Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Тов.М.Н.Покровскому






Тов. М.Н.! Очень поздравляю Вас с успехом: чрезвычайно понравилась мне Ваша новая книга: «Русская история в самом сжатом очерке». Оригинальное строение и изложение. Читается с громадным интересом. Надо будет, по-моему, перевести на европейские языки.

Позволю себе одно маленькое замечание. Чтобы она была учебником (а она должны им стать), надо дополнить ее хронологическим указателем. Поясню свою мысль; примерно так: 1) столбец хронологии; 2) столбец оценки буржуазной (кратко); 3) столбец оценки Вашей марксистской, с указанием страниц Вашей книги.

Учащиеся должны знать и Вашу книгу, и указатель, чтобы не было верхоглядства, чтобы знали факты, чтобы учились сравнивать старую науку и новую. Ваше мнение об этом дополнении?

5.XII.

С ком.приветом Ваш Ленин.

(В.И.Ленин, ПСС, т.52 стр.24)

Предложения Ленина использовались в последующих публикациях. Если бы Зюганов читал хотя бы Покровского, а не вырванные из контекста некие цитаты, он бы не посмел утверждать, будто у нас считалось, что «все бывшее в стране и со страной до победы Октябрьской революции — малосущественно».

В предисловии к своей книге М.Покровский писал:

«Русская история в самом сжатом очерке» обращается к тому же читателю, что и «Азбука коммунизма» тов. Бухарина. Сознательному рабочему необходимо знать не только, что такое коммунизм, но и что такое Россия (выделено мною — Н.Г.). Истории образования России и посвящена эта книжка.

Она не предполагает у читателя никаких предварительных исторических познаний, т.е., прямее говоря, она предполагает человека, мозги которого не вывихнуты школьными учебниками истории, с их бесчисленными царями и министрами, только и думающими о разных «реформах» для народного блага (улавливаете иронию? — Н.Г.). Здесь материал тоже распределен, если хотите, по «царствованиям», — только, вместо кукол в короне и порфире, автор взял настоящего царя, царя-капитал, самодержавно правившего Россией от Ивана Грозного до Николая Последнего». (М.Покровский «Русская история в самом сжатом очерке», М., Государственное издательство, 1920 г., стр.3).

И действительно, на небольшой площади, в самом сжатом виде — в книге всего 224 страницы — ученый воспроизвел историю государства российского, начиная с древнейших славян, хазаров и скифов. Причем выдал максимум информации с интересными деталями и подробностями. Книга заканчивается первым марта 1881 года: «вечером этого дня уже царствовал Александр 3-ий». Чтобы читатель составил представление о книге, приведу краткое содержание только одной главы — «Крестьянская революция»:

«Восстание против Годунова; русская эмиграция и польские помещики; казачество; ложь и правда о названном Димитрии. Годуновское войско и н.Димитрий; стрельцы; мелкопоместные дворяне. Победа н. Димитрия; его законодательство; указы о кабальном холопстве и о беглых. Н.Димитрий и торговый капитал, заговор Шуйского;

гибель Димитрия; Шуйский—купеческо-боярский царь. Восстание южной Украины; Болотников и крестьянская революция; раскол восставших и временное торжество Шуйского. Вторая казацкая революция; Тушино; городское движение. Классовое расслоение революции; буржуазные верхи Тушина и торговый капитал; двойная измена; низложение Шуйского и бегство «Тушинского царя»; буржуазия обращается к загранице. Союз поляков с русскими имущими классами; его банкротство. Городская буржуазия становится во главе борьбы с революцией и с поляками; Минин; наем помещиков; подкуп казацких верхов; с помощью казаков нижегородское ополчение берет Москву; кандидатура Романовых как результат влияния нового союзника буржуазии. Классовый смысл романовской монархии, царская власть и торговый капитал». И т.д.

Разумеется, работа М.Покровского не была лишена недостатков. Так, в историю вошел Лжедмитрий, а не некий «названный Дмитрий». Переусердствовал ученый и в отношении «торгового капитала». По словам А.Курилова, «для советской историографии того времени, фактически до конца 30-х годов, было характерно воззрение на народную освободительную войну 1812 года как на поражение «крестьянского вождя», «демократа на троне» Лжедмитрия, который вкупе с поляками нес отсталой, «некультурной» Руси «свет» европейской цивилизации, и торжество «темных», антинародных сил, возглавляемых представителями «торгового капитала» и «помещичьего землевладения»; так тогда преподносились Козьма Минин и Дмитрий Пожарский. Не отставали от историков и писатели. Вспомним Джека Алтаузена: «...Подумаешь, они спасли Расею. А, может, лучше было б не спасть?». Или роман Зиновия Давыдова о неудавшемся «миссионерстве» Лжедмитрия, с достаточно красноречивым заглавием — «Дикий камень» (1939)». (А.Курилов. «Возвращение» — предисловие к трилогии В.И.Костылева «Иван Грозный», М., изд-во «Правда», 1991 г., стр.13)

