КУМУЛОФОРМЫ 3 страница

Когда Водопад стал обнажать окраинные здания погребенного под землей города (почти за сто лет до того, как Джан Серий впервые увидела их), его известность возросла и распространилась еще дальше, а к тому же приобрела оттенок таинственности. Постепенно выяснялся истинный масштаб города, становилось понятно, что он – вовсе не первобытное поселение и воистину громаден. Древний, он был созданием высокоразвитой цивилизации и даже в разрушенном виде содержал сокровища. В основном находили самые обычные куски драгоценных металлов и камни, вряд ли естественного происхождения – ведь на пустотеле отсутствовали тектоника плит и метаморфизм коры. Но кроме них, попадались предметы из экзотических материалов, которые могли служить, например, для изготовления декоративных клинков и деталей машин необыкновенной прочности и твердости, а также сказочно прекрасных, хотя и непонятных изделий, признававшихся произведениями искусства.

Те материалы, что шли на здания, обладали свойствами, почти немыслимыми для открывших город людей. Перекладины, брусья и тонкую кровлю можно было использовать для сооружения мостов необычайной прочности и удивительной легкости. Основная проблема состояла в том, что эти предметы редко имели подходящие размеры, а разрезать их или подогнать не представлялось возможным.

В домах, целых и разрушенных, тоже нередко находились загадочные артефакты, а иногда и полезные вещи, хотя никому не встретилось ни тел, ни окаменелостей, ни гробниц.

Город рос по мере того, как обнажался, и оказалось, что пространство, занятое обломками зданий, превосходит ширину Водопада, достигавшую тогда семи километров. Постройки были разнотипными и разностильными, а значит, в городе обитали представители нескольких, если не множества, различных видов. Двери и внутренние пространства различались по форме, сооружения выглядели разномасштабными, у некоторых были подвальные помещения или фундаменты странной конструкции, уходившие гораздо ниже дна пропасти – до самой основы уровня, еще восьмьюдесятью метрами ниже.

Эти несколько зданий остались стоять даже после того, как Водопад обнажил их и отступил далеко назад. Теперь они – громадные, плоскобокие острова – возвышались над переплетением потоков, над продолжением реки, устремлявшей свои воды от громадной котловины к Нижнему морю.

Человеческие племена, населявшие Девятый, провели целую серию войн с целью заполучить контроль над Водопадом и источником сокровищ. Наконец при посредничестве октов был подписан мир, продержавшийся несколько десятилетий. Сарлы и некоторые другие народы Восьмого, которым окты позволили посещать соответствующую область Девятого, принимали небольшое участие в некоторых войнах и куда более активное – в заключении мира, обычно действуя как честные посредники и поставляя более-менее нейтральных чиновников и полицейских.

К тому времени слава Водопада возросла настолько, что им заинтересовались даже нарисцины. Они провозгласили всю эту область Зоной Особых Достопримечательностей и своим авторитетом подкрепили мирный договор, побудив октов совместно гарантировать его – по крайней мере, в рамках общего устава пустотела, предоставлявшего обитателям каждого уровня полную свободу в их мелком копошении, малопонятном, а нередко – жестоком.

У делдейнов на сей счет были другие соображения. Удачно или умело проведя дальние войны, почти не связанные с Хьенг-жаром, и решив, что не следует упускать шанс (к тому же их громадным армиям нечего было делать после великих побед), они аннексировали нейтральную зону вокруг Водопада, вышвырнули администрацию и полицию прочих заинтересованных сторон и на всякий случай принялись атаковать всех, кто слишком громко выражал неудовольствие, – включая и сарлов. В ходе одного незначительного (для делдейнов) карательного рейда, затеянного, чтобы проучить всяческую мелочь и показать, кто здесь главный, был убит Элим – старший сын Хауска: он возглавлял последний гарнизон сарлов на Девятом, у подножия башни Переметан. Так началась война между делдейнами и сарлами, война между уровнями.

* * *

Анаплиан мягко вышла из сна о Водопаде и необычно медленно обрела полное сознание. Странно, что ей по прошествии стольких лет приснился Хьенг-жар. Когда же это было в последний раз? Она решила не пользоваться невральным кружевом, которое немедленно сообщило бы точную дату – а также о том, что она ела предыдущим вечером, о расположении мебели в комнате, где ей снился этот сон, и о ее спутниках.

