладин, сев рядом с принцем.

— Здесь я точно в безопасности, — проговорил Адолин сквозь зубы, — с моей невестой.

— Ладно, тогда я просто хочу ехать с комфортом, — ответил Каладин, кивнув Шаллан Давар.

Она его проигнорировала, улыбнувшись Адолину, когда экипаж тронулся.

— Куда мы сегодня собираемся?

— Ну, вы что-то говорили об ужине, — произнес Адолин. — Я знаю один винный дом на Внешнем рынке, и там даже кормят.

— Вы всегда знаете лучшие места, — отозвалась Шаллан, и ее улыбка стала шире.

«Могла ли твоя лесть быть более очевидной, женщина?» — подумал Каладин.

Адолин улыбнулся в ответ.

— Я просто прислушиваюсь к тому, о чем говорят.

— Если бы только вы уделяли больше внимания тому, как выбрать хорошее вино...

— Зачем, если это так легко. — Он усмехнулся. — Они все хороши.

Шаллан хихикнула.

Шторма, светлоглазые раздражали. Особенно когда лебезили друг перед другом. Их беседа продолжилась, и Каладин счел абсолютно очевидным, что девушка сильно желала отношений с Адолином. Что ж, неудивительно. Светлоглазые всегда искали случай забраться повыше или попытаться воткнуть нож в спину один другому, если были не в том настроении. Его работа заключалась не в том, чтобы вычислить, хотела ли эта девушка воспользоваться Адолином. Все светлоглазые использовали друг друга. Он просто должен выяснить, являлась ли она беспринципной охотницей за удачей или беспринципным убийцей.

Они продолжали разговаривать, и Шаллан вернула беседу к планам на день.

— Так вот, я не говорю, что возражаю против другого винного дома, — сказала она. — Но задаюсь вопросом, не становится ли выбор подобного места слишком очевидным.

— Знаю, — ответил Адолин — Но здесь, шторм побери, особенно нечем заняться. Ни выступлений, ни выставок искусств, ни состязаний скульпторов.

«Вы действительно тратите свое время на подобные вещи? — задался вопросом Каладин. — Спаси вас Всемогущий, если вы не увидите соревнований скульпторов».

— Там есть зверинец, — с нетерпением проговорила Шаллан. — На Внешнем рынке.

— Зверинец? — переспросил Адолин — Разве это немного не соответствует... нашему положению?

— Ой, да ладно. Мы могли бы любоваться на всех тех животных, а вы бы рассказали, кого из них отважно убили на охоте. Будет очень занимательно.

Она помедлила, и Каладину показалось, что он увидел что-то в ее глазах. Проблеск чего-то более глубокого. Боль? Беспокойство?

— И я могла бы немного отвлечься, — добавила Шаллан уже тише.

— На самом деле я презираю охоту, — сказал Адолин, как будто не обратив внимания. — В ней нет настоящего соревнования.

Он посмотрел на Шаллан, которая сидела с приклеенной улыбкой и нетерпеливо кивала.

— Что ж, немного разнообразия не помешает. Хорошо, я попрошу Шута отвезти нас туда. Надеюсь, он так и сделает, вместо того, чтобы скинуть нас в пропасть и посмеяться над тем, как мы будем кричать от ужаса.

Адолин развернулся, отодвинул маленькую скользящую заслонку, открывающуюся к сидению кучера, и отдал приказ. Каладин наблюдал за Шаллан, которая расслабилась и сидела с удовлетворенной улыбкой на лице. У нее был скрытый мотив для посещения зверинца. Какой?

Адолин развернулся обратно и справился о том, как прошел ее день. Каладин слушал вполуха, изучая Шаллан, пытаясь обнаружить, не прячет ли она нож за пазухой. При очередной реплике Адолина девушка покраснела и рассмеялась. Принц не слишком нравился Каладину, но, по крайней мере, он был честен. Он обладал горячим отцовским темпераментом и всегда был искренен с Каладином. Избалованный и распущенный, но прямолинейный.

Эта девушка казалась другой. Ее рассчитанные движения, то, как она смеялась, как подбирала слова. Она могла хихикать и краснеть, но глаза всегда оставались проницательными, всегда наблюдали. Она олицетворяла все то, что вызывало у него неприязнь в культуре светлоглазых.

«Ты просто в плохом настроении», — признала какая-то часть разума Каладина.

Так бывало иногда, чаще в пасмурную погоду. Но разве они должны вести себя до тошноты радостно?

