Альбом Шаллан: скальный демон 3 страница

— Значит вот это уровень моего наивысшего интеллекта, — сказал Таравангиан, указывая на точку на графике. Она находилась далеко справа и почти у самого низа, представляя собой высокий уровень и низкую вероятность проявления. — Тот день, день совершенства.

— Нет, — ответила Адротагия.

— Что?

— Эта точка отражает день, в который ты был наиболее умен за последние пятьсот дней. В тот день ты закончил решение самых сложных заданий, которые оставил для себя, и придумал новые для будущих проверок.

— Я помню тот день, — проговорил король. — Тогда я разрешил головоломку Фабрисана.

— Да, — подтвердила ученая. — Когда-нибудь мир поблагодарит тебя за нее, если, конечно, выживет.

— Я был умен в тот день.

Умен настолько, что Мралл решил, что его следует запереть во дворце, чтобы он не обнаружил публично своей натуры. Таравангиан был уверен, что если сможет просто объяснить жителям города, в каком состоянии находится, они все прислушаются и позволят ему полностью контролировать их жизни. Он разработал закон, согласно которому все, кто обладал интеллектом не выше среднего, должны покончить жизнь самоубийством во благо города. Казалось, что это имеет смысл. Король не исключал возможности, что люди откажутся, но посчитал, что они не смогут устоять перед великолепием идеи.

Да, в тот день он был умен. Но и близко не так умен, как в день, когда создал Диаграмму. Таравангиан нахмурился, изучая лист бумаги.

— Вот почему я не могу ответить на твой вопрос, Варго, — проговорила Адротагия. — Такой график мы называем логарифмической шкалой. Все деления от центра не одинаковы — они тем сильнее зависят друг от друга, чем дальше ты удаляешься. Насколько умен ты был в день Диаграммы? В десять раз умнее, чем в другой день?

— В сотню, — сказал Таравангиан, посмотрев на график. — Может быть, больше. Мне нужно провести вычисления...

— Разве ты не глуп сегодня?

— Не глуп. На среднем уровне. Этим я могу заняться. Каждое деление от центра...

— Измеряемая разница в уровне интеллекта, — ответила Адротагия. — Можно считать, что с каждым делением твой интеллект удваивается, хотя его трудно измерить. С делениями вверх проще — они показывают, насколько часто случаются дни, соответствующие определенному уровню. Поэтому если ты начнешь от центра пика, то увидишь, что на каждые пять дней, когда ты на среднем уровне, приходится по одному дню, когда ты умеренно глуп и умеренно умен. На каждые пять таких дней приходится по одному дню, когда ты умеренно туп и умеренно гениален. И так далее...

Таравангиан стоял на камнях и изучал график, солдаты ждали наверху. Его взгляд скользнул за пределы листка к точке, которая, как он рассчитал, должна была соответствовать дню Диаграммы. По скромным прикидкам.

— Всемогущий над нами... — прошептал он. Тысячи дней. Тысячи тысяч. — Этого никогда не должно было произойти.

— Конечно же, должно было, — сказала Адротагия.

— Но это настолько маловероятно, что практически невозможно!

— Вполне возможно. Вероятность того, что это произойдет, существует, поскольку подобное уже случалось. Такова особенность аномальных величин и вероятностей, Таравангиан. Аналогичный день может наступить завтра. Ничто не запрещает его повторения. Это все чистая случайность, как я могу определить. Но если ты хочешь узнать вероятность того, что событие произойдет опять...

Он кивнул.

— Если бы тебе суждено было прожить еще две тысячи лет, Варго, — сказала Адротагия, — у тебя, возможно, выдался бы один такой день за все время. Возможно. Пятьдесят на пятьдесят, я бы сказала.

Мралл кивнул.

— Так что это была удача.

— Нет, это была обычная вероятность.

— Так или иначе, — проговорил Таравангиан, сворачивая лист бумаги, — твой ответ — совсем не то, что я хотел услышать.

— С каких пор имеет значение то, чего хотим мы?

— Ни с каких. И никогда не будет такого.

Таравангиан засунул листок в карман.

Они пробрались через камни, миновав трупы, раздувшиеся от слишком долгого пребывания на солнце, и присоединились к небольшой группе солдат на верху пляжа. Те носили на одежде оранжевый герб Харбранта. У него на службе находилось мало солдат. Согласно Диаграмме, его нация не должна представлять угрозу.