Очевидно, в этом сыграли роль методологические ошибки Покровского в освещении исторического процесса, которые позже он подверг критике сам. Они же сурово критиковались и в советской научной литературе. Но нельзя забывать, что это была первая попытка осмыслить историю с классовых позиций. Как отмечал О.Д.Соколов в упомянутой статье, «в «Русской истории в самом сжатом очерке» народные массы представлены во весь свой исполинский рост. Перед читателем раскрылся во всей красоте и мощи образ «его рабочего величества, пролетария всероссийского». Было навсегда покончено с легендой старой историографии о русском крестьянине как святом-юродивом или безропотном, бессловесном существе. Покровский показал, как этот крестьянин еще в эпоху феодализма начал стряхивать барина, подниматься на борьбу за достойную жизнь». (М.Н.Покровский. «Русская история с древнейших времен», М., «Мысль», 1966 г., стр. 25.)

В этой же статье О.Д.Соколов подчеркивал: «В своих работах Покровский исходил из марксистских представлений о том, что историю творит народ, что ее ход определяется борьбой классов». (Там же, стр. 35). Он называл историческую концепцию Покровского «антицаристской». В ее основе лежала марксистская теория классовой борьбы. Однако исследователи Покровского отмечают слабости и недостатки его метода, что вполне естественно: как ученый он формировался в период революционных бурь, в период ломки старых представлений, поэтому, нащупывая верный путь, порой блуждал, переживая увлечение позитивизмом, субъективным идеализмом, легальным марксизмом. Еще до Октябрьской революции он в числе первых торил дорогу советской истории и историографии. Вполне естественно, порой допускал при этом неверные суждения и ошибки, но не по злобе, а искренне заблуждаясь.

Из слов Зюганова вытекает, будто Покровский со своей «школой» диктовали I науке свои позиции и взгляды. Но так ли это? В 20-е годы XX в. в Советской России шли ожесточенные дискуссии о путях развития исторической науки, о подходах к оценке исторических событий и деятелей прошлого. Споры на страницах печати и всевозможных конференциях и семинарах способствовали развитию | советской исторической науки. В тех яростных схватках мнений немало шишек | доставалось и Покровскому, хоть он и возглавлял Институт красной профессуры и имел своих учеников. Покровский имел мужество признавать свои ошибки. Вот что пишет по этому поводу О.Д.Соколов:

«Покровский упорно, вслед за поступательным ходом исторической науки совершенствовал свою историческую концепцию, улучшая свои работы, пересматривая и уточняя важнейшие выводы своих многочисленных трудов. В 1926 г. на первом заседании Общества историков-марксистов он самокритично указал на ряд своих собственных ошибок в освещении исторического процесса. Он признал, что экономический материализм, который был основой его экономических воззрений в первый период научной деятельности, не был полностью изжит им и в дальнейшем, поэтому освещение ряда проблем в его работах было неправильным. В частности, если раньше он называл восстание Пугачева ранней буржуазной революцией, то в статье, опубликованной в «Правде» в 1925 г., он дал правильную характеристику движения Пугачева как великого крестьянского восстания, в котором наряду с русскими участвовали и многие другие народности России.

В 1928-1929 гг. на дискуссии в Институте красной профессуры Покровский признал правильной критику его взглядов на роль торгового капитала в русском историческом процессе....историческая концепция Покровского претерпела значительные изменения.«...Совершенно ясно, — писал он, — что в ряде отдельных формулировок, иногда очень важных, старые изложения этой концепции звучали весьма не по-ленински, а иногда были попросту малограмотны». (Там же, стр. 66).

Согласитесь, для того, чтобы публично назвать «малограмотными» некоторые свои формулировки, требуется известное гражданское мужество и самокритичное отношение к себе как к ученому. Этими качествами Покровский обладал сполна.

Зюганов совершенно бездоказательно обвиняет Покровского в фальсификации отечественной истории. Такого приговора его не удостаивал даже самый злейший из врагов. Тогда как на самом деле ученый требовал абсолютной точности в изложении исторических событий. «Кто вздумал бы на основании предвзятой точки зрения навязывать истории то, чего не было, погрешил бы сразу и против ленинизма, и против истории науки. Иначе, впрочем, и быть не может, поскольку ленинизм и требования строгого научного метода вполне совпадают», — писал Покровский. («Историческая наука и борьба классов. «Октябрьская революция», стр.6). О.Д.Соколов утверждает, что «Покровский непримиримо боролся против всякой фальсификации истории» (там же, стр.31) и приводит немало примеров, которые из-за недостатка места я опускаю. Но факт остается фактом: Покровский и фальсификация истории — «вещи несовместны».