Он следил за Шаллан в течение всей поездки и в конечном счете решил, что относится к ней слишком подозрительно. Она не представляла непосредственную угрозу для Адолина. Каладин поймал себя на том, что мысленно возвратился к ночи в ущельях. Полет с ветрами, буйство штормсвета внутри. Свобода.

Нет, не просто свобода. Цель.

«У тебя есть цель, — подумал Каладин, возвращаясь к настоящему. — Охранять Адолина».

Идеальная работа для солдата, другие могли только мечтать о такой. Высокое жалование, собственный взвод, чтобы командовать, важное задание. Командир, заслуживающий доверия. Идеально.

Но те ветра...

— О! — воскликнула Шаллан, достав сумку и начав в ней копаться. — Я принесла вам тот отчет, Адолин.

Она помедлила, глядя на Каладина.

— Вы можете ему доверять, — несколько неохотно проговорил принц. — Он дважды спас мою жизнь, и отец позволяет ему охранять нас даже на самых важных встречах.

Шаллан вытащила несколько листов бумаги, исписанных неразборчивым женским почерком.

— Восемнадцать лет назад кронпринц Йенев представлял собой большую силу в Алеткаре и являлся одним из самых влиятельных кронпринцев, которые выступали против проводимой Гавиларом кампании по объединению. Йенева не сразили в битве. Он был убит на дуэли. Садеасом.

Адолин кивнул, нетерпеливо наклонившись вперед.

— Вот личный отчет светледи Иалай о тех событиях, — продолжила Шаллан. — «Победить Йенева оказалось до гениальности просто. Мой муж разговаривал с Гавиларом относительно права вызова и королевского дара — древних традициях, которые были известны многим светлоглазым, но в современных условиях им не уделялось должного внимания. Те традиции имели отношение к истории трона, и обращение к ним в очередной раз подтвердило наше право на власть. Случай представился на торжестве могущества и славы, где мой муж сначала сразился с другим противником».

— Что там по поводу могущества и славы? — спросил Каладин.

Оба посмотрели на него, будто удивились, что он заговорил.

«По-прежнему забываете о моем присутствии, не так ли? — подумал Каладин. — Предпочитаете игнорировать темноглазых».

— Торжество могущества и славы, — сказал Адолин. — Так причудливо называли турниры. Тогда они были обычным делом. Способ для кронпринцев покрасоваться друг перед другом в мирное время.

— Нам нужно найти повод, чтобы Адолин мог вызвать на дуэль или хотя бы дискредитировать Садеаса, — объяснила Шаллан. — Размышляя об этом, я вспомнила упоминание о дуэли Йенева в биографии старого короля, написанной Джасной.

— Хорошо... — нахмурился Каладин.

— «Целью, — Шаллан подняла палец, продолжая читать отчет, — той предварительной дуэли было внушить страх и произвести впечатление на кронпринцев. Хотя мы замышляли все заранее, первый побежденный человек не знал о своей роли в нашей уловке. Садеас зрелищно разгромил его, как и ожидалось. Он несколько раз прекращал сражаться и поднимал ставки, сначала деньгами, затем землями. В конце концов победа оказалась драматичной. С одобрения полностью поглощенной происходящим толпы король Гавилар встал и предложил Садеасу награду за доставленное удовольствие согласно старинной традиции. Ответ Садеаса был прост: “Для меня не будет лучшей награды, чем трусливое сердце Йенева на острие моего меча, ваше величество! ”»

— Вы шутите, — проговорил Адолин. — Хвастун Садеас такое сказал?

— То событие, как и его слова, записано в нескольких исторических хрониках, — ответила Шаллан. — Затем Садеас сразился с Йеневом, убил его и предоставил возможность своему союзнику Аладару взять под контроль княжество поверженного кронпринца.

Адолин задумчиво кивнул.

— Может сработать, Шаллан. Я могу попытаться сделать то же самое — устроить зрелищное представление из моего сражения с Релисом и тем, кого он приведет, поразить толпу, заслужить награду от короля и потребовать право вызова, применив его к самому Садеасу.

— В этом есть несомненное очарование, — согласилась Шаллан. — Предпринять маневр, который применил сам Садеас, и использовать против него.

— Садеас никогда не согласится, — заметил Каладин. — Он не позволит заманить себя в такую ловушку.