Однако Диаграмма не была безупречной. Время от времени они отыскивали в ней ошибки. Или... не настоящие ошибки, а неправильные догадки. В тот день интеллект Таравангиана стал в высшей степени выдающимся, но он не мог предвидеть будущее. Король высказал обоснованные догадки, очень обоснованные, и оказывался прав в необъяснимом большинстве случаев. Но чем дальше они удалялись от того дня и знаний, которыми он тогда располагал, тем больше требовалось вносить в Диаграмму поправок и уточнений, чтобы оставаться на верном пути.

Вот почему Таравангиан надеялся, что вскоре наступит еще один такой же день, когда он сможет внести изменения, подкорректировать Диаграмму. Но, скорее всего, этот день не придет. И они продолжат свое дело, доверяя тому человеку, которым он когда-то был, доверяя его видению и пониманию.

Больше, чем чему-либо еще в этом мире. Боги и религии их подвели. Короли и лорды были эгоистичными и жалкими. Если он и будет верить во что-то, так это будет он сам и ничем не ограниченный чистый гений человеческого разума.

Но временами было трудно придерживаться выбранного курса. Особенно когда Таравангиан сталкивался с последствиями своих действий.

Они добрались до поля битвы.

Большая часть сражений, по-видимому, происходила за пределами города, когда начались пожары. Люди продолжали драться друг с другом, даже когда их столица горела. Семь фракций. Диаграмма предсказала шесть. Имело ли это значение?

Солдат подал королю надушенный платок, чтобы прикрыть нос, пока они проходили мимо мертвых и умирающих. Кровь и дым. Запахи, которые станут слишком привычными для него, пока все не закончится.

Мужчины и женщины в оранжевых ливреях Харбранта сновали между мертвыми и ранеными. Повсюду на востоке оранжевый цвет стал синонимом исцеления. И в самом деле, палатки, над которыми развевались его знамена, знамена хирурга, были раскиданы по всему полю битвы. Целители Таравангиана прибыли прямо перед битвой и сразу же начали оказывать помощь раненым.

Когда он дошел до края поля, усеянного трупами, веденские солдаты начали вставать со своих мест, возвращаясь к жизни от того ступора, в котором находились, сидя с потухшими глазами. Затем они стали его приветствовать.

— Разум Пали, — проговорила Адротагия, наблюдая, как они поднимались. — Я не верю своим глазам.

Солдат разделили на группы по знаменам, о них заботились хирурги Таравангиана, разносчики воды и утешители. Раненые и непострадавшие, все, кто мог держаться на ногах, поднялись перед королем Харбранта и приветствовали его.

— Диаграмма предсказала, что это случится, — ответил Таравангиан.

— Я была уверена, что в ней ошибка, — ответила Адротагия, покачав головой.

— Они знают, — проговорил Мралл, — что сегодня мы единственные победители. Наши целители, которые заслужили уважение всех сторон. Наши утешители, которые помогают уйти умирающим. Их светлорды принесли им только страдания. Вы принесли им жизнь и надежду.

— Я принес им смерть, — прошептал Таравангиан.

Он заказал убийство их короля и определенных кронпринцев, на которых указала Диаграмма, тем самым подтолкнув несколько фракций к войне друг с другом. Таравангиан поставил на колени целое королевство.

Теперь они приветствовали его за содеянное. Таравангиан заставил себя остановиться у одной из групп и стал расспрашивать о лечении, интересуясь, может ли он еще что-нибудь для них сделать. Важно проявлять сострадание в глазах других людей. Диаграмма объясняла это с небрежностью, как будто сострадание было чем-то, что можно отмерить в чаше, как пинту крови.

Король посетил еще одну группу солдат, затем еще одну. Многие подходили, дотрагивались до его рук или одежды, вытирая слезы благодарности и радости. Тем не менее многие веденские солдаты оставались сидеть в палатках, уставившись на поле битвы. Их разум оцепенел.

— Дрожь? — прошептал Таравангиан Адротагии, когда они отошли от последней группы людей. — Они сражались всю ночь, пока их столица горела. Должно было подействовать.

— Согласна, — сказала она. —.Мы получили очередную точку привязки. Дрожь здесь сильна не меньше, чем в Алеткаре. Может быть, сильнее. Я поговорю с нашими учеными. Возможно, это поможет нам установить местоположение Нергаула.

— Не трать слишком много сил, — ответил Таравангиан, приближаясь к еще одной группе веденских солдат. — Я даже не уверен, что нам делать, если мы найдем это существо.

