Дальше текст по ролям.

Письмо Петра

Дальше говорит Софья

ЖЕНЯ. Похоронка в марте пришла, а в ней – погиб двадцатого января, смертью храбрых. Вите как раз два годика исполнилось.

АННА. День в день выпало. Во как! В братской могиле лежит, с золотыми буквами – Рудаков Пётр Петрович.

ЖЕНЯ. Деревня Терновка. Не слышал?

ИВАН. Нет.

(С улицы во двор входит Александра. Увидев Ивана, застыла на месте. Её не замечают.)

ЖЕНЯ. Маме сразу плохо стало. Упала и умерла… Как бабушка.

АННА. Разрыв сердца, ага. В доме упала, как мама, и всё.

(Александра медленно отступает спиной за угол дома.)

ЖЕНЯ. Думали – обморок. У неё так бывало. Похоронку на стол положила и стоит. Стоит, стоит, стоит… На похоронку смотрит и чё-то думает, думает. Час, наверное, стояла.

(Александра стоит, привалившись спиной к стене дома, закрыв лицо руками.)

АННА. И молчит.

ЖЕНЯ. Так страшно, дядя Ваня.

АННА. Часа два стояла, если не больше.

(Александра уходит.)

ЖЕНЯ. Лицо серое почему-то сделалось. Потом голову подняла… Вот так встряхнулась, и голосом… тонким-тонким – как запищала, вроде. Но не запищала, а почти…

АННА. Ага, птичий такой голос.

ЖЕНЯ. Говорит: «Ну, ладно. Давайте Петю кормить…»

(ИВАН. Кого?

АННА. Петю!) Хотела Витю, а, видишь, как сказалось…

ЖЕНЯ. Потом… шаг сделала и…

АННА. И всё.

ЖЕНЯ (кивнув). Упала.

АННА. И всё.

Дальше текст по ролям.

Пауза.

ИВАН. Кто ещё из наших?

(Женя посмотрела на Анну.)

АННА. Миша мой повесился, Ваня. Зимой. В каком?..

ЖЕНЯ. В сорок третьем, в декабре.

АННА. С конюшни его убрал этот… Заголодали совсем. От переживаний права рука у него отнялась, перестала работать. В сарайку уйдёт и воем воет – ребят жалко. Ничё, говорит, у меня нет: ноги нет, руки нет – никакого пропитания вам сделать не могу. Один рот есть – вас объедать.

ЖЕНЯ. В лес пошёл и удавился.

АННА. А всё из-за этого.

ЖЕНЯ. Председателя. Губарева помнишь?

ИВАН. Чё ж не помню? Помню. Где он счас?

АННА (показав на землю). Тама.

ЖЕНЯ. На лесосплав к нам пришёл, а кто-то штабель брёвен с косогора погнал в Чусовую… Или трос на связке лопнул… В общем, всего перемололо (махнув рукой), месиво сплошное.

АННА (Ивану). Маленько отопью у тебя. (Отпивает из банки, запивает водой.)

ИВАН (Жене). Ты на лесосплаве работала?

ЖЕНЯ. И я, и кока, и тёть Нюра. Все работали.

ИВАН (помолчав). Нюр, дай пять. (Пожимает Анне руку.) За Соню, Петра, Михаила. (Допивает спирт.) Трофеи вам привёз! (Кладёт на стол и открывает чемодан.) Поднаписал тут… Кому чё. Анна, держи. Софья… Жень, тебе оба. А это отрезы. Всем одинаковые, бостоновые. Нюр, тебе самый большой, на всю ораву. Шаровары, юбки-шмубки… Шейтесь.

(Анна и Женя, развернув свёртки, заохали-заахали, разглядывая подарки: кофты, платки…)

ЖЕНЯ. Батюшки! (Прикладывая к себе кофточку.) Маленькая… Я ж выросла, дядь Ваня!

АННА. Немецкое всё?

ИВАН. Не, итальянское. (Закрыл чемодан.) Ну как?

ЖЕНЯ. А это хорошо. Да как хорошо-то! И твоя хорошо, тёть Нюра!

АННА. Но! В ей на свадьбу и пойду.

ИВАН. К кому на свадьбу?

ЖЕНЯ. Да… К Капитолине, наверное. Год, два, и замуж пора. Вымахала девка… Я ей эту кофточку и подарю, мне всё равно мала. Вон, какая красивая. Держи, тёть Нюра. Ой, нет, я сама ей…

(Во двор решительно входит Александра.)