— Возможно, — произнес Адолин. — Но я думаю, что ты недооцениваешь положение, в которое он попадет, если мы все сделаем правильно. Право вызова — старинная традиция, утвержденная Герольдами, как говорят некоторые. Светлоглазый воин, доказавший свою доблесть перед Всемогущим и королем, встает и требует справедливости по отношению к тому, кто нанес ему оскорбление...

— Он согласится, — сказала Шаллан. — Ему придется. Но сможете ли вы устроить зрелищный поединок, Адолин?

— Толпа ожидает, что я буду жульничать. Они не слишком высокого мнения о моих предыдущих дуэлях — очко в мою пользу. Если я смогу устроить для них настоящее представление, они будут в восторге. Кроме того, разгромить одновременно двух человек? Это само по себе должно обеспечить необходимое внимание, которое нам требуется.

Каладин перевел взгляд с одного на другую. Они подошли к идее очень серьезно.

— Вы на самом деле думаете, что может сработать что-то подобное? — спросил Каладин с растущей задумчивостью.

— Да, — ответила Шаллан, — хотя, согласно традиции, Садеас может назначить сражаться вместо себя чемпиона, так что не обязательно, что Адолин добьется дуэли лично с ним. Однако он все равно выиграет Осколки Садеаса.

— Это будет не достаточно удовлетворительным, но приемлемым, — сказал Адолин. — Победа над чемпионом Садеаса в поединке подрежет ему колени. Он утратит большую долю доверия.

— Но на самом деле победа не будет ничего означать, — произнес Каладин. — Не так ли?

Они уставились на него.

— Это всего лишь дуэль, — пояснил Каладин. — Игра.

— Тут все будет по-другому, — ответил Адолин.

— Я не понимаю почему. Конечно, вы можете выиграть его Осколки, но титул и авторитет Садеаса останутся теми же.

— Речь идет о восприятии, — объяснила Шаллан. — Садеас создал коалицию против короля. Подразумевается, что он сильнее короля. Проигрыш королевскому чемпиону опровергнет его статус.

— Но все это — лишь игры, — сказал Каладин.

— Да, — ответил Адолин. Каладин не ожидал, что он согласится. — Но это игра, в которую играет Садеас. Это правила, которые он принимает.

Каладин откинулся назад, позволив себе погрузиться в мягкую спинку сидения.

«Эта традиция может стать ответом, — подумал он. — Решением, которое я искал...»

— Раньше Садеас был таким сильным союзником, — проговорил Адолин с сожалением. — Я забыл то, как он поразил Йенева.

— Так что изменилось? — спросил Каладин.

— Гавилар мертв, — тихо произнес Адолин. — Старый король был тем, кто сдерживал отца и Садеаса от обострения отношений.

Он наклонился вперед, глядя на листы Шаллан с записями, хотя было очевидно, что он не может их прочесть.

— Мы должны воплотить вашу затею в жизнь, Шаллан. Мы должны затянуть петлю на горле угря. Идея блестящая. Спасибо вам.

Она покраснела, убрала записи в конверт и протянула его Адолину.

— Возьмите, для вашей тети. Здесь подробно изложено то, что я обнаружила. Ей и вашему отцу будет виднее, хороша идея или нет.

Адолин принял конверт и коснулся ее руки. Двое молодых людей разделили мгновение, растворившись друг в друге. Да, Каладин все больше убеждался в том, что девушка не представляла непосредственной опасности для Адолина. Если она и являлась какой-то мошенницей, жизни Адолина ничего не угрожало. Только его достоинству.

«Слишком поздно, — подумал Каладин, наблюдая за тем, как Адолин садится обратно с глупой улыбкой на лице. — Оно уже мертво и обратилось в пепел».

Вскоре экипаж добрался до Внешнего рынка, и они миновали несколько групп патрулей в синей форме Холина. Мостовики не из Четвертого моста, а из других бригад. Одним из способов, которым Каладин тренировал их, было патрулирование рынка.

Каладин первым выбрался из экипажа и заметил ряды штормповозок, расположившихся неподалеку. Веревки на столбах перегораживали площадь, по-видимому, для того, чтобы удерживать людей от проникновения внутрь, хотя мужчины с дубинками, прогуливающиеся рядом с некоторыми столбами, вероятно, лучше справлялись с подобной работой.

— Спасибо за поездку, Шут, — сказал Каладин, оборачиваясь. — Я еще раз прошу прощения за твою флейту.