Она окинула взглядом широкую пух-кровать. Обнаженный молодой человек по имени Джелтри Скилтц, свернувшись калачиком, сладко спал среди медленно летающих взад-вперед облачков мягкой ткани и чего-то похожего на большие сухие снежинки. Несколько снежинок, кружась, пролетели мимо его все еще очень привлекательного лица (хотя, на взгляд Анаплиан, подбородок был недостаточно мужественным), аккуратно миновав нос и рот. Анаплиан снова вернулась к своему сну, а через сон – к первому посещению Водопада.

Она побывала там еще только один раз – и то после нескольких лет просьб; это было за год до гибели Элима и начала той войны, которая теперь, видимо, подходила к концу. Тогда она все еще оставалась девчонкой, хотя и думала о себе как о зрелой женщине, убежденная, что у нее все уже позади. Хьенг-жар произвел столь же сильное впечатление, как и в первый раз, – он был все таким же, хотя и совершенно другим. За прошедшее время (около десяти стандартных лет, сказала бы она теперь) бездна отступила почти на семьсот метров вверх по течению, обнажив новые кварталы очаровательных и гротескно-разнообразных зданий и сооружений. Да и форма Водопада тоже изменилась до неузнаваемости.

Со свода Девятого он наверняка выглядел примерно так же, как раньше (узнаваемая котловина в виде растрескавшейся чаши, выеденная часть суши), но вблизи оказался другим. Все, что там было прежде, унесла вода, смыла вместе с илом, грязью, песком, породой и камнями в удаляющееся морщили же оно валялось, разбитое и перекошенное, среди сильного, широкого потока, утыканного и окаймленного песчаными банками и печальными обломками строений.

Теперь, оглядываясь назад, Анаплиан понимала, что намерения делдейнов отчасти были очевидны уже тогда. Везде мелькали люди в форме, ощущалось недовольство делдейнов тем, что другие смеют им указывать – на уровне, который делдейны, похоже, считали теперь своим. А все из-за какого-то идиотского договора, подписанного в минуту слабости.

Она уже была достаточно взрослой, чтобы обращать внимание на такие вещи, хотя и недостаточно, чтобы проанализировать ситуацию, увязать ее с общей обстановкой, действовать по обстоятельствам. У нее вдруг мелькнула мысль: будь она тогда в состоянии оценить все опасности – могло бы это что-нибудь изменить? Сумела бы она предупредить отца, смогла бы привлечь его внимание к этим угрозам?

Предупреждения, конечно, поступали. Шпионы сарлов, а также дипломаты на самом Водопаде, в Суллире – столице провинции и при делдейнском дворе, как и во многих других местах, сообщали о царивших там настроениях и о приготовлениях к войне, но их депеши оставляли без внимания. Таких сообщений поступало много, и часто они противоречили друг другу: одни были просто ошибочны, другие приходили от агентов и официальных лиц, склонных преувеличивать собственную важность и заслуги, а третьи были намеренной дезинформацией со стороны противника. Нужно было сортировать их и выбирать нужное, что грозило ошибкой.

Даже ее отец, хотя и ставший к тому времени мудрым воином, иногда был необъективен: он слышал то, что хотел слышать, а не то, что ему говорили. В то время он меньше всего хотел слышать о войне с делдейнами; у него и на Восьмом врагов было пруд пруди, и сарлы были совсем не готовы сражаться с превосходящими силами Девятого.

Нет, не стоило обманывать или корить себя. Даже если бы у нее хватило ума сделать предупреждение, ничего бы не изменилось. И потом, когда это Хауск обращал внимание на слова юной девушки?

* * *

Она лежала без сна в своей каюте, юный Скилтц крепко спал рядом. Замаскированная ракета с разумом автономника тоже фактически спала внутри шкафа, надежно упрятанная в сумку. Анаплиан все еще могла пользоваться невральным кружевом, поскольку находилась на корабле, а значит – в пределах галактабазы данных Культуры. Поэтому она попросила спроецировать на дальнюю стену спальни изображение реального звездного поля впереди корабля.

Судно двигалось с умеренной скоростью. Звезды казались почти неподвижными. Анаплиан вглядывалась в скопление крохотных светлых точек, зная, что Мезерифина – звезда, вокруг которой вращался Сурсамен, – пока еще очень далеко и, скорее всего, не видна. Она не задавала вопросов о Мезерифине, не спрашивала, в каком направлении та находится, не просила выдать изображение, а просто наблюдала, как медленно-медленно падают звезды, думала о доме и постепенно погрузилась в сон без сновидений.

