Интерпретация дифференциальной рождаемости

Теория (или концепция) демографического перехода используется в де­мографии для описания эволюции демографических процессов, исторической последовательности смены типов воспроизводства населения в резу­льтате эволюции общества. Согласно этой концепции, все страны и народы проходят в своей демографической истории через одни и те же этапы, каж­дому из которых соответствует определенный тип (режим) воспроизводст­ва населения.

До начала демографического перехода воспроизводство населения характеризуется высокими уровнями смертности и рождаемости (рис. 5.2.). Рождаемость едва превышает смертность, естественный прирост очень низкий или отсутствует, в отдельные исторические периоды мог быть отрицательным. Такой тип воспроизводства населения, называемый примитивным (ввиду очень слабого влияния со стороны общества на уровень смертности), или экстенсивным, существовал большую часть истории че­ловечества (в Европе до середины XVIII — конца XVIII в., во многих раз­вивающихся странах Азии, Африки и Латинской Америки — до недавнего времени). Высокая смертность была следствием условий жизни большин­ства населения, слабого развития медицины и здравоохранения, низкой са­нитарной культуры населения. Чтобы выжить, общества вырабатывали в течение тысячелетий социальные нормы, поощрявшие максимально высо­кую рождаемость. Эти нормы действовали прямо и косвенно в форме зако­нов, религиозных предписаний, народных обычаев и традиций. Такова первая фаза перехода.

С развитием индустрии и медицины, с улучшением условий жизни большинства населения начинается снижение уровня смертности. Уровень рождаемости, однако, какое-то время остается таким же, как до начала перехода, или даже возрастает вследствие сокращения уровня овдовения, по­вышения уровня брачности и удлинения сроков жизни в браке. Обычаи и традиции обладают большой инерционностью, изменяются медленно, в том числе и те из них, которые регулируют семейную жизнь и рождае­мость. Поэтому вторая фаза демографического перехода характеризуется снижением смертности и традиционно высокой (как в фазе до начала перехода) или возрастающей рождаемостью. Естественный прирост при этом иногда до размеров, получивших в некоторой части литературы наименование «демографического взрыва» (ненаучное словообразование, лю­бимое некоторыми журналистами и прочими любителями сенсаций).

Третья фаза перехода характеризуется снижением уровня рождаемости, в то время как снижение уровня смертности замедляется по мере при­ближения к нулевой отметке (которой она никогда не сможет достичь). Со­ответственно сокращается и естественный прирост, приближаясь к нулевой отметке (которую, в отличие от смертности, он может достичь и даже пересечь).

Наконец, четвертая фаза (постпереходная) характеризуется стабилизацией рождаемости и смертности на низком уровне, близком или равном друг другу, отсюда—прекращением роста населения (мечта многих запад­ных ученых — нулевой прирост населения, панацея от всех экологических и политических неприятностей). По мнению же других ученых (к которым принадлежит и автор), «завершающий» этап демографического перехода характеризуется продолжением сокращения рождаемости, ростом коэф­фициента смертности вследствие старения возрастной структуры, отрица­тельным естественным приростом, т.е. депопуляцией.

Некоторые ученые предпочитают вместо демографического перехода использовать термин «демографическая революция», подчеркивая этим нарушение плавности демографического развития, качественный скачок при переходе от одного типа воспроизводства населения к другому.

Концепция демографического перехода была впервые разработана не демографом, а швейцарским криминологом, уроженцем Польши, доцен­том права Женевского университета Леоном Рабиновичем в книге «Проб­лема населения во Франции: Очерк социологии населения» (Париж, 1929). Именно он первым использовал понятие демографического перехода (кстати, и «демографической революции» также) и предложил оригинальную концепцию анализа демографической эволюции. Исходя из тезиса К. Маркса о том, что каждому способу производства присущи свои особен­ные законы населения, Л. Рабинович на большом историческом материале анализировал последовательность смены типов воспроизводства населе­ния следом за сменой способов производства. За промышленной револю­цией, как ее следствие, происходит и демографическая революция, которая проявляется в снижении смертности, росте урбанизации, изменении ре­продуктивных установок населения в сторону снижения рождаемости. Этот процесс, по мнению Л. Рабиновича, является универсальным для все­го индустриального мира, а не только для Франции. Если он продолжится, то в конце концов рост населения индустриальных стран прекратится со­всем, наступит стадия демографического регресса, депопуляция. Любо­пытно, что в год публикации книги Л. Рабиновичу было всего 23 года (но он уже был доцентом, автором второй монографии и целого ряда статей в научных журналах)[115].

В разработку теории демографического перехода (демографической ре­волюции) внесли вклад многие ученые после Л. Рабиновича: американцы Уоррен Томпсон (1930), Кингсли Дэвис (1949), француз Адольф Ландри (1934, 1945), англичанин Коррадо Блэккер (1947), голландец Дирк ван де Каа (1987) и др. Каждый из ученых вносил свое понимание. Поэтому она представляет собой, скорее, конгломерат различных концепций, нежели одну единую концепцию. В нашей стране оригинальную версию теории демографической революции (перехода) развил А. Г. Вишневский (1976).

Концепция демографического перехода заставляет изменить интерпретацию социальной дифференциации рождаемости. При традиционном ста­тистическом подходе корреляционная зависимость уровня рождаемости от условий жизни понимается как постоянная и неизменная. Концепция демо­графического перехода трактует эту зависимость как динамическую, меня­ющуюся в зависимости от фазы перехода. В первой фазе до начала перехо­да не только уровень рождаемости и смертности близки друг другу по величине, но и дифференциация семей по числу детей минимальна и носит скорее случайный, чем систематический, характер. В древние и средние века в структуре заболеваемости и смертности главную роль играли эпиде­мии, поражавшие всех без разбора — бедных и богатых, знатных и безрод­ных. Поэтому дифференциация по числу детей не могла быть большой.

Сокращение уровня смертности начинается с высших и образованных классов общества. Как уже говорилось, в результате увеличивается естест­венный прирост населения. Но он же означает и большее выживание детей, и тогда возрастает и дифференциация семей по числу детей.

На более поздней стадии, когда рождаемость и смертность вновь сближаются (но теперь на низком уровне), естественный прирост приближается к нулю, дифференциация семей по числу детей также приближается к ис­чезновению, приобретая одновременно случайный характер (т. е. и акаде­мик, и плотник с одинаковой вероятностью могут быть как однодетными, так и многодетными). Уже сегодня, к примеру, между Москвой и сельской местностью Московской области нет большой разницы в среднем желае­мом числе детей (по данным микропереписи 1994 г. соответственно 1, 68 и 1, 81 в расчете на одну женщину без различия брачного состояния). Отсюда следует важный вывод о том, что изучать дифференциальную рождае­мость в крупнейших городах с преобладанием населения малодетных на­циональностей (русские, украинцы, белорусы, евреи, татары, народы Бал­тии и др.) уже не имеет смысла. У всех в основном по одному ребенку, хотя дифференциация по параметрам условий жизни остается значительной.