Не выдерживает критики утверждение Зюганова, будто после Октября у нас действовала установка, что все, бывшее до революции, «малосущественно». Молодое Советское государство отнюдь не начинало жить с чистого листа — оно вырастало из прошлого, усваивая как хорошее, так и плохое. Тот же принцип был положен и в основу науки. Тем же путем шел ниспровергаемый Зюгановым Покровский. Сошлюсь еще раз на О.Д.Соколова.

«Борясь против буржуазной идеологии, — пишет он, — Покровский вместе с тем требовал от советских историков использовать положительный опыт, накопленный исторической наукой прошлого, перенять от нее «то, что необходимо взять всякому

историку и чему нас грешных обучали в старом университете — работать над документами, критически подходить к источникам, анализировать и т.д.» (М.Н.Покровский. «Историческая наука и борьба классов», выпуск II, стр. 304).

Зюганов приводит якобы сказанные Покровским слова: «...Лет через пятнад-цать-двадцать читать Соловьева и Ключевского перестанут, как теперь никто не читает уже Карамзина». Проверить цитату трудно, поскольку Зюганов не указывает источник, что вообще-то не принято в науке. Отталкиваясь от цитаты, на ее основании он делает вывод:

«Прогноз Покровского, воспринимаемый ныне, когда вычеркнутые им произведения корифеев дооктябрьской исторической науки переиздаются миллионными тиражами, а книги его самого известны разве что узкому кругу специалистов, не иначе как глупость, в 20-30-е годы в глазах формировавшейся из вчерашних рабочих и крестьян интеллигенции, не говоря о самих рабочих и крестьянах, выглядел весьма естественным». (Г.А.Зюганов, «Россия — родина моя», М., Информпечать, 1996 г., стр. 53.)

Разберем по существу. Слова Покровского, если они действительно были сказаны, — это всего лишь мнение ученого, а не директива Совнаркома или постановление Политбюро. Да и вряд ли рабочие и крестьяне читали приведенную Зюгановым цитату, к тому же если она публиковалась не в массовых газетах, а в специальных научных изданиях. Но даже если и читали, на каком основании Зюганов утверждает, что «прогноз» относительно Соловьева и Ключевского в их глазах «выглядел весьма естественно»? Это выдумка доктора философии.

«Вычеркнул» ли Покровский «произведения корифеев дооктябрьской исторической науки» из культурного и исторического потока нашей страны? Нет, это тоже, мягко говоря, недобросовестная выдумка лидера КПРФ. Доказательства? Пожалуйста!

Ключевского и Соловьева в нашей стране переиздавали неоднократно. Уже в 1918 году литературное издательство отдела Комиссара народного просвещения выпускает в Петрограде: «Курс русской истории» В.О.Ключевского в четырех частях, первый сборник статей ученого под названием «Опыты и исследования», затем второй — «Очерки и речи» и, наконец, его «Сказание иностранцев о Московском государстве». В 1920-1921 гг. там же выходит «Курс русской истории» В.О. Ключевского в двух томах. Второе и третье издание — в 1923-м. Четвертое — в 1925-м. В 1924 г. в Ленинграде увидели свет «Письма В.О. Ключевского к П.П. Гвоздеву». «Курс русской истории» в трех томах переиздается в 1938-1939 гт. в Минске Гизбелом, в типографии имени Сталина.

Во второй половине 30-х годов XX в. выходит «Курс русской истории» Василия Осиповича Ключевского в 5 томах. По словам ученых В.А.Янина и А.А.Александрова, «после резкой критики концепции М.Н.Покровского и издания во второй половине 1930-х гг. пяти томов «Курса русской истории» В.О.Ключевского вновь началась полемика о значении творчества последнего. Наиболее существенные работы о Ключевском в это время были опубликованы Н.Л.Рубинштейном», который отвел ему «ведущую роль в развитии буржуазного экономизма». Но «решительный поворот в изучении творческого наследия В.О.Ключевского» связан, по мнению этих ученых, с тем, что после Великой Отечественной войны 1941-1945 годов «советские архивохранилища пополнились новыми материалами из архива В.О.Ключевского».

В 1956-1959 гг. под руководством видного советского историка М.Н. Тихомирова печатаются Сочинения В.О. Ключевского в 8 томах с комментариями

I

В.А. Александрова и А.А. Зимина. В 1968 г. в издательстве «Наука» выходит солидная — 524 страницы с иллюстрациями — книга В.О. Ключевского «Письма. Дневники. Афоризмы и мысли об истории». В 1987г. издательство «Мысль» выпускает Сочинения В.О. Ключевского в 9 томах под редакцией члена-корреспондента АН СССР В.Л. Янина. Параллельно в научных журналах и других изданиях выходят исследования и статьи о его творчестве и историческом наследии. Многие ученые расходятся в оценке взглядов и концепции Ключевского, споры продолжаются и поныне. Назову некоторые исследования.