ИГРА

– Тохо! Ставлю крону против самой мелкой монеты, что ты ее уронишь!

– Принимаю, хоть ты и порядочная скотина, Хондас, – сказал сквозь зубы господин, которому предложили пари.

Он установил палку и кружку у себя на подбородке и замер. Хохотушка-служанка наполнила кружку пивом почти под завязку. Его друзья улюлюкали, смеялись и выкрикивали оскорбления. Яркий свет Пентрла, взошедшего впервые после смерти короля, лился сквозь высокие окна в прокуренный – хоть топор вешай – зал «Плача позолотчика».

Орамен с улыбкой наблюдал за происходящим. Они провели здесь большую часть дня. В игре участвовали пиво, палки, балконы по сторонам главного зала и две девушки-служанки. Игрок вставал под балконом с одной стороны, держа кружку на палке, установленной у него на подбородке. Девушка на балконе наливала пиво, и надо было пройти в другой конец зала, чтобы служанка на втором балконе взяла кружку и отнесла ее вниз – на распитие.

Игра была нелегкой. Большинство участников пока что расплескивали пиво на себя, многие совсем промокли и разделись до пояса. Для игры брались кожаные кружки, пропитанные специальным составом, а не керамические или стеклянные: при падении на голову последствия были не столь плачевны. Балансировать становилось все труднее – игроки и пол все больше пропитывались пивом. Всего сорвиголов собралось около двадцати, включая Орамена и Тоува Ломму. В воздухе висели дым и смех, грубые шутки, запах разлитого пива.

Тохонло, старший из всех и самый высокопоставленный (не считая Орамена), медленно отошел от балкона и стал осторожно пересекать зал. Кружка покачивалась и описывала небольшие круги. Немного эля пролилось прямо на лоб Тохонло. Остальные заревели и затопали ногами, но он только моргнул, отер пиво с глаз и продолжил движение. Кружка на шесте выровнялась. Топанье стало громче и – ненадолго – более стройным.

Тохонло приблизился к противоположному балкону. Хорошо сложенная служанка в платье с низким вырезом перегнулась над перилами, вытянув руку, и готовилась схватить покачивающуюся кружку. Мужчины внизу радостно давали понять, что восхищены ею до невозможности.

– Давай, Тохо, смочи ей сиськи!

Кружка наклонилась и коснулась вытянутых пальцев девушки. Та схватила ее и подняла, негромко ойкнув, потому что чуть не кувырнулась через перила, – но все-таки сумела оттолкнуться и подалась назад. Раздались громкие одобрительные крики. Тохонло опустил подбородок, уронил палку, схватил ее наподобие меча и сделал выпад в сторону тех, кто шумел больше всего, когда ему нужно было сосредоточиться. Его товарищи притворились, будто напуганы, вопя и хватаясь за голову.

– Орамен! – воскликнул Тоув, хлопнув принца по спине и шлепаясь на скамью рядом с ним. Он со стуком поставил на стол две кожаные кружки, расплескав их, и ущипнул приятеля за руку. – Теперь твоя очередь.

– Я же сказал, что больше не хочу пить. – Орамен поднял кружку и помахал ею перед потным лицом Тоува.

Тот придвинулся ближе к принцу – в зале стоял несусветный шум.

– Что?

– Не бери в голову, – сказал Орамен, пожав плечами, отодвинул пустую кружку и отхлебнул из новой.

– Ты должен! – прокричал ему Тоув, наблюдая, как еще один из их компании ставит палку себе на подбородок и ждет, пока девушка наверху не наполнит кружку. Тем временем с балкона спустилась вторая служанка и отдала Тохонло кружку с элем, которую он донес от одного балкона до другого. Потом девушка развернулась и направилась назад на балкон, уворачиваясь от шлепков по мягкому месту. – Ты должен! – повторил Тоув. – Давай! Попробуй! Давай же!

– Я обольюсь.

– Что?

– Обольюсь, – ответил Орамен, перекрикивая шум. Собравшиеся громко и ритмично хлопали в ладоши.

– Конечно, обольешься – в этом-то все и дело!

– Нужно было надеть мундир похуже.

– Тебе вовсе не весело! – сказал Тоув, пододвигаясь к Орамену так близко, что тот ощутил запах его дыхания.

– Разве?

– Нужно почаще развлекаться, принц!

– Правда?

