Франция. Как будет возмущено население французских деревень, если оно прочтет, что пишут про его жизнь господа депутаты и экономисты

Как будет возмущено население французских деревень, если оно прочтет, что пишут про его жизнь господа депутаты и экономисты. В своих красивых книгах они говорят: „почти все крестьяне состоятельны и вполне довольны своей судьбой: у них достаточно земли и скота; им не трудно платить налоги; арендная плата не высока, крестьяне получают большие доходы и ежегодными сбережениями увеличивают свое состояние”. Крестьяне от души ругают этих господ, и они вполне правы.

Рассмотрим, из каких элементов состоит двадцати четырех миллионное деревенское население, и каково число тех, которые довольны своим положением.

Начнем с того, что во Франции около 8.000 помещиков владеют землями, приносящими от десяти до двухсот тысяч франков в год.

Они, конечно, довольны своей судьбой. Проведя несколько летних месяцев в своих поместьях, забрав доходы, полученные благодаря тяжелому труду наемных рабочих и фермеров, они устремляются в города, где спускают эти деньги.

Там они пьют шампанское полными бокалами с женщинами, которым бросают горсти золота, живут в роскошных дворцах и не знают чем украсить свой обеденный стол. Их ежедневного расхода хватило бы на прокормление целой семьи в течение полугода. От этих сытых баловней судьбы вы не услышите, конечно, жалоб; если они и недовольны чем-нибудь, то исключительно тем, что крестьянин со дня на день становится менее сговорчивым и отказывается работать даром.

Не будем говорить о них. В день революции они услышат наше слово.

Ростовщики, маклера и торговцы, как коршуны, набрасываются на деревню и, придя из города почти без гроша, возвращаются туда богатыми собственниками и банкирами; нотариусы и адвокаты возбуждают и ведут процессы против крестьян; инженеры и чиновники грабят народ и бессовестно расточают государственные и общественные деньги. Вся эта шайка, как моль, съедает деревню и разоряет города. Они, конечно, довольны существующим строем и не желают никаких преобразований. Крестьяне, доведенные до нищеты векселями; фермеры, разоряющиеся на процессы; бедняки, из которых высасывают последние соки окружающие их пауки, — вот все, что нужно этим ростовщикам. Города и деревни, беспрекословно повинующиеся правителям; государство, расточающее общественное достояние, — вот все, что нужно чиновникам. Когда Франция будет окончательно разорена, они пойдут набивать карманы в Венгрию, в Турцию и даже в Китай. Ростовщичество не имеет родины.

Эти эксплуататоры довольны своим положением. Но сколько их? Пятьсот тысяч? Миллион, может быть? Вполне достаточно, чтоб разорить в несколько лет деревни, но слишком мало, чтоб оказать сопротивление восставшим крестьянам.

Рассмотрим положение помещиков, имеющих от 50 до 200 гектаров земли. Им нет дела до благосостояния человечества, до чужой нищеты; в случае каких-нибудь преобразований, единственной их заботой будет удержать свои владения. Если они находятся в нужде, их не покидает надежда выйти скоро из этого положения: счастливая спекуляция, выгодное предприятие, смерть богатого родственника, кончившего жизнь самоубийством, — и благосостояние вернется. Нужда и труд им незнакомы. Для обработки своих земель, они нанимают рабочих, платя им за тяжелый труд от 250 до 300 франков в год.

Они, несомненно, будут врагами революции; уже теперь они враги свободы и равенства, оплот эксплуатации. Этих помещиков около 200, 000, и они представляют значительную силу. Государство считается с ними, а их богатство обеспечивает им большое влияние. Что станут делать эти эгоисты во время революции? Конечно, не сопротивляться потоку восставших народов. Они благоразумно запрутся у себя и будут ждать окончание борьбы.

Помещиков, имеющих от 10 до 50 гектаров земли, значительно больше. Их около 250, 000, приблизительно 1.200, 000 считая и семьи. Четверть пахотной земли всей Франции принадлежит им.

Эти не порвали еще с деревней и пользуются там большим влиянием. Они обрабатывают сами свои поля и остались до сих пор, в сущности говоря, крестьянами. На их консервативный дух и рассчитывают реакционеры.

В первой половине нашего века этот класс земледельцев, продукт великой революции, пользовался некоторым достатком; тогда он был против всяких преобразований, так как боялся потерять все завоеванное им во время революции. Теперь условия значительно изменились. Во всей Франции, за исключением некоторых частей (юго-запада, например), земледельцы этой категории терпят уже нужду. Они не могут делать сбережений и увеличивать своих имений, которые раздробляются вследствие разделов. В то же время арендные условия стали так тяжелы, что им приходится платить бешеные деньги за землю.

Владея клочками земли, рассеянными там и сям, они получают скудные доходы и с трудом выплачивают повинности. Хлебопашество не приносит почти ничего, а скотоводство дает самые незначительные барыши.

Государство обременяет этих мелких помещиков налогами и община тоже не щадит их: лошадь, повозка, удобрение — все обложено податью. Налоги растут с каждым днем и своими размерами напоминают времена монархии. Крестьянин опять стал вьючным скотом для государства.

Ростовщики разоряют их; подати обременяют; фабриканты эксплуатируют, заставляя платить за каждое орудие тройную цену. Они только воображают себя владельцами своих имений, но на самом деле не пользуются их доходами и работают для обогащения ростовщиков, для прокормления чиновников, для доставления шелковых платьев и богатых выездов женам фабрикантов, для услаждения жизни всем городским паразитам.