Шут исчез с козел экипажа. Вместо него сидел другой человек, молодой парень в коричневых брюках, белой рубашке и шляпе на голове. Он стянул ее, выглядя смущенным.

— Звиняйте, сэр, — произнес парень с акцентом, который Каладин не узнал. — Он мне денежку хорошую дал, ага. Сказал туточки стоять, чтоб местами сменяться.

— В чем дело? — спросил Адолин, выйдя из экипажа и посмотрев вверх. — О, Шут горазд на такие проделки, мостовичок.

— Проделки?

— Любит таинственно исчезать, — пояснил Адолин.

— Не таинственно было, сэр, — проговорил парень, поворачиваясь и указывая в сторону. — Там, недалече, где карета становилась и поворачивалась. Мне сказали ждать, а потом поменяться и привести экипаж досюда. Пришлось прыгать тихонько. Он убежал и хихикал, как дите, ага, убежал.

— Просто ему нравится удивлять окружающих, — сказал Адолин, помогая Шаллан выбраться из экипажа. — Не обращай на него внимания.

Новый возница склонился, будто в смущении. Каладин не узнал его, он не был одним из постоянных слуг Адолина.

«Обратно лучше поехать наверху. Присмотреть за парнем».

Шаллан и Адолин направились в сторону зверинца. Каладин вытащил свое копье из задней части экипажа и побежал догонять, в итоге пристроившись на несколько шагов позади. Он слушал, как они смеются, и хотел врезать кулаком им в лицо.

— Ничего себе, — послышался голос Сил. — Предполагается, что ты должен обуздывать шторма, Каладин. А не держать их в своей голове.

Он посмотрел, как она подлетела и затанцевала вокруг него ленточкой света. Закинув копье на плечо, он зашагал дальше.

— В чем дело? — спросила Сил, зависнув в воздухе перед ним.

Куда бы Каладин ни поворачивал голову, она сразу же скользила в том же направлении, будто сидя на невидимом выступе. Ее девичье платье колыхалось и превращалось в туман ниже колен.

— Ни в чем, — тихо ответил Каладин. — Я просто устал слушать тех двоих.

Сил посмотрела через плечо на шедшую впереди пару. Адолин оплатил вход и ткнул большим пальцем себе за спину, на Каладина, показав, что заплатил и за него тоже. Напыщенный азианин в шляпе с необычными узорами и длинном плаще замысловатого покроя махнул им рукой в сторону рядов клеток и содержащихся внутри животных.

— Шаллан и Адолин кажутся счастливыми, — сказала Сил. — Что в этом плохого?

— Ничего, — ответил Каладин. — Пока мне не приходится слушать их разговоры.

Сил наморщила носик.

— Дело не в них, а в тебе. Ты закис. Я почти могу ощутить вкус.

— Вкус? Ты не ешь, Сил. Сомневаюсь, что ты знаешь, что такое вкусовые ощущения.

— Это метафора. И у меня есть фантазия. И ты кислый на вкус. И прекрати спорить, потому что я права.

Она умчалась от него, чтобы зависнуть вблизи Шаллан и Адолина, пока они осматривали первую клетку.

«Проклятый спрен, — подумал Каладин, подходя к Шаллан и Адолину сзади. — Спорить с ней, все равно что... ну, спорить с ветром, наверное».

Штормповозка перед ним была во многом похожа на клетку для рабов, в которой его доставили на Разрушенные равнины, хотя казалось, что с животным, находящимся внутри, обращались гораздо лучше, чем с рабами. Оно сидело на камне, а клетка была покрыта изнутри крэмом, чтобы напоминать пещеру. Само животное представляло собой комок плоти с двумя выпуклыми глазами и четырьмя длинными щупальцами.

— О-о-о, — протянула Шаллан, широко раскрыв глаза.

Сложилось впечатление, что ей подарили гору драгоценностей, только вместо драгоценных камней перед ней сидел скользкий комок непонятно чего. Каладин скорее ожидал бы увидеть что-то подобное налипшим на подошву своего ботинка.

— Это, — произнес Адолин, — самая отвратительная вещь, которую я когда-либо видел. Похоже на внутренности хаспера, только без панциря.

— Один из сарпентинов, — объяснила Шаллан.

— Бедняга, — ответил Адолин. — Его мать дала ему такое имя?

Шаллан хлопнула принца по плечу.

— Это название семейства.

— Значит, все-таки за этим стоит его мать.