Это серьезная работа Раисы Александровны Киреевой «В.О.Ключевский как историк русской исторической науки», изданная в Москве в 1966 году. Вот как она оценивала ученого: «Стоя на старых позициях, Ключевский довел до возможного для буржуазного ученого предела разработку истории отечественной исторической науки.... по сравнению с уровнем исторического знания его времени нельзя не отметить заслуг Ключевского в попытке дать периодизацию исторической науки и мотивировать ее главнейшие рубежи влиянием общественных событий» (см. названную работу, стр. 224, 226).

Это монография «Василий Осипович Ключевский. История жизни и творчества» Милицы Васильевны Нечкиной, вышедшая в Москве в 1974 году, — этому труду она отдала полвека своей жизни, пересматривая и уточняя собственные взгляды на крупнейшего русского буржуазного ученого-историка. «Ключевский — это целая эпоха нашего научного прошлого и эпоха предреволюционная. Он как бы канун всего того, что совершилось в исторической науке потом», — писала она.

Это исследование Э.Г.Чумаченко «В.О.Ключевский — источниковед», появившееся в 1970 году, в котором «отмечалось новаторство ученого во введении в научный оборот разных типов исторических источников, тщательность их анализа и обработки, широкий теоретический подход». Об этом писали член-корреспондент АН СССР В.Л.Янин и доктор исторических наук В.А. Александров во вступительной статье к 9-томному изданию трудов В.О.Ключевского в 1987 году. В ней констатируется, что «трудами А.А.Зимина и Р.А. Киреевой в 1968 г. были изданы письма и дневники ученого, а в 1963 г. — целый ряд неопубликованных произведений, преимущественно отражавших проблемы культуры России и особенности взаимосвязей России и Западной Европы с XVIII века». (Там же, стр. 10).

Творчеству Ключевского посвящены в 60-е, 70-е, 80-е годы XX в. работы многих авторитетных советских ученых — В.Л.Янина, М.Н.Тихомирова, А.А.Зимина, В.А.Александрова, Л.В.Черепнина, В.И.Астахова, А.Н.Цамутали, А.Л.Шапиро, А.А.Введенского и ряда других. Нет, в нашей стране В.О. Ключевского не «вычеркивали». Хотя оценка его наследия и концепции никогда не была однозначной. О нем спорили и продолжают спорить. И это закономерно, ибо бесспорна одна лишь -посредственность.

Теперь посмотрим, как обстояло дело с трудами предшественника и учителя В.О.Ключевского — С.М.Соловьева. Чтобы не утомлять читателя излишними подробностями, скажу лишь, что «Избранные труды. Записки» С.М.Соловьева у нас выходили в 1983 г., в 1988-м — его «Сочинения» в 18 книгах, а в 1990-м издательство ЦК КПСС «Правда» выпустило «Чтения и рассказы по истории Соловьева» Двумя заводами общим тиражом 1 миллион экземпляров.

Пытаясь понять, чем руководствовался Зюганов, искажая в своей книге суть Протекавших в советской историографии процессов, я провела в «Ленинке» несколько

восхитительных недель, читая и перечитывая труды крупнейших русских и советских ученых. И вот какая закономерность невольно бросилась в глаза. В свое время СМ. Соловьев критически высказывался о своем учителе — профессоре М.П. Погодине. Пройдет время и с критическими замечаниями в адрес своего учителя СМ. Соловьева выступит его ученик В.О. Ключевский. Придет час и уже ученик последнего — М.Н. Покровский подвергнет серьезной критике концепцию своего учителя. А потом критика обрушится на самого Покровского. Историческая наука развивалась в жарких дискуссиях и спорах, критические запалы служили импульсом к поиску истины. Не всегда критика бывала объективной, напротив, она, скорее, бывала и субъективной, отражая научный уровень и позицию того или иного ученого.

Так были ли вычеркнуты Соловьев и Ключевский из нашего культурного и исторического контекста, как уверяет Зюганов? Даже по тем далеко не полным данным, что приведены выше, ответ может быть только отрицательный: нет, не были вычеркнуты. Вот ученый Покровский, стоявший у истоков советской истории и историографии, действительно, был вычеркнут на многие годы. О.Д.Соколов в уже упомянутой статье «Развитие исторических взглядов Покровского» к главному труду последнего — «Русская история с древнейших времен» пишет:

«Развитие советской исторической науки, овладение ленинской концепцией исторического процесса дало возможность пересмотреть многие ошибочные решения важнейших проблем, имевшихся в работах Покровского и ряда других ученых.

