Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Балканский узел






Если второй Марокканский кризис благоприятствовал реализации планов итальянского империализма по овладению Триполитанией и Киренаикой, то итало-турецкая война привела к обострению Восточного вопроса. Показав слабость Османской империи, она стимулировала рост национально-освободительного движения балканских народов и ускорила возникновение нового международного кризиса на Балканах.

Внешняя политика стран Балканского полуострова определялась династическими интересами правящих монархий, происками в регионе соперничавших империалистических держав и возрастающими экспансионистскими устремлениями постепенно складывавшейся национальной буржуазии. Главным объектом территориальных притязаний Болгарии, Сербии и Греции служила Македония с очень сложным этническим составом населения. Нередко одни и те же территории сербы и болгары считали с незапамятных времен своими. В Македонии проживали также куцо-влахи, тяготевшие к Румынии, и греки [86].

Со времени свержения династии Обреновичей в 1903 г. Сербия встала во главе южнославянского национально-освободительного движения, поддерживаемого русским панславизмом и царем. Подобно Болгарии заинтересованная в приобретении новых пахотных земель и пастбищ, Сербия стремилась пробиться к Салоникам, чтобы получить выход к морю, столь необходимый сербским экспортерам скота и сырья. На этот же порт претендовали и греки. Сербия рассчитывала завладеть большей частью Македонии и в перспективе присоединить Боснию и Герцеговину (которые она считала своим бесспорным историческим достоянием) лишь с помощью Антанты и прежде всего - России. Так называемая " Старая Сербия", являвшаяся средоточием средневековой сербской культуры, также находилась под османским игом [87].

С точки зрения Антанты, Сербия являлась барьером, затрудняющим установление Германией экономического господства и политического контроля над Турцией и укрепление позиций Центральных держав на Балканах. В Болгарии обострялось соперничество между германскими и австро-венгерскими финансистами, с одной стороны, и французскими банкирами - с другой. Строительство Багдадской железной дороги соответствовало интересам правящих кругов Болгарии, так как по ее территории проходила значительная часть пути, который должен был соединить Берлин с Багдадом. К тому же, в отличие от сербов, у болгар не было каких-то значительных претензий к Дунайской монархии [88]. В свою очередь греческий народ добивался освобождения Северной Греции от османского господства. В это же время развертывалась и борьба албанцев за создание своего национального государства.

С января 1907 г. в течение пяти лет французским посланником в Софии являлся М. Палеолог. Длительное пребывание в центре балканских событий позволило ему оценить ту опасность для ситуации в Европе, которую представляло сочетание четырех факторов: " ускорение падения Турции, территориальные вожделения Болгарии, романтическая мания величия царя Фердинанда и, в особенности, наконец, - честолюбивые замыслы Германии на Востоке" [89]. " Дурные впечатления", которые Палеолог привез из Болгарии, вскоре подтвердились.

Поскольку вопрос о Черноморских проливах продолжал оставаться определяющим фактором политики России на Балканах, Петербург был заинтересован в создании блока балканских государств, который позволил бы ему оказывать решающее влияние на положение в регионе. Еще Извольский выступал за включение в состав такого блока и Османской империи, рассчитывая завладеть с его помощью прочными позициями в проливах посредством сближения со Стамбулом. Эта идея была поддержана российским послом в Турции (в 1909-1912 гг.) Н.В. Чарыковым.

Однако Сербия и Болгария сами собирались воспользоваться ослаблением Османской империи в результате понесенного ею в Африке поражения. Правительства этих стран считали раздел европейских владений Турции необходимым этапом в завершении формирования своих национальных государств. В этом они опирались на активное содействие российских посланников в Софии А.В. Неклюдова и в Белграде барона Н.Г. Гартвига. Таким образом, стимулируя образование Балканского союза, русская дипломатия собиралась вести за собой славянские государства, преследовавшие свои собственные цели [90].

Продолжавшиеся несколько месяцев переговоры, в которых в известной мере участвовала и Франция, привели 13 марта 1912 г. к заключению сербско-болгарского союза, направленного против Турции. В секретном приложении к договору говорилось о разделе Македонии. 12 мая между Белградом и Софией была подписана военная конвенция, а 29 мая при содействии британской дипломатии к союзу присоединилась Греция; в сентябре ее примеру последовала Черногория [91]. Сазонов писал в своих воспоминаниях, что Балканский союз был создан " если не по почину русского правительства, то с его ведома и согласия". Российская дипломатия не могла относиться безразлично к сближению славянских народов, " не сделать ничего для облегчения достижения Сербией и Болгарией их целей" [92]. Однако Сазонов явно преувеличивал возможности России контролировать действия балканских союзников и предотвращать таковые, если они противоречили бы российским интересам.

9 октября черногорский король Никола Негош начал военные действия против Турции. 17 октября, на второй день после подписания итало-турецкого мирного договора Болгария и Сербия, а на следующий день - Греция, объявили войну Османской империи, хотя и знали, что не получат прямой поддержки со стороны России. Однако, учитывая настроения в собственной стране и соперничество с Австро-Венгрией на Балканах, Петербург принял все меры, чтобы не допустить вмешательства в конфликт других великих держав [93]. Первая Балканская война приняла cо стороны стран Балканского союза национально-освободительный характер. Шовинистическая политика младотурецкого правительства в отношении своих христианских подданных подтолкнула Балканский союз к войне.

Неожиданно для европейских правительств Турция в течение трех недель потерпела сокрушительное поражение, будучи почти полностью изгнанной из Европы. Сербские войска заняли верхнюю долину Вардара (Куманово, Ускюб, Битоль), Ново-пазарский санджак и северную часть Албании, что открывало Сербии выход к Адриатике. Оказался перерезанным путь, издавна связывавший экономически и стратегически Австро-Венгрию с Эгейским морем; был устранен ранее созданный дипломатией барьер между Сербией и Черногорией. Здесь же должна была проходить железная дорога в направлении Салоник. Болгарская армия, заняв Фракию, достигла Чаталджинской укрепленной линии в 43 км к западу от Константинополя, которую ей все же так и не удалось преодолеть. Греки завладели Салониками. Турецкие войска продолжали удерживать крепости Адрианополь, осажденный болгарами, Янину, окруженную греками, и Скутари, обложенный черногорцами и сербами. Турецкая армия значительно уступала противнику в вооружении, располагая лишь устаревшим германским оружием, в то время как войска Балканского союза были оснащены новыми французскими пушками Шнейдера-Крезо [94].

Продвижение болгар к Константинополю совершенно не соответствовало замыслам российского правительства, которое желало видеть этот город " русским", а не " болгарским". Между тем сочувствующие болгарам немецкие газеты сообщали о намерении Фердинанда Кобургского провозгласить себя византийским императором. В Петербурге даже стали вынашивать планы защиты Константинополя от болгар путем посылки военных кораблей и высадки десанта для захвата города или хотя бы Верхнего Босфора. По мнению российского правительства, угроза со стороны болгар турецкой столице могла повлечь за собой резню христианского населения, а это привело бы к международной оккупации Константинополя, что вновь отодвинуло бы на неопределенное время благоприятное для России решение проблемы Черноморских проливов [95].

Вскоре возник новый, так называемый мобилизационный, кризис в международных отношениях, реально угрожавший возникновением общеевропейской войны. В октябре-ноябре 1912 г. в Австро-Венгрии была проведена почти полная мобилизация армии. В Далмацию, Боснию и Галицию, т.е. к границам Сербии и России, перебрасывались войска и доставлялась военная техника. Австро-венгерский флот, пополненный резервистами, был сосредоточен в Адриатическом море. В свою очередь Россия в первых числах ноября задержала очередное увольнение в запас нижних военных чинов в европейских округах и на Кавказе. Вена была крайне обеспокоена наступлением сербских войск в Албании, которую монархия Габсбургов собиралась превратить в " независимое" государство под своим протекторатом Сербия же поставила своей целью приобрести порт на Адриатике именно на албанском берегу. Как писали австрийские газеты, такой порт мог бы стать базой для будущего сербско-русского флота [96].