Вы думаете, крестьяне этого не понимают! Как же! Они прекрасно все знают и как только почувствуют в себе силу, не замедлят стряхнуть с себя иго этих господ, живущих на их счет.

Мы рассмотрели положение одной десятой деревенского населения. — Поговорим теперь об остальных.

Остальные — это четыре миллиона отцов семейств (всего около 18.000, 000 человек), имеющих в лучшем случае пять или три гектара земли, иногда одну десятую гектара, а большею частью — ничего. Из них 8.000, 000 едва сводят концы с концами, возделывая свой жалкий клочок земли и посылая ежегодно в город на заработки десятки тысяч своих детей; 7.000, 000 живут тяжелым поденным трудом, в редких лишь случаях имея домик и маленький сад; один миллион истощенных, умирающих с голоду живет изо дня в день, питаясь картофелем и хлебом... — Вот основное население французских деревень.

Экономисты не принимают в расчет этой массы. Для вас же она все; она — народ, а остальные — грибы-паразиты, присосавшиеся к стволу старого дуба.

И про этих людей нам говорят, что они богаты, довольны судьбой, не хотят перемен и не станут слушать социалистов!

Заметим прежде всего, что каждый раз, как мы говорим с крестьянами, просто и ясно излагая наши мысли, они охотно выслушивают нас. Мы им не предлагали, правда, выбрать нас депутатами, не излагали в длинных речах теорий научного социализма, не советовали отдать землю в руки правительства, которое будет распределять ее по усмотрению своих чиновников. Если бы мы им предложили подобные глупости, они бы действительно повернули нам спину и были бы совершенно правы.

Мы излагали крестьянам свои взгляды на революцию и всегда встречали сочувствие; они говорили, что их идеи и стремления вполне совпадают с нашими.

Вот, что мы говорили крестьянам:

„Раньше земля принадлежала коммунам, состоящим из земледельцев, которые сами обрабатывали свои имения. Но путем обманов, силы и ростовщичества, спекулянты завладели всей землей. Теперь крестьянин не имеет клочка земли для обработки и не может прокормить своей семьи, между тем как богачи не обрабатывают сами своих владений и выжимают из них последние соки для удовлетворения своих безумных прихотей.

Надо, чтобы крестьяне, организовав коммуны, вернули себе свои земли и отдали их в пользование тем, которые сами будут их обрабатывать.

Заклад недвижимых имуществ — явная несправедливость. Никто не имеет права за то, что одолжил вам денег, присвоить себе вашу землю, потому что земля приобрела цену, благодаря труду ваших отцов, которые ее возделывали, строили деревни, проводили дороги, осушали болота; теперь она производит только благодаря вашему труду. Интернационал будет считать своим долгом сжечь все ипотечные бумаги и положить конец этому постыдному установлению.

Налоги, взимаемые с вас, поедаются шайкой чиновников, никому ненужной и безусловно вредной. Упраздните же их. Провозгласите вашу полную независимость и объявите, что вы сами возьметесь за свои дела.

Вы хотите провести шоссейную дорогу? — Сговоритесь с соседними коммунами и вы это сделаете лучше, чем министерство общественных работ. — Вам нужна железная дорога? Заинтересованные коммуны проложат ее гораздо лучше, чем подрядчик, который захочет нажить миллионы на этом предприятии. — У вас нет школ? Устраивайте их сами, не прибегая к помощи разных господ из Парижа.

Придется ли вам защищаться от врагов? Устраивайте сами свою защиту и не прибегайте к помощи генералов, которые обязательно изменят вам.

Помните, что никогда ни одна армия не могла остановить нашествия завоевателей, между тем как народ, когда он хотел сохранить свою независимость, побеждал самые сильные армии.

Вам нужны орудия, машины?

Войдите в соглашение с городскими рабочими, и они будут доставлять вам их в обмен на продукты; вы их получите за свою цену, не переплачивая фабриканту, который наживается, обирая крестьянина-покупателя и рабочего, изготовляющего эти орудия.

Грозная сила правительства не страшна. Все эти правительства, как бы они не казались несокрушимыми, рухнут под первыми ударами восставшего народа. Не трудно предвидеть, что через несколько лет вся Европа будет охвачена революцией, которая подорвет авторитет власти. Воспользуйтесь этим моментом, чтоб произвести вашу революцию. Прогоните крупных помещиков и объявите их владение общественной собственностью, уничтожьте ростовщичество, положите конец ипотеке и провозгласите вашу полную независимость. Городские рабочие произведут тем временем свою революцию в городах. Тогда организуйтесь свободно, основывайте коммуны; остерегайтесь тех, которые под видом благодетелей крестьянина будут навязывать вам свои услуги. Делайте все сами, не надейтесь на других”.

Вот, что мы говорили крестьянам.

Единственное возражение, которое мы встретили с их стороны, касаюсь не сущности наших принципов, а их практического применения.

— „Все это верно и было бы осуществимо, говорили они, если бы крестьяне могли сговориться! ”

Так поможем же им сговориться! Будем пропагандировать наши идеи, распространять прокламации, облегчать сношение между деревнями, а в день революции пойдем сражаться с ними, за них.

День этот гораздо ближе, чем это предполагают.