Глава 1 * шум прибоя будущего 15 страница

И они не хотят понять, что все их жертвы в этом случае ни к чему.

Работа должна быть организована. А это может быть сделано только человеком, знающим задачи и цели, знающим ее методы, поскольку он сам в свое время проделал такую организованную работу" (эти высказывания Гурджиева взяты из работы П. Д. Успенского " фрагменты неведомого учения", изд. Сток., Париж, 1950 г.).

2. Мои дебюты в школе Гурджиева " Возьмите часы, - сказали нам, - и посмотрите на большую стрелку, пытаясь сохранить ощущение самих себя и сосредоточиться на мысли: " Я Луи Повель и в этот момент нахожусь здесь". Попытайтесь думать только об этом, просто следите за движением большой стрелки, продолжая сознавать самого себя, свое имя, самочувствие и место, где вы находитесь".

Сначала это показалось простым и даже немного смешным. Само собою разумеется, я в состоянии сохранить в уме мысль о том, что меня зовут Луи Повель и что я в этот момент здесь, смотрю за очень медленным движением большой стрелки моих часов. Потом я очень скоро заметил, что эта мысль очень недолго остается во мне неподвижной, что она начинает приобретать тысячу форм и растекаться во всех направлениях, как предметы, которые Сальвадор Дали изображает превращенными в растекающуюся грязь. Но я еще должен признать, что от меня требуют поддерживать живой и неподвижной не мысль, а ощущение. От меня не только требуется думать, что я существую, но знать это, абсолютно сознавать этот факт. Я чувствую, что это возможно и что это может произойти во мне, принеся мне нечто новое и важное. Я обнаруживаю, что тысяча мыслей или теней мыслей, тысяча ощущений, образов и ассоциаций идей, совершенно чуждых предмету моего усилия, непрестанно осаждают меня и отвлекают от такого усилия. А порой еще эта стрелка привлекает все мое внимание, и, глядя на нее, я теряю из виду себя. Порой мое тело, сокращение мускула в ноге, какое-то движение в животе отрывают меня одновременно и от стрелки, и от меня самого. Порой же я думаю, что остановил свое маленькое внутреннее кино, устранил внешний мир, но тут замечаю, что погрузился в подобие сна, где стрелка исчезла или я сам исчез, и где продолжают сталкиваться друг с другом образы, ощущения, мысли, как за тюлем, как во сне, который развертывается сам по себе, когда я сплю. Порой в какую-то долю секунды я наконец существую целиком, полностью, я разглядываю эту стрелку. Но в ту же долю секунды я поздравляю себя с тем, что это произошло; моя мысль, если можно так сказать, аплодирует, и тотчас мой разум, воспользовавшись успехом, чтобы порадоваться, тут же сводит его на нет. Наконец, раздосадованный, невероятно уставший, я отказываюсь от этого опыта со всей поспешностью, и мне кажется, что я пережил самые трудные минуты в своей жизни, что я был лишен воздуха до такой степени, что уже больше терпеть было нельзя. Каким долгим мне это показалось! Но прошло не более двух минут, и за две минуты у меня не было настоящего ощущения самого себя дольше, чем в течение трех или четырех мгновенных вспышек. И я должен был согласиться, что мы почти никогда не осознаем самих себя и почти никогда не осознаем, как трудно это осознание.

Нам говорили, что состояние осознания - это вначале состояние человека, знающего наконец, что он почти никогда не осознает себя, и таким образом понемногу научающегося совершать необходимое внутреннее усилие, каковы бы ни были препятствия. В свете этого маленького упражнения вы знаете теперь, что человек может читать книгу, соглашаться, скучать, протестовать или увлекаться, ни одной секунды не сознавая того, что он существует и, таким образом, без того, чтобы его чтение было адресовано действительно ему. Его чтение - это сон, добавляемый к его собственным снам, погружение в вечное течение бессознательного. Потому что наше подлинное сознание может быть - и почти всегда бывает - совершенно отрешенным от всего, что мы делаем, думаем, хотим, воображаем.