Правящие круги Австро-Венгрии были полны решимости не допустить этого. Шеф австро-венгерского Генерального штаба Б. фон Шемуа и наследник престола Франц Фердинанд потребовали силой остановить дальнейшее продвижение балканских славян и, хотя бы даже с помощью оружия, не позволить Сербии выйти к Адриатике. В Германии Т. фон Бетман-Гольвегу и Г. фон Мюллеру, шефу морского кабинета, удалось убедить кайзера, что отказ от поддержки Австрии невозможен, так как Германия утратила бы из-за этого " всякий кредит" и с Тройственным союзом было бы покончено [97].

В разговоре с Шемуа 22 ноября 1912 г. Вильгельм II заявил, что Австро-Венгрия " при всех обстоятельствах может полностью рассчитывать на поддержку Германии". Точно так же шеф германского Генерального штаба граф Г. фон Мольтке обещал своему австрийскому коллеге провести " энергичную наступательную акцию" параллельно с австро-венгерской. В тот же день кайзер совещался с эрцгерцогом Францем Фердинандом и еще раз подтвердил, что Германия поддержит Австро-Венгрию, если из-за балканских неурядиц дело дойдет до столкновения с Россией [98].

После того как сербские войска заняли три приморских города, Сазонов, пытаясь преодолеть противодействие Австро-Венгрии, предложил предоставить Сербии нейтральный порт на берегу Адриатического моря под гарантию великих держав. Франция и Великобритания поддержали эту инициативу, но Дунайская монархия категорически ее отвергла, получив поддержку со стороны Германии и Италии [99].

Несмотря на то, что большинство министров российского правительства согласилось с предложением военного министра В.А. Сухомлинова провести частичную мобилизацию Киевского, Варшавского, а затем и Одесского военного округов, председателю Совета министров В.Н. Коковцову удалось убедить Николая II, что это может вызвать войну России со всем Тройственным союзом, хотя мобилизация и была бы направлена только против Дунайской монархии. Император принял решение воздержаться от частичной мобилизации, а Сербия согласилась передать вопрос о получении порта на Адриатическом побережье на рассмотрение конференции послов великих держав. Франц Иосиф отменил вторжение австро-венгерских войск в Сербию. Это был самый угрожающий момент австро-сербского конфликта, который пошел на убыль после преодоления мобилизационного кризиса [100].

3 декабря 1912 г. балканские страны, за исключением Греции, заключили перемирие с Турцией. А 17 декабря в Лондоне под председательством Грея началось совещание послов шести великих держав. Днем ранее делегации воюющих стран приступили к обсуждению условий мирного договора, которые послы должны были сделать приемлемыми для России и Австро-Венгрии [101]. Грей старался доказать, что Тройственное согласие и Тройственный союз могут мирно сосуществовать. Германская же сторона надеялась оторвать Британию от ее партнеров [102]. В это же время, в декабре 1912 г., Мольтке писал Конраду, вновь ставшему начальником генштаба австро-венгерской армии, что австрийцам нужно дождаться распада Балканского союза и выражал уверенность в неизбежности большой войны: " Рано или поздно должна вспыхнуть европейская война, в которой борьба будет в конечном счете вестись между германизмом и славянством" [103].

Вокруг проблемы территориального разграничения на Балканах развернулась ожесточенная полемика между балканскими странами и Турцией, а также между самими участниками Балканского союза. Российский посол в Турции заявил, что война может возобновиться, если Стамбул не откажется от Адрианополя, Скутари и Янины и не согласится на установление границы южнее Адрианополя. Конференция послов должна была решить вопрос о создании албанского государства на Адриатическом побережье, где еще в 1910 г. вспыхнуло восстание албанцев против турецкого господства. Сначала участники Балканского союза предполагали разделить Албанию между Черногорией, Сербией и Грецией. Но после того, как албанцы 28 ноября 1912 г. провозгласили в Валоне (Влёре) свою независимость, конференция послов в Лондоне приняла решение об образовании автономной Албании под османским сюзеренитетом, хотя рассмотрение вопроса о ее границах было отложено. Во главе Албании позднее был поставлен племяннщс румынской королевы немецкий принц Вильгельм Вид [104].

Особенно сложным оказалось решение вопроса о статусе Скутари. Державы Тройственного согласия поддерживали стремление Черногории завладеть этим городом-крепостью, однако Австро-Венгрия по геополитическим соображениям настаивала на его передаче Албании. Россия выступала против включения в состав албанской территории Скутари, Ипека, Призрена, Джяковицы и Дибры и за их присоединение к Сербии или Черногории [105].

К концу 1912 г. Австро-Венгрия, рискуя большой войной, блокировала продвижение сербов через Косово к Адриатике. Однако Германия охладила воинственный пыл Вены, так как еще не была готова воевать. Это подтвердил проведенный Вильгельмом II 8 декабря 1912 г. " военный совет". В противодействии прорыву Сербии к Адриатическому побережью Италия солидаризировалась с монархией Габсбургов, ибо сама претендовала на соответствующие территории. Это сделало возможным очередное продление становившегося все более неустойчивым Тройственного союза. С другой стороны, Британия заявила своему партнеру по Тройственному согласию - России, что не окажет ей поддержки в войне за прорыв Сербии к Адриатике. Еще недостаточно окрепшая Россия была в 1912 г. не способна воевать с Австро-Венгрией и Германией, даже если бы ее и поддержала Франция [106].

23 января 1913 г. в Турции произошел государственный переворот, осуществленный младотурками прогерманской ориентации во главе с Энвером-беем. Поскольку новый турецкий кабинет соглашался отказаться лишь от части Адрианополя, 3 февраля по настоянию Болгарии балканские союзники возобновили военные действия. Их делегаты покинули Лондон в расчете на большую уступчивость со стороны Турции. Однако ни прорвать укрепленную Чаталджинскую линию, ни взять Адрианополь болгарам " с ходу" не удалось. В то же время в Лондоне продолжались споры о границах Албании. В конце концов, Россия согласилась на передачу Скутари Албании, но при условии уступки Сербии ряда городов (Призрена, Джяковицы и др.) [107].

Между тем 6 марта 1913 г. греческие войска заняли Янину, а болгары вместе с прибывшими из Сербии подкреплениями 26 марта взяли штурмом Адрианополь. Обеспокоенные продвижением болгар, в Петербурге приняли решение в случае их вступления в Константинополь направить к Босфору эскадру Черноморского флота, а может быть и попытаться предотвратить оккупацию города болгарскими войсками с помощью десанта.

Вскоре перемирие было возобновлено, линия Энез-Мидье вновь стала предметом переговоров. Но в это же время проблема Скутари переросла в серьезный международный кризис. Черногория продолжала осаду города, что привело к резкому ухудшению ее отношений с Австро-Венгрией. Россия не возражала против проведения державами военно-морской демонстрации в отношении Черногории, но сама не приняла в ней участия. Сазонов обосновывал согласие России на передачу Скутари Албании тем обстоятельством, что это албанский город и что Россия уже " отстояла" несколько городов " в интересах славян" [108].

Неожиданно король Черногории спутал все карты. 22 апреля командующий турецкими войсками в Скутари за данное ему Николой Негошем обещание сделать его правителем Албании сдал город черногорцам и сербам. Однако уже через несколько дней связанная со Скутари угроза большой европейской войны миновала, так как Австро-Венгрия и Италия, взаимно державшие друг друга за горло, принудили черногорского короля отказаться от этого города. Окончательное урегулирование данной проблемы рассматривалось как большой успех министра иностранных дел Австро-Венгрии графа Л. фон Берхтольда. Оценку германским послом в Вене Г. фон Чиршки политики Германии с октября 1912 г. и особенно в связи с кризисом из-за Скутари Берхтольд изложил 5 мая в своих дневниковых записях: " Все последние войны были выиграны теми, кто к ним годами готовился... Мы (т.е. Австрия) должны готовиться к войне, которая должна принести нам Сербию, Черногорию и Северную Албанию, Италии - Валону, Германии - победу над панславизмом" [109].

30 мая 1913 г. был подписан мирный договор между Турцией и балканскими странами, в соответствии с которым Стамбул уступал союзникам всю территорию к западу от линии Энез-Мидье, кроме Албании. Однако отношения между государствами-участниками Балканского союза все больше обострялись [110].

1 июня 1913 г. Сербия и Греция подписали военную конвенцию антиболгарской направленности. К ним вскоре присоединилась и Черногория. В Софии, в свою очередь, не сомневались в превосходстве болгарской армии, но испытывали все возрастающее беспокойство из-за позиции Румынии.

В последний раз секретный договор Румынии с Австро-Венгрией, а затем с Германией и Италией был продлен 5 февраля - 5 марта 1913 г. Австро-Венгрия и Германия тогда еще не считали возможным ее переход в лагерь Антанты. Румынский король Кароль I (Карл Гогенцоллерн-Зигмаринген), поддерживавший доверительные отношения с Вильгельмом II, пользовался полным доверием в Берлине. Однако, после первой Балканской войны, когда Румыния рассчитывала получить " солидную" компенсацию за свой благожелательный " нейтралитет" от Болгарии, претендуя на Силистру, бывшую турецкую крепость на Нижнем Дунае, и Южную Добруджу, Австро-Венгрия не оказала ей в этом необходимой поддержки. Хотя Румыния и завладела Силистрой, Бухаресту этого было недостаточно. В результате в мае-июне 1913 г., накануне второй Балканской войны, антантофильское направление стало в Бухаресте преобладающим. Премьер-министр Румынии заявил, что в случае войны между Болгарией и Сербией румынская армия выступит против Болгарии и займет территорию по линии Туртукай - Балчик. Дунайская монархия предложила Софии уступить эти земли Бухаресту [111].

Надеясь на скорую победу, правящие круги Болгарии 29 июня 1913 г. развязали вторую Балканскую войну. Вначале болгарская армия успешно атаковала сербские и греческие войска. Но уже через день союзники перешли в контрнаступление. 10 июля в войну с Болгарией вступила Румыния. А еще через несколько дней Турция потребовала от Софии отвести свои войска за линию Энез-Мидье. Раскол Балканского союза вначале вполне устраивал Австро-Венгрию. Однако скоро в Вене стали склоняться к тому, чтобы оказать Софии вооруженную поддержку [112].

Летом 1913 г. монархия Габсбургов охотнее всего открыто выступила бы с оружием в руках, чтобы предотвратить катастрофическое поражение изолированной Болгарии. Обещав оказать Софии военную помощь, Австро-Венгрия активно готовилась к нападению на Сербию и известила об этом Германию и Италию. Однако в Берлине сочли выступление Австро-Венгрии несвоевременным. Оно могло привести к европейской войне, которая для Германии была тогда нежелательна. Вена получила предупреждение, что не должна рассчитывать на поддержку Германии. Италия также предостерегла монархию Габсбургов от " опасной авантюры". Правящие круги Германской империи оценивали международную обстановку как неблагоприятную. На Балканах усиливалось соперничество между Австро-Венгрией и Италией из-за Албании. Российской дипломатии удалось углубить расхождения между Тройственным союзом и Румынией, которая сближалась с Тройственным согласием. Турция, на союз с которой рассчитывали в Берлине, была крайне ослаблена после войн с Италией и с Балканским союзом. В итоге Австро-Венгрия вынуждена была оставить Болгарию в одиночестве в окружении противников, отказавшись от намерения развязать войну против Сербии [113].

Турецкие войска перешли линию Энез-Мидье и 20 июля вступили в Адрианополь. Тогда великие державы по предложению статс-секретаря германского ведомства иностранных дел Г. фон Ягова договорились о проведении новой международной мирной конференции в Бухаресте, где она и открылась 30 июля 1913 г. [114].

Резкие разногласия на конференции возникли из-за притязаний Греции и Болгарии на Кавалу, укрепленный порт на берегу Эгейского моря. Россия отстаивала в этом вопросе пожелания Болгарии, рассчитывая таким образом восстановить в стране свое влияние. За передачу Кавалы болгарам выступила и Австро-Венгрия, также добивавшаяся сближения с Софией. Однако Великобритания и Франция высказались за то, чтобы порт перешел к Греции, что и было сделано с помощью голосов Германии и Италии [115].

Бухарестский мирный договор, завершивший вторую Балканскую войну, был подписан 10 августа 1913 г. Болгария утратила значительную часть занятых ранее территорий. Освобожденная от турецкого господства Македония была разделена. Сербия получила Вардарскую Македонию наряду со " Старой Сербией" и Косово и в итоге увеличила свою территорию вдвое. Греции досталась Эгейская Македония с портами Салоники и Кавала. За Болгарией остался лишь Пиринский край. Южная Добруджа отошла к Румынии. В результате заключения Бухарестского мирного договора произошло дальнейшее обострение политической ситуации на Балканах, сближение между Сербией, Грецией и Румынией. Укреплялись связи Болгарии с Австро-Венгрией и Германией [116].

29 сентября 1913 г. между Болгарией и Турцией был подписан Константинопольский мирный договор. К Турции переходила Восточная Фракия с Кирк-Килиссе, Люле-Бургасом и Адрианополем (Эдирне). У Болгарии осталась часть Западной Фракии с населенными пунктами Дегеагач и Порто-Лагос, но ни одного значительного порта на побережье Эгейского моря [117].

Русско-турецкая война 1877-1878 гг. и Балканские войны были, по существу, единым процессом раздела европейских владений Турции. После его завершения все силы югославянского национально-освободительного движения обратились против многонациональной империи Габсбургов. Выиг-рышным для России явилось существенное расширение Сербии и установление ее общей границы с Черногори-ей и Грецией. Это создавало преграду для австрийской экспансии в южном направлении.

За почти полным вытеснением Османской империи из Европы наметился и ее надвигавшийся крах в Азии [118]. Все более вероятной становилась перспектива мировой войны в связи с возможным распадом Османской империи. Некоторое перемещение турецкой границы на запад в результате второй Балканской войны уменьшило угрозу Константинополю и Черноморским проливам со стороны Греции и Болгарии.

В Бухаресте осознали, что австро-германский блок не стремится поддерживать территориальные притязания Румынии, а это способствовало ее сближению с Антантой. Возросли возможности активизации " великорумынского" движения с целью отрыва от Австро-Венгрии румын в Трансильвании с ее 3-миллионным румынским населением. Стремление России привлечь Румынию на свою сторону являлось одной из составных частей ее подготовки к европейской войне.

В Петербурге считали необходимым добиваться примирения между Сербией и Болгарией, чего можно было достигнуть передачей Софии части Вардарской Македонии. Со своей стороны, Болгария должна была бы поддержать борьбу сербов за национальное объединение. Этим надеялись предотвратить присоединение Болгарии к блоку Центральных держав. Позднее Россия выдвинула идею сербо-греко-румынского союза, который Петербург мог бы использовать для решения вопроса о проливах во время " европейских осложнений".

Балканские войны привели к обострению-русско-австрийских противоречий, продемонстрировали безусловную поддержку Германией австрийской экспансии на Балканах, но показали и известную несогласованность позиций стран Тройственного согласия. Сдерживающее воздействие Германии на Австро-Венгрию и, соответственно, Великобритании на Россию предотвратило перерастание Балканских войн в европейскую, а затем и в мировую войну. Таким образом, доминирующие державы в обеих союзных группировках удержали от вооруженного выступления своих исполненных воинственного духа партнеров. С другой стороны, в случае общеевропейской войны Россия полностью полагалась на Францию, но считала союз с Британией " далеко не обеспеченным". Петербург все же рассчитывал на превращение Антанты в надежный военно-политический союз. Балканы продолжали оставаться средоточием империалистических противоречий великих держав и межнациональных конфликтов. Это превращало полуостров в " пороховой погреб Европы" [119].

Разразившийся в 1913 г. политический конфликт между Россией и Германией в связи с направлением в Турцию германской военной миссии Лимана фон Сандерса явился серьезным испытанием для Тройственного согласия. Если Петербург безусловно располагал поддержкой Франции, то союз с Англией гарантировал ему лишь " доброжелательный нейтралитет" [120].

Государственный переворот, произошедший в Турции в январе 1913 г., был осуществлен младотурками, руководящий комитет которых " Единение и прогресс" поддерживал тесный контакт с германским послом в Стамбуле бароном Г. фон Вангенхаймом и германским военным атташе майором фон Штремпелем. Это создавало благодатную почву для укрепления германских позиций в Османской империи [121].

Однако существенное ослабление Турции в результате Балканских войн 1912-1913 гг. вызывало обоснованное беспокойство в германских правящих кругах, рассчитывавших использовать ее в качестве своего союзника и как плацдарм в вероятной войне против держав Тройственного согласия, прежде всего против России. Перспектива установления германского контроля над Черноморскими проливами ставила под прямую угрозу интересы России. Как говорилось в публикации российского журнала " Промышленность и торговля", " страна не может жить под постоянным страхом, как бы " ключ от входной двери" (т.е. проливов. - Б.Т.) в наше жилище, выпав из слабых турецких рук, не очутился в чужих сильных руках, которые будут вольны по своей прихоти казнить нас или миловать" [122].

Подобная ситуация возникла, когда Вильгельм II назначил 30 июня 1913 г. 58-летнего генерал-лейтенанта Отто Лимана фон Сандерса главой германской военной миссии в Стамбуле. Еще во время военных действий на Балканах был подготовлен соответствующий договор с Османской империей, сохранявшийся некоторое время в строгой тайне. В октябре 1913 г. кайзер, германские военные инстанции и ведомство иностранных дел, как и совет министров Турции, одобрили проект договора, который Лиман фон Сандерс подписал 28 октября в Берлине [123].

Власть младотурок вполне отвечала интересам как немецких милитаристов, так и германской военной промышленности, ибо, прежде всего, гарантировала Круппу заказы на поставку пушек. Предстояло возвести новые укрепления на всей линии обороны западнее Стамбула - " линии Чаталджи" и установить артиллерийские орудия на Босфоре, а также заново вооружить всю полевую турецкую артиллерию [124].

Если деятельность германской военной миссии К. фон дер Гольца в 1909-1912 гг. ограничивалась инспектированием турецких войск и организацией маневров, то миссия Лимана фон Сандерса, состоявшая из первоклассных военных специалистов, занималась всеми сферами военной жизни. Немецкие офицеры находились на ключевых должностях в командовании войсками, в Генеральном штабе и военном министерстве [125].

Лиман фон Сандерс возглавил Командование всеми военными школами и, главное, стал командующим первым армейским корпусом, расквартированным в Стамбуле и его окрестностях, в обязанность которого входила оборона столицы и Черноморских проливов. Назначение Берлином одного из лучших немецких офицеров, " и не инструктором, а командиром расположенного на Дарданеллах турецкого армейского корпуса, - писал Б. фон Бюлов в воспоминаниях, - это означало наступить своему другу (т.е. России. - Б.Т.) на его самую чувствительную мозоль" [126]. Фактически являясь командующим всей турецкой армией, германский генерал отодвигал для России на неопределенное время какие-либо перспективы завладеть Стамбулом и проливами. " В случае наших десантных операций в районе Босфора в будущем мы встретим здесь германский корпус", - писал в своем рапорте от 6/19 ноября 1913 г. российский военно-морской атташе в Турции капитан А.Н. Щеглов [127].

Следует отметить, что еще во время пребывания Николая II в Берлине в мае 1913 г. на бракосочетании дочери Вильгельма II Марии-Луизы, кайзер спросил царя, не будет ли у него возражений против направления Лимана фон Сандерса в Константинополь. Николай II не возражал, так как не имел представления о подлинном характере этой миссии и полагал, что она просто продолжит миссию фон дер Гольца [128].

Осенью 1913 г. при следовании российского министра иностранных дел С.Д. Сазонова через Берлин немцы скрыли от него намерение послать германскую военную миссию на берега Босфора. Узнав же существо дела, в Петербурге серьезно забеспокоились. " Проливы в руках сильного государства - это значит полное подчинение всего экономического развития юга России этому государству, - писал Сазонов в докладной записке царю от 12 ноября 1913 г. - ... Тот, кто завладеет проливами, получит в свои руки не только ключи морей Черного и Средиземного, он будет иметь ключи для поступательного движения в Малую Азию и для гегемонии на Балканах " [129].

Находясь проездом из Франции в Берлине 17-19 ноября 1913 г. Коковцов в беседах с Вильгельмом II и Бетман-Гольвегом настаивал на том, чтобы немецкому генералу было предоставлено командование корпусом, расположенном в каком-либо другом районе Османской империи (речь, разумеется, не шла о территориях вблизи российской границы или о сферах французских интересов). Отвергая это предложение, германская сторона ссылаясь на то обстоятельство, что реформированием военно-морских сил Турции занимается британский адмирал А. Лимпус, полномочия которого будто бы более обширны, чем у немецкого генерала. Собеседники явно уклонялись от компромисса [134].

В ноябре российское правительство обратилось к Франции и Англии с предложением предпринять в Стамбуле коллективный демарш против назначения Лимана фон Сандерса и с требованием " компенсаций". И хотя французское правительство реагировало на это положительно, Эдуард Грей категорически выступил против инициативы Сазонова, ссылаясь на то, что главная цель - удаление немцев из Стамбула - останется неосуществленной [135]. Министр иностранных дел Франции С. Пишон поручил французскому послу Полю Камбону убедить Грея, что командование корпусом, расположенным в турецкой столице, немецким генералом " ставит дипломатический корпус, пребывающий в Константинополе, под опеку немцев. Это фактически дает Германии ключ к проливам... Это нарушает равновесие между державами, являющееся гарантией самого существования Турции" [136].

Стремление Э. Грея смягчить позицию трех держав в отношении германской военной миссии побудило Сазонова в телеграмме российскому послу в Лондоне графу Бенкендорфу от 12 декабря 1913 г. констатировать отсутствие прочного единства между ними, что " является органическим пороком Тройственного согласия", который всегда будет ставить их " в невыгодное положение в отношении крепкого блока Тройственного союза" [137].

В тот день, когда российский посол в Берлине С.Н. Свербеев беседовал о предстоящем демарше трех держав в Стамбуле с шефом германского ведомства иностранных дел Г. фон Яговым, султан издал указ о назначении Лимана фон Сандерса членом военного совета и командующим 1-м армейским корпусом.

13 декабря послы России, Франции и Англии обратились к главе правительства Османской империи с запросом о правах, предоставленных генералу Лиману фон Сандерсу, и выражавшим надежду, что власть Турции " над проливами и Константинополем остается неприкосновенной". Однако это " бесцветное", по оценке Сазонова, заявление не произвело желаемого воздействия на великого везира, " опиравшегося" на германскую поддержку. Он решительно отверг возможность любого компромисса [134].

31 декабря 1913 г. состоялось Особое совещание высшего российского руководства под председательством В.Н. Коковцова, в котором участвовали военный министр В.А. Сухомлинов, морской министр И.К. Григорович, министр иностранных дел С.Д. Сазонов и начальник Генерального штаба Я.Г. Жилинский. Поскольку существовала реальная угроза изменения ситуации в Черноморских проливах, Сазонов выступил за принятие принудительных мер в отношении Турции, таких как финансовый бойкот, разрыв дипломатических отношений и даже занятие некоторых пунктов на турецкой территории, однако все это он считал возможным осуществить лишь при поддержке Франции и Англии. Только в этом случае, по его мнению, можно было бы избежать войны с Германией. Коковцов, настроенный против использования принудительных мер, поставил вопрос, желательна ли для России война с Германией? Сазонов согласился с тем, что в принципе война с Германией нежелательна, однако военный министр и начальник Генерального штаба заверили в полной готовности России к такой войне, не говоря уже о войне с Австро-Венгрией. Подобное заявление являлось признанием возможности и допустимости войны с Центральными державами. В итоге участники совещания пришли к выводу, что принудительные санкции могли бы быть применены только при неудачном исходе переговоров с Берлином и единодушии держав Тройственного согласия [135].

Но введения санкций против Османской империи не произошло. После весьма жесткой полемики между Берлином и Петербургом и переговоров германского и российского военных атташе в Стамбуле, сопровождавшихся враждебными выпадами прессы в обеих странах, с трудом было найдено компромиссное решение. 14 января 1914 г. Вильгельм II присвоил Лиману фон Сандерсу чин генерала от кавалерии, что по условиям контракта автоматически вело к повышению его ранга в Османской империи. Султан произвел его в маршалы. Лиман фон Сандерс был освобожден от командования 1-м корпусом и занял пост генерального инспектора всей турецкой армии. Против такого назначения Россия не могла возражать, так как британский адмирал уже командовал османским флотом. Новый статус Лимана фактически не ограничивал его функции высшего начальника турецкой армии. Германская уступка России обосновывалась в имперской канцелярии тем, что военное влияние Германии на турецкую армию должно быть подчинено более важной цели установления политического контроля над Османской империей, чтобы во время ожидаемого столкновения с Россией иметь ее своим союзником [136].

Конфликт из-за германской военной миссии Лимана фон Сандерса был последним международным кризисом кануна первой мировой войны. Он оказался едва ли не первым прямым русско-германским столкновением на Ближнем Востоке, причем в районе Черноморских проливов, являвшихся объектом наибольшей геополитической и экономической заинтересованности России.

Как отмечал Дж. Хальгартен, кажущаяся уступчивость с германской стороны " предотвратила немедленное наступление мировой войны, но, по существу, не удовлетворила ни русских, ни особенно французов". Всю первую половину 1914 г. русские собирались с силами, чтобы сделать более эффективным свое давление на германские позиции в Стамбуле, а для французов занятие немецким генералом поста инспектора турецкой армии означало окончательное отстранение Шнейдера-Крезо от строительства укреплений на Босфоре и поставок вооружения для турецкой армии. Компромисс, достигнутый в январе 1914 г., вскоре привел к обострению борьбы крупного французского капитала против германской военной миссии. Главной целью России по-прежнему оставалось установление контроля над Черноморскими проливами. Вскоре после достигнутого с Германией урегулирования российский министр иностранных дел С.Д. Сазонов дал понять, что не считает проблему решенной [137].

Действительно, работа германской военной миссии была сосредоточена на Черноморских проливах с их укреплениями и на Восточной Анатолии. Посредством географических съемок и разведки местности она должна была быть подготовлена для развертывания войск против России. В отношении Восточной Армении Лиман фон Сандерс также располагал обширными полномочиями. С целью усиления крепостных сооружений на проливах и их артиллерийского вооружения немецкие офицеры разработали специальный план. 16 февраля 1914 г. Лиман фон Сандерс отправился в Берлин для представления отчета кайзеру, в котором изложил сведения о проливах прежде всего с точки зрения установления над ними полного германского контроля. На основании услышанного Вильгельм II заявил: " Или скоро германское знамя будет развеваться над укреплениями Босфора, или меня постигнет такая же печальная судьба, как и великого изгнанника на остров Святой Елены" [138].

В апреле 1914 г. немецкие специалисты составили план минирования проливов, артиллерия береговых укреплений была перевооружена современными немецкими орудиями, и уже в конце мая немецкий артиллерийский инструктор командовал всеми оборонительными сооружениями на Босфоре. Личный состав германской военной миссии в Стамбуле продолжал пополняться вплоть до начала мировой войны [139].

Весной 1914 г. С.Д. Сазонов весьма обоснованно заявил одному немецкому собеседнику: " Вы знаете, как мы заинтересованы в Босфоре - какое это для нас чувствительное место. Вся Южная Россия зависит от него, и вот вы высаживаете прусский гарнизон у нас под носом! " [140] Как единодушно признавали частные и официальные наблюдатели, конфликт из-за миссии Лимана фон Сандерса послужил началом резкого ухудшения германо-российских отношений. В феврале 1914 г. Вильгельм II " начертал" на донесении германского посла Ф. фон Пурталеса из Петербурга: " Русско-прусские отношения умерли раз и навсегда! Мы стали врагами! " [141]

СТРАТЕГИЧЕСКОЕ ПЛАНИРОВАНИЕ, ВОЕННЫЕ ПЕРЕГОВОРЫ И ГОНКА ВООРУЖЕНИЙ

Международные кризисы, следовавшие друг за другом с 1905 г., ознаменовали возвращение в Европу напряженности, ранее отвлеченной империализмом на другие континенты. Однако теперь внутриевропейская ситуация была осложнена проблемами мировой и колониальной политики. В кульминационный момент первого Марокканского кризиса в Великобритании, где после англо-бурской войны осуществлялось реформирование армии, был образован Генеральный штаб, что означало перемещение стратегического центра тяжести из Индии на Европейский континент и тем самым, в известном смысле, с флота на армию [142]. Как отмечал немецкий историк А. Хильгрубер, в Германии столь же мало осознали тот факт, что с 1905-1906 гг. Европа снова стала главным объектом британской внешней политики, как и значение исходившего на континент обратного воздействия и импульсов англо-русского соглашения 1907 г. [143] Между тем, это явилось коренным поворотом от господствовавшего в " туманном Альбионе" образа врага - России к новому противнику ~ Германии. В Комитете имперской обороны развернулась борьба между Адмиралтейством и Генеральным штабом за первенство направленной на Северную Францию стратегии армии или же стратегии флота, ориентированной на диверсионные действия в Ютландии или Померании [144].

Вопреки ожиданию Берлина, первый Марокканский кризис повлек за собой консолидацию Антанты. Опасаясь германской агрессии, генеральные штабы Англии и Франции вступили в секретные переговоры, на которых, в частности, уже обсуждался вопрос о сохранении бельгийского нейтралитета. Таким образом, оба партнера по Антанте в своих внешнеполитических расчетах исходили из возможности возникновения европейской войны. Само образование Тройственного согласия явилось результатом противодействия трех держав политике Германии во время первого Марокканского кризиса [145].

Завершение в 1905 г. графом А. фон Шлиффеном, шефом Большого Генерального штаба прусско-германской армии, разработки стратегического плана войны против Франции и России стало другим, далеко идущим, последствием первого Марокканского кризиса. Уже после отставки Шлиффена в январе 1906 г. его меморандум " Война против Франции" был как военное " завещание" передан новому начальнику Большого Генерального штаба графу Г. фон Мольтке-младшему. Подготовленный Шлиффеном план войны на два фронта возник в весьма благоприятных для Германской империи международных условиях, когда царская Россия была ослаблена войной и революцией, и Франция не могла рассчитывать на ее активную поддержку [146].

Бывший германский военный министр Г. фон Штейн писал в мемуарах, что фронтальное наступление немецких войск на Францию не могло привести к успеху, так как " Верден, форты на Маасе, система укреплений Туль-Нанси, Эпиналь и мозельские форты представляли слишком большое препятствие. Обход слева был затруднен Эпиналем, фортами на Мозеле, Вогезами и Бельфором". При безусловно выигрышном для Германии наступлении через Бельгию известные трудности для немецких войск создавал расположенный на Маасе Люттих (Льеж). Французы же, по мнению Шлиффена, стали бы наступать через Лотарингию [147].

Основой плана Шлиффена служил замысел гигантского решающего сражения, в котором армия противника подлежала уничтожению одним ударом, и связанная с этим идея тотальной победы [148]. Шлиффен делал ставку на стремительное наступление основных сил германской армии в обход линии французских укреплений в Лотарингии с севера, через территорию нейтральной Бельгии, Люксембург и Нидерланды, во фланг и тыл французских войск. Немецкие войска, блокировав Париж, должны были с запада повернуть в сторону швейцарской границы и - при одновременном наступлении германского левого фланга на фронте от Бельфора до Вердена - окружить и разгромить французскую полевую армию в районе Труа, на полпути между Парижем и Бельфором. Военные действия против Франции должны были продолжаться шесть недель, после чего все силы направлялись против России, войну с которой предполагали завершить также в течение шести недель. До этого сдерживать ббльшую часть русских войск пришлось бы главным образом австро-венгерской армии. Для осуществления " блицкрига" Шлиффен намечал ввести в действие 40 армейских корпусов, из которых тогда реально существовало 34. Нехватка 6 корпусов была возмещена в 1913 г. всего лишь двумя корпусами. План Шлиффена не предусматривал никакого стратегического резерва, как и какой-либо, даже частичной, неудачи наступления. Принятие этого плана окончательно привело к преобладанию военной верхушки над политическим руководством империи. Узнав о существовании плана Шлиффена только в 1912 г., канцлер Т. фон Бетман-Гольвег фактически подчинился диктату военных. Теперь уже генштаб ставил стратегические цели, для осуществления которых правительство и дипломатия должны были создавать соответствующие внешне- и внутриполитические условия [149].

Мольтке-младший, став шефом генштаба, испытывал известное беспокойство из-за представлявшегося неизбежным вступления Великобритании в войну с Германией в случае нарушения немецкими войсками бельгийского нейтралитета. Чтобы уменьшить угрозу войны с Англией, а также не лишиться возможностей морского судоходства для снабжения страны, он исключил из плана Шлиффена проход германских войск через территорию Нидерландов. Вместо этого был намечен молниеносный захват крепости Люттих немецкими войсками, расположенными в Аахене, еще до общего развертывания германской армии. Это должно было обеспечить ее беспрепятственное продвижение через Маас во Францию. Разработка плана восточного развертывания, предназначенного для фактически невероятной ситуации ведения войны Германией против одной России, была прекращена генштабом в 1913 г. К началу мировой войны план Шлиффена остался единственным вариантом боевых действий со стороны Германии [150].

Включение Великобритании в сферу блоковой политики обостряло последующие международные кризисы, исходившие от Австро-Венгрии и Германии, которые поочередно происходили на Западе или Востоке/Юго-Востоке. За первым Марокканским кризисом произошли Боснийский кризис 1908-1909 гг., затем второй Марокканский кризис 1911 г., две Балканские войны 1912-1913 гг. и, наконец, кризис Лимана фон Сандерса. Каждый из этих кризисов балансировал на грани большой европейской войны, а возможности достижения компромисса между их участниками с каждым разом все более сокращались. Отступление Германии на Альхесирасской конференции 1906 г. уже не могло снова повториться, так как Берлин с тех пор отказывался от участия в международных конференциях, призванных преодолевать посредством переговоров конфликтные ситуации. " Сдача позиций" Сербией и Россией перед германской военной угрозой в марте 1909 г., при завершении Боснийского, кризиса, впредь уже была невозможна [151]. Однако, хотя ультимативное требование Берлина было направлено против России, правящие круги Германии были полны решимости в соответствии с планом Шлиффена сначала обрушиться всеми своими силами на Францию.

Невероятным становилось в будущем отступление Германии перед угрозой британского вмешательства, как это произошло во время второго Марокканского кризиса 1911 г. Статс-секретарь германского ведомства иностранных дел А. фон Кидерлен-Вехтер, выступивший инициатором посылки канонерской лодки " Пантера" в Марокко, опираясь на поддержку пангерманцев, сознательно создал ситуацию, чреватую возникновением европейской войны, чтобы заставить Францию пойти на уступки в колониальной сфере. Великобритания ясно дала понять, что в случае войны она выступит на стороне Франции и привела свой флот в состояние повышенной готовности. В Германии в 1911 г., вплоть до высших эшелонов власти, было распространено мнение, что немецкий народ " нуждается в войне" [152].

Проявленная Австро-Венгрией во второй Балканской войне " сдержанность" в отношении Сербии под нажимом Германии, считавшей себя недостаточно готовой к большой войне, едва ли могла повториться, если бы в Берлине нашли программу германских вооружений выполненной. Вообще великая держава, когда-либо отступившая перед угрозой войны, в сходной ситуации всего вероятнее уже не сделала бы этого [153].

Международная напряженность быстро нарастала во время и после Балканских войн, являвшихся первым после русско-турецкой войны широкомасштабным вооруженным столкновением в Европе, причем именно в балканско-ближневосточном регионе, ставшем исходным пунктом первой мировой войны. Важным фактором усиления напряженности были " кризисные конференции", проводившиеся в европейских странах - главных участниц надвигавшегося всемирного катаклизма.

Одним из таких мероприятий, сыгравших особую роль в подготовке к войне, оказался так называемый " военный совет", проведенный 8 декабря 1912 г. под председательством Вильгельма II в Берлинском городском замке. Его созыв явился реакцией кайзера на предупреждение Э. Грея о последствиях австро-венгерского нападения на Сербию и его заявление о том, что Англия не допустит нового поражения Франции. Это сделало очевидной преемственность британской политики, по меньшей мере, со времени второго Марокканского кризиса. На этом совещании Вильгельм II вместе со своими военными советниками наметил курс на усиленное вооружение сухопутных войск, дипломатическую и психологическую подготовку к континентальной войне против России и Франции, которая предвиделась в недалеком будущем. Была отмечена и необходимость дальнейшего развития германского военно-морского флота. Однако на совещании было отвергнуто требование кайзера немедленно развязать войну. В этом отношении результат " военного совета" был аналогичен итогам " кризисных конференций", состоявшихся в марте 1905 г. и в июне 1909 г. [154].