— Семейства животных, глупый. Их чаще можно встретить на западе, где шторма не так сильны. Я видела похожих животных всего несколько раз — в Джа Кеведе водятся их меньшие родичи, но и близко не такие большие. Я даже не знаю, что это за вид.

Она помедлила, а затем сунула пальцы сквозь прутья решетки и схватила одно из щупалец.

Животное сразу же отпрянуло, надулось, чтобы казаться больше размером, и угрожающе подняло две конечности над головой. Адолин вскрикнул и потянул Шаллан назад.

— Он сказал, никого не трогать! — воскликнул Адолин. — Что, если оно ядовитое?

Шаллан не обратила на принца внимания и выудила из сумки блокнот.

— Теплое на ощупь, — пробормотала она, обращаясь сама к себе. — Действительно теплокровное. Восхитительно. Нужно его нарисовать.

Она сощурила глаза, прочитав маленькую табличку на клетке.

— Ну что за бессмыслица.

— Что там говорится? — спросил Адолин.

— «Демонический камень, пойманный в Марабетии. Местные жители утверждают, что он — возродившийся мстительный дух убитого ребенка». Вид даже не упоминается. Что же это за наука?

— Мы в зверинце, Шаллан, — усмехнулся Адолин. — Который добрался сюда, чтобы развлекать солдат и обитателей лагеря.

Зверинец в самом деле пользовался популярностью. Пока Шаллан рисовала, Каладин был занят тем, что осматривал проходящих мимо, следя за тем, чтобы они не слишком приближались. Здесь можно было встретить кого угодно, начиная от посудомоек и десятинников и заканчивая офицерами и даже более высокопоставленными светлоглазыми. За их спинами пронесли светлоглазую даму в паланкине, едва обращавшую внимание на клетки. Она составила контраст с энергично рисующей Шаллан и по-доброму насмехающимся Адолином.

Каладин был слишком строг с двумя молодыми людьми. Возможно, они не обращали на него внимания, но не вели себя по-настоящему недоброжелательно. Они казались счастливыми и довольными. Откуда же в нем столько раздражения?

В конце концов Шаллан и Адолин переместились к следующей клетке, в которой находились небоугри и большая кадка с водой, чтобы они могли в ней нырять. По всей видимости, небоугри не чувствовали себя так же уютно, как демонический камень. В клетке было мало места для перемещения, и они не часто взмывали в воздух. Не слишком интересно.

В следующей клетке сидело существо, похожее на маленькую чуллу, но с большими по размеру лапами. Шаллан захотела сделать и его набросок, поэтому Каладин расположился около клетки, наблюдая за снующими мимо людьми и слушая, как Адолин пытается шутками развеселить свою невесту. Шутки были не особенно удачными, но Шаллан все равно смеялась.

— Бедняжка, — проговорила Сил, приземлившись на пол клетки и рассматривая ее обитателя, похожего на краба. — Что у него за жизнь?

— В безопасности, — пожал плечами Каладин. — По крайней мере, ему не нужно волноваться насчет хищников. Всегда сыт. Сомневаюсь, что чуллообразным животным требуется что-то большее.

— Разве? — спросила Сил. — И ты хорошо бы себя чувствовал, окажись на его месте?

— Конечно же, нет. Я не похож на чуллу. Я солдат.

Они зашагали дальше, перемещаясь от одной клетки с животными к другой. Некоторых Шаллан зарисовывала, остальные, по ее мнению, не нуждались в немедленных набросках. Одно из животных, которое она посчитала самым очаровательным, было одновременно и самым странным — что-то вроде разноцветного цыпленка с красными, синими и зелеными перьями. Девушка вытащила из сумки цветные карандаши. Стало понятно, что когда-то в прошлом она уже упустила возможность выполнить набросок подобного создания.

Каладин был вынужден признать, что животное оказалось симпатичным. Но как оно выживало? Панцирь имелся только в передней части мордочки, а вся остальная тушка не отличалась гибкостью, поэтому создание не смогло бы спрятаться в трещинах, как это делал демонический камень. Как поступало животное, когда налетал шторм?

Сил приземлилась на плечо Каладина.

— Я солдат, — повторил Каладин, говоря очень тихо.

— Это то, кем ты был, — сказала Сил.

— Это то, кем я снова хочу стать.

— Уверен?

— Почти. — Он сложил руки на груди, уперев копье в плечо. — Единственное, что... Это безумие, Сил. Сумасшествие. Время, когда я был мостовиком, — худшее в моей жизни. Мы вытерпели смерть, притеснения, унижения. И все же, мне кажется, что я никогда не чувствовал себя таким живым, как в те последние недели.