И тогда я понял, что разница между состоянием во сне и во время обычного бодрствования, когда мы говорим, действуем и т.д., - очень мала. Наши сны невидимы, как звезды с наступлением дня, но они не исчезают, и мы продолжаем жить под их влиянием. Мы только приобрели после пробуждения критическое отношение к нашим собственным ощущениям, наши мысли стали лучше контролироваться, действия стали более дисциплинированными, появилось больше живости, впечатлений, чувств, желаний, но мы продолжаем оставаться неосознающими. Речь идет не о подлинном пробуждении, но о " бодрственном сне", и в этом-то состоянии и проходит почти вся наша жизнь. Нас учили тому, что возможно совсем пробудиться, приобрести состояние самоосознания. В этом состоянии, как я убедился во время упражнения с часами, я мог объективно сознавать функционирование своей мысли, развертывание образов, идей, ощущений, чувств, желаний. В этом состоянии я мог пытаться совершить и развить реальные усилия, чтобы изучить, время от времени останавливать и изменять это развертывание. И мне говорили, что само это усилие создаст во мне некий феномен. Само это усилие так или иначе не исчезнет бесследно. Ему достаточно быть, чтобы во мне создалась, накопилась самая сущность моего бытия. Мне сказали, что тогда я, обладая ощутимым бытием, смогу достигнуть " объективного сознания" и что тогда мне будет доступно совершенно объективное, абсолютное сознание не только самого себя, но и других людей, вещей и всего мира (" Господин Гурджиев". изд. Сей, Париж, 1954 г.).

3. Рассказ Раймона Абеллио Когда в " естественном" состоянии, в котором находятся все существующие, я " вижу" дом, мое восприятие самопроизвольно, и я воспринимаю этот дом, а не собственное его восприятие. Наоборот, в " трансцендентальном" положении воспринимается самое мое восприятие. Но это восприятие радикальным образом изменяет первоначальное состояние. Пережитое состояние, вначале наивное, теряет свою самопроизвольность именно из-за того, что объектом нового размышления становится то, что было вначале состоянием, а не объектом, и что среди элементов моего нового восприятия фигурирует не только восприятие дома как такового, но и самого восприятия как пережитого процесса. Существенно важно в этом изменении то, что сопровождающее видение, возникшее у меня в этом двойственном состоянии, вернее, в мыслительно-рефлекторном восприятии дома, которое было моим первоначальным мотивом, далеким от того, чтобы быть воспринятым полностью, теперь отдаленное или спутанное этим вмешательством " моего" второго восприятия перед " его" первоначальным восприятием, оказывается парадоксально усиленным, более ясным, более нагруженным объективной реальностью, чем прежде. Мы находимся здесь перед фактом, не объясняемым путем чистого спекулятивного анализа: фактом преобразования вещи сознанием, ее превращения в " сверхвещь", как мы скажем позднее, ее перехода из состояния изучения в состояние знания. Этот факт вообще неизвестен, хотя он наиболее поразителен среди всех экспериментов реальной феноменологии. Все трудности, на которые наталкивается вульгарная феноменология, и все классические теории " познания" состоят в том, что эти теории рассматривают пару сознание-познание (или точнее, сознание-изучение) как способную самостоятельно исчерпать всю совокупность пережитого, в то время как в действительности нужно рассматривать триаду сознание-познание-знание, которая одна только может позволить действительно онтологическое укрепление феноменологии. И действительно, ничто не может сделать очевидным это пробуждение, кроме прямого и личного опыта самого феноменолога. Но никто не может утверждать, что понял подлинно трансцендентальную феноменологию, если он не осуществил с успехом этот опыт и не был во время его проведения сам " озарен". Будь он самым тонким диалектиком, самым проницательным логиком, - но если он не пережил этого и не видел за вещами других вещей, - он может только произносить речи по феноменологии, а не вести действительно феноменологическую деятельность. Возьмем наиболее точный пример. Насколько простираются мои воспоминания, я всегда умел распознавать краски - синюю, красную, желтую. Мой глаз их видел, у меня был скрытый опыт на этот счет. Правда, " мой глаз" не спрашивал меня относительно этого опыта, да и как он вообще мог задавать вопросы? Его функция в том, чтобы видеть, а не видеть себя в процессе видения, но мой мозг был сам как во сне, он вовсе не был глазом глаза, но служил простым продолжением этого органа. И я только говорил, почти не думая об этом: вот красивый красный цвет, немного приглушенный зеленый, блестящий белый. Однажды, несколько лет назад, я прогуливался среди виноградников, охватывающих карнизом озеро Леман и образующих один из самых красивых пейзажей в мире. Он такой прекрасный и величественный, что мое " Я" расширилось и растворилось в нем, и неожиданно произошло событие, необыкновенное для меня. Я сто раз видел ниспадающую охру обрыва, синеву озера, лиловатость Савойских гор и глубины сверкающих ледников Гран-Комбен. Но я впервые понял, что никогда не видел их, хотя жил там уже три месяца. Этот пейзаж, правда, не растворил меня в себе; то, что отвечало ему во мне, было только смутным восхищением. Правда, " Я" философа сильнее всех пейзажей. Мое " Я" лишь вновь овладело острым чувством красоты и укрепилось от этого бесконечного состояния. Но в тот день я неожиданно узнал, что я сам создавал этот пейзаж, что он был бы ничем без меня: " Это я тебя вижу, я вижу себя видящим тебя, и видя себя, я создаю " тебя". Этот подлинный внутренний крик - крик демиурга во время сотворения им мира. Он не только остановка старого мира, но проекция " нового". И в одно мгновение мир и в самом деле был заново создан. Никогда я не видел подобных красок. Они были в сто раз интенсивнее, богаче оттенками, более живые. Я знал, что приобрел ощущение смысла красок, что мне стало доступно девственное восприятие цветов, которых я до гех пор в действительности никогда не видел на картине - прежде они никогда не проникали в мир живописи. Но я знал также, что этим воспоминанием о себе в моем сознании, восприятием моего восприятия я проник в суть преобразованного мира, не являющегося таинственным потусторонним миром, - но подлинным миром, миром, чья природа держит нас в изгнании. В этом нет ничего общего с вниманием. Преображение обладает полнотой, а внимание - нет. Преображение познается в его достаточной определенности, внимание же направлено к возможной способности. Нельзя сказать, конечно, что если внимание не полно, то оно пусто. Наоборот. Но жадность - не полнота. Когда я в тот день вернулся в деревню, встречавшиеся мне люди были по большей части " внимательны" к своей работе, тем не менее все они показались мне сомнамбулами (Раймон Абеллио, " Тетради кружка метафизических исследований", внутренняя публикация, 1954 г.).

4. Восхитительный текст Густава Майринка " Ключ, который сделает нас властелинами своей внутренней природы, заржавел со времен потопа. Он зовется бодрствованием. Бодрствование - это все.

Человек твердо убежден, что он бодрствует, но в действительности он попал в сети сна, сплетенные им самим. Чем плотнее эта сеть, тем сильнее царит сон. Запутавшиеся в ее петлях - это спящие, которые идут по жизни, безразличные и без мысли, как стадо скота, ведомое на бойню.

Спящие видят мир сквозь сеть, они замечают только обманчивые отверстия, поступают исходя из этого и не знают, что видимые ими картины - только бессмысленные осколки огромного целого. Ты, может быть, думаешь, что те, кто видит сны, - фантасты и поэты; нет, это неутомимые труженики мира, те, кого грызет безумное стремление действовать. Они похожи на противных трудолюбивых жуков, взбирающихся по скользкой трубе, чтобы забраться куданибудь наверх. Они говорят, что бодрствуют, но то, что они считают жизнью, в действительности только сон, вплоть до деталей предопределенный заранее и не подвластный их воле. Может, и есть еще некоторые люди, знающие, что они спят, пионеры, выдвинувшиеся вперед к бастионам, за которыми скрывается вечно бодрствующее " Я", - ясновидящие, такие как Декарт, Шопенгауэр, Кант. Но они не располагают необходимым оружием для взятия крепости, и их призыв к бою не разбудит спящих.

Бодрствовать - это все.

Первый шаг к этой цели так прост, что его может сделать каждый ребенок. Только тот, у кого поражен мозг, забыл, как ходят, и остается паралитиком на двух ногах, потому что не хочет воспользоваться костылями, унаследованными от предшественников.

Бодрствовать - это все. Бодрствуй во всем, что ты делаешь! Не считай себя уже пробужденным. Нет, ты спишь и видишь сны. Собери все свои силы и заставь хоть одно мгновение струиться по своему телу это чувство: теперь я бодрствую! Если тебе это удастся, ты тотчас же узнаешь, что состояние, в котором ты находился прежде, было дремотой и сном. Это первый неуверенный шаг долгого пути, ведущего от рабства к всемогуществу.

Таким образом продвигайся вперед от пробуждения к пробуждению. Нет такой надоедливой мысли, которую ты не мог бы изгнать таким способом. Она остается позади и не может больше настигнуть тебя. Ты распространяешься над ней, как крона дерева поднимается над сухими ветвями.

Всякая боль отлетит от тебя, как мертвые листья, когда это бодрствование охватит равным образом и твое тело. Ледяные ванны браминов, ночные бдения последователей Будды и христианских аскетов, пытки индийских факиров, - все это не что иное, как застывшие обряды, указующие на то, что здесь когда-то высился храм тех, кто старался бодрствовать.

Прочти священные писания всех народов Земли. Сквозь каждое из них проходит красной нитью скрытая наука бодрствования. Это лестница Иакова, вместе с ангелом господним побеждающая всякую " ночь" до тех пор, пока не настанет " день" полной победы.

Ты должен подниматься по ступеням пробуждения, если хочешь победить смерть. Уже низшая ступень называется гением. Как же мы должны назвать высшие? Они остаются неизвестными толпе и считаются легендарными. Но историю Трои считали легендой до тех пор, пока не нашелся человек, достаточно сильный, чтобы начать раскопки в себе самом.

Первым врагом, которого ты встретишь на пути к пробуждению, будет твое собственное тело. Оно будет бороться с тобой до первых петухов. Но если ты увидишь день вечного бодрствования, который отделит тебя от сомнамбул, считающих себя людьми и не знающих, что они - спящие боги, тогда сон твоего тела также исчезнет, и тебе подчинится Вселенная. Тогда ты сможешь совершать чудеса, если захочешь, и ты больше не будешь вынужден ждать, как смиренный раб, пока жестокий мнимый бог окажется настолько любезным, чтобы засыпать тебя подарками или отрубить тебе голову.

Счастье хорошей верной собаки - служить хозяину - естественно, не будет больше существовать для тебя, но будь искренен с самим собой: захочешь ли ты теперь поменяться со своей собакой? Не бойся, что ты не достигнешь цели в этой жизни. Нашедший такой путь всегда вернется в мир, обладая такой внутренней зрелостью, которая позволит ему продолжать свою работу. Он вновь родится в качестве " гения".

Тропинка, которую я тебе показываю, усеяна странными событиями: мертвые, которых ты знал, встанут и заговорят с тобой! Это не только образы! Светящиеся силуэты явятся тебе и благословят тебя. Это только образы, формы, возбужденные твоим телом, которое под влиянием твоей преображенной воли умрет магической смертью и станет духом - как лед, опаленный огнем, превращается в пар.

Когда ты избавишься от трупа внутри себя, только тогда ты сможешь сказать: теперь сон ушел от меня навсегда. Тогда совершится чудо, в которое люди не могут поверить, потому что обманутые своими чувствами, они не понимают, что материя и сила - это одно и то же, и даже если тебя похоронят, в твоем гробу не окажется трупа.

Только тогда ты сможешь различать, что является действительностью, а что - видимостью. Тот, кого ты встретишь, сможет быть только одним из тех, кто проследовал по этому пути до тебя.

Все остальные - тени. До сих пор ты не знаешь, являешься ли ты самым счастливым или самым несчастным созданием. Но не бойся ничего. Ни один из тех, кто ступил на тропинку бодрствования, - даже если он сбился с пути - не был покинут своими наставниками.

Я хочу сообщить тебе знак, по которому ты сможешь узнать реальность или привидение пред тобою: если оно приближается к тебе, и если твое сознание смутно, если то, что принадлежит внешнему миру, неопределенно или исчезает, - берегись! Остерегайся! Привидение - только часть тебя самого. Если ты его не понимаешь, - это только бесплодный призрак, вор, отнимающий у тебя часть твоей жизни.

Воры, крадущие душевные силы, хуже, чем воры реального мира. Они увлекают тебя, как болотные огни, в трясину обманчивой надежды, чтобы бросить тебя одного во мраке и исчезнуть навсегда. Не давай ослепить себя никакому чуду, которое они будто бы совершают для тебя, никакой их клятве, никакому их пророчеству, даже если оно осуществится; они - твои смертельные враги, изгнанные из ада твоего собственного тела, с которыми ты борешься за власть.