АЛЕКСАНДРА. Вы куда запропастились? (Ивану.) Здравствуйте. (Анне и Жене.) Рыба стынет, картошка стынет… Ну, вы чё? Римас меня всю затуркал: где они, где они?

ИВАН. Здравствуй, Саня.

АЛЕКСАНДРА. Здрасьте, Иван Дементич. Извёлся, говорю, жених, а вы тут… Сельмаг, что ли, новый открываете?

ЖЕНЯ. Подарки…

АННА. Но. Иван привёз.

ЖЕНЯ. Крёстная…

АЛЕКСАНДРА. Дак идёте, нет? Сколько ждать можно?

ЖЕНЯ. Кока, а дядя Ваня?

АННА. Иван же это, Саня! Ты его куда?

АЛЕКСАНДРА. А я почём знаю? Где четыре года был? Пусть туда и идёт.

ИВАН. Ты чё, Саня?

АННА (оправдывая). По России таскался…

АЛЕКСАНДРА. Пусть ещё потаскается, а мне некогда… Жених ждёт. Ну, вы идёте?

ИВАН. Какой жених?

АННА. Римас Альбертыч.

ИВАН. Патис? Жених твой?

ЖЕНЯ. Дядь Ваня, подожди… Дядь Ваня…

АЛЕКСАНДРА. О! О! Задрожал… Во-во… А как мы тут всю войну дрожали, знаешь? Как с голоду загибались?.. Задрожал… Ты чё дрожишь-то? Раньше надо было…

АННА. Дак воевал, поди.

АЛЕКСАНДРА. Ни одного письма за всю войну…

ИВАН. Не мог я! Не мог!

АЛЕКСАНДРА. А после войны? Четыре года!.. Посмотрите на него, девки! Объявился!

(Иван, стиснув зубы и кулаки, надвигается на Александру. Александра отступает от него по двору.)

ИВАН. Санька! Саня! Я тебе… Присядь! Скажу тебе! Иди сюда!

АЛЕКСАНДРА. Ой! Ой! Ваня Грозный! Гляньте, грозный какой! Счас пришибёт!

(Женя и Анна бросаются к Ивану, стараясь удержать его.)

ЖЕНЯ. Дядь Ваня, подожди!

АННА. Иван! Ваня! Он хороший, Римас-то! Он не со зла!

ЖЕНЯ. Тёть Нюра! Молчи!

ИВАН. Ко мне иди! Иди! Всю войну об ней… Санька! (Отшвырнул женщин.) Ну, Санёк!..

(Александра бегает по двору от Ивана, Анна и Женя с визгом вновь пытаются оттащить того от жены.)

АЛЕКСАНДРА. Давай! Всех нас поубивай! За то, что выжили! Давай! Человек нас от голодухи!.. От холодов!..

ИВАН. Добрый Патис?! Да?!

АЛЕКСАНДРА. А ты за так, думал? Нарисовался, артист! Здрасьте вам! Ишь, объявился! Как в кино, в самый счастливый момент… нарисовался.

ИВАН. Я плохой?!

АЛЕКСАНДРА. Хороший! Откуда взялся такой хороший – непонятно! Он откуда, девки, взялся?!

ИВАН. Погляди мне… Я ей в глаза… На ей хочу поглядеть! Пустите!

ЖЕНЯ. Не надо, дядь Ваня!

АННА. Иван, отстань!

АЛЕКСАНДРА. Пусть глядит. Слава Богу, есть на кого глядеть…

ЖЕНЯ. Кока, молчи!

АЛЕКСАНДРА. Не Римас-то если бы!.. Счас бы на кладбище нам цветочки таскал! (села на лавку у стола)

(Иван замер.)

Пауза.

(Иван берёт плащ, шляпу, чемодан.)

ЖЕНЯ. Ты куда, дядь Ваня?

ИВАН. Шура… Живи, конечно. Прости, пожалуйста. Надо жить, конечно.

ЖЕНЯ. Дядь Ваня, ну, сядь. Со мной, рядышком…

ИВАН. Пойду. Ревизию сделаю, погляжу… и пойду.

ЖЕНЯ. Погоди! Погоди. Лучше давай тебя с сыном познакомлю? Я ведь сыночка родила, дядь Ваня! Четыре года уже!

ИВАН. Да? Молодец.

ЖЕНЯ. Муж на Дальний Восток завербовался… Ты сядь, садись. Расскажу тебе.

ИВАН. Бросил, что ли, муж?

ЖЕНЯ. Вызова ждём. Садись. Комнату получит и поедем к нему… Дядь Вань, ну, сядь!

ИВАН. На ангела вашего погляжу… и сяду. До-олго сидеть, наверно, буду. (Пошёл со двора. Женя идёт рядом, держась за рукав Ивана.)

ЖЕНЯ. А знаешь, как назвали?

ИВАН. Кого?

ЖЕНЯ. Сына! Володей назвали.

ИВАН. Почему?

ЖЕНЯ. А чтоб умный был, как Ленин. Ну, куда ты?

ИВАН. А он чё, умный был?

ЖЕНЯ. Ленин-то?

АЛЕКСАНДРА. А чё, дурак, что ли?

ИВАН. Не знаю – я с ним не встречался. Евгения, пусти. (Уходит.)

Пауза.

ЖЕНЯ. Пошёл…

(Александра бросилась было за Иваном, но ноги подкосились, и она осела у крыльца на землю.)

АЛЕКСАНДРА. Пусть идёт.

(Анна и Женя подбежали к Александре.)

АННА. Мат-ти Божи!

ЖЕНЯ. Крёстная!

(Александра, не вставая, перебирается на крыльцо. Села на ступеньку.)

АЛЕКСАНДРА. Вот, сука… Сразу почуяла: не то что-то в огороде. Он, поди, в картошку, в ботве прятался – я и не увидела. Домой пришли, думаю: вернусь всё ж таки, проверю. И точно.

ЖЕНЯ. Да! Да! Голова у тебя кружилась?!

АЛЕКСАНДРА. А я про чё? И вот!..

ЖЕНЯ. Кока, они там у вас друг другу головы не посшибают?

АННА. Иван сильнее. Иван, наверно, победит.

ЖЕНЯ. Бежимте, а? Тёть Нюр, кока… Помешаем, хоть как-нибудь…

АЛЕКСАНДРА (попыталась встать). О, ёк комарок… Не могу. (Села.) На коленки мои глянь. Ходуном ходят. Дай руку. (Кладёт Женину руку себе на колено.)

ЖЕНЯ. А-а, дрожит-то как!

АЛЕКСАНДРА. Говоришь, бежать… Нечем бежать, на себе тащите. Где его, чёрта, носило четыре года? Заявился… Шляпа, галстук – футынуты-пердануты… С Лениным ещё к нему разбираться… Пошёл? Ну и… иди себе.

АННА. Дак он и пошёл.

ЖЕНЯ. А мы? Сложа руки сидеть?

АЛЕКСАНДРА (решившись). Пошли, однако, и мы… В погоню. (С трудом поднимается. Анна с Женей помогают.) Держите меня, не отпускайте.

АННА, ЖЕНЯ. Держим-держим!

АЛЕКСАНДРА. По дороге разбегусь… и налажусь. (Плетутся со двора.) Ой-ё-о, девки… Там война кончилась, у нас своя началась… межусобица.

Ведущие:

1 - Картина шестая

2 - В доме Краснощёковых.

(Римас хлопочет у стола: перекладывает из чугунка дымящуюся картошку, режет хлеб… Хлопнула дверь, вошёл Иван. Остановился в дверях.)

РИМАС (не оглядываясь). Александра? Саша, ты?

ИВАН (ставит в сторонку к стене чемодан). Угу.

РИМАС. Соль принесла? А я нашу нашёл! На окне… за занавеской… оказалась.

(Иван снял с гвоздя на стене платок Александры, прижал его к лицу, затем накинул на голову.)

Ох, тайменюшка…

ИВАН (остановившись за спиной Римаса, шёпотом). Красавец.

РИМАС. Молодь – мясо нежное… А запах? У-у!

(Иван сел на стоящий у стола табурет спиной к Римасу, закурил.)

Что они там? Наряжаются? Просто посидели бы… без затей. Смотри, Саша, втянешься… Курево дело такое.

ИВАН. Охо-хо.

РИМАС. Давай посчитаем… Когда Соня с Петром – закурила. Михаил – два, Женю на перекате из-под брёвен вытащили – три, в день победы – четыре… Сегодня пятый… (Помолчав, сел рядом, почти касаясь плечом спины Ивана.) Пока не пришли… Мою литовскую сказку тебе… Вернее, не сказку… Обычай в старину был. Давно-о-о… Ещё Литва и Литвой-то не звалась. Можно? (Иван облокотился, не оборачиваясь, на стол.) Если воин после войны не возвращался домой, а никто не знал, где он и что с ним, жена была обязан ждать его три года. Три года прошло, всё – имеет право выбрать себе… нового. Интересно другое: выбрала, а тут прежний на пороге. Что делать? Двенадцать больших… громадный костров разводили. Шесть с одной стороны, шесть – с другой, - коридор огненный. И вот… должна была женщина пройти по нему. От начала до конца. Если выдержала, прошла сквозь огонь… Если невредима, даже волос не подпалила, значит, чиста она и нет на ней вины, греха нет… И жить имеет право с тем, с кем пожелает. А Саша… Не три, восемь ждала. И не двенадцать костров…

ИВАН. А сколько? (Стянул с головы платок, положил перед собой.)

РИМАС. Знаешь, как считать? Я не знаю. Чиста Александра перед тобой… Перед всеми. Это знаю.

Небольшая пауза.

ИВАН. Давно вы с ней?

РИМАС. Ох, Иван… (Наливает себе и Ивану водку.) С возвращением?

ИВАН. Да я уж выпил.

РИМАС. Да уж вижу. Устроил цирк: угу, ага, платок… С Петром вместе воевали?

ИВАН. Развели. Меня на Белорусский, его под Сталинград. Ещё в эшелоне разделили…

РИМАС. Очень желал Губарев вас с Петром посадить. Очень. На перрон выскочили с чекистами, хотели с эшелона вас вытащить. А поезд уж хвостиком нам – ту-ту…

ИВАН. Буча была? Дело какое-нибудь на нас?..

РИМАС. Поймали б, было б дело. А так… Кому вы нужны? Не на курорт же сбежали. Рукой и махнули. Мстить начал, полютовал.

ИВАН. Губарь?

РИМАС. И Соне, и Саше. Михаила с конюшни выгнал… Голод, холод. Дрова выписывал вашим с самой дальней деляны. Осина молодая, проледеневшая – не топится. Баню жгли, помог раскатать… Всё, что можно жгли. Досталось и бабам, и детишкам. И говорить неохота.

(Выпили.)

РИМАС. Про Михаила знаешь? (Иван кивнул.) С зайцами в ту зиму повезло, много развелось. Я силков наставлю – один, да попадётся. Если лиса не съест, принесу – отдам. Летом полегче – рыба, грибы… Крапиву молодую варили…

ИВАН. Председателя Нюра угрохала?

РИМАС (помолчав). Первое время я вместо него. Анну отправил… на лесозаготовку, на месяц в тайгу. Ничего, обошлось. Ты где пропадал?

ИВАН. До сорок четвёртого в партизанах. После плена. Потом с действующей соединили, и до Берлина. А после победы – уже в Берлине – особист наш, хороший мужик – еврей! – вызвал и говорит: «Ты, Ванька, домой пока не возвращайся, а то тебя, как бывшего военнопленного, заметут на фильтрацию и… в лагерь. Жить хочешь – побегай пока по стране. Ну, вот… побегал.

РИМАС. В плену был?

ИВАН (наливает себе и Римасу водку). Одиннадцать дней. Выпьем.

(Выпили.)

РИМАС. Из плена сбежал?

ИВАН. Ковоира загрыз.

РИМАС. Как загрыз?

ИВАН. Зубами. Из окружения выбирался – всю роту у нас посекли. В живых… не знаю: остался кто или нет. По ночам к нашим шёл, днём ветками себя завалю и сплю, ночи жду. А тут в стожок у хутора залез, пригрелся и уснул. Ну и чё, сцапали. Коней решили с этого стожка покормить. В подвал меня, а утром связали по рукам-ногам, в телегу кинули и на центральную усадьбу, на расстрел. Солдатик их повёз. Он сразу мне несуразным каким-то показался. Пилотку вот так, поперёк, надел, не как положено. Вожжами пощёлкивает, чё-то немецкое насвистывает… Донасвистывался, дурак.

РИМАС. Один конвоир?