Древний, злобный спрен — не тот, кого он мог так просто подчинить. Пока.

— Я бы предпочел узнать, куда направляется Моэла.

Нужно надеяться, что Моэла не решит снова погрузиться в сон. На текущий момент предсмертные слова были лучшим обнаруженным способом дополнять Диаграмму.

Однако существовал один вопрос, на который Таравангиан так и не мог найти ответ. Ответ, за который он отдал бы практически что угодно.

Достаточно ли того, что он делает?

Таравангиан встречался с солдатами и всем своим видом изображал добродушного и не слишком умного дедушку. Заботливого и услужливого. Сегодня он взаправду почти являлся таким человеком. Король пытался копировать поведение своей более глупой версии. Люди принимали его, и, когда он обладал таким уровнем интеллекта, ему не приходилось прикладывать столько усилий, чтобы симулировать сострадание, как в те дни, когда он был умнее.

Благословленный интеллектом и проклятый чувством сострадания и боли за свои деяния. Им овладевало либо одно, либо другое. Почему Таравангиан не мог испытывать эти эмоции одновременно? Ему казалось, что у других людей интеллект и сострадание не связаны подобным образом. Мотивы, согласно которым Смотрящая в Ночи одаривала и проклинала, были непостижимы.

Таравангиан двигался сквозь толпу людей, выслушивая мольбы о помощи или лекарствах, чтобы облегчить боль. Выслушивая благодарности. Эти солдаты пострадали в битве, в которой даже теперь, по всей видимости, не оказалось победителя. Они хотели обрести почву под ногами, и считалось, что Таравангиан соблюдал нейтралитет. Поразительно, с какой легкостью они обнажили перед ним свои души.

Он подошел к следующему солдату в очереди. Закутанный в плащ человек держался за явно сломанную руку. Таравангиан взглянул под капюшон, прямо ему в глаза.

Сет-сын-сына-Валлано.

Таравангиана захлестнула абсолютная паника.

— Нам нужно поговорить, — сказал ему шиноварец.

Таравангиан схватил Сета за руку, потянув прочь от толпящихся веденских солдат. Другой рукой он нашарил в кармане Клятвенный камень, который носил с собой все время. Король вытащил его наружу, просто чтобы увидеть. Да, не подделка. Бездна, но осознав, что перед ним Сет, он испугался, что его каким-то образом обставили, камень украли, а Сета послали его убить.

Шиноварец позволил увести себя в сторону.

Что он там сказал?

«Что ему нужно поговорить с тобой, дураком, — подумал Таравангиан. — Если бы он явился тебя убить, ты был бы уже мертв».

Видел ли здесь кто-нибудь Сета? Что сказали бы люди, заметь они, как Таравангиан общается с лысым шиноварцем? Источником слухов мог послужить и меньший повод. Если у кого-то возникнет хотя бы подозрение, что Таравангиан связан с Убийцей в Белом...

Мралл тут же заметил что-то неладное. Он пролаял приказы охранникам, отделяя Таравангиана от веденских солдат. Адротагия, сидевшая со скрещенными руками неподалеку и наблюдавшая за происходящим, постукивая ногой, подскочила и бросилась к ним. Она заглянула человеку под капюшон и ахнула, от ее лица отлила вся краска.

— Как ты посмел явиться сюда? — еле слышно спросил Таравангиан у Сета, продолжая изображать радостный вид.

Сегодня его интеллект находился на среднем уровне, но он все же был королем и умел вести себя при дворе. Умел сохранять хладнокровие.

— Возникла проблема, — ответил Сет бесстрастным тоном, скрывая лицо под капюшоном. Разговаривать с этим существом было все равно что беседовать с мертвецом.

— Почему ты не смог убить Далинара Холина? — тихо, но настойчиво спросила Адротагия. — Мы знаем, что ты сбежал. Вернись и доделай работу!

Сет посмотрел на нее, но промолчал. Не эта женщина распоряжалась его Клятвенным камнем. Тем не менее его слишком пустые глаза явно заметили ее.

Бездна. Их план заключался в том, чтобы он не встречался и даже не знал об Адротагии, просто на случай, если решит пойти против Таравангиана и убить его. Диаграмма не исключала подобной возможности.

— У Холина есть волноплет, — сказал Сет.

Значит, Сет знает о Джасне. Получается, она симулировала свою смерть, как и подозревал Таравангиан? Бездна.

Ему показалось, что на поле битвы опустилась тишина. Для короля Харбранта стоны смолкли. Все сосредоточилось только на Сете. Его глаза. Тон его голоса. Опасный тон. Что...

«Он говорил эмоционально, — осознал Таравангиан. — Последнее предложение сказано со страстью».

Оно звучало как мольба. Как будто голос Сета стиснули с двух сторон.

Человек пребывал не в своем уме. Сет-сын-сына-Валлано являлся самым опасным оружием на всем Рошаре, и он оказался сломлен.

Шторма, почему подобное не могло случиться в день, когда мозг Таравангиана работал не вполсилы?

— С чего ты взял? — спросил Таравангиан, пытаясь выгадать немного времени, пока его разум обдумает все последствия. Король держал Клятвенный камень Сета перед собой, как будто тот мог устранить все проблемы подобно глифпарам суеверных женщин.

— Я сражался с ним, — ответил Сет. — Он защищал Холина.

— Ах, да, — проговорил Таравангиан, быстро обдумывая услышанное.

Сета изгнали из Шиновара, сделали Не Знающим Правду по причине того, что он заявил о возвращении Несущих Пустоту. Если он обнаружит, что не ошибся, тогда что...

«С ним?»

— Ты сражался с волноплетом? — спросила Адротагия, взглянув на Таравангиана.

— Да, — ответил Сет. — Мужчина алети, наполненный штормсветом. Он исцелил рану на руке, нанесенную Клинком. Он... Сияющий...

Напряжение в голосе Сета, судя по всему, представляло опасность. Таравангиан посмотрел на его руки. Они постоянно сжимались в кулаки, словно пульсировало сердце.

— Нет-нет, — проговорил Таравангиан. — Я только недавно узнал кое о чем. Да, теперь все обрело смысл. Один из Клинков Чести исчез.

Сет моргнул и сосредоточился на короле, будто возвратившись к реальности откуда-то издалека.

— Один из оставшихся семи?

— Да, — подтвердил Таравангиан. — До меня доходили только слухи. Ваш народ скрытен. Но, да... Полагаю, это один из тех двух, что даруют восстановление. Должно быть, он у Холина.

Сет начал раскачиваться взад-вперед, хотя, похоже, не осознавал, что делает. Даже в тот момент он двигался с грацией бойца. Шторма!

— Тот человек, с которым я сражался, — сказал Сет, — не призывал Клинок.

— Но он использовал штормсвет, — ответил Таравангиан.

— Да.

— Поэтому у него должен быть Клинок Чести.

— Я...

— Это единственное объяснение.

— Это... — Голос Сета стал более спокойным. — Да, единственное объяснение. Я убью его и верну Клинок.

— Нет, — твердо произнес Таравангиан. — Ты должен возвратиться к Далинару Холину и выполнить назначенную тебе задачу. Не сражайся с тем другим человеком. Напади, когда его не будет рядом.

— Но...

— Разве не у меня твой Клятвенный камень? — требовательно спросил Таравангиан. — Разве мое слово может быть подвергнуто сомнению?

Сет перестал раскачиваться. Он встретился взглядом с Таравангианом.

— Я Не Знающий Правду. Я выполняю то, что прикажет мне хозяин, и не требую объяснений.

— Держись подальше от человека с Клинком Чести, — повторил Таравангиан. — Убей Далинара.

— Будет сделано.

Сет развернулся и ушел прочь. Таравангиану хотелось прокричать дальнейшие приказания: «Не позволяй, чтобы тебя видели! Больше никогда не подходи ко мне на людях!»

Но он лишь уселся прямо на дороге, его самообладание дало трещину. Таравангиан вздохнул, его охватила дрожь, по брови протянулась струйка пота.

— Отец Штормов, — проговорила Адротагия, устраиваясь на земле рядом с ним. — Я думала, мы покойники.

Пока Мралл извинялся за короля, слуги принесли ему стул.

«Короля захлестнула скорбь из-за такого количества смертей. Он стар, знаете ли. И так заботлив...»

Таравангиан тяжело дышал, пытаясь взять себя в руки. Он посмотрел на Адротагию, которая сидела в центре круга из слуг и солдат. Каждый из них присягнул следовать Диаграмме.

— Кто он? — тихо спросил король. — Кто тот волноплет?

— Ученица Джасны? — предположила Адротагия.