Знай, что чудесные силы, которыми они располагают, - это твои собственные силы. Они не могут жить вне твоей жизни, но если ты их победишь, они станут немыми и усердными орудиями, которые ты сможешь использовать для своих надобностей.

Число их жертв среди людей огромно. Прочти историю визионеров и сектантов, и ты узнаешь, что тропинка, по которой ты идешь, усеяна черепами.

Человечество бессознательно воздвигало против них стену - материализм. Эта стена - нерушимая защита, она - образ тела, но она также - тюремная стена, закрывающая обзор..

Сегодня она разрушена, и феникс внутренней жизни воскрес из пепла, в котором он долго лежал как мертвый, но коршуны другого мира уже начинают бить крыльями. Вот почему ты должен остерегаться. Весы, на которые ты положишь свое сознание, покажут тебе, когда ты сможешь довериться этим привидениям. Чем более бодрствующим окажется твое сознание, тем больше склонятся в твою пользу весы.

Если наставник, брат из иного, духовного мира, хочет к тебе явиться, он должен это сделать, не обворовывая твое сознание. Ты можешь положить руку на его ребро, как Фома-неверующий.

Тебе легко избежать привидений и связанных с ними опасностей. Тебе нужно только вести себя как обычный человек. Но что ты выиграешь этим? Ты останешься в темнице своего тела, пока палач-смерть не возведет тебя на эшафот.

Желание смертных видеть сверхъестественные существа - это мрак, который будит даже призраков ада, потому что такое желание не чисто, потому что оно - жадность в большей мере, чем желание, потому что человек в этом случае хочет каким-нибудь способом " взять", вместо того, чтобы научиться " отдавать".

Все, кто считает Землю тюрьмой, все набожные люди, умоляющие об освобождении, сами того не сознавая, взывают к миру призраков. Делай это тоже. Но сознательно.

Для тех, кто делает это бессознательно, - существует ли невидимая рука, могущая вывести их из болота, в которое они забрели? Я верю в это.

Когда на твоем пути пробуждения ты пересечешь царство призраков, ты узнаешь постепенно, что они - просто мысли, которые ты можешь вдруг увидеть своими глазами. Вот почему они кажутся тебе твоими творениями и вместе с тем чужды тебе, потому что этот язык форм отличен от языка мозга.

Тогда настанет момент совершения превращения: окружающие тебя люди станут призраками. Все, кого ты любил, станут вдруг личинами. Даже твое собственное тело. Невозможно представить себе более ужасное одиночество, чем одиночество паломника в пустыне, не способного найти источник и умирающего от жажды.

Все, что я говорю тебе здесь, находится в книгах набожных людей всех народов: пришествие нового царствия, бодрствование, победа над телом и одиночеством. Но непреодолимая пропасть отделяет нас от этих набожных людей. Они верят, что приближается день, когда добрые войдут в рай, а злые будут брошены в ад. Мы знаем, что придет время, когда многие пробудятся и будут отделены от спящих, не могущих понять, что означает слово " бодрствование". Мы знаем, что нет добра и зла, а есть только действительное и мнимое. Они думают, что бодрствовать - значит сохранять свои чувства ясными и глаза открытыми в течение ночи, чтобы человек мог молиться. Мы знаем, что бодрствование - это пробужденность нашего бессмертного " Я" и что бессонница тела - его естественное следствие. Они верят, что телом нужно пренебрегать и презирать его, потому что оно грешно. Мы знаем, что нет греха: тело - начало наших деяний, и мы спустились на Землю, чтобы превратить его в дух. Они верят, что мы должны жить в одиночестве со своим телом, чтобы очистить дух. Мы знаем, что наш дух должен вначале оказаться в одиночестве, чтобы преобразить тело.

Тебе одному предоставляется выбор пути - наш или их. Ты должен действовать в соответствии со своей собственной волей.

Я не имею права советовать тебе. Полезнее сорвать с дерева горький плод по своему собственному решению, чем сладкий - по совету другого.

Но не поступай как многие, знающие, что написано: познайте все, но сохраните только лучшее. Нужно идти, ничего не познавая, а сохраняя первое впечатление" (Густав Майринк. Отрывок из романа " Зеленый лик", перевод д-ра Эттгофена и м-ль Перрен, изд. бр. Эмиль-Поль, Париж, 1932 г.).

* * *

Глава 9 * ТОЧКА ПО ТУ СТОРОНУ БЕСКОНЕЧНОСТИ

В предыдущих главах я хотел дать представление о возможных исследованиях реальности другого состояния сознания. В этом другом состоянии, если оно существует, каждый человек, находящийся во власти демона познания, найдет, может быть, ответ на вопрос, который он в конце концов обязательно задаст: " Нельзя ли найти в себе самом место, откуда все, что со мной случается, можно было бы сразу объяснить, - место, откуда все, что я вижу, знаю и чувствую, можно было бы сразу же расшифровать, идет ли речь о движении звезд, расположении лепестков цветка, развитии цивилизации, к которой я принадлежу, или о самых тайных движениях моего сердца? Не может ли когда-нибудь полностью и мгновенно быть удовлетворено это огромное и безумное стремление понять, которое я тащу за собой вопреки самому себе сквозь все приключения моей жизни? Нет ли в человеке, во мне самом, пути, ведущего к познанию всех законов мира? Не спит ли в глубине моего " Я" ключ к полному познанию? " Андре Бретон во втором " Манифесте сюрреализма" предположил, что может окончательно ответить на этот вопрос: " Все заставляет думать, что существует определенная точка ума, откуда жизнь и смерть, действительное и воображаемое, прошлое и будущее, выразимое и невыразимое, высокое и низкое перестают быть пронизанными противоречиями".

Само собой разумеется, я не претендую на то, чтобы в свою очередь дать окончательный ответ. К методу и аппарату сюрреализма мы хотели бы добавить более скромные методы и более тяжелый аппарат того, что мы с Бержье называем " фантастическим реализмом". Чтобы изучить это, я обращусь к различным планам сознания. К эзотерическому преданию. К передовой математике. И к современной необычной литературе. Вести исследование различных планов (здесь - плана магического духа, плана чистого разума и плана поэтической интуиции), установить связь между ними, проверить путем сравнения истины, содержащиеся в каждой стадии, и заставить возникнуть в конце концов гипотезу, в которой были бы объединены все истины, - таков, собственно говоря, наш метод. Эта наша первая большая книга - не что иное, как начало защиты и иллюстрации этого метода.

Фраза Андре Бретона " Все заставляет думать..." датирована 1939 годом. Ей исключительно повезло. Ее до сих пор не перестают цитировать и комментировать. Потому что, в самом деле, одна из черт деятельности современного ума - растущий интерес к тому, что можно было бы назвать точкой зрения по ту сторону бесконечности.

Эта концепция касается самых древних преданий и самой современной математики. Она проявляется в поэтической мысли Валери, и один из самых крупных современных писателей, аргентинец Хорхе Луис Борхес посвятил ей свою самую прекрасную и самую удивительную новеллу, дав ей многозначительное название " Алеф". Это название первой буквы алфавита священного языка. В Каббале она обозначала ЭнСоф, место полного познания, точку, откуда дух воспринимает сразу всю совокупность явлений, их причин и их смысла. Во многих текстах сказано, что эта буква в форме человека, показывающего на небо и на землю, избрана, чтобы дать понять, что мир внизу - зеркало и картина мира, находящегося наверху.

Опубликована журналом " Ле Тан Модерн" в июне 1957 года в переводе с испанского Поля Бенишу. Отрывок из нее можно прочесть в конце этой главы. Точка по ту сторону бесконечности - это и есть высшая точка манифеста сюрреализма, точка Омега отца Тейяра де Шардена и завершение " Великого делания" алхимиков.

Каким образом ясно определить эту концепцию? Попытаемся. Во Вселенной существует точка, привилегированное место, откуда раскрывается вся Вселенная. Мы наблюдаем весь мир с помощью инструментов - телескопов, микроскопов и т.д. Но наблюдателю достаточно оказаться в этом привилегированном месте: - одной вспышкой перед ним осветится вся совокупность фактов, пространство и время раскроются во всей полноте, и сразу станет понятным полное значение их аспектов.

Чтобы дать почувствовать ученикам шестого класса понятие вечности, иезуитский священник одного знаменитого колледжа пользовался следующим образным примером: " Вообразите, что Земля сделана из бронзы и что одна ласточка каждую тысячу лет касается ее своим крылом. Когда Земля будет таким путем стерта, только тогда начнется вечность...". Но вечность - не только бесконечная длительность времени. Она - нечто иное, чем длительность. Нужно остерегаться образов. Они служат для перенесения на более низкий уровень сознания идей, которые могут дышать только на большой высоте, они доставляют в подвал только труп. Единственные образы, способные передать высшую идею, это те, которые создают в сознании состояние удивления, растерянности, способное поднять сознание до того уровня, где живет эта идея, где ее можно воспринять во всей ее свежести и силе. Магические обряды и подлинная поэзия не имеют другого назначения. Вот почему мы не стараемся создать " образ" этой концепции точки, находящейся по ту сторону бесконечности. Полезнее будет, если мы отошлем читателя к магическому и поэтическому тексту Борхеса.

В своей новелле он использовал работы каббалистов, алхимиков и мусульманские легенды. Другие легенды, древние, как само человечество, упоминают об этой Высшей Точке, об этом привилегированном месте. Но эпоха, в которую мы живем, отличается тем, что усилие чистого разума, приложенное к исследованию, далекому от всякой мистики и метафизики, заканчивается математическими концепциями, позволяющими нам рационализировать и понять идею находящегося по ту сторону бесконечности.

Самые важные и наиболее своеобразные работы принадлежат гениальному Георгу Кантору, который умер безумным. Об этих работах до сих пор спорят математики, и некоторые из них утверждают, что идеи Кантора невозможно защищать с позиции логики. На что сторонники находящегося по ту сторону бесконечности отвечают: " Никто не выгонит нас из рая, открытого Кантором! ".

Вот, приблизительно, как можно резюмировать мысль Кантора. Представим себе на этом листе бумаги две точки: А и Б, на расстоянии одного сантиметра друг от друга. Проведем отрезок прямой линии, соединяющий А и Б. Сколько точек есть на этом отрезке? Кантор доказывает, что их число больше бесконечности. Чтобы целиком заполнить отрезок, требуется число точек, большее чем бесконечность, - число Алеф.

Это число Алеф равно всем своим частям. Если разделить отрезок на десять равных частей, то в каждой из этих частей будет столько же точек, сколько во всем отрезке. Если исходя из этого отрезка построить квадрат, то на отрезке будет столько же точек, сколько на площади квадрата. Если построить куб, то во всем его объеме будет столько же точек, сколько на первоначальном отрезке прямой. Если на основе куба построить твердое тело, имеющее четыре измерения, тессаракт, то в его четырехмерном объеме будет столько же точек, сколько на отрезке прямой. И так далее, до бесконечности.

В этой математике величин, превышающих бесконечность, которая изучает алефы, часть равна целому. Это вполне безумно, если стать на точку зрения классического разума, и тем не менее это доказуемо. Точно так же доказуем тот факт, что если умножить Алеф на любое число, то всегда будет получаться Алеф. И вот современная высшая математика присоединяется к Изумрудной Скрижали Гермеса Трисмегиста (" то, что сверху, подобно тому, что внизу") и к интуиции таких поэтов, как Уильям Блейк (вся Вселенная содержится в одной песчинке).

Есть только одно средство проникнуть по ту сторону Алефа - возвести его в степень Алеф (известно, что А в степени Б означает А, Б раз умноженное на, и аналогично Алеф в степени Алеф - это новый Алеф).

Если назвать первый Алеф нулем, то второй Алеф - единица, третий - двойка и т.д. Алеф-нуль, как мы сказали, - это число точек, содержащихся в отрезке прямой или в объеме. Доказывается, что Алеф-один - это число всех разумно возможных кривых, содержащихся в пространстве. Что касается Алефа-два, он уже соответствует числу, которое будет больше, чем все, что можно постигнуть во Вселенной. В мире нет предметов в достаточно большом количестве, чтобы считая их, можно было прийти к Алефу-два. А алефы тянутся до бесконечности. Значит, человеческому уму удается выйти за пределы Вселенной, построить концепции, которые Вселенная никогда не сможет заполнить. Это традиционный атрибут Бога, но никто никогда не мог вообразить, что мысль может воспользоваться этим атрибутом. По всей вероятности, созерцание алефов выше двух и сделало Кантора безумным.