ИВАН. Дак а чё? Я связанный весь! А у него ещё автомат. Вот в телегу закинули меня неправильно. Надо было не ногами вперёд, как покойника – поторопились тут они, - а головой к коню, головой по ходу движения. Давай, покажу, счас поймёшь… Вяжи меня.

(Иван и Римас явно захмелели.)

РИМАС. Зачем? Не хочу. Где женщины-то?

ИВАН (сняв со стены бельевую верёвку). Да я там… Шумнул немножко. Счас придут. Вяжи, говорю. Натурально, чтоб понял.

РИМАС. Хорошо. (Связывает Ивану руки за спиной.) Так?

ИВАН. Крепко? Ты меня не жалей… Я тебя жалеть не буду.

РИМАС. Всё. Крепко?

ИВАН (сев на табурет, вытянув ноги). Ноги вяжи.

РИМАС. Ноги не буду.

ИВАН. Ладно. Ставь свой табурет перед моими ногами. Та-ак. Мы в телеге. Садись на него, спиной ко мне садись, вроде ты на вожжах. Поехала телега. В телеге мы. Настроение у тебя замечательное – на расстрел же везёшь! Врага же везёшь.

РИМАС. Ты мне не враг.

ИВАН. Друг? Чё ж ты, друг, жену мою… скрадываешь?

Небольшая пауза.

РИМАС (сел на табурет спиной к Ивану). Говори дальше.

ИВАН. Дальше… лес вокруг… Ещё птицы по верху… свистят.

РИМАС. Свистеть не буду.

ИВАН. А чё? Не умеешь?

РИМАС. Не буду.

ИВАН. Ну, тогда качайся. Нас же мотает… Туда-сюда, туда-сюда.

РИМАС. Ты уже делай что-нибудь, показывай… Ерундой занимаешься.

ИВАН. Хо, ерундой! К борьбе за жизнь свою готовлюсь.

РИМАС. Долго готовишься.

ИВАН. Это правда.

(Входят Александра, Анна, Женя, Иван, подтянув ноги, выбрасывает их вперёд.)

Ну, на!

(Римас с грохотом летит на пол. Иван тут же бросается на него… Схватив зубами за отворот у самого горла, с визгом и рёвом рвёт рубаху. Шум, крики. Женщины пытаются растащить мужиков.)

АЛЕКСАНДРА. Иван! Что ты?! Иван!

ЖЕНЯ. Дядя Римас! Вставай!

АННА. Тащите его! Загрызёт! Ваня! Отпусти!

ЖЕНЯ. Дядь Ваня! Миленький!

АЛЕКСАНДРА. Римас! Иван!

(Растаскивают мужиков в стороны. Помогают подняться.)

АННА. О-о! Всю рубаху порвал!

АЛЕКСАНДРА. Вы что! А ты чего связанный?! Да я ж вас!.. Ах, вы!

(Развязывает Ивана.)

ЖЕНЯ. Дядь Римас, отойдите! Пожалуйста…

АННА. Чуть не загрыз.

АЛЕКСАНДРА. Ванька! Ну, попили кровушки… Ты почему связа… Ты почему такой?! (Трясёт верёвкой.) Римас! Зачем ты его?!..

ЖЕНЯ. Сидите, дядь Римас. Подождите!

ИВАН. Саня, всё. Саня… Римас, скажи!

РИМАС. Дурак ты, Иван.

ИВАН. Я ему велел, Саня. Я попросил… Для наглядности.

РИМАС. Представление устроил… Да не пугайтесь же вы! Женя, всё. Саша… Иван, скажи!

ИВАН. Всё хорошо! Шутили мы! Вы какие-то…

АЛЕКСАНДРА. Какие мы? Друг на друга не кидаемся!

АННА. Не грызём, но…

ИВАН. Я ж за рубаху, я ж не за горло! Вы чё такие… доверчивые? Я показать хотел… Показать!

ЖЕНЯ. Кого показывать-то, дядь Вань?! Зверей, что ли, каких?

РИМАС. Как он из плена бежал!.. Как немца за горло… Как за горло… Немца он убил. Я попросил показать как…

ИВАН. Но! А вы сразу… Чёрте чё…

Небольшая пауза.

ЖЕНЯ. За горло? Дядь Ваня… Господи!

АЛЕКСАНДРА. Ты что, в плену был?

ИВАН. Немножко… Да.

АЛЕКСАНДРА. Гляжу, седой весь…

ИВАН. Эй, Римас? Рубаху порвал? Сань, зашей Римасу рубаху.

Пауза.

(Александра берёт табурет, ставит его в центре комнаты.)

АЛЕКСАНДРА (Ивану). Ну-ка, сядь. Иван Дементич, сядь-сядь. Тут все свои, самы родные люди… Сел?

ИВАН (почуяв неладное). Сел…

АЛЕКСАНДРА. Теперь знаешь что?

ИВАН. Что?

АЛЕКСАНДРА. Расскажи где был, чё видел, чё делал всё это время, все годы?..

Пауза.

РИМАС. Саша, Иван партизанил, воевал, до самого Берлина…

АЛЕКСАНДРА (перебивая). Римас Альбертыч, подожди! Ты тоже тут с бандюками да с ворьём не в карты играл. Каждый раз не знали: убитого тебя ждать или живого. Хорошо. Хрен с ней, с войной… Там всяко могло быть, зачёркиваю её, хрен с ней. Вот, после войны, вот, как на духу, можешь? Врать, петлять начнёшь – сразу почувствую. Или… Будешь врать, ври так, чтоб все поверили: и Анна, и Женя, и я… Чтоб глаза от удивления на лоб повылезли у нас. Можешь так? Если нет, лучше сразу чемодан в руки, перо в задницу и лети… Жили без тебя? Выжили? И дальше будем жить. Чё молчишь? Говори. Может ты у нас герой какой-нибудь несусветный, а я на тебя бочку качу. Может мне на полу тут перед тобой распластаться, прощения просить, а я… Вот, давай, слушаем вас, Иван Дементич.

Пауза.

ИВАН. Ну… Был в плену, сбежал. Партизан нашёл. Партизанил… Потом, когда отряд разросся – года через полтора – радистку нам… прислали.

АЛЕКСАНДРА. Слава те, Господи. Посылкой, что ли?

ИВАН. Зачем? Самолётом. И я с ней… Всю войну с ней, и в Германии… Гхм… Вот так, Саня… Виноват перед тобой. У ней пацанка, дочка… с бабкой в Угличе. Решили так: война кончится – она к себе в Углич, я – к себе на Урал. А не получилось. Поехал с ней… Бабка умерла, дочка потерялась. Нам сказали, что в детдоме каком-то… по Волге. А в каком – никто не знает. Всё ж разгромлено. Ей тринадцать, девчонке-то, в сорок пятом было. Настя звать. Во-от… Два года искали.

АЛЕКСАНДРА. Нашли?

ИВАН. Нашёл. В сорок седьмом, когда мать умерла.

АННА. А чего с ней?

ИВАН. Израненная вся. И ног у ней не было. Подорвалась в Берлине. Сразу после победы. На себе её таскал. (Улыбнувшись.) Почти два года с бабами в бане мылся. Пускали к себе… в женское отделение, чтоб её помыл, заодно и сам. Чё-то мне… такие хорошие люди всю жизнь попадаются! (Едва не заревел, но сдержался, сцепив зубы. Помолчал.) А в сорок седьмом умерла Саня.

ЖЕНЯ. Ой…

ИВАН. Но. Тоже Саня. Схоронил, погоревал какое-то время. Настю подрастил, на ноги поставил… Хотел написать. Всё время хотел… А как? В письме разве объяснишь? Всё откладывал: вот, завтра напишу… Ладно, вот ещё маленько и напишу, поздравлю с чем-нибудь… Потом глянул – мать честная! – три года, как война кончилась, уже четыре… а я всё «пишу». Виноват я, Саня. Конечно. Сильно виноват, наверное… Тебе решать.

Пауза.

Ясно. (Встал, прошёл к выходу, взял чемодан.) Прости, Шура.

АЛЕКСАНДРА. Тебя кто отпускал? А ну, сядь! Сядь на место.

(Иван вернулся.)

Пауза.

(Александра забрала со стола пустую бутылку и вышла из комнаты. Вернулась с непочатой бутылкой водки.)

АЛЕКСАНДРА. Даю вам ночь. Утром приду – кого здесь застану, с тем и буду жить. И чё хотите про меня думайте. Вот вам бутылка… (Ставит на стол бутылку.) Разбирайтесь. Будете обижать друг дружку – оба идите к чёрту. (Женщинам.) Пошли. (Взяла платок.)

(Женщины уходят.)

Пауза.

(Иван подошёл к часам и подтянул гирьку у ходиков.)

ИВАН. Римас, я тебя не сильно? Не зашиб? Не обижайся.

РИМАС (распечатывает бутылку, наливает водк у). Ладно. Ничего.

ИВАН. Гляжу, выпиваешь. Раньше, вроде, не пил.

РИМАС. Редко. Язва была.

ИВАН. Счас нету?

РИМАС. Война вылечила. Не совсем, конечно.

ИВАН. Выпьем?

РИМАС. Конечно. Мне закусывать нельзя.

ИВАН. Не сердись.

(Выпили.)

РИМАС. Ты там в лесу, с немцами, так же ревел?

ИВАН. Нет. Малость посильней.

РИМАС. Ещё сильней? Его Кондратий не хватил?

ИВАН. Был момент. А то счас бы мы с тобой не лялякались.

(Римас начинает собирать свои вещи.)

ИВАН. Уходишь?

РИМАС. Пойду.

ИВАН. Римас, полюбил Шурку, что ли? (Римас не отвечает.) Она хорошая… Она…

РИМАС. Хватит, Иван.

ИВАН (достал из кармана часы). Петру вёз. Возьми. Возьмёшь?

РИМАС (взял часы). Спасибо.

ИВАН. Тебе спасибо. За всех. А может… немного посидим?

РИМАС. Немного посидим.

Ведущие:

1 - Картина седьмая

2 - Раннее-раннее утро.

1 - Косогор.

2 - На бревне, среди разбросанной щепы, сидит, кутаясь в платок, Александра.

(Появилась Женя)

ЖЕНЯ. Кока! Всю ночь сидела? Смотрю, постель даже не тронута. (Села рядом.) Так и подумала, что здесь, на нашем месте.

АЛЕКСАНДРА. А отсюда окошки мои хорошо просматриваются.

ЖЕНЯ. Ну, чё? Ещё светятся? Не вижу…

АЛЕКСАНДРА. А не видно – уже солнце забивает.

Короткая пауза.

ЖЕНЯ. Какая, всё ж таки, у нас Чусовая красивая! Сверкает вон.

АЛЕКСАНДРА (всплеснув руками). Как мать сказала! Ну, как Соня, в точности! Ой, аж мурашки по затылку. Фу…

ЖЕНЯ. Чё ты хочешь: я же дочь.

АЛЕКСАНДРА. Сильно похоже сказала.

ЖЕНЯ. Крёстная, а ты бы хотела, чтобы кто остался?

АЛЕКСАНДРА. Не знаю… Кого Бог даст.

ЖЕНЯ. Дядя Римас хороший…

АЛЕКСАНДРА. А Иван плохой? Слышала, как досталось? И плен, и партизанил, и… по стране мотался. Белый весь. Доста-а-алось…

ЖЕНЯ. А дядя Ваня… Вот родной и всё. Родной дядя Ваня, совсем родной.

АЛЕКСАНДРА. Конечно, родной. А Римас чужой? Кого Бог даст…

ЖЕНЯ. Утро уже. Иди, ждёт же там кто-то…

АЛЕКСАНДРА. Подождёт. Посидим ещё, не бросай меня. Поджилки-то трясутся… Как у девки перед свиданкой.

(Смеются. Появился Иван. Протиснувшись, сел между Александрой и Женей.)

Пауза.

(Женя крепко обняла его правую руку и прижалась к плечу. Александра отвернулась, заплакала. Иван повернул её голову к себе, целует лоб, глаза, щёки.)

АЛЕКСАНДРА. Ва… Ва… Ваня мой…

(Плачут все трое.)

ИВАН. Однако, счас вторую речку организуем, вторую Чусовую наревём. Ох, ёк комарок… Ну, всё. Хорошо. Рыдать дальше запрещается. Всё.

(Появилась Анна, идёт к сидящим.)

Петухи, слышьте, поют, а мы чё? Саня, давай споём?

АННА. Про казака, Вань! Где доска сломалась.

ИВАН. О! Нюрок! Садись.

АННА (усаживаясь). Про казака.

ЖЕНЯ (поёт). Шёл казак через речку домой.

Шёл домой молодой, холостой.

(Голос у Жени чистый, звонкий, с простором.)

Обломилась доска,

Подвела казака,

Зачерпнул он воды

Са-а-апого-о-ой!

Конец

* Кока – крёстная мать.