По сравнению с тем, что он проделал с Четвертым мостом, его теперешнее положение обычного солдата, даже всеми уважаемого, такого, как капитан охраны кронпринца, казалось обычным. Заурядным.

Но парящий полет с ветрами — его можно было назвать как угодно, только не заурядным.

— Ты почти готов, не так ли? — прошептала Сил.

Он медленно кивнул.

— Да. Думаю, да.

Вокруг очередной клетки в ряду собралась целая толпа, а из земли даже появилось несколько спренов страха. Каладин протолкался вперед, хотя ему даже не пришлось расчищать пространство — посетители освободили место для наследника Далинара, как только увидели, кто он такой. Адолин прошел мимо них, не взглянув лишний раз, очевидно привычный к подобному почтению.

Эта клетка отличалась от всех остальных. Прутья располагались ближе друг к другу, деревянные пластины укреплены. Находящееся внутри животное, казалось, не заслуживало подобного обращения. Жалкий зверь лежал перед несколькими камнями, закрыв глаза. На квадратной морде виднелись заостренные жвалы, похожие на зубы, только почему-то более ужасные, и пара длинных клыков, свисающих с верхней челюсти вниз. Окостеневшие шипы, сбегавшие от головы по волнообразной спине до мощных лап, намекали, на что был способен зверь.

— Белоспинник, — выдохнула Шаллан, шагнув к клетке.

Каладин никогда их не видел. Он вспомнил юношу, лежащего на операционном столе, всего покрытого кровью. Вспомнил страх, разочарование, а затем боль.

— Я ожидал, — сказал Каладин, пытаясь отвлечься от воспоминаний, — что это существо будет... больше.

— Они плохо развиваются в неволе, — объяснила Шаллан. — Этот экземпляр, наверное, уже давно погрузился бы в спячку в кристалле, если бы имел возможность. Должно быть, они окунают его в воду, чтобы промыть панцирь.

— Не жалей его, — произнес Адолин. — Я видел, что они способны сотворить с человеком.

— Точно, — тихо согласился Каладин.

Шаллан вытащила принадлежности для рисования, однако, когда она начала набросок, толпа стала расходиться. Сперва Каладин подумал, что дело в самом звере — но тот продолжал просто лежать на месте с закрытыми глазами, время от времени пофыркивая через одно из носовых отверстий.

Нет, люди собирались на другом конце зверинца. Каладин привлек внимание Адолина и указал в том направлении. «Пойду проверю в чем там дело», — означал его жест. Адолин кивнул и опустил руку на меч: «Я побуду на страже».

Закинув копье на плечо, Каладин трусцой побежал выяснить, что происходит. К сожалению, вскоре он различил над толпой знакомое лицо. Амарам был высоким мужчиной. Рядом с ним стоял Далинар, охраняемый несколькими мостовиками Каладина. Они держали толпу на безопасном расстоянии.

—...слышал, что мой сын здесь, — донесся голос Далинара, разговаривающего с хорошо одетым хозяином зверинца.

— Вам не нужно платить, кронпринц! — воскликнул хозяин с характерным акцентом, похожим на произношение Сигзила. — Ваш приход — великое благословление Герольдов для моей скромной коллекции. Как и присутствие вашего знаменитого спутника.

Амарам. На нем был странный плащ. Яркий, золотисто-желтый, с черным глифом на спине. «Клятва»? Каладин не узнал очертания. Однако он выглядел знакомым.

«Двойной глаз, — понял он. — Символ...»

— Это правда? — спросил хозяин зверинца, изучая Амарама. — По лагерю гуляют интригующие слухи...

Далинар громко вздохнул.

— Мы собирались объявить новость на пиру сегодня вечером, но, так как Амарам настаивает на том, чтобы носить плащ, полагаю, нужно сделать это сейчас. С одобрения короля я приказал возродить Сияющих рыцарей. Пусть известят обитателей лагерей. Древние клятвы снова произнесены, и светлорд Амарам сделал это — по моей просьбе — первым. Сияющие рыцари восстановлены, и он стоит в их главе.

Позади следовали двадцать три отряда, которые прибыли благодаря содействию короля Макабакама. Хотя связь между человеком и спреном иногда необъяснима, способность связанных спренов появляться в нашем мире вместо их собственного становилась сильнее через принесение клятв.