Они сильно встревожились, когда веденка прибыла на Разрушенные равнины. Но они уже предполагали, что девушку обучили. Если не Джасна, то брат девушки, пока был жив.

— Нет, — ответил Таравангиан. — Это мужчина. Один из членов семьи Далинара? — Он размышлял некоторое время. — Нам нужна сама Диаграмма.

Адротагия оставила его, чтобы принести книгу с корабля. Сейчас ничего не имело значения — ни его встречи с солдатами, ни более важные совещания с веденскими лидерами. В Диаграмме обнаружилась ошибка. Они блуждали по опасной территории.

Адротагия вернулась с Диаграммой и штормстражами, которые установили шатер рядом с Таравангианом, прямо на дороге. Продолжились объяснения: «Король не переносит солнце. Он должен отдохнуть и сжечь глифпару во славу Всемогущего ради защиты вашего народа. Таравангиан беспокоится, даже когда ваши собственные светлоглазые посылают вас в бойню».

При свете сфер Таравангиан пролистывал том, пристально разглядывая толкования своих собственных слов, написанных на языке, который он изобрел, а потом забыл. Ответы. Ему требовались ответы.

— Говорил ли я тебе когда-нибудь, Адро, чего просил? — спросил он шепотом, пока читал книгу.

— Да.

Таравангиан практически не слушал.

— Способность, — прошептал он, переворачивая страницу. — Способность остановить то, что на нас надвигается. Способность спасти человечество.

Король продолжал поиски. Сегодня он был не слишком умным, но в прошлом провел много дней, вчитываясь в страницы, снова и снова изучая отрывки текста. Он их знал.

Ответы найдутся. Найдутся. Таравангиан поклонялся теперь только одному богу. Человеку, которым он стал в тот день.

Вот оно.

Король обнаружил нужный фрагмент на репродукции угла комнаты, где мелким шрифтом он писал предложения одно поверх другого, потому что кончилось свободное пространство. В кристальной ясности его гения отделить предложения друг от друга казалось легко, но ученым понадобились годы, чтобы собрать написанное воедино.

«Они придут. Ты не сможешь помешать им произнести клятвы. Ищи тех, кто выжил, когда они не должны были это сделать. Закономерность станет твоей подсказкой».

— Мостовики, — прошептал Таравангиан.

— Что? — спросила Адротагия.

Король поднял голову, моргая затуманенными глазами.

— Мостовики Далинара, те, кого он отобрал у Садеаса. Ты читала отчет об их спасении?

— Не думала, что они важны. Очередная игра между Садеасом и Далинаром.

— Нет. Там нечто большее. — Они выжили. Таравангиан встал со стула. — Активизируй всех бездействующих агентов алети, отправь их всех в ту область. Об одном из мостовиков будут ходить истории. Чудесное спасение. Любимец ветров. Один из них. Возможно, он до сих пор не осознает, что делает, но он связан со спреном и произнес самое малое первый идеал.

— Что, если мы его найдем? — спросила Адротагия.

— Нужно держать его подальше от Сета любой ценой. — Таравангиан передал ей Диаграмму. — От этого зависят наши жизни. Сет — зверь, который перегрызет собственную ногу, чтобы избавиться от оков. Если он освободится...

Адротагия кивнула и отошла отдать распоряжения, но помедлила у выхода из временного шатра.

— Возможно, нам стоит пересмотреть методы оценки твоего интеллекта. То, что я увидела за последний час, заставляет меня задаться вопросом, правильно ли применять к тебе сегодня термин «обычный».

— Оценка верна, — сказал Таравангиан. — Ты просто недооцениваешь интеллект обычного человека.

Кроме того, когда дело касалось Диаграммы, король мог не помнить, что он написал или почему, но иногда всплывали остатки воспоминаний.

Адротагия удалилась, и подошел Мралл.

— Ваше величество, — сказал он. — Время на исходе. Кронпринц умирает.

— Он умирает уже многие годы.

Но Таравангиан все же продолжил путь, ускорив шаг, насколько хватало сил. Он больше не останавливался побеседовать с солдатами и только коротко махал в ответ на их приветственные возгласы.

В конце концов Мралл увел его по склону холма от непосредственного зловония поля битвы и тлеющего города. Здесь над несколькими штормповозками оптимистично развевалось знамя короля Джа Кеведа. Стражники позволили Таравангиану войти внутрь кольца штормповозок, и он приблизился к самой большой из них — громадному сооружению, похожему на настоящий дом на колесах.