Уже 9 января 1913 г. шеф Большого Генерального штаба выступил за увеличение численности германской армии в мирное время на 100 тыс. человек, а также за крупные ассигнования на вооружение и строительство крепостей. Генштаб мотивировал свою позицию необходимостью защищаться от всех участников Тройственного согласия. Через несколько дней Тирпицу было передано указание кайзера подготовить к весне предложения о большом увеличении флота. Таким образом, как и в 1909, 1911 и в начале 1912 г., речь шла не только о предстоящей войне с Россией и Францией, но и с Англией [155]. Задачей Тирпица было обеспечить " постоянную готовность флота к войне" с Британией. На " военном совете" адмирал вновь повторил срок такой готовности - июнь 1914 г. Очевидно, что в ходе Балканского кризиса и на " военном совете" 8 декабря 1912 г. имперское руководство испытывало недоверие к действенности флота как основного силового инструмента противостояния Британии. Если армия на ограниченный срок (до 1916 г.) еще располагала возможностью обеспечить успех в континентальной войне, то германский флот - и это признавалось с 1908 г. - не мог в обозримом будущем соперничать с британским флотом [156].

Грядущая война являлась главной темой совещаний, участники которых говорили об эффективности методов подготовки к ней. В конечном счете, верх одержал канцлер Бетман-Гольвег, выступавший за отход от " мировой политики" своего предшественника Бюлова, осуществлявшейся наращиванием морской мощи против Великобритании, - к континентальной политике и концентрации усилий на " Срединной Европе", руководить которой призвана Германия [157]. Политика проникновения в Османскую империю рассматривалась в Берлине как реальная возможность соединить континентальную и " мировую" политику. Состоявшиеся в 1913 г. юбилейные торжества в связи со 100-летием Освободительных войн и 25-летием правления Вильгельма II были использованы имперским руководством для психологической обработки населения, охваченного шовинистическими настроениями в связи с кризисом Лимана фон Сандерса. Пангерманцы через близкого им кронпринца оказывали прямое давление на рейхсканцлера и кайзера [158].

Во время Балканских войн Пангерманский союз проделал большую эволюцию. Если ранее он усматривал в альянсе Германии с Австро-Венгрией и в противоречиях с Россией серьезную преграду в осуществлении политики, принципиально враждебной Британии, то после некоторых колебаний союз занял " великогерманскую" позицию, отказавшись от борьбы против Дунайской монархии, хотя в нем сохранилось и " малогерманское" направление. Руководство Пангерманского союза придало старым великогерманским идеям империалистический облик " Срединной Европы" [159].

Вопрос о сохранении нейтралитета Британской империей предопределял вероятность перерастания континентальной войны в мировую. Принятие Берлином решения о подготовке армии к войне с Францией и Россией, т.е. к большой европейской войне, неизбежно должно было превратить ее в мировую. Вера Берлина в возможность соблюдения Британией нейтралитета в случае континентальной войны после первого Марокканского кризиса становилась все более неоправданной.

Между тем германская военная верхушка относилась к созданному в Британии экспедиционному корпусу, предназначенному для ведения военных действий на Европейском континенте, с пренебрежением, хотя боеспособность входивших в него дивизий неуклонно возрастала. Мольтке как-то сказал Ягову, что со 150000 англичан немцы как-нибудь справятся. Поэтому Шлиффена, принимавшего в расчет вступление Англии в войну, как и Мольтке, эта проблема особенно не беспокоила. Еще менее занимала их угроза со стороны британского флота, даже блокада побережья, так как они, односторонне ориентируясь на континентальную войну, рассчитывали на быструю победу. Это свидетельствовало о фактическом отсутствии координации в деятельности германской армии и флота [160].

Генеральный штаб Австро-Венгрии в своем стратегическом планировании исходил из того, что потенциальными противниками Дунайской монархии являются Россия, Сербия и Черногория, хотя не исключалась и война с Италией и Румынией. Варианты подготовки военных операций разрабатывались из расчета на войну с каждым противником в отдельности или одновременно с несколькими на разных фронтах. Эта работа осуществлялась под постоянным давлением со стороны германского союзника. Еще в 1909 г. между Мольтке и Конрадом было достигнуто соглашение, в соответствии с которым Австро-Венгрия принимала на себя удар основных сил русских войск, в то время как Германия должна была нанести поражение Франции и после этого перебросить свои войска на восточный фронт [161]. Незадолго до смерти, в декабре 1912 г. Шлиффен писал о том, что " судьба Австро-Венгрии будет решаться не на Буге, а на Сене" [162].

Особенно выгодным для Германии было бы наступление австрийских войск в северном направлении, между Бугом и Вислой, что не только отвлекало силы русских от Восточной Пруссии, но и предотвращало их вторжение в промышленную Силезию. С другой стороны, подобно тому, как Германия была заинтересована в разгроме Франции, так Австро-Венгрия - в поражении Сербии. Военные замыслы двуединой монархии базировались на ожидании вооруженного столкновения с Сербией и, вероятно, Черногорией, которые в самом нежелательном для Вены случае получили бы поддержку России. В таких обстоятельствах интерес Австро-Венгрии заключался в том, чтобы или угрозой германского вмешательства, как это было в 1909 г., или активными действиями немецких войск на восточном фронте ослабить угрозу Галиции со стороны России, что обеспечило бы тыл Дунайской монархии для победоносного похода на Сербию [163].

В записке Главного управления российского Генерального штаба о вероятных планах военных действий стран Тройственного союза против России (по данным на 1 марта 1914 г.) отмечалось, что на боеготовность австро-венгерской армии большое влияние оказывала необходимость выделения значительных сил против Сербии и, возможно, Черногории. Если еще недавно полагали, что на южном фронте Австро-Венгрия будет использовать 3 корпуса (по сведениям за 1911-1912 гг.), то после резкого усиления Сербии в результате Балканских войн в Вене было решено направить туда еще три корпуса [164]. В записке генштаба говорилось о том, что с возрастанием напряженности в отношениях между Дунайской монархией и Сербией последней " придется считаться с возможностью нападения на нее Болгарии" [165].

В соответствии с договоренностью между Конрадом и Мольтке, при относительно благоприятной для Вены ситуации на южном фронте главные силы Австро-Венгрии должны были быть развернуты в Восточной Галиции. Германское командование хотело оставить на восточном фронте как можно меньше войск, и только политические соображения помешали ему эвакуировать Восточную Пруссию и произвести развертывание своих армий на Висле. Замысел Конрада состоял в немедленном наступлении двух австро-венгерских армий в северо-восточном направлении вглубь российской части Польши. Это наступление прикрывалось с востока еще двумя армиями. По расчетам австро-венгерского командования, немцы должны были одновременно начать наступление из Восточной Пруссии в юго-восточном направлении, что имело бы общей целью окружение в " польском выступе" передовой группировки русских войск. Однако для реализации этого замысла в Восточной Пруссии не было сосредоточено достаточного количества немецких войск [166].

По плану стратегического развертывания, работа над которым велась с 1909 г., около 1, 5 млн. солдат и офицеров армии Габсбургов сосредоточивались в трех крупных группировках. " Эшелон А", включавший более половины общей численности австро-венгерской армии, был предназначен для военных действий против главного врага - России и перебрасывался в Галицию до 19-го дня мобилизации. Его основное развертывание проводилось по линии рек Днестр и Сан, а затем вдоль границы на северо-запад до Вислы. Несколько бригад дислоцировалось в районе Кракова [167].

