Дзен и искусство ухода за мотоциклом

Именно записывание собственных наблюдений дало мне уверенность в себе и невероятное самоуважение (уважение моего собственного видения и наблюдения). Записывание отражало во внешний мир то, что происходило между моим умом и моим сердцем. Записывание отражало наблюдение моей жизни. Записывание учило меня достоинству Большого Я, достоинству говорить истину. Не раз я хотела разломать мою пишущую машинку или компьютер, но всегда знала, что больше для меня ничего нет. Для меня записывание было основой нового понимания. Записывание научило меня почти всему, что и знаю. Записывание похоже на гигантскую ветряную мельницу в моей голове, которая превращает видение, наблюдение и восприятия посредством написания слова в живительную энергию.

Книга «Искусство ухода за мотоциклом», написанная Робертом Пирсигом (“The Art of Motorcycle Maintenance”, Robert Pirsig), была для меня еще одной удачей, подтверждающей преобразующую энергию наблюдения. Я еще благоговею перед этой книгой, потому что она помогла укрепить мой новый, но пока шаткий взгляд на целебную ценность сохранения этой способности извлекать важную информацию посредством наблюдений и выражения этих наблюдений (записыванием без исправлений, критики или фиксации на том, что пишу). Я просто следовала потоку. Этот поток легко и естественно переносился в мою речь.

ЧТО ЖЕ ПРОИСХОДИЛО С МОИМ ЗАИКАНИЕМ?

После трехмесячного пребывания в этом процессе «смотрю/записываю» я начала замечать, что мое заикание в основном ушло. Другие заметили это еще раньше. Это было полной неожиданностью для меня… у меня не было никаких мыслей относительно исправления моего заикания, и судя по всему, оно уходило само собой.

Книга Роберта Пирсига попала мне в руки в подходящий момент. Это фантастика о профессоре колледжа, который делал большие путешествия благодаря расстройству психики. В его новой жизни к нему обращаются как «Рассказчик», а в «старой жизни» автор называл Рассказчика «Федром».

Рассказчик был в мотоциклетном вояже со своим младшим сыном, путешествуя назад в Монтану в тот город и кампус, где он был профессором колледжа. И вот постепенно Рассказчик понимает, что он опять медленно начинает соприкасаться с тем, что он ранее преподавал и во что верил. Вот пример:

«Так вот, сегодня я хочу начать первую фазу его путешествия в Качество, неметафизическую фазу, - и это будет приятно. Здорово начинать путешествие с кайфом, даже когда знаешь, что закончится оно вовсе не так хорошо».

Таким образом, используя свои старые школьные заметки как ссылки, он хотел реконструировать то, как Качество стало для него рабочей концепцией в преподавании риторике:

«Он широко вводил новшества. Его беспокоили студенты, которым было нечего сказать. Поначалу он думал, что это просто лень, но позже ему стало понятно, что это не так. Они просто не могли придумать, что сказать.

Одна из них, девушка с толстыми линзами, хотела написать эссе в 500 слов о Монтане. Обычно от подобных утверждений он начинал чувствовать себя утопающим, и предложил ей, не желая ее унизить, сузить тему до одного Бозмена.

Когда уже нужно было сдавать работу, у неё ничего не было, и это ее сильно расстроило. Она старалась и старалась, но не могла придумать, что сказать.

Он уже поговорил о ней с ее предыдущими консультантами, и они подтвердили его впечатления. Она была очень серьезной, дисциплинированной и трудоспособной, но страшно скучной. В ней не было никакой искры творчества. Ее глаза за толстыми стеклами были глазами человека, занятого нудным тяжким трудом. Она не обманывала, она действительно не могла ничего придумать, чтобы сказать, и была расстроена своей неспособностью сделать так, как ей сказано.

Его это просто ошарашило. Теперь он сам не мог придумать, что сказать. Возникло молчание, а потом неожиданный ответ: «Сократи тему до главной улицы Бозмена». Это проскочило как искра озарения.

Она покорно кивнула и вышла. Она испытывала то же, что первоклассница: настоящие страдания, постоянные слезы, причем явно уже длительное время. Она по-прежнему не могла ничего придумать и не могла понять почему, если она не могла придумать ничего про весь Бозмен, то что-то может получиться придумать об одной его улице.

Он (Федр) пришел в ярость. «Ты не смотришь!», - сказал он. Его память вернулась к собственному отчислению из университета за то, что у него было слишком много чего сказать. На каждый случай есть куча версий. Чем больше смотришь, тем больше видишь. Она даже не смотрела по-настоящему и даже не могла этого понять.

Наконец он сказал сердито: «Возьми хотя бы фасад одного дома на главной улице Бозмена. Оперного театра. Начни с верхнего левого кирпича».

Девичьи глаза за толстыми линзами расширились.

Короче говоря, эта девушка на следующее занятие пришла с озадаченным видом и вручила ему эссе на пятьсот слов о фасаде Оперного Театра на главной улице Бозмена, что в Монтане.

«Я села в закусочной через дорогу», - сказала она, - «и начала с описания первого кирпича, потом второго, а с третьим все начало получаться и я не могла остановиться. Там подумали, что я сумасшедшая, всё шутили со мной, но здесь всё. Я этого не понимаю».

«Что случилось с Федром, но во время долгих прогулок по улицам Монтаны он думал об этом и решил, что ее, очевидно, заблокировало точно так же, как парализовало и его самого в первый день преподавания».