Они обнаружили кронпринца Валама... короля Валама... в постели, он кашлял. Его шевелюра поредела с тех пор, как Таравангиан видел его в последний раз, а щеки запали настолько, что дождевая вода собралась бы в них лужами. Редин, бастард короля, стоял в футе от кровати, склонив голову. С тремя стражниками в комнате для Таравангиана совсем не осталось места, и он замер в дверном проеме.

— Таравангиан, — произнес Валам и начал кашлять в платок. Лоскут ткани окрасился кровью. — Ты пришел за моим королевством, не так ли?

— Не знаю, что вы имеете в виду, ваше величество, — ответил Таравангиан.

— Не скромничай, — огрызнулся Валам. — Я не выношу этого качества ни в женщинах, ни во врагах. Отец Штормов... Не знаю, что они сотворят с тобой. Я наполовину уверен, что тебя убьют до конца недели.

Он слабо махнул рукой, которая была вся перебинтована, и стражники освободили место, чтобы Таравангиан смог войти в спальню.

— Отличная уловка, — сказал король. — Прислать еду, целителей. Слышал, солдаты от тебя без ума. Но что бы ты сделал, одержи одна из сторон решительную победу?

— У меня появился бы новый союзник, — ответил Таравангиан. — Благодарный за помощь.

— Ты помог всем, кто сражался.

— Но больше всего победителю, ваше величество. Мы можем оказать помощь выжившим, но не убитым.

Валам снова закашлялся, сухо и отрывисто. Его бастард подошел, обеспокоенный, но король жестом отослал его прочь.

— Судя по всему, — проговорил король между хрипами, — ты единственный из моих детей, кто выживет, ублюдок. — Он повернулся к Таравангиану. — Стало быть, у тебя есть законное право на трон, Таравангиан. Полагаю, по линии матери? Женитьба на веденской принцессе примерно три поколения назад?

— Я не в курсе.

— Разве ты не расслышал, что я сказал насчет скромности?

— Мы оба должны сыграть свою роль в спектакле, ваше величество, — ответил Таравангиан. — Я просто проговариваю свои строки, как они написаны.

— Ты болтаешь, как баба. — Валам сплюнул кровью в сторону. — Я знаю, что у тебя на уме. Примерно через неделю, когда ты позаботишься о моих людях, писцы «обнаружат» твое право на трон. Ты неохотно решишься спасти королевство по настоянию моего собственного штормового народа.

— Вижу, вам прочитали весь сценарий, — тихо отозвался Таравангиан.

— Тот убийца придет за тобой.

— Вполне возможно.

Это была правда.

— Даже не знаю, зачем я попытался занять штормовой трон, — проговорил Валам. — Что ж, хоть умру как король.

Он с усилием вздохнул и нетерпеливо махнул писцам, столпившимся за пределами комнаты. Одна из женщин оживилась, украдкой бросив взгляд на Таравангиана.

— Я сделаю этого идиота своим наследником, — произнес Валам, махнув в сторону Таравангиана. — Ха! Пусть остальные кронпринцы подавятся.

— Они мертвы, ваше величество, — ответил Таравангиан.

— Что? Все?

— Да.

— Даже Бориар?

— Да.

— Ха, — проговорил Валам. — Ублюдок.

Сначала Таравангиан подумал, что король обращается к одному из покойных кронпринцев, но потом заметил, что он машет в сторону своего незаконного сына. Редин подошел ближе и опустился на одно колено рядом с кроватью, когда Таравангиан подвинулся, освободив место.

Валам завозился под одеялом. Редин помог вытащить наружу поясной нож и неуклюже взял его в руки.

Таравангиан с любопытством изучал Редина. Неужели перед ним тот самый безжалостный королевский палач, о котором он столько слышал? Этот встревоженный, выглядящий беспомощным человек?

— Прямо в сердце, — сказал Валам.

— Отец, нет... — проговорил Редин.

— Прямо в штормовое сердце! — закричал Валам, брызгая кровавой слюной на простыни. — Я не стану просто лежать здесь и не позволю, чтобы Таравангиан убедил моих собственных слуг отравить меня. Сделай это, мальчик! Или ты не в состоянии сделать единственную вещь, о которой...

Редин воткнул нож в грудь отца с такой силой, что Таравангиан подскочил. Бастард выпрямился, отсалютовал и протолкался из комнаты наружу.