Однако освещение научного наследства Покровского... получило явно односторонний характер. Вскрывая и осуждая ошибки Покровского, некоторые историки не только забывали о его вкладе в советскую историографию, но и приписывали ему ошибки и недостатки, допущенные другими учеными. Нашлись и такие историки, которые, руководствуясь конъюнктурными соображениями, развернули по этому поводу шумную кампанию.

Наиболее яркое выражение тенденциозное освещение исторических взглядов Покровского и его места в советской историографии получило в двухтомнике статей, о содержании которых говорят названия томов: «Против исторической концепции М.Н. Покровского» и «Против антимарксистских концепций М.Н. Покровского» (они вышли в 1939 г. — Н.Г.). Подчиняясь целевой установке сборника, большинство его статей написано в «разносной» форме. В них огульно охаиваются все исторические труды крупного ученого, а в некоторых содержится и прямая клевета на его научную и педагогическую деятельность, доходящая до тяжких политических обвинений. Чего стоит, например, утверждение, что «так называемая школа Покровского не случайно оказалась базой для вредительства со стороны врагов народа, разоблаченных органами НКВД, троцки-стско-бухаринских наймитов фашизма, шпионов и террористов, ловко маскировавшихся при помощи вредных, антиленинских исторических концепций М.Н.Покровского». («Против исторических концепций М.Н.Покровского», ч.1, стр.5).

В статьях сборника были выдвинуты несправедливые, надуманные обвинения, основанные на подтасовках, передержках, подчас на прямой фальсификации текстов; применялись и другие недопустимые в дискуссиях приемы, имевшие целью полную научную и политическую дискредитацию ученого. Но и те авторы, которые держались в рамках научной полемики, в ряде случаев критиковали исторические взгляды Покровского, основываясь на его ранних работах, без учета того, что эти взгляды впоследствии пересматривались самим Покровским. Тем самым нарушался принцип историзма, оценка работ Покровского становилась необъективной». (Вступительная статья О.Д. Соколова «Развитие исторических взглядов М.Н.Покровского» к труду М.Н.Покровского «Русская история с древнейших времен», книга 1, М., «Мысль», 1966 г. стр. 69-70).

 

Как ни странно, но лидер КПРФ повторяет давно опровергнутые и отброшенные добросовестными советскими историографами обвинения в адрес Покровского. Повторяет спустя 64 года после смерти ученого, 57 лет после выхода злобных, полных клеветнических измышлений в адрес ученого сборников. Повторяет спустя 30 лет после выхода цитированной выше работы, расставившей точки над i. Зачем он это делает?

Каково же истинное место М.Н.Покровского в отечественной науке, а не то, какое отводит ему Зюганов? Вот как отвечает на этот вопрос О.Д.Соколов:

«Труды Покровского явились этапом в утверждении марксистско-ленинской концепции исторического процесса. У Покровского училось целое поколение советских историков. Но многие критики Покровского забыли это. Забыли и то, что они сами разделяли не только правильные, но и ошибочные положения Покровского, на которые теперь обрушивались.

Вместе с Покровским огульному обвинению в антимарксизме подверглись многие из его учеников и целый ряд видных историков, начавших свою деятельность под руководством В.И.Ленина.

...Однако труды Покровского при всех их несовершенствах вошли неотъемлемой частью в историю советской исторической науки и даже более того — в мировую марксистскую историографию (выделено мною — Н.Г.). Работы Покровского всем содержанием своим были направлены против идеалистического понимания истории. Низвергая кумиров старой, буржуазной исторической науки, они содействовали утверждению новой, марксистско-ленинской концепции, получившей развитие в трудах последующих поколений советских историков». (Там же, стр. 70, 71.)

А видный исследователь наследия В.О. Ключевского советский ученый-историограф Р.Киреева свою книгу «В.О. Ключевский как историк» заканчивает словами о том, что историографические взгляды Ключевского «не могли не способствовать дальнейшему развитию науки, ибо в рядах его учеников было много будущих видных историков различных направлений, таких, как П.Н. Милюков и А.А. Кизеветтер, В.И. Пичета и Ю.В. Готье, М.Н. Покровский и многие другие». (Названная книга, стр. 226).

Вот так оценивают М.Н.Покровского советские ученые-историографы. Зюганов, конечно, может сказать, что у него собственная точка зрения, на которую он имеет право. Безусловно, имеет. Но поскольку он претендует быть и считает себя ученым, он обязан подтверждать ее научными аргументами и доказательствами. Доказательств у него нет, кроме эмоциональной фразы, что вот, мол, Соловьева и Ключевского сейчас издают миллионными тиражами, а Покровского вспоминают разве что специалисты. Неужели непонятно, мудрый вы наш, что Покровский с его марксистскими взглядами нужен нынешней власти, как медведю свисток?

Однако вполне закономерны вопросы: а нужен ли Покровский сегодняшней науке и что знают о нем нынешние студенты и молодые ученые-историки? С этими вопросами я обратилась к выпускнику Московского государственного гуманитарного университета (в прошлом — Историко-архивного института), ныне аспиранту Дмитрию Шин.

— Честно говоря, — сказал он, — о М.Н. Покровском я впервые услышал, когда поступал в Историко-архивный институт. Мне этот вопрос достался в качестве дополнительного к экзаменационному билету на тему «Культура Советской России в 1920-1930 годы». И, несмотря на то, что, как говорится, «официально» фамилии Покровский абитуриент знать не обязан, преподаватели,

принимавшие экзамен, тем не менее, спросили меня о М.Н. Покровском, очевидно, преследуя цель не столько выяснить багаж моих знаний по истории Советской России, сколько получить ответ на вопрос, что знает о М.Н. Покровском современная молодежь.

До учебы в институте (который, кстати, со дня своего основания и потом некоторое время назывался не иначе как Историко-архивный институт им. М.Н. Покровского) я лично о Покровском ничего не знал. Однако потом оказалось, что изучение советской исторической школы без имени Покровского просто невозможно. Это исторический деятель, фигура, о которой сейчас многие забыли или помнят исключительно по разгромным статьям и целым книгам 1930-1940-х годов. Однако наука за это время уже шагнула далеко вперед.

Каким же вам представляется Покровский?

— Михаил Николаевич Покровский — личность яркая, интересная, нестандартная и неоднозначная. Выходец из дворянской среды, любимый ученик великого СО. Ключевского, член РСДРП с 1905 года, во время работы в Нар-компросе он был ярым противником союза с русской интеллигенцией, к которой хотя бы в силу происхождения принадлежал и он сам. Он был непримирим к своим идеологическим противникам и, будучи представителем воспитавшей его революционной обстановки, в исторической науке напоминал Буденного, рвущегося в отчаянные атаки с шашкой наголо.

Покровский был не только деятелем культуры, но и государственным деятелем, советским чиновником: он был, между прочим, первым председателем Моссовета, возглавлял Центрархив, был первым заместителем наркома просвещения А.В. Луначарского и заведовал в Наркомпросе Академическим центром. В то же время сейчас, например, только историки помнят, что Покровский был фактически основателем советской исторической науки. Его основной заслугой как историка является то, что он в своем главном труде «Русская история с древнейших времен» первым предложил взглянуть на историю России с точки зрения марксизма и формационного подхода. Кстати, эту работу Покровского в свое время очень высоко ценил В.И. Ленин. И опять-таки немногие помнят, что преподававшаяся в советской школе (вплоть до 1991 года) схема — первобытнообщинный строй, переход в феодализм, минуя рабовладение (как отличительная особенность истории России), капитализм и, наконец, социализм впервые — была применена к отечественной истории именно Покровским.

После революции, будучи главой Центрархива, он вел широкую деятельность по публикации документов, разоблачавших царский режим и династию Романовых. Но, несмотря на то, что эти публикации были вызваны, прежде всего, политическими причинами, Покровский подошел к этому как профессиональный историк. И даже самые ожесточенные критики Покровского не могут предъявить ему в вину фальсификацию исторических документов и фактов, что Покровскому легко можно было бы осуществить, но что потом неоднократно делали лишь его хулители, наиболее ярые из которых, как ни прискорбно, были его учениками.

В 1993 году в издательстве «Физкультура и спорт» (!) вышла книга Ю. Бе-зелянского «От Рюрика до Ельцина: Календарь российской истории», в аннотации к которой восторженно говорится, что это «поучительное историческое чтение» и что «ее автор собрал уникальный материал». И, говоря о Николае II

и императрице Александре Федоровне, «уникальный» автор заявляет: «Судя по недавно опубликованной переписке, Ники и Алекс (так они называли друг друга) связывала нежная любовь». Далее следует совсем наглая, но, наверное, «поучительная» ложь: «Николай II, императрица Александра Федоровна и их дети были расстреляны по приказу Ленина и Свердлова в ночь с 16 на 17 июля 1918 года». Но нас в данном случае интересует переписка царской семьи. И читателям этой книги после таких строк даже и в голову не придет, что «недавно опубликованная переписка» была впервые и полностью (!) опубликована в 1923 году ни кем иным как М.Н. Покровским, а в 1922 году ее, как мы бы сейчас назвали, пиратская копия вышла в Берлине.

