Принципы боя – теоретический каркас искусства тактики. 5 страница

В последующих операциях взаимодействие английских войск осуществлялось довольно четко. Особенно умело увязывались действия пехоты, танков и артиллерии с авиацией при осуществлении «непосредственной авиационной поддержки», что соответствовало нашему понятию «авиационное наступление».

Для тактики японской армии была характерна большая самостоятельность действий легковооруженных отрядов, особенно в джунглях и горной местности. Вся тяжесть боя ложилась на пехоту. Артиллерия вела огонь в основном по площади, к тому же ее было мало. Недостаток артиллерии восполнялся действиями авиации. Танки применялись не везде. В боевых действиях в районе Южных морей, например, танковые войска широкого применения не получили. В боях использовались лишь легкие танки и легкая полевая артиллерия.

В оборонительном бою японцы опирались главным образом на стойкость своей пехоты. Сильной стороной их обороны являлось умение войск применяться к местности, широко использовать заграждения, засады, совершать дерзкие вылазки в тыл противнику. Для уничтожения артиллерийских батарей создавались специальные диверсионные отряды. В обороне часто использовались обманные действия, огонь открывался с близких расстояний. Широко применялись внезапные контратаки особенно ночью. В целом оборона отличалась большим упорством. Во многих случаях оборонительные позиции защищались до последнего солдата.

Определенное развитие система взаимодействия получила в локальных войнах. Применение многих новых видов оружия - реактивной авиации, боевых вертолетов, противотанковых и зенитных ракетных комплексов, новых типов артиллерии, танков, БМП, самонаводящихся боеприпасов, бомб объемного взрыва и др. обусловило появление новых способов согласования боевых усилий сил и средств. Резко усложнилось, например, взаимодействие сухопутных войск с авиацией. Полеты на сверхзвуковых скоростях затруднили нанесение ударов по малоразмерным целям вблизи своих войск из-за кратковременности их пребывания над объектом, сложности его опознавания.

В связи с проведением аэромобильных операций возникла потребность организовывать взаимодействие между мотопехотой, танками и артиллерией с боевыми и транспортно-боевыми вертолетами, осуществляющими высадку и огневую поддержку воздушных десантов.

В новых условиях существенно возросло значение фактора времени при согласовании боевых усилий. Применение штабами автоматизированных систем управления в определенной мере упростило решение некоторых вопросов планирования взаимодействия, особенно облегчило производство сложных оперативно-тактических расчетов. На основе анализа опыта войны во Вьетнаме американские специалисты пришли к выводу, что при использовании АСУ время планирования боевых действий по отдельным задачам сокращается с 10 часов до 10 минут[96].

Как видно из рассмотренного, система взаимодействия войск за многовековую историю развития военного искусства прошла сложную эволюцию. Многое из накопленного арсенала сохраняет свою значимость и теперь. Но меняется оружие изменяется и система взаимодействия войск. Поэтому опыт прошлого может рассматриваться лишь как ступенька к восхождению к новым рубежам боевого совершенствования.

2.6 Внезапность действий и применение военной хитрости

(обман противника)

Фактор внезапности в бою всегда был объектом пристального внимания военных теоретиков, военачальников. Вот как оценивал значение внезапности Г.К.Жуков: «… Крупнейший фактор, влияющий на успешность проведения операций, есть достижение оперативной и тактической внезапности. Внезапность достигается главным образом через два элемента – обман противника и стремительность действий»[97]. Аналогичную мысль высказал в свое время Г.А.Леер: «Разрушительное оружие действует потрясающе, но его действие ничтожно в сравнении с действием «бича» внезапности»[98].

В энциклопедических источниках отмечается, что «Внезапность является одним из важных принципов военного искусства и заключается в выборе времени, приемов и способов боевых действий, которые позволяют нанести удар тогда, когда противник меньше всего подготовлен к его отражению, и тем самым парализовать его волю к организованному сопротивлению»[99].

Многовековая боевая практика убедительно показала, что достижение внезапности, умение обмануть противника обеспечивают немалое превосходство над ним, ошеломляют, сеют среди его личного состава панику и растерянность и тем увеличивают потери. В то же время реализованная внезапность ставит свои войска в более выгодное положение, позволяет им захватить инициативу и добиться разгрома противника в более короткие сроки и с наименьшими издержками.

В силу этого достижение внезапности, применение военной хитрости во всех войнах являлись важной составной частью деятельности командиров, штабов и войск, одним из главных показателей их боевого мастерства. Внезапность давала возможность добиться максимум результатов при наименьшей затрате сил и средств. Древнегреческий военный историк Полибий, говоря о важности внезапных, обманных действий в достижении успеха в сражении» писал: «Как корабль без рулевого со всем своим экипажем становится добычей противника, так и с армией на войне: если вы перехитрите ее командующего, то зачастую вся армия может оказаться в ваших руках»[100].

Внезапность, как принцип военного искусства, совершенствовалась вместе с развитием средств и способов вооруженной борьбы.

Примеры из истории войн от древних времен до наших дней свидетельствуют о том, что действенность внезапности была тем выше, чем больше тот или иной военачальник проявлял смелости и решительности в поисках новых, нестандартных боевых приемов, заботился о сохранении тайны, бдительности и маскировки, умел вызвать у противника ложные представления о действительном положении своих войск, сроках и характере предстоящих действий, оказывал на него глубокое психологическое воздействие, направляя его усилия в нужном для себя направлении.

На ранней стадии развития военного дела, когда бой велся с применением холодного оружия, внезапность достигалась чаще всего за счет искусного построения боевого порядка, осуществления военной хитрости. Одним из классических примеров умелого использования принципа внезапности, который вошел во все учебники военной истории, является сражение при Каннах (216 г. до н.э.), где карфагенский полководец Ганнибал применил новый, неожиданный для римлян маневр - двухсторонний охват («клеши»). Он сумел ввести своего противника, полководца Варрона, в заблуждение - завлек в мешок его войско и сильными фланговыми ударами и рейдом конницы с тыла окружил и наголову разгромил его. Если потери римлян составили 48 тыс. убитыми и 19 тыс. пленными, то потери карфагенской армии - 6 тыс. убитыми[101].

Характерно, что по уровню боевой выучки карфагенское и римское войско, по оценке современников, были примерно одинаковыми. Следовательно, чашу весов в сражении перевесило искусство - умение найти слабое место у противника, ошеломить его неожиданностью.

Изучая опыт этого и многих других сражений, военные историки, философы, полководцы в течение длительного времени стремились выработать общие правила, рекомендации, что именно и как надо делать в бою, чтобы достичь скрытности и внезапности. Так, Ксенофонт в своем труде " Киропедия" поучал, что военачальник должен уметь расставлять сети, скрывать свои намерения, хитрить…, уметь делать все это лучше неприятеля»[102]. «Лови всячески для нападения с быстротою такое время, когда он случится в беспорядке, а твое войско будет устроено к бою; когда он будет без оружия, а ты с оружием в руках; когда он будет отягощён сном, а ты бодрствуешь; когда ты осмотришь его, а сам он остается скрытным; когда ты увидишь его на дурном месте, а сам будешь занимать выгодное»[103].

Некоторые полезные советы по вопросам достижения скрытности и внезапности содержатся в трудах Арриана и Плутарха. В трактате «Анабазис» Арриан в подражание Ксенофонту изложил историю азиатского похода Александра Македонского, где кроме прочего, раскрыл, как полководец использовал военную хитрость. Дальнейшее развитие вопросы внезапности, осуществления скрытного маневра получили в «Тактике» Асклепиодота и в «Теории тактики» Элиана (I век н.э.). Особого внимания заслуживает работа древнеримского военного теоретика Юлия Фронтина «Стратегемы», где на основе анализа походов полководцев он дал характеристику многих видов военных хитростей, известных в военной истории, которые он сгруппировал по элементам боя.

Внезапность в войнах явилась также предметом пристального внимания византийского писателя Псевдо-Маврикия (VI в.). В труде «Стратегикон» он рекомендовал учиться у великих полководцев умению ввести в заблуждение неприятельское войско. В последующем в эпоху Возрождения, эти мысли были развиты в книге Николо Макиавелли «О военном искусстве», где он изложил некоторые способы применения обманных действий в сражении. Вот некоторые из его рекомендаций. Лучший замысел тот, который скрыт от противника. Всякая неожиданность устрашает войско, поэтому приучай его к новому врагу. Сообщай только избранным о том, что уже решено[104].

Весьма искусно использовали внезапность и военную хитрость при ведении боевых действий наши предки – славяне. В войнах X-XII вв. они применяли для внезапного штурма крепостей камнеметные сооружения и огнеметные средства. Особенно расширились возможности для достижения внезапности с принятием на оснащение русской армии более совершенных образцов огнестрельного оружия (XVI-XVII вв.). В сражении под Добрыничами в январе 1605 г. русская рать численностью до 20 тыс. человек при 40 легких орудиях и 12-16 тыс. пищалях преградила путь на Москву войску Лжедмитрия I. Большую роль в обеспечении успеха русских полков сыграло применение такой «огневой хитрости», как одновременный залп из всех орудий и пищалей, который производился из-за полевых укрытий - возов с сеном («гуляй поле») с близкого расстояния. Противник не выдержал огневого удара и бежал с поля боя, потеряв 13 орудий, 6 тыс. человек убитыми и много пленными[105].

Внезапные способы действий широко использовались русскими военачальниками при осаде Смоленска (1632-1634), взятии казаками Азова и его обороне (1637-1641), в освободительных походах Крестьянской войны (1667-1671), крымских походов (1687-1689) и в других сражениях. Накопленный боевой опыт по достижению скрытности и внезапности получил отражение в изданном в 1647 г. Уставе русской армии «Учение и хитрость ратного строения пехотных людей», а затем и «Пушкарском уставе».

Много поучительного в вопросах достижения внезапности содержится в полководческой деятельности Петра Великого. «В числе всех прочих наук особливо требуется неприятеля перебороть», - поучал он, и надо оказать, что сам Петр это делал весьма превосходно. Уже в Азовских походах (1695-1696) Петр применил некоторые тактические новшества, которые оказались неожиданными для турок. При взятии Азова, например, он умело сочетал действия пеших войск с огнем полевой и корабельной артиллерии. В ходе Северной войны (1700-1721) в бою у Гуммельсгофа (июнь 1702) была впервые применена неожиданно для противника конная артиллерия. Четкий огонь артиллерии и скрытный маневр пехоты ошеломили шведов. В сражении у д. Лесной (сентябрь 1708) решающую роль в обеспечении разгрома шведов сыграли стремительные, внезапные действия «летучего корпуса (корволанта)».

В Полтавской битве (1709) внезапность в действиях русского войска была достигнута в результате умелого использования условий местности, ее инженерного оборудования, искусного построения боевого порядка, проявления высокой активности. Вот только один эпизод из этой битвы. На заключительном ее этапе шведы, потеснив центр русского боевого порядка, готовы были торжествовать победу, но неожиданная для них контратака батальона новгородцев, введенного в бой из резерва, предрешила, перелом в обстановке. Немалую роль в успехе сыграла личная храбрость Петра, возглавившего контратаку[106].

Принцип внезапности умело использовался полководцами западноевропейских армий. Например, чтобы ввести противника в заблуждение относительно построения боевого порядка и избранного места нанесения главного удара Фридрих II применял так называемую «косую атаку». Во многих случаях это обеспечивало пруссакам успех. Однако в конечном итоге такой способ атаки в результате многократного его повторения превратился в шаблон. Когда в сражении под Кунерсдорфом (1759) во время Семилетней войны Фридрих построил косой боевой порядок для атаки позиций русских войск, то эффекта неожиданности ему достичь не удалось. Изучив тактику пруссаков, русское командование заманило их в ловушку. Неожиданная контратака повергла в растерянность неприятеля. В беспорядке пруссаки стали отходить. «Всё бежит, - писал Фридрих II, - нет у меня власти остановить войска»[107].