Так называемая " Минимальная балканская группа" сосредоточивалась на 12-й день мобилизации на южном фронте, против Сербии и Черногории. " Эшелон Б" размещался примерно на равном удалении от обоих фронтов. В случае войны с одной Сербией (без участия России) эта группировка получала подкрепление из " эшелона А" и выдвигалась одновременно с " Минимальной балканской группой" на юго-восточную границу Австро-Венгрии. Ее развертывание происходило вдоль рек Сава и Дунай ~ с двух сторон от Белграда, по левому берегу реки Дрина до впадения ее в Саву и в Боснии между Сараево и границей Сербии. В задачу этих войск входил охват сербских войск с севера и запада и их разгром.

В случае одновременной войны с Россией " эшелон Б" направлялся в Галицию вслед за " эшелоном А". В случае, если Россия вступала в войну позже, то " эшелон Б" подлежал переброске с Нижней Савы на Днестр. Таким образом, силы австро-венгерской армии были распределены между несколькими группировками, достаточно далеко расположенными друг от друга. В военных действиях против России левый фланг должен был наступать на север, затем повернуть на восток, где совместно с правым флангом северо-восточного фронта имел целью нанести поражение группировке русских войск у Проскурова и отбросить их главные силы к Черному морю или Киеву. Австрийское командование рассчитывало на одновременное наступление немцев из Восточной Пруссии [168].

Российский Генеральный штаб учитывал возможность того, что благодаря своему более раннему развертыванию австро-венгерские войска могут вторгнуться на российскую территорию для выхода на главное оперативное направление Брест-Москва, чему должно было способствовать продвижение немецких войск из Восточной Пруссии на фронт Олита-Гродно-Белосток-Мазовецк. Австрийское наступление на Брест обеспечивалось захватом района Дубно-Ровно и активными действиями из Галиции к югу от Полесья против войск Киевского военного округа [169].

Если же первый решающий удар Германия наносила по России, то, как полагали в российском генштабе, это произошло бы в направлении на Петербург и Москву. Австро-венгерская армия могла оказать поддержку этой операции наступлением с юга на фронт Седлец-Брест. Но при этом сохранялась вероятность продвижения значительной части австро-венгерских войск на Киев [170].

Перед флотом Дунайской монархии стояла задача, опираясь на базы Пула и Каттаро (Котор), прикрывать фланги своих войск и акваторию Адриатического моря, в чем командование флота могло рассчитывать на поддержку двух немецких крейсеров " Гебен" и " Бреслау", посланных в Средиземное море.

На продолжавшихся в 1912-1914 гг. переговорах стран Тройственного союза о взаимодействии армий и флотов по инициативе итальянцев была подготовлена новая морская конвенция, вступившая в силу 1 ноября 1913 г. Она предусматривала при возникновении войны сосредоточение итальянского и австро-венгерского флотов в Мессинском проливе, где к ним должны были присоединиться крейсера " Гебен" и " Бреслау" для совместных действий против французского флота, чтобы предотвратить его соединение с английским флотом и воспрепятствовать переброске французских колониальных войск из Алжира во Францию. Рассматривался также вопрос о возможной высадке итальянских войск в устье Роны [171].

В ходе переговоров между тремя генеральными штабами 11 февраля 1914 г. итальянская сторона подтвердила ранее данное А. Поллио, шефом итальянского генштаба, обещание о посылке трех армейских корпусов и двух кавалерийских дивизий на Верхний Рейн для усиления левого фланга немецких войск, развертываемых против Франции. Однако это было лишь решением военных, которое могло вступить в силу только при наступлении казус федерис [172], что уже находилось в компетенции итальянского правительства. Мольтке считал, что 3 итальянских корпуса все равно прибыли бы в Эльзас слишком поздно, однако после их присоединения к немецким войскам можно было бы перебросить несколько германских корпусов на восточный фронт против России. Мольтке апеллировал к пониманию Конрадом сущности войны: сначала надо разбить " ближайшего и опаснейшего противника". Дилемма же заключалась в том, что для Австро-Венгрии Россия естественно являлась таким " ближайшим и опаснейшим противником", мощный натиск которого она должна была вначале выдержать почти в полном одиночестве [173].

Так как, по мнению германского генштаба, Антанта не была готова и не хотела тогда войны, Мольтке оценивал военное положение Германии летом 1914 г. как чрезвычайно благоприятное, а потому выступал за превентивную войну [174].

Со времени франко-прусской войны французское командование ориентировалось на оборону, для чего на границе с Германией длиной около 270 км была построена мощная система укреплений, опиравшаяся на крепости Эпиналь, Туль и Верден. При этом между Эпиналем и Тулем умышленно оставили единственно возможный Шармский проход, который должен был стать стратегической ловушкой для продвигающихся фронтально немцев, где они и были бы разгромлены. Наступательный характер французской стратегии придал начальник Генерального штаба (в 1911-1914 гг.) генерал Ж. Жоффр, исходивший в своих стратегических расчетах из союза с Россией и Британией [175].

Возможность возникновения войны во время второго Марокканского кризиса привела летом 1911 г. к возобновлению переговоров между французским и английским генеральными штабами, в которых участвовали начальник генштаба французской армии генерал Дюбайль и шеф оперативного отдела британского военного министерства генерал Вилсон. Подписанные ими соглашения имели целью " определить новые условия участия английской армии в операциях французских армий на северо-востоке в случае войны с Германией". Была предусмотрена одновременная мобилизация французской армии и британского экспедиционного корпуса. 6 английских дивизий должны были высадиться в Гавре и расположиться на крайнем левом фланге французской армии по линии Бюзиньи-Ирсон-Мобеж, вдоль бельгийской границы. Это соответствовало наступательной концепции генерала Ф. Фоша, занявшего пост главнокомандующего французской армии в кульминационный момент второго Марокканского кризиса. Согласно новой установке, французским войскам предписывалось прорвать слабый германский левый фланг, перейти Рейн у Майнца и таким образом отрезать войска германского правого фланга, вторгшиеся в Бельгию [176].

Центральное место в размышлениях французских военных кругов о войне с Германией занимала проблема бельгийского нейтралитета. В 1912 г. Жоффр тщетно добивался согласия политического руководства страны на вступление французской армии в Бельгию. Об этом не удалось договориться и с англичанами. Во французском 17-м плане 1912 г. предусматривалось " наступление во что бы то ни стало" именно в Лотарингии, а не в Бельгии, так как в противном случае Англия не оказала бы Парижу поддержки [177]. Российский военный агент во Франции полковник А.А. Игнатьев в донесении от 3 января 1913 г. сообщил в Петербург план действий французских войск в случае войны с Германией, который, по заявлению Жоффра, носит " вполне наступательный характер". Стремясь непременно опередить немцев в сосредоточении на границе, генерал " предполагает вторгнуться в Лотарингию на фронте между Мецем и Саарбургом, причем он заранее отказывается от взятия Меца", который будет обложен расположенными на левом фланге французскими войсками. На правом фланге предусматривалась активная оборона Вогезов вплоть до швейцарской границы [178]. 17-й план, в котором содержались различные варианты наступления немецких войск, был введен в действие 15 апреля 1914 г.

Проводившиеся с 1905-1906 гг. переговоры между французским и английским главными морскими штабами привели к заключению военно-морской конвенции, в соответствии с которой Франция концентрировала свой флот в Средиземном море, а Британия - у берегов метрополии и принимала на себя защиту Атлантического побережья Франции в случае войны с Германией. По настоянию французской стороны, результаты морских и военных переговоров были зафиксированы путем обмена письмами между Греем и Камбоном 22 и 23 ноября 1912 г., т.е. в период особ


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.023 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал