Когда вас никто не любит и не замечает

Самое страшное для ребенка — это когда его не любят, и больше всего он боится быть отвергнутым.

Джон Джозеф Эвой

Каждый испытывал острую боль отвержения. Возможно, вы были еще совсем маленьким, когда отец ушел из дома; или матери довелось пережить глубокую депрессию. Может, это случилось, когда ваша первая любовь закончилась тем, что он стал встречаться с вашей лучшей подругой. Л может, когда капитан бейсбольной команды не выбрал вас играть в ответственном матче. Может, вы испытали эту боль, когда вашей жене не понравился пеньюар, который вы подарили ей на годовщину свадьбы. А может, когда вашему мужу не понравилось, как вы приготовили его любимое блюдо. Вы из тех, кого никогда не приглашают на вечеринку? Вы чувствуете себя везде лишним и никому не нужным? Или, наоборот, вам опротивели люди, и вы наслаждаетесь своим одиночеством. Если хоть что-то из перечисленного касается вас, то вы являетесь жертвой отверженности.

Словарь Уэбстера так определяет отвержение: «отказ признавать, принимать, слушать или придавать значение».Отвержение — это гложущее чувство безнадежности, которое появляется в результате ущерба, причиненного до рождения или в раннем детстве. Когда потребности ребенка игнорируются, он ощущает свою ненужность, маловажность и недостойность. В последующие годы человек страдает от ущерба, причиненного формированию характера в начале жизни.

Клинический психолог Джон Джозеф Эвой в своей книге «Отверженные — психология сознания отвергнутых детей» пишет: «Отвержение — это субъективное переживание и будучи таковым не поддается ни точному, ни рабочему определению... Что же, по рассказам пациентов, представляет из себя феномен отвержения? Фактически это были их эмоционально окрашенные сообщения о том, как один или оба родителя не любили их либо вообще не хотели их появления на свет».

Дети, считает Эвой, не подвергают сомнению правильность поступков родителей. Они просто считают само собой разумеющимся, что родители всегда были правы в своем отношении и своих оценках детей. Даже когда дети возмущаются и не любят своих родителей, которые обижают их, то все равно умом и сердцем они понимают, что их родители поступают как должно. Дети рассматривают своих родителей как всеведущих и всемогущих великанов или как богов.

«Отверженность, — продолжает Эвой, — не была чем-то таким, что эти люди чувствовали в моменты депрессии или когда они были не в духе, и что исчезало, как только их настроение поднималось. Наоборот, с тех пор, как они осознанно фиксировали это чувство в себе, оно их уже никогда не оставляло. Даже когда им случалось забыть о нем, оно все равно оставалось с ними... Успешная психотерапия, хотя и помогала пациентам осознать чувство отверженности и лучше справляться с ним, однако лишь временно заглушала боль, возникшую из чувства своей отверженности в детстве». Это еще раз подтверждает правильность слов: «Истина сделает вас свободными!»

Исследования показывают, что чувство отверженности может испытывать ребенок уже в пять с половиной месяцев своего внутриутробного развития, когда он начинает эмоционально реагировать на то, что ощущает мать (см. главу 2). Если произошло незапланированное зачатие, то еще неродившийся ребенок воспринимает переживания матери как свое отвержение. То же самое происходит, если муж оскорбляет беременную жену. В таком случае, поскольку мать и ребенок соединены нитью жизни, еще неродившийся ребенок воспринимает оскорбительное отношение к матери как направленное против него. В результате отвержение матери становится отвержением ребенка.

Часто усыновленные дети чувствуют себя брошенными, даже если приемные родители безмерно их любят. Такой ребенок часто ощущает пустоту в том уголке своей души, где должны быть его биологические родители, и всегда будет мучиться вопросом: «Почему они меня оставили?» Как правило, на этот вопрос должна ответить настоящая мать, когда ребенок, став взрослым, найдет ее.

Когда чувствами и словами ребенка пренебрегают, смеются над ними, считают глупыми и бестолковыми, то ребенок ощущает себя отвергнутым. Даже любящие родители могут вызвать у ребенка чувство своей ненужности, если за своими делами и занятостью не заметят, что ребенок нуждается в их внимании и одобрении. Родители, проявляющие чрезмерную опеку, подавляющие нормальную активность ребенка или не одобряющие его игры с другими детьми, не-вольно способствуют возникновению у него чувства отверженности. Даже разочарованный взгляд со стороны отца или матери может быть воспринят чувствительным ребенком как отталкивание. «У меня это не получилось, значит, я никуда не годен». Именно это чувство своей несостоятельности и хочет навязать нам сатана, потому что оно способно породить безнадежность, которая в итоге приведет к эмоциональной и духовной смерти.

Ложь о том, что наша ценность определяется исключительно нашими поступками, является неотъемлемой составной частью замысла дьявола обмануть людей. Эта ложь все глубже укореняется в нас всякий раз, когда наше поведение не дотягивает до уровня, установленного либо нами, либо другими людьми, а также всякий раз, когда нас не замечают. Чувство, что ты отвергнут, может возникнуть и тогда, когда мы оказываемся в ситуации, очень напоминающей ту, в которой нас уже отвергали в прошлом. Чувство отверженности ежедневно всплывает на поверхность, чтобы в который раз приговорить и унизить нас. Некоторые люди могут неоднократно испытывать наплыв этого чувства в течение одного часа.

Будучи травмирован отвержением, ребенок строит на этом фундаменте систему своих взглядов и убеждений, которая уже к восьми годам выглядит довольно сформировавшейся. Обреченные всю жизнь смотреть на мир через очки непризнанности и находить отверженность под каждым камнем, эти люди даже в рутине повседневных дел постоянно страдают от травмы, нанесенной дьяволом еще в детстве. Все это отнимает у них радость жизни, ослабляет интеллект и мешает карьере.

Дети по-разному воспринимают отношение к ним родителей. Некоторые переносят брань с кажущейся легкостью, другие, наоборот, страдают. Влияние родителей на эмоциональное и духовное здоровье детей — неоспоримый факт. Но это еще не все. Большую роль играет также темперамент ребенка. Склад ума ребенка будет окрашивать его отношение к каждому событию его жизни. Одни дети легко забывают несправедливость, в то время как другие никак не могут примириться с тем, что с ними неправильно поступили.

Именно в первые годы жизни формируются самые сильные впечатления. Еще до того, как дети научатся говорить и словами отвечать на обиды или логически оправдывать их и прощать, у них в подсознании накапливаются воспоминания, которые в конечном итоге будут направлять их мысли, чувства и поступки до конца жизни (см. главу4). Повторяющиеся в одинаковой обстановке действия становятся привычкой, а привычки нелегко изменить. В зрелые годы с помощью сознательных тренировок, используя технику трансформации поведения, привычки можно скорректировать, но их редко удается изменить полностью.

Следует заметить, что эти тренировки меняют поведение, а не чувства и мысли, возникшие в результате обид, перенесенных в детстве. Мысли и чувства можно изменить, только глядя в прошлое, анализируя его и уповая на то, что нам «вместо пепла дастся украшение», как Он пообещал (см. Ис. 61: 3). Очень часто, пройдя курс тренировок, люди думают, что они изменились. Но к настоящему исцелению приводят ежедневные усилия, обновление ума.

Бог создал нас так, что наше тело и разум должны пройти определенные этапы в своем развитии в строгих временных рамках для каждого из них. Например, единение с родителями должно непременно произойти в первые 2—4 часа жизни. Если же в эти критические часы ребенок не ощутит, что его держат на руках, ласкают, произносят нежные слова, улыбаются, смотрят с умилением, то не возникнет той необходимой близости с родителями, которая предусмотрена Богом от начала.

В эти часы у новорожденного безупречное зрение, но он видит всего лишь приблизительно на полметра, что как раз составляет расстояние от глаз отца до его рук, когда он держит ребенка. А теперь представьте себе, что новорожденного, чтобы спасти ему жизнь, сразу же забирают в больничную палату, где помещают в инкубатор для новорожденных и держат там много дней и недель. Что произойдет с этим ребенком, не испытавшим чувства единения с родителями, которое является фундаментом для формирования чувства принятия и признания?

(Нэнси) Именно так было с нашей малышкой Наоми. Прибавьте к тому же враждебный настрой наших родителей, когда она родилась, и вы быстро поймете всю глубину боли, которую она должна была испытывать. Сроки для зачатия и рождения второго ребенка, которые врачи назначили, исходя из состояния моего здоровья, были очень неудобными для Рона и меня.

Он учился и одновременно начал собственное дело, которое забирало у него все время и силы. У нас уже была годовалая дочь, и Рона совсем не радовала перспектива дополнительных расходов. Стресс — непрестанная учеба и работа на износ — был налицо. Однако обострение моей болезни (эндометриоз) требовало немедленной беременности — сейчас или больше никогда. Будучи единственным ребенком в семье и помня то одиночество, которое я испытывала в детстве, я поклялась, что у меня будет больше одного ребенка. Я была готова пойти на все, даже на риск для собственной жизни, лишь бы у нашей Сарочки был братик или сестричка. Так что Рон был вынужден принять участие в зачатии Наоми — в противном случае, думал он, я бы терзала его всю жизнь. Он и так с детства страдал от своего комплекса отверженности, так что теперь не рискнул усугублять его ухудшением отношений со мной.

Я очень тяжело переносила эту беременность, что создало дополнительные трудности для Рона. Как-то, в начале седьмого месяца моей беременности, Рон ушел утром на работу. Но к десяти часам я узнала, что там его нет и никто не знает, где он. Утром мы расстались вполне мирно, с дежурным поцелуем на прощание, но когда его нигде нельзя было найти, я сердцем почувствовала, что он покинул меня. Я весь день сновала по комнате, запыхавшись и держа на боку маленькую Сару. Моя тревога передалась ей, и она никак не могла успокоиться. Я плакала, пока не кончились слезы. Я не решалась никому рассказать о случившемся, чтобы, если Рон вернется, никто не смотрел на него косо. В десять вечера я позвонила одному преподавателю, они с женой проявляли симпатию к нашему небольшому семейству и помогали нам. Он заверил меня, что Рон вернется. Они с женой хотели приехать ко мне, чтобы утешить, но я отказалась, объяснив, что Рон окажется в неловком положении, если вдруг вернется и увидит дома преподавателей.

Мы помолились, Сара заснула у меня на руках, и я положила ее на нашу кровать, где и сама немного поспала урывками. В полночь зазвонил телефон. Я ринулась в кабинет, подняла трубку и услышала голос Рона. Он сообщил, что находится в Канаде и дальше летит в Европу. Я спросила его как ни в чем не бывало и очень ласково: «А когда вернешься домой?» (Прошу заметить, что нежность, с которой был задан вопрос, являлась исключительно результатом Божьего вмешательства.)

После долгого молчания Рон ответил: «Завтра утром. Ты сможешь приехать в аэропорт?»

В ответ прозвучало: «До встречи, любимый, целую», — и я повесила трубку.

Но выполнить обещание было нелегко. «Как я доберусь до аэропорта?» — спрашивала я. — Машина-то у него». Я решила попросить давнюю подругу одолжить мне свой «сааб». Я скажу ей, что Рон застрял в Бостоне. «Но у меня даже нет денег на бензин!» — подумала я и решила, что попрошу подругу заправить полный бак, а по возвращении мужа верну деньги.

Рано утром, прихорошившись, но чувствуя себя хуже разбитого арбуза, я нарядила Сару в кружевное платьице и отправилась в путь. Доехав до Бостона, я вспомнила, что по дороге встретится платный тоннель. Чтобы проехать через него, нужно было заплатить 10 центов, которых у меня не было. Я пообещала сборщику, что на обратном пути заплачу вдвойне, и он, улыбнувшись, пропустил меня.

Увидев Рона, я бросилась к нему. Мы стояли в объятиях друг друга и со слезами на глазах спрашивали: «Ну почему? Почему? Где искать ответы? Как быть дальше?» Мы, подобно многим другим супружеским парам, строили отношения, скрывая друг от друга свои обиды, не показывая и годами не обсуждая их.

И вот на свет появляется Наоми и попадает в такую эмоционально перегруженную семью. И это было только начато. Дьявол и не думал сдаваться. Как-то раз, в конце восьмого месяца моей беременности, к нам зашел местный врач и друг семьи и, узнав, в каком опасном положении я нахожусь, немедленно позвонил в Бостон моему акушеру, который был профессором медицины и специалистом по дородовым патологиям. Они прописали мне сильное мочегонное средство, и несколько дней спустя я пошла на очередное дородовое обследование. Доктор Гаулд высказал опасение, что при таком развитии беременности возникнет реальная угроза для моей жизни. С другой стороны, если делать кесарево сечение под наркозом, я могу умереть на операционном столе из-за состояния своих легких. Итак, он отправил меня домой, посоветовав испробовать старый проверенный метод искусственного стимулирования родов.

Он сработал, и через три часа начались схватки. Рон был со мной все это время, хотя ему и не терпелось вернуться к своему «делу», которое приносило средства для содержания его растущей семьи.

В конце концов я попросила его принести попить чего-нибудь холодненького, позвала медсестру и сказала, что мне срочно нужен доктор, так как я чувствую себя хуже. Как только доктор вошел, я стала умолять его о перидуральной анестезии, чтобы выдержать боль. Это был единственный способ облегчить муки.

Доктор Гаулд, похожий на дедушку, стоял и разговаривал со мной, положив руку на мой живот. Мне казалось, что прошла целая вечность, пока он закончил измерять длительность родовых схваток. Наконец он сказал: «Ну что, девушка, поехали». И с этими словами сам покатил мою кровать в операционную. Меня перевернули на бок для введения обезболивающего, и бригада начала готовить меня к перидуральной анестезии. Было слышно, как медсестра монотонно повторяла: «Схватки продолжаются. Схватки продолжаются». Боль была невыносимой! Происходило то, чего я не знала: плацента отрывалась от стенок матки, вызывая затяжные сокращения. Через пятнадцать минут, после наступления полного расширения, мне разрешили лечь на спину. Еще два толчка—и Наоми родилась! Но что-то случилось во время родов, потому что ее тут же забрали в блок интенсивной терапии из-за легочной недостаточности. Я не слышала плача ребенка и уже оплакивала неминуемую утрату. Где же Рон?

Наоми родилась синей, захлебнувшись кровью, попавшей в ее легкие из разорванной плаценты. Нам сначала сказали, что у нее неизлечимое заболевание легких, но позже поставили диагноз «легочная пневмония». Прошла почти неделя, прежде чем врачи обнадежили нас, сказав, что, возможно, она будет жить. В течение трех дней нам вообще не разрешали ее видеть, а затем я с трудом упросила медсестру позволить мне хотя бы раз взглянуть на нее. Она сжалилась надо мной и даже разрешила подержать ребенка несколько минут на руках. Вскоре меня выписали из клиники, а Наоми оставили там еще на десять дней, запретив нам даже посещать ее.

Для малыша, крайне нуждающегося в подтверждении того, что он желанный и любимый, это было довольно трудное начало. Когда нам наконец разрешили забрать Наоми домой, Рон отказался взять ее на руки. В нем сразу же возникло чувство неприязни и страха. Прошло несколько недель, прежде чем он понял причину такого чувства: девочка была очень похожа. на его мать, которая не хотела его еще до рождения.

Затем, когда дочке исполнилось три месяца, в ее и до того обширном списке травм прибавилась еще одна: меня положили на операцию. К тому времени она превратилась в полненькое, миленькое создание, так что я даже стала называть ее маленькой «пухлощечечкой». Я очень не хотела покидать ее и Сару на время операции, но врачи сказали, что это необходимо.

Моя мама, няня со стажем, приехала к нам на время моего отсутствия. Девочки прямо утопали в любви и заботе, но на следующий же день после моего отъезда Наоми заболела. Неоднократные телефонные звонки к врачу, все советы и лекарства, принимаемые после этого, не изменили хода болезни. Она продолжала терять вес и все, опасались, что девочка не доживет до того дня, когда я выпишусь из клиники. Моя мама не выпускала ее из рук, носила по комнатам, пела псалмы и просила Господа вступиться.

Тот день, когда я возвратилась домой и увидела ее, навсегда остался в моей памяти и до глубины души потрясает меня всякий раз, когда я вспоминаю о нем. Я не узнала Наоми, настолько она была бледна, худа и истощена. Прижав ее к груди, я заплакала, стараясь сдерживать себя, чтобы пощадить мамины чувства. Затем я немедленно позвонила нашему педиатру. Сквозь слезы я рассказала ему, в каком состоянии находится Наоми, и умоляла спасти ребенка. Он выслушал меня с сочувствием и посоветовал приехать вместе с ребенком и взять все необходимое на случай, если нас положат в больницу.

В машине по дороге в клинику я прижимала Наоми к себе, непрестанно целуя ее худые, впалые щечки, заливаясь слезами и умоляя Бога спасти дочь. Доктор Холден посмотрел на ее иссохшееся тельце и явно расстроился. «Посидите пока в этом кресле», — сказал он, — и попытайтесь дать ей немного педиалита (средство, восстанавливающее баланс электролитов в организме) из этой бутылочки». Мама все время заставляла ее пить этот раствор дома, но безуспешно.

Мы с Наоми приняли обычное положение, в каком я ее кормила эти три месяца, и я приложила соску к ее губам. Совсем беспомощно она посмотрела мне в глаза, медленно открыла ротик и стала медленно-медленно сосать. Мы терпеливо дожидались, пока она выпьет всю стограммовую бутылочку. Это было чудо!

«Ну, Нэнси, теперь забирай ее домой», — посоветовал доктор. — Теперь, когда ты дома, ее трудности позади. Похоже, она так скучала без тебя, что ее маленькое тельце просто отказывалось функционировать. А сейчас у нее есть то, чего ей не хватало».

У меня не укладывается в голове даже сейчас, когда я пишу эти строки, что всего лишь одна неделя без мамы может иметь такие катастрофические последствия для ребенка. Возможно, если бы у нее не было предыдущего опыта своего отвержения, она бы не восприняла так болезненно мое отсутствие в течение недели. Ощущение своей отверженности впервые травмировало Наоми еще до рождения, и с годами оно только усиливалось. Она не любила фотографироваться сама или с семьей. Она предпочитала прятаться за спину своей сестры, отсиживаться в тени, оставляя ее в центре внимания. Этим она подсознательно заявляла: «Я не принадлежу этой семье».

Когда Наоми было тринадцать лет, ее отец начал процесс своей реабилитации. Как-то раз он взял ее на прогулку и рассказал ей правду о том, что он отвергал ее в раннем детстве. Он заверил ее, что в этом не было ее вины, а всему причиной его собственное несчастье. Он объяснил свою неспособность принимать другого тем, что его самого отвергали в детстве. Прежде чем давать, нужно получить. Он также сказал, что никогда не любил Наоми, но в этом тоже не было ее вины. Причиной была его неспособность любить. Его никто никогда не учил любить, но он заверил дочь, что научится сам.

Потом, взяв ее за руку, он пообещал, что впредь будет делать все, чтобы доказать ей свою любовь и привязанность. «Я буду любить тебя без всяких условий и не стану скрывать своей любви или заставлять тебя заслужить ее. Я обещаю, что, начиная с сегодняшнего дня, никакой твой поступок не охладит моей любви к тебе».

И с тех пор их любовь друг к другу лишь крепла, и, как считает Наоми, ее отношения с отцом превосходны.

Однако отвержение не всегда возникает в дисфункциональной семье. Иногда оно появляется чисто случайно. Скажем, внезапный раскат грома сильно напугал малыша, и родителям нужно срочно его успокоить и утешить. Но отец оказывается в гараже, а мать, подбегая к малышу, слышит, как муж срочно просит ее помочь. Что делать? Обращаясь к старшему ребенку, она говорит: «Посмотри, как там Джонни, а то я нужна папе». (Как будто папе она нужна больше, чем малышу.) В результате возникает эмоциональная травма, способная перерасти в чувство своей ненужности, особенно если такой сценарий разыгрывается часто. «Всегда находится кто-то важнее меня», — вот какое мнение складывается у ребенка. И каждый раз это напоминает повторное заражение раны микробами отвержения; и с каждым таким случаем становится все труднее залечить такую рану.

Среднестатистический отец или мать обычно возражает: «А как можно было иначе? Это ведь не нарочно». Но мотивы и намерения не интересуют детей, так как в их мышлении отсутствует причинно-следственная связь и способность брать в расчет мотивы поступков. Ответ детей всегда эмоциональный, а не логический.

Но каковы бы ни были мотивы, а травма остается. Дети часто падают и могут порезаться или поцарапаться. Это видимые травмы. Если рану не обработать, она загноится, постепенно разовьется инфекция, что опасно для жизни. Родители стараются предотвратить порезы и несчастные случаи. Они вставляют заглушки в розетки, устанавливают дополнительные защелки на кухонные шкафчики, сооружают ограждения на ступеньках и лестницах. Но в этом мире, где правит дьявол, все равно происходят несчастные случаи. Но посудите сами, если несчастный случай произошел непреднамеренно, разве можно не обращать внимания на травму? Конечно же нет!

Это же справедливо и относительно эмоциональных несчастных случаев в детстве. Дети получают эмоциональные травмы и раны. В большинстве случаев эти раны тоже неумышленные. Но от этого они не перестают быть реальными. Их необходимо промыть и дезинфицировать, в противном случае болезнетворная эмоциональная инфекция, которую мы называем «отверженность», будет распространяться.

У нас есть курсы по оказанию первой медицинской помощи, где учат, как обрабатывать раны на теле; но нам нужны такие же курсы для психологических ран. И подобно тому, как инфекция поражает все тело, так и эмоциональная рана поражает душу, распространяясь на мысли, чувства и поступки ребенка, а затем вызываемая ею боль распространяется на взрослую жизнь — и так до тех пор, пока человек не начнет искать эмоционального исцеления.

Джейсону было только год и три месяца, когда у него появился братик и занял принадлежавшее Джейсону место любимого сына. Три месяца спустя у его родителей появилась возможность провести полмесяца в Европе. Они были знакомы с исследованием, проведенным Джоном Боулби, выявившим решающее значение тесных контактов в раннем детстве и подчеркнувшим, что отсутствие родителей в этом критическом возрасте может вызвать болезненное чувство отверженности, и потому постарались, чтобы их дети избежали этого. Итак, они решили оставить своих детей с близкими родственниками: Джейсона — с тетей, у которой был сын, ровесник Джейсона, который обожал играть с ним. А Джереми остался с бабушкой и дедушкой.

Джереми находился в центре внимания и отлично провел это время. Но для Джейсона эти две недели были настоящим кошмаром. Несмотря на то, что до этого Джейсон и его брат всегда хорошо играли вместе, сейчас, без мамы, ребенку явно не хватало того внимания, которое уделяла ему тетя. Но стоило тете взять Джейсона на руки, ее сын тут же начинал страшно ревновать и требовать внимания к себе. Вместо того, чтобы эти две недели дружно играть вместе, двоюродный брат Джейсона все время задирал его, толкался и даже кусался. И всякий раз, когда это случалось, тетя брала Джейсона на руки, что только подливало масла в огонь: ее сын еще больше ревновал.

Если бы кто-то сообщил папе и маме, что там происходит, они бы немедленно, бросив все, вернулись домой. Но в течение этих двух недель никто им ничего не сообщил, и, когда они приехали, ребенок был уже травмирован.

Принимая то или иное решение, родителям всегда следует думать прежде всего о ребенке: эти решения должны благотворно сказываться на его жизни. Но иногда, несмотря на все старания родителей, непредвиденное все же случается. В таком случае не обойтись без неотложной эмоциональной помощи.

Первое, что необходимо сделать, это принять ребенка в свои объятия. Практически это те же действия, что и при телесной травме.

Первое: крепко прижмите ребенка к себе. Именно близость к вам дает ребенку уверенность в том, что все хорошо. Заключив его в свои объятия, вы одновременно оцениваете, насколько серьезна травма.

Второе: ободрите и успокойте ребенка. Как бы убаюкивающим голосом произнесите слова утешения, ободрения и поддержки. «Все будет хорошо, дорогой. Мама любит тебя. Все образуется».

Третье: не скрывайте того, что случилось. Верьте в своего ребенка. Возможно, вы не знаете точно всех подробностей, но если ребенок чувствует себя травмированным, он действительно травмирован. Опишите словами то, что произошло, и те эмоциональные страдания, которые перенес ребенок. «Ты испугался, когда мама ушла, правда?» Или: «Мне очень жаль, что такое случилось».

Четвертое: если ребенок достаточно большой, попросите его рассказать о том, что произошло. Обращайте внимание не только на то, что он рассказывает, но и на его жесты и эмоции. Чем подробнее ребенок расскажет о происшедшем, выпуская пар своих эмоций, тем вероятнее быстрое исцеление. А то, что ребенок готов довериться своим родителям, создает предпосылки для будущих доверительных бесед о своей непринятости или эмоциональных травмах. Если мы вспомним, что родители заменяют детям Бога, то такое выслушивание учит детей тому, что Бог тоже готов выслушать и помочь.

Пятое: показывайте детям, что их благополучие всегда стоит для вас на первом месте. Защищайте обиженных детей и всячески помогайте им преодолеть кризис, где бы он ни возник — дома или вне дома.

Шестое: принимайте решительные меры по пресечению дальнейших несправедливых поступков к детям. Если кто-либо обидел вашего ребенка, вы обязаны принять все необходимые меры, чтобы такое больше никогда не повторилось. Готовность защитить ребенка от несправедливости покажет ему, что он не одинок. Поступив так, вы дадите ребенку почувствовать, что он вам не безразличен и очень дорог.

Седьмое: создавайте вокруг вашего ребенка ограду из молитв и просите у Бога мудрости для успешного преодоления последствий обид. Ваши молитвы — это разрешение Богу постоять за вас и разрушить сатанинскую власть над миром эмоций вашего ребенка. Обращаясь к Богу за помощью, вы служите примером для своих детей, укрепляете их веру в то, что Бог в силах исцелить травму отверженности, влияние которой на их мысли, чувства и поступки может помешать им стать эмоционально зрелыми личностями. Родители должны повторять слова, сказанные 2000 лет тому назад одним отцом: «Верую, Господи! помоги моему неверию» (Мк. 9: 24). Возможно, мы не увидим немедленного результата, но в нем можно быть так же уверенным, как в наступлении завтрашнего дня. Сатана хочет, чтобы родители взвалили на собственные плечи всю вину, но это лишь обострит проблему. В таком случае не только ребенок будет страдать от чувства своей отверженности, но и родители ощутят гнет своей вины.

Суть дьявольского замысла состоит в том, чтобы люди продолжали отвергать друг друга, выполняя тем самым грязную работу за дьявола. Принимая нас, Бог как бы дает нам страховой полис, но не от будущих несчастных случаев, а от того, что какими бы тяжелыми ни были травмы, Он гарантирует их исцеление. В дополнение к этому в Слове Божьем мы находим подробное описание нашей роли в процессе исцеления (см. главу 11).

А наша роль заключается в том, чтобы крепко держаться обетовании Божьих, оставленных для нас в Его Слове, о спасении наших детей. «Не бойся, ибо Я с тобою; от востока приведу племя твое и от запада соберу тебя. Северу скажу: „отдай"; и югу: „не удерживай; веди сыновей Моих издалека и дочерей моих от концов земли. Каждого, кто называется Моим именем, кого Я сотворил для славы Моей, образовал и устроил"» (Ис. 43: 5—7).

Может быть, сейчас вы озабочены или тяжело переживаете свое отвержение. Послушайте, что сказал Бог: «Я избрал тебя и не отвергну тебя: не бойся, ибо Я с тобою; не смущайся, ибо Я Бог твой; Я укреплю тебя, и помогу тебе, и поддержу тебя десницею правды Моей» (Ис. 41: 9, 10).

Какой бы глубокой ни была ваша боль и тяжелой утрата, как бы остро вы не переживали разрыв отношений с земными родителями или, возможно, с Небесным Отцом, — Бог дает вам НАДЕЖДУ и путь к исцелению. Его любовь бесконечна и безусловна. Он предлагает вам сложить ваше бремя на Его плечи. Не пора ли вам отдохнуть?