Король выдохнул в последний раз, его глаза начали стекленеть.

— И будет править ночь, ибо выбор чести — жизнь...

Таравангиан выгнул бровь. Предсмертные слова? Здесь, сейчас? Проклятие, а он не в том положении, чтобы записать фразу в точности. Нужно ее запомнить.

Жизнь покидала Валама, пока он не превратился просто в груду мяса. Рядом с кроватью из тумана появился Клинок Осколков и вонзился в деревянный пол повозки. Никто за ним не потянулся. Солдаты в комнате и писцы снаружи посмотрели на Таравангиана и опустились на колени.

— То, что сделал Валам, жестоко по отношению к нему, — сказал Мралл, кивнув на бастарда, который проложил себе путь из штормповозки на свет.

— Больше, чем ты думаешь, — ответил Таравангиан, потянувшись к ножу, который торчал сквозь одеяло и одежду из груди короля. В нескольких дюймах от рукояти он помедлил. — В официальные хроники бастард войдет как убийца отца. Если он был заинтересован в троне, это сильно... помешает ему, даже сильнее, чем его происхождение.

Таравангиан убрал пальцы с ножа.

— Могу я побыть наедине с павшим королем? Я бы хотел помолиться за него.

Остальные вышли, даже Мралл. Они прикрыли маленькую дверь, и Таравангиан опустился на стул рядом с трупом. Он не собирался произносить молитву, просто хотел ощутить момент. Один. Чтобы подумать.

Сработало. В полном соответствии с Диаграммой Таравангиан стал королем Джа Кеведа. Он сделал первый шаг к объединению мира, как и настаивал Гавилар, чтобы они все смогли выжить.

По крайней мере, именно об этом говорилось в видениях. Видениях, которыми поделился с ним Гавилар шесть лет назад, в ночь убийства. Гавилара посещали видения о Всемогущем, который был теперь также мертв, и о грядущем шторме.

«Объедини их».

— Я стараюсь изо всех сил, Гавилар, — прошептал Таравангиан. — Прости, что вынужден убить твоего брата.

Когда дело будет сделано, на его душе повиснет не только этот грех. Ни при слабом ветре, ни при штормовом.

Таравангиану снова захотелось, чтобы сегодняшний день был днем его великолепия. Тогда он не чувствовал бы себя настолько виноватым.

Они придут ты не сможешь помешать им произнести клятвы ищи тех кто выжил когда они не должны были это сделать закономерность станет твоей подсказкой

Диаграмма, заключительная часть северо-западного нижнего угла: параграф 3

«Ты убил ее...»

Каладин не мог заснуть.

Но знал, что ему следует поспать. Он лежал в своей темной комнате в бараке, окруженный знакомыми каменными стенами, и впервые за несколько дней находился в комфорте: мягкая подушка и такой же хороший матрас, как тот, что он оставил дома в Хартстоуне.

Тело казалось выжатым, словно тряпка после стирки. Он уцелел в ущельях и привел Шаллан домой в целости и сохранности. Теперь ему нужно было спать и лечиться.

«Ты убил ее...»

Каладин сел на кровати, накатила волна головокружения. Он сжал зубы и подождал, пока она пройдет. Запульсировала рана на перевязанной ноге. Лагерные хирурги проделали хорошую работу, его отец остался бы доволен.

Лагерь снаружи казался слишком тихим. Осыпав Каладина похвалами и выражениями восторга, солдаты из Четвертого моста присоединились к армии, чтобы отправиться в экспедицию, как и все другие бригады мостовиков, которые понесут мосты. В лагере останется лишь небольшая часть Четвертого моста для охраны короля.

В темноте Каладин вытянул руку и стал шарить по стене, пока не нащупал свое копье. Он ухватился за него и приподнялся, пытаясь встать. В ноге вспыхнула мгновенная боль, заставив его стиснуть зубы, но все оказалось не так уж плохо. Чтобы утолить боль, пришлось проглотить кору фатома, лекарство помогло. Каладин отказался от огнемха, который пытались навязать ему хирурги. Его отец ненавидел пользоваться вызывающими привыкание средствами.

Каладин преодолел путь до двери своей небольшой комнаты, толчком открыл ее и вышел на солнечный свет. Прищурившись, оглядел небо. Облаков все еще не было. Плач, худшая часть года, начнется завтра. Четыре недели непрерывного дождя и уныния. Кончался Ясный год, так что даже сверхшторма в середине не намечается. Печально.