– Я тебя почти не вижу! Черт побери, когда мы в последний раз ходили к шлюхам, а?

– Что-то и не припомню.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что тебе это надоело?

– Что «это»?

– Девки!

– Не говори глупостей.

– Уж не потянуло ли тебя на парней?

– Совсем нет.

– Значит, тебе не хочется трахать парней?

– Упаси господь.

– Так в чем же дело?

– У меня есть другие дела, Тоув. Я бы не прочь проводить с тобой больше времени, но...

– Ты, по-моему, становишься трахарем мужиков, а такие еще хуже сраных республиканцев.

– Слушай, я же сказал: нет.

– Я тебя люблю, принц, серьезно, но этих сраных гомосеков ненавижу.

– Тоув, я тебе верю. Трудно не поверить тебе. Не нравится мне трахать парней. Правда. Просто запомни это.

– Тогда давай с нами. Давай веселиться!

– Хорошо. Обещаю.

– Обещаешь?

– Ты меня слушаешь или нет? Я сказал – обещаю. А теперь прекрати...

Они не видели, как началась драка, но в воздухе вдруг замелькали кружки и бокалы, мужчины сцепились друг с другом. Ножи положено было оставлять у дверей, но Орамену показалось, что в этом мельтешении под лучом солнца мелькнула сталь. Они с Тоувом инстинктивно подались назад, схватив свои кружки, когда некто плотный и хорошо сложенный налетел на них, то ли оступившись, то ли упав.

Их скамья соединялась со стоявшим впереди столом, а потому всё, включая принца с Тоувом, полетело кувырком. Но в момент падения здоровяка Орамен вспомнил, что скамья и стол составляют одно целое, и, подняв ноги, стал поворачиваться на заднице. Тот ударился спиной и головой о пустую скамью и о заставленный стол. Орамену удалось вывернуться, а скамья и стол, перевернувшись вместе с Тоувом, врезались в такое же посадочное место. Раздались проклятия. Орамену даже удалось спасти почти весь эль. Кружки на столе и та, что была в руке Тоува, перевернулись, большая часть пива пролилась на сидевших позади. Те выразили искреннее и весьма красноречивое негодование. Тоув обменялся с ними любезностями.

– Ах ты сука!

– Да пошел ты в жопу!

Орамен встал, но тут же пригнулся. Там, где только что была его голова, просвистела кружка.

Тоув все еще выяснял отношения. Орамен отхлебнул пива, посмотрел, не летит ли в него что-нибудь еще, и отошел назад. Драка шла неслабая. Ему нравилось смотреть, как дым вроде бы рассеивается, расступается, когда сквозь него летят люди. Два коренастых рыцаря выбрались из свалки, оказались между облитыми клиентами и Тоувом и ненадолго сцепились с ним. Высвободившись, Тоув метнулся к принцу, стряхивая пиво с мундира.

– Сматываемся, – сказал он, хватая приятеля за руку. – Ступай за мной.

– Что? – недовольно запротестовал Орамен. – Мне только-только стало интересно.

– Еще успеешь. А теперь бежим.

Тоув потащил его за рукав, огибая дерущихся. Две служанки визжали на балконах, подбадривая драчунов, кляли их, швыряли как пустые, так и полные кружки в толпу. Принц и Тоув протискивались к задней двери, которая вела во двор и к туалетам.

– Но тут так весело! – кричал Орамен, все еще пытаясь высвободиться.

– Тут могут быть анархисты. Уходим.

Рядом с головой Орамена ударился о стену и разбился стакан.

– Черт! – вздохнул принц. – Ладно, идем.

– Вот умная мысль. Лучше поздно, чем никогда.

Они побежали по ступенькам вниз. Остановившись в узком проходе, Тоув сказал:

– После тебя, прин...

– Да прекрати ты. – Орамен толкнул его вперед.

Оба вывалились через дверь во двор таверны, залитый ярким солнечным светом. Орамену ударил в нос резкий запах – неподалеку располагалась дубильня. Тут из-за двери вынырнул человек и вонзил длинный кинжал в живот Тоува, а потом резко дернул клинок вверх.

– Нет, не меня! – успел выкрикнуть Тоув, оседая на землю.

Незнакомец обогнул его – оказалось, что он не один, а с напарником, – и, вытащив клинок из тела, направил его на принца.