Определенный вклад в развитие тактики русской армии, в частности в способы достижения внезапности, внес П.А.Румянцев. Во время русско-турецкой войны (1768-1774) он не раз озадачивал турок тем, что отступал от общепринятого построения боевого порядка. В одних случаях Румянцев выстраивал пехоту в дивизионные каре, а конницу располагал в интервалах между каре, в других - конница усиливала фланги. Орудия сосредоточивались там, где наносился главный удар. Каждое сражение, руководимое Румянцевым, было неожиданным для турецких войск.

«Удивить - победить» было девизом А.В.Суворова. Враги жаловались, что А.В.Суворов ведет бой «не по правилам». Но именно решительный отход от шаблонов линейной тактики и составлял «изюминку» суворовского искусства побеждать. Показательным в этом отношении являлось взятие считавшей неприступной турецкой крепости Измаил (1790) (рис.2.3). Согласно установившимся в то время канонам считалось, что крепостью следует овладевать путем длительной осады с суши. Суворов же действовал по-иному. Он подготовил штурм в исключительно короткие сроки и избрал неожиданный для турок способ действий. Крепость была одновременно атакована с нескольких направлений, в том числе и со стороны Дуная, чего никак не предполагали турки. Отражая удар, они вынуждены были распылять свои усилия по всему периметру крепостных укреплений. Хотя турки обладали численным превосходством (против 35-тысячного гарнизона турецких войск сражалась 31 тыс. русских), однако суворовский глазомер, быстрота и натиск обеспечили победу.

Свое искусство достижения внезапности Суворов предельно четко изложил в «Науке побеждать»: «Неприятель вас нечает, считает нас за сто, за двести верст. А ты, удвоив шаг богатырский, налети на него неожиданно. Неприятель... ожидает тебя с чистого поля, а ты из-за гор крутых, из-за лесов дремучих налети на него, как снег на голову…»[108]. И Суворов поистине умел делать то, что противник почитал за невозможное. Его армия совершала марш с темпом 33-34 км в сутки, преодолевая расстояние в 400 км за 12 суток

и неожиданно появлялась там, где враг никак не ожидал ее встретить.

Принцип внезапности лежал также в основе наполеоновской тактики. «Когда можно использовать внезапность, - говорил он, - ее следует предпочесть пушкам…. Весьма выгодно внезапно устремляться на оплошавшего противника, неожиданно атаковать его и разразиться над ним громом, нежели он увидит молнию»[109].

В стратегии и тактике М.И.Кутузова внезапность и военная хитрость сочетались с расчетливостью и дальновидностью. К примеру, Кутузов так умело осуществил Тарутинский маневр, что ошеломил Наполеона, поставил его армию в труднейшее положение. «Хитрая лиса Кутузов, писал он, меня сильно подвел своим фланговым маршем». Несколько дней он терялся в догадках: куда делась 100-тысячная армия русских после Бородинского сражения и сдачи Москвы. Кутузов, не сделав ни одного выстрела, за счет искусного использования внезапности во многом предрешил исход последующих военных действий.

Клаузевиц писал, что полководец не должен рассчитывать только на силу, на превосходство в численности, а уметь застать неприятеля врасплох. Он отвечал, что «внезапность лежит более или менее в основе всех предприятий, ибо без нее численное превосходство на решительном пункте, собственно, является немыслимым…. Поразить противника внезапностью, столь же важно, как и создать численное превосходство над ним…. Смятение и упадок духа противника - умножают успех»[110].

Способы достижения внезапности в войнах совершенствовались по мере развития средств вооруженной борьбы. Оснащение войск нарезным огнестрельным оружием вызвало коренные изменения в стратегии и тактике. Впервые из русских военных теоретиков это подметил А.М.Астафьев в труде «О военном искусстве» (1861). Он писал о необходимости пересмотра в новых условиях многих взглядов на стратегические и тактические концепции: «Ныне изобретение штуцера и другие открытия должны повлечь большую реформу в военном искусстве. Введение их потребует изменения не только организации армии, расположения, движения и действий войск на войне, но даже и того, что заключает в себе тактика, военная администрация, стратегия и все военные науки»[111].

Однако радикальные изменения в содержании принципов военного искусства под влиянием появления более совершенного оружия происходили медленно. В боевых уставах русской армии, вышедших во второй половине XIX в. в частности в «Уставах о полевой службе» (1858; 1879), «Уставе о строевой пехотной службе» (1895), «Наставлении для действий пехоты в бою» и других руководствах новые способы ведения боя, в том числе достижения скрытности, внезапности и маскировки находили слабое отражение. По-старому осуществлялось и обучение подразделений. Русско-японская война сурово покарала войска за отсталость в этих вопросах.

Внезапное нападение японского флота на русскую эскадру в феврале 1904 г. поставило японскую армию в преимущественное положение по отношению к русской армии. Эта война особенно ярко показала, какое большое значение имеет фактор внезапности в эпоху скорострельных пушек и автоматического оружия. В ходе боев в полную силу заявила о себе «огневая тактика», все более вытеснявшая тактику рукопашной схватки. Это повлияло на содержание всех без исключения принципов боя, в том числе на принцип внезапности. Те командиры, которые, как и прежде, пытались решать задачи только «силовым методом», т.е. созданием превосходства в силах, игнорируя скрытность действий, неизбежно терпели неудачу. Так, например, при атаке киньчжоусских позиций 13 мая 1904 г. японцы, имея трехкратное превосходство над русскими войсками в живой силе и артиллерии, смогли подойти к переднему краю обороны только на удаление 600 м, потеряв от огня артиллерии и орудий 4, 5 тыс. человек убитыми и ранеными.

Характерно, что тактическая внезапность в русско-японскую войну достигалась не только путем совершенствования способов боевых действий, но и довольно широко за счет применения новых, ранее неизвестных противнику боевых средств. Так, полной неожиданностью для японцев было применение русскими войсками такого эффективного оружия пехоты как миномет, который мог поражать цели, находящиеся за обратными скатами высот, в оврагах и окопах. Впервые миномет был применен при обороне Порт-Артура (1904).

Большое значение для достижения скрытности действий имел первый опыт применения русскими артиллеристами стрельбы орудиями с закрытых огневых позиций. Полевая трех дюймовая пушка образца 1902 г., снабженная угломером, успешно поражала цели, будучи невидимой для японцев. Определенный эффект в достижении внезапности достигался также за счет применения ручных гранат, электризованных проволочных заграждений, торпед на флоте, а также принципиально новых средств управления - радио, - телеграфной и телефонной связи.

В связи с появлением в начале XX в. авиации, развитием дирижаблестроения зародился новый, перспективный вид разведки - воздушная разведка. Это также повлияло на принцип внезапности - стало более затруднительным достижение скрытности при перегруппировках войск. Уже первый опыт применения самолетов в целях ведения разведки в итало-турецкой (Триполитанской) войне (1911-1912) дал обнадеживающие результаты. В русской армии средства воздушного наблюдения за противником в виде привязных змейковых аэростатов впервые были применены в русско-японскую войну, а во время Балканской войны (1913-1913) в болгарской армии участвовал первый русский добровольческий авиаотряд[112].

Довольно сложную эволюцию претерпел принцип внезапности во время первой мировой войны. Боевая практика показала, что внезапность нельзя компенсировать ничем. Создание подавляющего численного превосходства над противником не приносило успеха, если оно не сочеталось с внезапными действиями. Немалые потери понесли армии, чтобы убедиться в этом. Особенно явным было пренебрежение скрытностью при подготовке наступательных операций. К примеру, генерал Эрр так описывал подготовку операции англо-французских войск на реке Эне (1917): «…тайна атаки никем не сохранялась. Пресса говорила о нем открыто, и она обсуждалась в общественных местах. Из приказа, попавшего в руки германцев… они узнали точно день и час атаки»[113].

Как и следовало ожидать, несмотря на тщательную и длительную подготовку, огромные материальные затраты, операция успеха не имела. Не помогло и массирование крупных сил и средств. Войска понесли большие потери. И подобное игнорирование принципа внезапности было характерно не для одной операции. Помимо нарушения скрытности при создании ударной группировки войск типичным демаскирующим признаком при осуществлении прорыва являлось проведение длительной, нередко многодневной артиллерийской подготовки атаки. Это давало возможность обороняющемуся безошибочно вскрывать место прорыва, избранное направление главного удара и принимать соответствующие меры противодействия.

Говоря об упущениях в вопросе использования внезапности со стороны англичан и французов в первую мировую войну, Лиделл Гарт, метко заметил: «Это лучшее оружие всех великих полководцев истории было в загоне и покрылось ржавчиной с весны 1915 г.»[114].

Конечно, было бы неправильно утверждать, что подобное явление было повсеместным. История войн знает немало таких примеров, где принцип внезапности в тактическом и оперативном масштабах использовался весьма умело. Так, в Восточно-Прусской операции 30 июля 1914 г. 1-я гвардейская кавалерийская дивизия, обеспечивая развертывание 1-й русской армии, с ходу неожиданно для противника атаковала части охранения немцев у деревни Санайцы, захватила выгодные позиции. В этом бою конно-артиллерийский дивизион, входивший в состав отряда генерала В.И.Гурко, упредил противника в открытии огня. Немецкие орудия успели сделать только один выстрел, как на них обрушился уничтожающий огонь русской артиллерии.

Высокое мастерство в достижении скрытных и внезапных действий было проявлено многими командирами в ходе Галицийской битвы (5 августа - 8 сентября 1914 г.). К примеру, в ходе боя за д.Лащево 13 августа батареи 10-й артиллерийской бригады внезапным огнем с открытых огневых позиций нанесли большие потери 10-й пехотной дивизии противника, которая совершала марш без разведки и охранения. Остатки дивизии с 20-ю орудиями и тыловыми подразделениями сдались в плен[115].

Поучительный опыт в достижении внезапности был приобретен командованием русского Юго-западного фронта под руководством генерала А.А.Брусилова при проведении операции летом 1916 г. Прежде всего оригинальным был сам замысел операции. Наступление осуществлялось на широком фронте. Для того чтобы ввести противника в заблуждение относительно направлений ударов, прорыв осуществлялся не на одном, а одновременно на нескольких участках. «Если б я... ударил в одном месте, - объяснял позднее А.А.Брусилов, - то получился бы такой же неуспех, как у Иванова в 1915 г. и у Эверта и Куропаткина в 1916 г., но я действовал по-своему, широким фронтом. Это моя метода, при которой никто не знает, где настоящее наступление, а где демонстрация»[116].

Много поучительного в этой операции применялось в обеспечении скрытности подготовки наступления. Оборудование исходного района для наступления осуществлялось в основном в ночное время, к утру окопные работы маскировались, на просматриваемых со стороны противника участках обороны устанавливались искусственные маски. Ударные группировки и резервы располагались в тылу и за несколько дней выводились по ходам сообщения на исходные позиции. До начала наступления была хорошо разведана система обороны противника. Особенно ценные сведения давало аэрофотографирование, позволявшее определить координаты целей. Тем самым обеспечивались скрытность разведки и точность ведения артиллерийского огня.

Немало нового, неожиданного для противника было применено при проведении артиллерийской подготовки атаки. В отличие от операции англо-французов она была непродолжительной. Многократные ложные переносы огня артиллерии в глубину обороны вводили противника в заблуждение в отношении времени начала атаки. Поддержка атаки планировалась огневым валом, причем перенос огня в глубину осуществлялся «настолько постепенно и незаметно, чтобы наша пехота и противник не почувствовали это сразу»[117]. Для целеуказания и корректирования огня использовались аэростаты и самолеты.

Благодаря умелому достижению внезапности операция Юго-Западного фронта была одной из успешных первой мировой войны. Русские войска сравнительно быстро прорвали хорошо укрепленную оборону противника и продвинулись на глубину до 80-120 км. Оценивая роль внезапности в этой операции, А.А.Брусилов отмечал, что, рассчитывая на неожиданные действия, мы не думали, что они сами по себе принесут нам успех. Однако мы вправе были надеяться, что внезапность даст нам лучшие шансы на успех.

В первую мировую войну в еще более широких масштабах, чем в русско-японскую, внезапность достигалась за счет ввода в действие новых, весьма эффективных боевых средств - удушающих газов (операция на Ипре 1915), танков (операция на Сомме 1916, Амьенская операция 1918), авиации, а также огнеметов, бомбометов, противотанковых и противовоздушных средств. Тактический эффект от неожиданного ввода в действие новых видов оружия всегда оказывался весьма значительным. Вместе с тем боевая практика показала, что надо уметь не только достичь внезапности, но и использовать ее результаты.

На основе опыта первой мировой войны многие военные теоретики сделали вывод о резко возрастающей роли фактора внезапности в операциях. Например, немецкий генерал Э.Людендорф писал, что в будущей войне «Внезапность будет иметь особое значение, дабы противник не успел принять своих мер противодействия»[118]. Это положение было принято на «вооружение» гитлеровским руководством при подготовке войны против СССР и других стран. Внезапный молниеносный удар являлся стержнем плана «Барбаросса».

Высоко оценивал значение принципа внезапности Шарль де Голь. Он отмечал: «Царивший с незапамятных времен в военном искусстве захват врасплох, сданный одно время в архив, поскольку силе не хватало стремительности, вновь обретает свою базу, а следовательно, и свое значение»[119]. Наряду с этим высказывались мнения о том, что в связи с совершенствованием средств технической разведки, появлением радиолокации, развитием авиации достичь внезапности в бою и операции становится почти невозможно.

Довольно широко внезапность использовалась в действиях Красной Армии в гражданскую войну. Проявляя инициативу, командиры нередко ошеломляли противника дерзостью тактического маневра, внезапным выходом на фланги и в тыл его войскам, совершением смелых рейдов. Умело использовались ночные действия. Под покровом ночной темноты осуществлялись перегруппировки, марши, разведка. Частым явлением было внезапное нападение на населенные пункты, где располагались вражеские подразделения. Так, в результате дерзкой ночной атаки частям Красной Армии удалось почти без потерь овладеть Армавиром 20 сентября 1918 г. В ночное время, 3 января 1920 г., осуществлялся штурм Царицына.

Блестящим примером достижения внезапности явилась Перекопско-Чонгарская операция (7-17 ноября 1920 г.), проведенная войсками Южного фронта под командованием М.В.Фрунзе. При сильном морозе и ветре войска вброд форсировали Сиваш и нанесли неожиданный удар по врагу. Обобщая опыт гражданской войны в отношении фактора внезапности, М.В.Фрунзе писал: «Для нас должно быть ясно, что сторона, держащая инициативу, сторона имеющая в своем распоряжении момент внезапности, часто срывает волю противника и тем самым создает благоприятные для себя условия»[120].

Анализируя опыт первой мировой и гражданской войн, советская военная теория сделала вывод о том, что значение внезапности в операции и бою с появлением более совершенных средств вооруженной борьбы и повышением технической оснащенности войск будет все более увеличиваться. Во всех Полевых (Боевых) уставах Красной Армии, изданных в межвоенный период, говорилось о важности достижения скрытности, внезапности и осуществления маскировки.

В частности, в Полевом уставе 1929 г. было записано: «Внезапность действует на противника ошеломляюще. Поэтому все действия войск должны совершаться с величайшей скрытностью и быстротой. Быстрота действий в сочетании с организованностью является основным залогом успеха в бою. Внезапность достигается также неожиданным для противника применением новых средств борьбы и новых приемов боя»[121].

Принцип внезапности был положен в основу разработки теории глубокого боя, что нашло отражение в Инструкции по глубокому бою от 9 марта 1935 г. В ней указывалось, что новые средства и тактика глубокого боя существенно повышают значение внезапности боевых действий. В числе мероприятий, обеспечивающих внезапность, важное значение имеют скрытное сосредоточение войск, в первую очередь танковых масс, механических частей и авиа- и механизированных десантов, скрытная подготовка к ведению массированного артиллерийскою огня, введение противника в заблуждение, применение дымов и технической маскировки, использование ночного времени.