Тема поэта и поэзии в творчестве М. Цветаевой

В русской литературе тема поэта и поэзии является одной из ведущих. Стихи такого рода всегда представляют собой своеобразный творческий самоотчет, напряженную авторскую исповедь, почему и приковывают к себе внимание читателя. цветаева поэтесса стихотворение лирика

Слово «поэт» для М. Цветаевой звучит всегда трагично, так как поэт не совпадает со своей эпохой, он -- «до всякого столетья». Причастность к тайнам бытия, поэтические прозрения не спасают его от жестокости окружающего мира. Поэт чувствует себя в мире изгоем, лишним:

Что же мне делать, слепцу и пасынку,

В мире, где каждый и отч и зряч,

Где по анафемам, как по насыпям --

Страсти! где. насморком

Назван - плач!

Эта тема особенно напряженно звучит в цикле «Поэт», но в этом же цикле есть и совершенно иная трактовка судьбы поэта:

Поэты мы -- и в рифму с париями,

Но, выступив из берегов,

Мы бога у богинь оспариваем

И девственницу у богов!

Это значит, что поэт, будучи вытесненным за пределы жизни человеческой, оказывается соразмерным всему мирозданию, и толь-ко там его подлинная жизнь. С присущей ей афористичностью М. Цветаева дала такое определение поэта: «Равенство дара души и слова -- вот поэт»; О своей душе она сказала: «Душа родилась крылатой», и «дар души», о котором говорила М. Цветаева, по-ви-димому, включает в себя и это ощущение окрыленности и свободы, которое дает возможность прозрения законов, движущих бытием:

Мы спим -- и вот, сквозь каменные плиты

Небесный гость в четыре лепестка.

О мир, пойми! Певцом -- во сне -открыты

Закон звезды и формула цветка.

М. Цветаевой всегда было свойственно романтическое пред-ставление о поэтическом творчестве как о бурном порыве, захва-тывающем всю душу: «К искусству подхода нет, ибо оно захваты-вает», «Состояние творчества есть состояние наваждения», «По-эта-- далеко заводит речь». Поэт и дело поэта воплощались в образах «легкого огня», «тайного жара», всесгорающей птицы Фе-никс. В более поздних цветаевских произведениях судьба поэта приобретает еще более катастрофическое освещение:

Поэтов путы жжя, а не согревая,.

Рвя, а не взращивая -- врыв и взлом--

Твоя стезя, гривастая кривая,

Не предугадана календарем!

Писать стихи, по мнению М. Цветаевой, -- это все равно что «вскрыть жилы», из которых неостановимо и невосстановимо хлещут и «жизнь» и «стих». Но исступленный порыв с необходимостью должен сочетаться с железной дисциплиной, с работой «до седьмого пота». «Творческая воля есть терпение», -- заметила она в одном из писем. Об упорном творческом труде говорит она и в стихах составляющих цикл «Стол», и в стихах, обращен-ных к А. С. Пушкину

Прадеду -- товарка:

В той же мастерской!

Каждая помарка --

Как своей рукой...

Пелось как -- поется

И поныне -- так

Знаем, как «дается»!

Над тобой «пустяк»,

Знаем -- как потелось!..

Сущность же поэзии М. Цветаева видела в том, что она передает «строй души» поэта. Этот душевный строй должен быть новым, не похожим на другие. Поэту запрещается повторять то, что уже было сказано, он должен изобретать свое, открывать и воплощать новые душевные состояния. «Не хочу служить трамплином чу-жим идеям и громкоговорителем чужим страстям», -- писала М. Цветаева.

Для того, чтобы воплотить свое, индивидуальное видение мира,
поэту необходимо услышать в стертых, обиходных словах нечто новое. В прислушивании поэта к звукам жизни и словам М. Цветаева видела основу поэтического творчества: «Словотворчество есть хождение по следу слуха народного и природного, хождение по слуху. Все же остальное -- не подлинное искусство, а литература» («Искусство при свете совести»).

Так понимаемая поэзия стала для поэта опорой в тяжких жизненных испытаниях. «Ни с кем, одна, всю жизнь, без книг, без читателей, без друзей, -- без круга, без среды, без всякой защиты, причастности, хуже, чем собака, а зато... А зато -- всё», -- говорила М. Цветаева в одном из писем. «Всё», -- это поэзия, ставшая для нее высшей, причастностью.

Среди стихов М. Цветаевой, посвященных проблемам творче-ства, -- цикл о верном многолетнем друге -- письменном столе. Это не метафорическое очеловечивание предмета, а восприятие вещи как соучастника творческого процесса:

Я знаю твои морщины,

Как знаешь и ты -- мои.

Которых -- не ты ли -- автор?

Съедавший за дестью десть,

Учивший, что нету завтра,

Что только сегодня -- есть.