Орамен уже некоторое время держал руку на пояснице, засунув ее под мундир и рубашку и чувствуя тепло пистолетной рукояти. Он вытащил оружие, другой рукой спустил предохранитель, как делал это сотни раз у себя в спальне, и выстрелил в лицо человеку с кинжалом.

На лбу нападавшего возник круглый рот, который послал кровавый воздушный поцелуйчик, волосы на затылке подпрыгнули, и оттуда хлынул розовый фонтанчик, похожий на харкотину чахоточного. Человек стал падать назад, словно на нем был ошейник, поводок которого рвануло беснующееся животное, затем дернулся и упал, ударившись о землю лопатками и головой. Глаза его уставились в яркое небо. Второй вздрогнул, услышав невыносимо громкий выстрел, и замедлил свое движение – может, даже сделал полшага назад. Этого хватило. Орамен развернулся и выстрелил ему – расстояние на этот раз оказалось чуть больше – в грудь. Сбитый с ног, тот остался сидеть на усыпанных соломой и пометом неровных камнях двора.

От грохота выстрелов у Орамена зазвенело в ушах.

Тоув медленно шевелился, истекая кровью: просачиваясь между булыжниками, та расчерчивала мощеный дворик наподобие разграфленной бумаги. Первый из нападавших лежал на спине совершенно неподвижно, устремив глаза вверх. Второй сидел ровно, вытянув перед собой ноги, рядом лежал выпавший из руки кинжал. Обеими руками он закрывал маленькую рану на груди, устремив взгляд на булыжники между собой и принцем. Кажется, он икал. Орамен не знал, что делать. Мысли его путались, а потому он шагнул вперед и выстрелил сидящему в голову. Тот упал так, будто сам придал себе ускорение, решив, что гравитации недостаточно. Орамен почти не слышал удара о камни – в ушах у него звенело.

Больше вокруг никого не было. Орамен тоже сел, чтобы не упасть. После грохота двор казался очень тихим.

– Тоув? – сказал он.

Тоув перестал шевелиться. Линии между булыжниками постепенно краснели – кровь уже дошла до вытянутых ног Орамена. Он отодвинул их, чтобы не замочиться, и дрожь прошла по его телу. До него доносился шум, который он принял за звуки все той же потасовки в таверне.

– Тоув? – повторил он.

В этом ярком, солнечном месте было на удивление холодно.

Во дворе стали собираться люди.

* * *

Делдейны выкопали на всей своей территории множество каналов и широких, наполненных водой рвов, чтобы замедлить наступление сарлских наземных частей. Но на выбранном сарлами направлении атаки, определявшемся местонахождением башни, по которой они спустились, лежало только одно такое препятствие. Они уже отбили массированную атаку пехотинцев и гренадеров на каудах и лиджах – вскоре после того, как их застала ночь неподалеку от Иллсипина. Делдейны атаковали в боевом порядке, но в конце концов бежали (те, кто мог бежать) сломя голову. Сражались они храбро, а храбрее всех – гренадеры, которые нанесли немалый ущерб вражеской технике и войскам, особенно когда взорвалась емкость с роазорилом. Но делдейны ничего не могли противопоставить массированной стрельбе с земли: медлительные животные со всадниками становились легкой добычей для пехоты, как плотная стая птиц – для охотника.

Пока делдейнские летуны не обратились в беспорядочное бегство, воздушные силы сарлов большей частью следовали в арьергарде. Теперь они бросились вслед за противником, изматывая его солдат, добивая, расстреливая прямо в воздухе, если те оказывались слишком храбры или глупы. Армия привела себя в порядок и продолжила наступление по пути, усеянному трупами людей и крылатых животных. По подсчетам тила Лоэспа, на каждого погибшего сарла приходилось не менее дюжины убитых врагов.

В одном месте им попалась груда переломанных костей, сочащихся хрящей и остатков кожистых крыльев, а среди всего этого – еще живой наездник. Тил Лоэсп сам заметил движение, когда его штабная машина проезжала мимо, приказал остановиться и отделить тяжелораненого летуна от мертвого животного. И хотя никто не проявлял намеренной грубости, делдейн от невыносимой боли испускал громкие крики. Летуна подняли на борт и посадили на носилки в задней части открытого автомобиля, где им занялся доктор. Одновременно переводчик принялся расспрашивать его о боевом духе и численности оставшихся сил Делдейна. Солдат, чувствуя, что его рана смертельна, нашел в себе силы оттолкнуть доктора и перед смертью плюнуть переводчику в лицо. Лоэсп приказал без церемоний сбросить тело с машины.

* * *

Огромная долина тянулась до самого горизонта во всех направлениях. Слева от них, километрах в двадцати, протекал Сульпитин. Наконец они добрались до широкого канала – последнего оборонительного рубежа между ними и областью, в которой находился Рассель, столица делдейнов. На голубом, слишком голубом небе стояли высокие розоватые облака. Делдейны оставили на дальнем от столицы берегу кое-какие сухопутные силы, но большая их часть за ночь резво переправилась на лодках обратно. Траншеи у делдейнов были неглубокие и без брустверов, а берега плохо сооруженного канала постоянно осыпались, оставляя по всей его длине песчаные отмели. Вода так или иначе уходила, и только дополнительный питающий канал и поспешно сооруженный водоотвод вверх по течению Сульпитина обеспечивали наполнение этой импровизированной водной преграды. Но сарлские саперы уничтожили их этим утром, и вода вернулась в главную реку или просто ушла в пески.

С другой стороны канала велся беспорядочный артиллерийский огонь. Но орудия стояли далеко от берега, и получались сплошь недолеты, да и наводки, казалось, не было. Сарлы главенствовали в воздухе, и ни один делдейнский летун не поднялся с земли, чтобы встретить их патрули, разведчиков и наводчиков. Артиллерия сарлов большей частью была еще на подходе, и первые батареи только начинали пристреливаться, пытаясь нащупать дальность. Тил Лоэсп с биноклем стоял на невысокой песчаной берме, прислушиваясь к звуку разрывов. Пушки бухали часто, почти ритмично, словно стреляла рота хорошо обученных солдат, хотя пушечные выстрелы звучали глуше. Подобные частота и регулярность были хорошим знаком. Наводчики летали в своих квадратах, поворачивались, закладывали виражи, подавали оптические сигналы, корректируя стрельбу. Места падения снарядов на другой стороне определялись по далеким облачкам песка и медленно плывущей пыли.

Появился Уэрребер на своем паровике, выпрыгнул из машины и поздоровался с некоторыми офицерами из штаба тила Лоэспа, держась на уважительно-почтительном расстоянии от их начальника, а потом, печатая шаг, подошел к нему.

– Вопрос вот в чем, – резко сказал он. – Мы ждем, пока вода спадет, или же атакуем немедленно?

– А когда она спадет в достаточной мере? – спросил тил Лоэсп.

– Возможно, до начала следующей короткой ночи, когда зайдет Узретин. Ночь будет совсем короткой – всего три часа.

Потом восходит Трескер. Инженеры клянутся, что успеют к этому времени. Отдельные участки русла могут остаться заиленными. Кое-где канал можно перейти вброд уже сейчас.

– А мы в состоянии выявить, где какие участки?

– Мы пытаемся. – Фельдмаршал кивнул, указывая на особенно крупного кауда с двумя всадниками, который низко летел над отступающими водами. – Вот один из инженеров – он осматривает местность сверху. Большинство их считает, что нужно дождаться восхода Трескера. Это благоразумно. Даже если нам удастся найти сейчас несколько сухих мест, атакующие части будут слишком скученны и уязвимы. Лучше наступать широким фронтом.

– Но разве не выгоднее начать наступление как можно скорее? – спросил тил Лоэсп. – Если все наши силы готовы, я думаю, нам следует это сделать.

– Возможно. Похоже, у них маловато людей на том берегу, хотя у нас есть сообщения о множестве дорог и подходов. Не исключено, что они там. И глубоко зарылись в землю.

– А рвы по эту сторону – они ведь примитивные и неглубокие?

– Да. Но это вовсе не означает, что на другой стороне так же. Может, они оставили рвы в таком виде, чтобы ввести нас в заблуждение.

– Я думаю, мы слишком уж осторожны, – сказал тил Лоэсп. – Чем дольше мы ждем, тем больше у них времени, чтобы собрать наличные силы.

– Но и наши подкрепления тоже подтягиваются. А если будут подходить части противника, мы заметим. Но пока разведчики ни о чем таком не сообщают. Впрочем, туман от Водопада слишком густой, и дальше тридцати километров мы ничего не видим. Речные туманы, возможно, позднее ухудшат видимость и здесь, особенно ранним утром Трескера. Но мы сможем воспользоваться этим к своей выгоде.

– Я считаю, что мы должны атаковать сейчас.