Споры о Покровском не утихают до сих пор. Однако личность М.Н. Покровского интересует историков уже не с точки зрения его критиков и апологетов. Последние исследования показывают, что судьба основателя советской исторической науки была противоречивой и даже трагичной. Но искренний интерес к личности Покровского растет, и это не может не радовать. В 1992 году исследователь А. Чернобаев выпустил серьезную книгу «Профессор с пикой», или Три жизни историка М.Н. Покровского». Более того, проходя не так давно мимо одного из книжных магазинов, я с удивлением увидел переизданный главный труд М.Н. Покровского «Русская история с древнейших времен».

Так получилось, что тема моей диссертации «Общественно-политическая деятельность Е.А. Литкенса (1888-1922) в контексте эпохи: Источниковедческое исследование» была косвенно связана с М.Н. Покровским, т.к. один из строителей советской системы просвещения Евграф Литкенс работал вместе с М.Н. Покровским сначала в Моссовете (Покровский был его первым председателем, а Литкенс его заместителем), а позже в Наркомпросе (где Покровский был первым заместителем Луначарского и возглавлял Академический центр, а Литкенс — вторым заместителем наркома просвещения и возглавлял Организационный центр).

К Покровскому можно относиться по разному: хвалить, как это делал Ленин, ругать, как ругали Покровского его же ученики в 1930-1940-е годы. Но важно одно: М.Н. Покровский — это часть нашей, отечественной истории. И не знать некоторых основополагающих ее моментов, к которым принадлежал и Покровский, — значит, относиться наплевательски к истории родной страны, — подытожил Дмитрий Шин.

Дмитрий познакомил меня с книгой своего преподавателя, историка Татьяны Хорхординой — специалиста по изучению истории отечественных архивов». Вот что пишет она об оболганном Зюгановым ученом:

«Покровский был как бы живым олицетворением неоднозначной действительности 20-х годов, представляя собой тип эрудированного ученого, отдавшего все свои знания и талант на службу жесткой системе марксистских идей. Сегодня он воспринимается одновременно и как один из творцов перехода от «советской демократии» первых послереволюционных лет к жесткой тоталитарной системе сталинского типа, и как жертва этого перехода. Сразу же после кончины его имя, а также так называемая «школа Покровского» были ошельмованы..., хотя сами идеи, ныне характеризующиеся как «вульгарно-социологические», были, как и во многих аналогичных случаях, использованы победителями... Покровский был скорее в какой-то степени трагической и одно-

временно героической фигурой, достаточно типичной для первого послереволюционного времени». {Хорхордина Т.И. История Отечества и архивы: 1917-1980 гг., М., 1994, стр.92-93)

Читатель может сказать, а надо ли так подробно говорить о Покровском, все же это дела давно минувших дней. Убеждена: надо! Надо защитить его, оболганного Зюгановым походя, между прочим. Доктор философии не только злобно втаптывает имя ученого-марксиста в грязь, но и фальсифицирует советскую историографию. Так что это — отнюдь не «мелочи». Или те самые «мелочи», которые весьма красноречиво характеризуют самого Зюганова.

Как Зюганов фальсифицирует послеоктябрьскую историю

То, что Соловьев и Ключевский с их неприятием революции Зюганову ближе, чем революционер, участник трех русских революций, ученый-марксист Покровский, тоже понятно. Ведь и сам Геннадий Андреевич революции не приемлет. А что же он предлагает? Каким видит будущее России? Что надо делать?

«Второй вариант предполагает, что Россия примет тот исторический вызов, перед лицом которого оказался сегодня наш народ, не смирится с грядущим порабощением и попытается вернуть себе прежнюю державную роль — роль гармонизатора различных национально-политических интересов, сберегателя баланса сил, обеспечивающего многообразие путей развития, исключающего монополизацию в геополитической области.

Для этого прежде всего необходимо восстановить историческое преемство российской государственности и отечественной духовности». (Г.Зюганов. «Держава», М., Информпе-чать, 1994 г.)

Чуть ниже он скажет: «Без возрождения Союза на новой основе... наше государство не поднимется с колен». Но семена уже брошены, и какие! Российская государственность — это самодержавие. Отечественная духовность — это православие. Зюганов считает, что необходимо восстановить их «историческое преемство». Право, еще немного — и лидер КПРФ запоет: «Боже, царя храни».

