![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Возвращение ночного кошмара
В конце разговора Альберт объявил, что у него для меня есть сюрприз. Мы все вышли из дома, и, пока остальные отправились в мысленное путешествие, Альберт предложил мне немного прогуляться пешком в компании Кэти. — Вижу, что тебя растревожили слова Артура, — начал он. — И напрасно. Люди, о которых он говорил, не имеют с тобой ничего общего. — Тогда почему меня не покидает тревога за Энн? — спросил я. — Ты все еще о ней беспокоишься. Пройдет некоторое время, и это прекратится. Но между Энн и тем, о чем говорил Артур, связи нет. Я кивнул, готовый ему поверить. — Мне бы, честное слово, хотелось, чтобы существовала прямая связь, — сказал я. — Перемолвиться с ней парой слов, и все было бы в порядке. — Я взглянул на Альберта. — Это когда‑ нибудь произойдет? — спросил я. — Должно когда‑ нибудь произойти, — уверенно ответил он. — Правда, проблема сложная. Дело не в расстоянии, как я уже говорил, а в различии вибраций и веры. В настоящее время с такой задачей могут справиться лишь наиболее искусные медиумы на Земле. — Почему каждый человек на Земле не может этого освоить? — спросил я. — Может, но при определенной подготовке, — сказал Альберт. — Мы знаем только, что это могут сделать люди, родившиеся с особым даром, или те, кто приобрел его после несчастного случая. — Дар? — Способность использовать эфирное восприятие, независимо от нахождения в физическом теле. — А я не смогу найти медиума с такой способностью? — спросил я. — Связаться с ним? И с ней? — А что, если не найдется такого человека рядом с твоей женой? — размышлял он вслух. — Но, скорее всего, ты действительно сможешь связаться с этим человеком, он передаст послание жене, а она откажется в него поверить. Что тогда? Я со вздохом кивнул. — Однажды я ведь мог связаться, — вспомнил я, — но все пошло не так и, наверное, уничтожило малейшую возможность того, что Энн когда‑ нибудь вообще поверит. — Неудачно получилось, — согласился Альберт. — И он ведь меня видел, — сказал я, ужаснувшись при воспоминании. — Он, по сути дела, читал по моим губам. — Он также полагал, что твой изгнанный двойник — это ты, — напомнил мне Альберт. — Это было омерзительно. — Я передернулся. Он обнял меня за плечи. — Постарайся обрести веру, Крис, — молвил он. — Энн обязательно будет с тобой; это не подлежит сомнению. А пока, пожалуй, тебе поможет переключение мыслей. Я взглянул на него с любопытством. — Иногда бывает возможным объединить несколько сознаний для связи с кем‑ то, кто остался на Земле, — объяснил он. — Не словесной связи, — быстро добавил он, увидев выражение моего лица. — Эмоциональной. Для того чтобы подбодрить и утешить этого человека. — Ты это сделаешь? — спросил я. — Я устрою это, как только появится возможность, — пообещал он. — А сейчас положи руку на голову Кэти и возьми меня за руку. Я сделал это и немедленно оказался рядом с ним на краю огромного амфитеатра, находящегося ниже уровня земли. Все пространство было заполнено людьми. — Где мы? — спросил я, выпрямившись. — Позади Дома музыки, — ответил он. Я осмотрелся. Это зрелище в сумерках было поразительным — спускающиеся ряды амфитеатра, окруженного лужайками и цветочными клумбами. — Здесь сейчас будет концерт? — спросил я. — Тут есть человек, который все тебе объяснит, — сказал Альберт с улыбкой. И он развернул меня. Я сразу же его узнал, Роберт. Он почти не изменился, с тех пор как я видел его последний раз. У него был здоровый, энергичный вид, но он не помолодел и выглядел таким, как я его запомнил. — Дядя! — воскликнул я. — Здравствуй, Крис! — приветствовал он меня. Мы обнялись, и он посмотрел на меня. — Итак, ты теперь с нами, — произнес он с улыбкой. Я кивнул, улыбнувшись в ответ. Дядя Свен всегда был очень дорог мне, ты ведь знаешь. — Кэти, девочка моя, — сказал он, наклонившись, чтобы погладить собаку. Та была явно довольна, что видит его. Он распрямился, снова мне улыбнувшись. — Ты удивлен моим видом, — промолвил он. Я не знал, что сказать. — Естественное любопытство, — заметил он. — Находясь здесь, человек вправе выбирать себе возраст. Я предпочитаю этот. Глупо ведь было бы встречать здесь только молодых людей, правда? Я не мог не рассмеяться, заметив лукавый взгляд, брошенный им в сторону Альберта. Альберт тоже рассмеялся, потом сказал мне, что попытается организовать переключение мыслей прямо сейчас. После того как он ушел, я рассказал дяде про Энн, и тот кивнул. — Переключение поможет, — успокоил он меня. — Я видел его в действии. Его уверенная манера придала мне сил. Я смог даже улыбнуться. — Значит, ты занимаешься музыкой, — сказал я. — Меня это не удивляет. — Да, музыка всегда была моей большой любовью, — откликнулся он и, указав на траву, предложил: — Давай присядем. Здесь тебе понравится больше, чем в амфитеатре, — не скажу почему. Пусть это будет сюрпризом. Мы сели, и Кэти улеглась рядом с нами. — Здесь часто исполняют музыку? — спросил я. — О да, она играет заметную роль в Стране вечного лета, — ответил дядя Свен. — Не только как развлечение, но и как способ, позволяющий личности достичь высших уровней. — Чем именно ты занимаешься? — спросил я. — Я изучаю наилучшие методы передачи музыкального вдохновения тем, кто обладает композиторским даром на Земле, — объяснил он. — Наши исследования сводятся в таблицы и передаются другой группе, занимающейся усовершенствованием связи с этими талантливыми людьми. Третья группа осуществляет фактическую передачу. Затем… Прости, я расскажу тебе об этом позже — сейчас начнется концерт. Я не мог понять, откуда он это узнал, поскольку все происходило вне поля нашего зрения, ниже уровня земли. Да, он был прав: концерт должен был начаться. Я знаю, что ты не любитель классической музыки, Роберт, но тебе, возможно, будет интересно узнать, что главным исполняемым произведением была Одиннадцатая симфония Бетховена. Я быстро понял, почему дядя предложил сесть выше уровня амфитеатра. Нам предстояло не только слушать. Едва заиграл оркестр — незнакомую мне увертюру Берлиоза, — как снизу всплыл плоский круг света и застыл на одном уровне с верхними рядами. Музыка продолжала звучать, а круглое световое пятно обрело плотность, образуя основание для того, что последовало дальше. Сначала в воздух поднялись четыре отстоящих друг от друга на равном расстоянии столба света. Эти длинные светящиеся колонны балансировали в воздухе, потом медленно сжались и расширились, превратившись в четыре круглые башни, каждая с куполом. Затем световая плоскость, утолстившись, медленно поднялась и образовала купол над всем амфитеатром. Купол продолжал подниматься, пока не оказался выше четырех колонн, и там застыл. Вскоре всю эту структуру начали пронизывать самые нежные оттенки цветов. И вместе со звучащей музыкой постоянно менялась подсветка: один неуловимый оттенок сменялся другим. Поскольку мне не были видны амфитеатр, оркестр или зрители, то выходило, будто передо мной разворачивается какая‑ то волшебная живая архитектура. Я узнал, что любая музыка излучает формы и цвет, но не всякая композиция создает настолько живые структуры. Ценность любой мысленной музыкальной формы зависит от чистоты ее мелодий и гармоник. По сути дела, композитор — строитель звуков, создающий здания из видимой музыки. — Когда музыка кончается, все это исчезает? — прошептал я, тут же вспомнив, что шептать не обязательно, раз мы общаемся мысленно. — Не сразу, — ответил дядя. — Между отдельными произведениями должна существовать пауза, чтобы форма успела раствориться и не вступила в конфликт со следующей. Я был настолько заворожен мерцающей архитектурой, что почти не слышал создавшей ее музыки. Я припомнил, что еще Скрябин пробовал сочетать свет с музыкой, и задумался о том, пришло ли к нему вдохновение из Страны вечного лета. А еще я думал о том, как понравилось бы это зрелище Энн. Красота цветов напомнила мне о закате, который мы вместе с ней наблюдали в парке секвой. Это была не та поездка, которую мы совершали с маленьким Йеном. Шестнадцать лет спустя мы впервые смогли поехать в путешествие без детей. В первый же вечер в палаточном лагере «Ручей Дорст» мы отправились на прогулку за две мили в рощу Мур. Тропа была узкой, и я шел вслед за Энн, все думая о том, какая она милая в своих джинсах, белых кроссовках, красно‑ белой куртке, обвязанной вокруг талии. Оглядываясь по сторонам с детским любопытством, она то и дело спотыкалась, потому что не следила за тропой. Ей было около пятидесяти, Роберт, а она казалось мне молодой, как никогда. Я помню, как мы сидели рядышком в роще, скрестив ноги, закрыв глаза, повернув вверх ладони, в плотном кольце пяти огромных секвой. Единственным звуком был слабый, но постоянный шум ветра высоко над нами. В памяти возникла первая строчка стихотворения:
Ветер в высоких деревьях как Божий глас.
Энн, так же как и мне, понравился этот вечер. Что‑ то такое было в природе — в особенности эта лесная тишина, — хорошо на нее действующее. Всеобъемлющая тишина наполняла сердце покоем. Это было одно из немногих мест за стенами нашего дома, где Энн совершенно освобождалась от тревог. В лагерь мы возвращались уже незадолго до заката и остановились отдохнуть около громадной наклонной скалы, выходящей на аллею гигантских красных деревьев. Мы сидели и любовались закатом, негромко разговаривая. Сначала об этой местности и о том, какой она могла быть, еще до того как ее увидел первый человек. Затем о том, как воспринял это величие человек и как методично его разрушал. Постепенно мы переключились на разговор о себе, о двадцати шести годах нашей совместной жизни. — Двадцать шесть, — промолвила Энн, словно до конца в это не веря. — Куда они подевались, Крис? Улыбнувшись, я обнял ее. — Они были хорошо прожиты. Энн кивнула. — Верно, были у нас хорошие времена. — Почему были? — возразил я. — Сейчас лучше, чем когда бы то ни было, — вот что важно. — Да. — Она прислонилась ко мне. — Двадцать шесть лет, — повторила она. — Это кажется невероятным. — Я тебе скажу, чем это кажется, — сказал я ей. — Мне кажется, что только на прошлой неделе я заговорил на пляже в Санта‑ Монике с хорошенькой стажеркой‑ рентгенотехником, спросив у нее, который час, а она указала на башенные часы. Она рассмеялась. — Не очень‑ то я была приветливой, а? — Зато я проявил упорство, — сказал я, сжимая ее в объятиях. — Знаешь, все так странно. Мне действительно кажется, что это было на прошлой неделе. Неужели у Луизы двое своих детей? Неужели «крошка» Йен на пороге колледжа? Мы действительно жили во всех этих домах, совершали все эти вещи? — Так и есть, шеф, — фыркнула она. — Интересно, сколько открытых уроков мы посетили в школах? Все эти парты, за которыми мы сидели, слушая то, чему учат наших детей. — Или о том, что они делают неправильно. Она улыбнулась. — И это тоже. — Все это печенье и кофе в пластмассовых чашках, — вспомнил я. — И этот ужасный фруктовый пунш. Я рассмеялся. — Что ж… — Я погладил ее по спине. — Думаю, мы вполне сносно справились с воспитанием детей. — Надеюсь, — сказала она. — Надеюсь, что не причинила им вреда. — Вреда? — Своими тревогами, страхами. Я старалась их от этого оградить. — Они в хорошей форме, мамочка, — заверил я ее. Я смотрел на нее, медленно поглаживая ей спину. — Могу сказать, что и ты тоже. Она взглянула на меня с застенчивой улыбкой. — Кэмпер никогда еще не был в полном нашем распоряжении. — Надеюсь, ночью он не будет слишком сильно трястись, — сказал я. — А то не избежать нам публичного скандала. Она хихикнула. — Я тоже на это надеюсь. Я вздохнул и поцеловал ее в висок. Солнце опускалось за горизонт; небо было окрашено в ярко‑ красные и оранжевые тона. — Я люблю тебя, Энн, — сказал я. — И я тебя люблю. Мы немного помолчали, а потом я спросил: — Ну а что будет потом? — Ты хочешь сказать, прямо сейчас? — Нет, в ближайшие годы. — О, мы будем заниматься всякими вещами, — сказала она мне. Сидя там, мы строили разные планы. Чудесные планы, Роберт. Приехать в этот парк осенью, чтобы посмотреть на смену красок. Разбить весной лагерь на реке у Лоджпола, пока туда не нагрянут толпы. Отправиться с рюкзаками в горы, может быть, даже зимой на лыжах, если выдержат спины. Спуститься на плоту по стремительной реке, взять напрокат плавучий домик и проплыть по запруженным рекам Новой Англии. Поехать в те места на земном шаре, где еще не были. Невозможно было перечислить все то, что мы могли совершить теперь, когда дети подросли и мы могли проводить больше времени вместе. Я внезапно проснулся. Энн выкрикивала мое имя. Я в смятении стал озираться в темноте, пытаясь вспомнить, где нахожусь. Я вновь услышал, как она громко зовет меня по имени, и вдруг вспомнил. Я был в кэмпере, в Национальном парке секвой. Была середина ночи, и Энн вывела Джинджер погулять. Я проснулся, когда она выходила, потом снова заснул. Я моментально выскочил из машины. — Энн! — закричал я. Подбежав к капоту машины, я посмотрел в сторону луга. Там мелькал луч фонарика. Направляясь в его сторону, я заулыбался. Я знал, что это случилось раньше. Тогда она вышла на луг с Джинджер, и вдруг луч фонарика наткнулся на медведя, спугнув его. Она в испуге выкрикнула мое имя, я подбежал к ней, прижал к себе и успокоил. Но пока я приближался к лучу фонарика, все изменилось. Я похолодел, услышав ворчание медведя, потом рычание Джинджер. — Крис! — пронзительно крикнула Энн. Я бросился вперед по кочкам. «Это происходит не на самом деле», — напоминал я себе. В действительности все шло совсем не так. Вдруг я наткнулся на них и задохнулся при виде этого зрелища: Джинджер схватилась с медведем, Энн распростерлась на земле, выронив фонарик. Схватив фонарик, я направил его на Энн и закричал от ужаса. Ее лицо было в крови, кожа свисала клочьями. Вот медведь ударил Джинджер по голове, и та, взвизгнув от боли, рухнула на землю. Зверь повернулся к Энн, и я одним прыжком оказался перед ним, завопив, чтобы его отогнать. Он все надвигался на меня, и я ударил его по голове фонариком, который разбился. И тут я почувствовал в левом плече боль, как от удара дубинкой, и упал. Развернувшись, я увидел, что медведь с грозным ревом снова подминает под себя Энн. — Энн! Я попытался встать, но не смог: на левую ногу было не опереться, и я вновь рухнул на землю. Энн пронзительно закричала, когда медведь начал ее трепать. — О Господи, — рыдал я. Подползая к ней, я правой рукой нащупал камень и поднял его. Прыгнув на зверя и вцепившись в его шерсть, я принялся молотить его камнем по голове. Я чувствовал, как по пальцам стекает теплая кровь: моя, кровь Энн. Продолжая колотить медведя по башке, я завыл от ярости и ужаса. Этого не может быть! Такого никогда не было! — Крис? Я сильно вздрогнул, пытаясь понять, где я. Рядом со мной стоял Альберт, по‑ прежнему звучала музыка. Я заглянул ему в лицо. Меня насторожило его напряженное выражение. — Что случилось? — спросил я, быстро поднимаясь. Он взглянул на меня с выражением такой боли, что мне показалось, будто у меня остановилось сердце. — Что такое? — спросил я. — Энн скончалась. Сначала я испытал шок, словно меня сильно ударили. Потом возбуждение, смешанное с печалью. Жалея детей, я радовался за себя. Мы снова будем вместе! Нет. Лицо Альберта не выражало поощрения подобного чувства, и мою душу наполнил холодный, тоскливый ужас. — Ну, прошу, скажи, в чем дело? — умолял я. Он положил руку мне на плечо. — Крис, она убила себя! — сказал он. — Она от тебя скрылась. Это было возвращение ночного кошмара.
|