– Если у них достаточно войск, – Уэрребер кивнул на противоположный берег, – то немедленная атака может стоить нам проигрыша войны.

– Вы слишком осторожны, Уэрребер. Они сломлены. Мы должны воспользоваться взятым темпом. Даже если они хорошо подготовлены и временно отбросят нас, война не будет проиграна. Сейчас даже на земле противника мы можем позволить себе большие потери, чем он.

– К чему такая спешка? К чему вообще нести потери? Всю ночь мы будем вести непрерывный артобстрел, а к утру бросим в наступление подавляющие силы и легко их сломим. Людям и технике так или иначе нужен отдых, тил Лоэсп. Атаковать с ходу – безрассудство, велик риск больших потерь. Мы можем отразить любую их атаку, но только в том случае, если наши силы не будут рассеяны.

– И однако, чтобы не терять темпа – пусть даже на том берегу придется остановиться и перевести дыхание, – мы предпримем атаку, как только выявим пригодные для переправы места.

Уэрребер распрямил плечи и вытянулся во весь рост, глядя на тила Лоэспа поверх своего громадного крючковатого носа.

– Я вас не понимаю, тил Лоэсп. Сначала вы даете им отсрочку, выбрав этот обходной маршрут, а потом заставляете нас мчаться быстрее лиджа.

– Таким образом я сохраняю баланс.

Фельдмаршал холодно посмотрел на него.

– Я не советую вам проводить эту атаку, тил Лоэсп.

– Я понял. – Тил Лоэсп ехидно улыбнулся. – И тем не менее.

Уэрребер бросил взгляд на бескрайнюю равнину сверкающего песка, на водную рябь у другого берега и вздохнул.

– Как угодно, ваше превосходительство, – сказал он, чуть поклонился, повернулся и пошел прочь.

– Минуточку, фельдмаршал.

Уэрребер повернулся и посмотрел на него хмурым взглядом.

– Пленных не брать, – велел тил Лоэсп. – Кроме нескольких – для допроса.

Уэрребер смотрел на него несколько мгновений, потом чуть заметно поклонился и вновь отвернулся.

* * *

– И вы не убивали прежде? – спросил Фантиль.

– Конечно нет!

– И никогда не пускали кровь, не участвовали в драках?

Орамен покачал головой.

– Да я и к мечу никогда не прикасался. О пистолете уже не говорю. Отец не хотел, чтобы я становился воином. Эту судьбу он готовил Элиму. В запасе был Фербин, хотя и мало подходил для этого – наверное, потому, что отец целиком сосредоточился на Элиме. Отец чувствовал, что Фербин разложился, прошел путь от зрелости до гнилости еще до того, как окончательно стал мужчиной. Я был слишком юн для бойца, когда отец отводил для нас роли и планировал будущее. Предполагалось, что я стану ученым, мыслителем, аналитиком, футурологом.

Орамен фыркнул. Фантиль налил еще немного холодного, сладкого вина в его хрустальный бокал. Они сидели в личных апартаментах секретаря двора. Орамен не знал, с кем поговорить после покушения. Постепенно его мысли обратились к Фантилю.

– Значит, вы повели себя на редкость умело, так? – сказал Фантиль. – Многие мужчины, считающие себя храбрецами, в подобных случаях проявляют трусость.

– Сударь, вы что – не слышали? Я чуть сознание не потерял. Мне пришлось сесть, чтобы не упасть. И потом, у меня был пистолет. Иначе я бы не сидел сейчас с вами. И не смог бы даже защитить себя, как подобает благородному человеку.

– Орамен, – мягко сказал Фантиль, – вы все еще молоды. И потом, вы ведь не забыли вооружиться. Благоразумное решение, не правда ли?

– Оказалось, что благоразумное. – Орамен приложился к бокалу.

– Тех, кто напал на вас, не особенно заботил этикет.

– Вот уж точно. Я так думаю, они предпочли нож пистолету только потому, что выстрелы разнеслись бы на полгорода. Если, конечно, нападавшие не были голубых кровей, – ухмыльнулся Орамен. – Такие презирают пистолеты, считая достойным оружием лишь клинок. Хотя, кажется, на охоте ружье сейчас используют в любом захолустье.

– И они убили вашего лучшего друга.

– Да, Тоува... Зарезали. Он был очень удивлен, – с горечью сказал Орамен. На его лбу появилась морщинка. – Очень удивлен... – задумчиво повторил он.