«Веками, как величайшую святыню, Россия хранила и пестовала свое соборное, всенародное единство. К XIX веку его древняя формула облеклась в знаменитый трехсоставный чеканный лозунг: «Самодержавие. Православие. Народность». Пройдя в XX веке через горнило гражданской войны и репрессий, удушающих идеологических догм и духовного геноцида, будучи после всего этого внезапно и беспощадно втиснута в «демократические», чуждые ей рамки общественного и политического бытия, Россия нашла в себе силы вернуться к исконным святыням. В области религиозной это очевидно — Православие сохранило себя полноценным явлением на протяжении тысячелетней Руси», —пишет Зюганов в книге «Держава». (Издание 2-е, доработанное и дополненное, М., Информпечать, 1994 г., стр. 112)

Знаете, как-то трудно верится в пастораль, вышедшую из-под вдохновенного пера Геннадия Андреевича, — в нарисованное им «соборное, всенародное единство» господствующего класса российских помещиков и жестоко эксплуатируемых им крепостных крестьян. «Звери алчные, пиявицы ненасытные, что крестьянину вы оставляете? То, чего отнять нельзя, — токмо воздух!» — с горечью и болью сердечной восклицал Радищев, наблюдавший своими глазами тяжелую жизнь российского народа.

Но если все прошедшие века Зюганов представляет исключительно в благолепном сиянии, то весь советский период истории изображает как самый мрач-

 

ный в жизни народа: «горнило гражданской войны и репрессий», «удушающие идеологические догмы», «духовный геноцид». «Удушающими идеологическими догмами» он называет коммунистическую идею, марксизм-ленинизм, бывшие краеугольными камнями Программы КПСС. Но ведь сам лидер КПРФ пропагандой этих «удушающих догм» занимался больше 20 лет и, надо полагать, они, «удушающие догмы», неплохо кормили его, иначе, почему вдруг он решил сменить математическое поприще и стал делать партийную карьеру.

Нарисовав мрачную картину советских времен, Зюганов с удовлетворением констатирует: едва Россия была втиснута в «демократические» рамки (а случилось это после свершения августовской буржуазной контрреволюции 1991 года — Н.Г.), она вернулась к своим «исконным святыням» — православию. И не только. «Не менее бурно восстановительный процесс исторической преемственности развивается и в общественно-политической жизни страны», — пишет далее Зюганов. Получается что, восстановление буржуазного государства — это благо? Да читают ли члены КПРФ подобные «научные сочинения» своего шефа?!

Еще один экскурс в «страну Зюганию» — и снова убеждаемся: что ни абзац в книгах и статьях «коммуниста номер один» КПРФ, то поразительное «открытие».

«Октябрьская революция, больше, чем какая-либо, разбудила надежды и страсти народных масс, прежде всего пролетарских», — так он характеризует итоги Октября. «Разбудила страсти»? Это что-то «новое». «Но первые ее итоги были «смазаны» гражданской войной, периодом величайших страданий 1917-1923 гг.», —утверждает он на стр. 54 книги «Россия— родина моя». Почему «смазаны»? И неужели он всерьез полагает, что после свершения революции жизнь уже на второй день должна стать совершенно другой?

«Только к середине 20-х гг. пролетарской массе удалось значительно поправить, а затем и улучшить свое положение, — продолжает свои «научные изыски» лидер КПРФ. — Одновременно она на собственном опыте ощутила и еще один аспект ситуации — крайнюю медлительность процесса улучшения своего положения». (Там же).

Ущербна даже стилистика без пяти минут доктора философии: медлительным может быть человек, процесс же — медленным. Но Бог с ней, со стилистикой. В подтексте фразы — опять таки скрытое обвинение в адрес Советской власти — мол, медленно поворачивалась. Но почему Зюганов забывает, что с 1914 по 1922 год Россия была в окопах, что с 1922 по 1925 год включительно шел столь необходимый период восстановления после двух войн, что хозяйство было разрушено и многое действительно пришлось начинать с нуля? Что, в конце концов, даже по оценке ярого врага России Черчилля, «Сталин принял Россию с сохой»?! Почему лидер КПРФ не берет во внимание, что молодая Советская Страна находилась во враждебном капиталистическом окружении, была в политической и экономической покаде извне и что ее раздирала, лихорадила все обострявшаяся внутрипартийная и яезатухавшая классовая борьба?

И все же посмотрим, как в действительности обстояло дело с «процессом улучшения положения» трудящихся после Гражданской войны.

Из истории известно, что в 1924-1925 гг. Советское государство выделило

помощь маломощному крестьянству» до 290 миллионов рублей. Крестьянгво было освобождено от ежегодной уплаты помещикам за землю, а это была «кругленькая» сумма — около 500 млн. рублей золотом. Это не могло не скараться на жизни крестьян.

До революции российские помещики производили 600 млн. пудов зерновых хлебов, кулаки — 1900 млн. пудов, беднота и середняки — 2 500 млн. пу-В 1927 году помещиков, естественно, уже не было, кулаки произвели все-

го 600 млн. пудов. Зато беднота и середняки получили 4 млрд. пудов — на 1 млрд. 500 млн. пудов хлеба больше, чем в дореволюционное время.

Приведя эти данные в речи на конференции аграрников-марксистов 27 декабря 1929 г., Сталин заметил:


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.021 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал