Любимчик

Мне ужасно стыдно говорить об этом, но, если честно, сначала я подумала, что мне в штаны забралась пиявка. В июле, когда дуют муссоны и все время идет дождь, отвратительные липкие пиявки ползают повсюду. Нет, я их не боюсь, просто мне немного противно. Они терпеть не могут соль, поэтому перед тем, как пойти в лес, мы обливаем ноги соленой водой для того, чтобы их отпугнуть. В тот день я была на улице — собирала яйца — и вдруг почувствовала, как у меня по ногам что–то течет. Это не было похоже на мочу, потому что выходило более медленно. Я и представить не могла, что еще там может быть, поэтому спустилась вниз, постучала к охранникам, у которых хранились принадлежности для уборки, потом поднялась к себе. Честно говоря, меня несколько волновало происходящее. В монастыре мы никогда не обсуждаем проблемы нашего тела, даже с близкими друзьями. Здесь это действительно нежелательно.

У меня оставалось еще двадцать минут до встречи с женой учителя, которая пригласила меня в гости в то утро. Я забыла сказать, что Тулку Ургьен Ринпоче не монах; он женат и у него шесть сыновей. Это очень уважаемые люди, воплощенные ламы. Я бегу в комнату, на ходу сбрасываю с ног сандалии, поднимаю вверх подол и спускаю штаны. У меня все бедра в крови. Я стою посреди комнаты, расставив ноги и загнув кверху нижний край платья, — и понятия не имею, что надо делать. Так проходит несколько минут; я совершенно растеряна и напугана. Пытаюсь найти объяснение и наконец придумываю его. В Наги Томна у нас нет нормальных туалетов. По большой нужде мы ходим в специально отведенное место, находящееся в стороне от главных зданий. Но зачастую нам лень туда бежать, поэтому малую нужду мы чаще всего справляем в полях за монастырем. Наверное, когда я сегодня утром сидела в высокой траве, ко мне внутрь забралась пиявка, а я просто ничего не заметила. Меня буквально трясет от отвращения. Я одеваюсь, и в этот момент входит моя двоюродная сестра Йеши Аамо, образец милосердия. Она не живет с нами, но недавно приехала в монастырь, чтобы поучаствовать в больших празднествах и церемониях, а также посетить занятия, которые проводят все великие учителя. Йеши Ламо здесь уже три месяца, живет со мной в одной комнате. Йеши Ламо двадцать лет, и мы успели стать хорошими подругами. Она никогда никого не осуждает и всегда готова всем помочь.

— Йеши, спаси меня! Ко мне внутрь забралась пиявка, она сосет мою кровь. Прошу тебя, вытащи ее!

— Что? Куда она забралась? Успокойся, о чем ты говоришь?

— Сюда, она сюда забралась…

Я указала пальцем на низ живота. Йеши посмотрела мне в глаза, потом вниз, потом снова мне в глаза. Она явно не верила своим ушам:

— Ты смеешься надо мной?

— Похоже, что я шучу?

— Ну–ка покажи…

Она кусает губы, закрывает рот рукой. Я поднимаю кверху подол платья и показываю штаны, все в пятнах крови. И тут Йеши Ламо — я от нее этого никак не ожидала — начинает смеяться, да так, что на первый взгляд это выглядит, будто она кричит. Йеши падает на кровать, обхватывает себя руками и не может остановиться. Никогда не видела, чтобы она так смеялась. В тот момент я ее ненавижу. Моя сестра — дура, я больше ничего ей не буду говорить. Я просто в ярости, готова выбежать из комнаты. Йеши Ламо пытается мне что–то сказать, но с ее губ срывается лишь истерический смех. Чтоб она задохнулась!

Но уже через минуту она роется в своих вещах, находит и протягивает мне кусок черного материала:

— Чоинг, дорогая, то, что с тобой происходит, совершенно нормально. Теперь это будет случаться каждый месяц. Это не страшно. Положи эту ткань в штаны, меняй ее каждый день, вот и все… Сегодня ты стала женщиной.

Она улыбается, а я улыбаюсь ей в ответ. Я слышала о месячных, но не представляла себе, что это такое. Мама никогда мне об этом не говорила. Один раз в моем присутствии о месячных упоминала двоюродная сестра. Мы все довольно застенчивые в отношении того, что касается нашего тела. До того, как родился мой младший брат, я была уверена, что малыши вылезают из маминого живота через пупок. Из–за этого я даже один раз подралась в школе с мальчишкой, который заявлял, что дети появляются откуда–то снизу, а моя мать мне все наврала… Я до сих пор стесняюсь говорить о таких вещах. А что о них говорить? Тело есть тело, вот и все.

Я чувствую себя усталой. Мне не нравятся эти месячные. К тому же пора бежать к Кунсанг Дечен, жене учителя. Она хотела со мной о чем–то поговорить. Сегодня утром, когда я вышла из кухни, она остановила меня:

— Чоинг, подожди, за тобой что, кто–то гонится?

— Эээ… нет…

Я застыла как статуя, с сухариком chapatti в руке. Ну вот! Буквально несколько минут назад меня уже отчитали на лестнице:

— Чоинг, с тех пор, как ты живешь в монастыре, я ни разу не видела, чтобы ты просидела на одном месте дольше десяти минут. Ты носишься как маленькая комета.

— Говорят, что если голодной собаке дать чечевицы, то она съест ее так быстро, что у нее заболит живот. Девочка все делает слишком быстро. И чаще всего не очень хорошо.

Никто не стал спорить со Злюкой. Монахини замолчали и с улыбкой посмотрели в мою сторону. Эта вредина своего не упустит… Но меня не трогают ее замечания, я научилась пропускать их мимо ушей. К тому же Злюка права: я на самом деле очень голодна, я изголодалась по жизни и по ласке, которой так долго была лишена.

— Зайди ко мне сегодня после обеда. Я буду тебя ждать около двух часов.

У меня были свои планы на это время, но я не осмелилась ослушаться. Сегодня в обед я собиралась остаться с нашими американскими гостями, которые приехали в монастырь накануне. На самом деле к нам почти каждую неделю прибывают посетители: я успела познакомиться с немцем и жителем Сингапура. Большинство из них все время улыбаются, и вообще у них такой вид, будто они переживают лучшие моменты в своей жизни. В Наги Гомпа все им кажется чудесным и необычным. Тут мы с ними похожи. Мне нравится помогать посетителям, показывать им окрестности монастыря. А они в благодарность всегда что–нибудь мне дарят. Например, Отто из Германии оставил мне две совершенно необычные вещи (я хранила их как величайшее сокровище): образец духов и — самое главное — набор путешественника, из тех, какие раздают в самолетах (в нем была крохотная зубная щетка, которая понравилась мне больше всего). Но конечно, не только это привлекало меня в иностранцах: общаясь с ними, я могла разговаривать по- английски. Я очень горжусь тем, что единственная из всех монахинь Наги Гомпа владела этом языком. В школе я выучила несколько выражений. Сначала с трудом выговаривала «thank you», «hello», «bread», потом, потренировавшись немного, смогла поддерживать некое подобие разговора. Мне удается очаровать иностранцев улыбками и маленькими глупостями, поэтому они уделяют немного времени тому, чтобы помочь мне с английским. Я очень хочу научиться нормально разговаривать на этом языке.

Итак, в два часа, после обеда, я стучусь к Кунсанг Денчен. Она сидит на кровати, в традиционных тибетских одеждах. Жена моего учителя очень красива и безупречно элегантна. За это я Кунсанг Денчен и люблю — и за многое другое тоже. Я одна из самых маленьких монахинь в монастыре, и Кунсанг Денчен обращается со мной с большой лаской и добротой. Сейчас перед ней стоит тарелка с пельменями memos. Я ем их очень редко; это кушанье обычно готовят для церемоний и особых случаев.

— Угощайся, я принесла momos для тебя. Повар приготовила их для английских гостей, и я немного припасла. Я же знаю, как ты их любишь.

Любимчик — так иногда в шутку называют меня другие монахини. Они делают это не из злости или зависти, просто подтрунивают надо мной, и я не сержусь на них: на самом деле они правы. Большинство монахинь приняли меня благожелательно, опекают меня, я стала особо приближенной помощницей учителя и его жены. И я не испытываю никаких угрызений совести по этому поводу, мне кажется, что все просто встало на свои места. Я заслужила это, отстрадав столько лет. День за днем внимание и забота учителя и его жены смягчают мою душу. Мое сердце тоже наполняется любовью, будто доброта передается от человека человеку. Учитель сказал правду: двери его дома всегда открыты для меня. Чем больше любви он мне дарит — а он никогда не скупится, — тем больше мне нужно. И все это понимают. Я не первая девочка в Наги Гомпа, которая истосковалась по любви и пониманию. Сейчас я провожу все больше и больше времени рядом с Тулку Ургьен Ринпоче. Однажды вечером я даже попросила его рассказать мне какую–нибудь историю, и он согласился — пусть даже ему и не очень хотелось, чтобы об этом кто–то узнал.

— Вчера наши гости сказали мне, что ты начала разбираться в английском. Это очень хорошо, дитя мое…

— Да, они дали мне несколько журналов, и я собираюсь сегодня вечером их почитать!

— Ты растешь, Чоинг. Ты смогла вернуть все, чего была лишена, и теперь пришло время для того, чтобы идти дальше. Я знаю, что у тебя сильная воля, и ты очень быстро учишься. Но если ты будешь уделять занятиям больше времени, то, поверь мне, это пойдет тебе только на пользу… Ты знаешь, я заметил, что ты читаешь молитвы все лучше и лучше, и хочу тебя за это похвалить. Но мне кажется, что тебе еще нужно поработать над техникой и голосом.

До того дня ни учитель, ни его жена ни разу не говорили, что у меня удивительно красивый голос. А я об этом и понятия не имела. Я была всего лишь ребенком и пела не лучше и не хуже остальных монахинь. Но если я за что–то берусь всерьез, то отдаю этому делу всю себя, и, должна признаться, по большей части мне удается добиться успеха в любом начинании. Наверное, именно потому, что я идеальный ученик, Тулку Ургьен Ринпоче так нравится обучать меня чему–то новому. И я очень рада, ведь таким образом я приобщаюсь к бесконечной мудрости великого наставника больше, чем остальные монахини, которые в основном делятся знаниями между собой. Я понимаю, что мне невероятно повезло, поэтому без колебаний отвечаю учителю:

— Если вы действительно решили сделать мне такой подарок, то я буду очень рада. Я всегда готова учиться чему–то новому.

Это правда. Мне всегда нравилось развивать свои способности. Даже когда я была совсем маленькой и мама показывала мне, как надо стирать белье, я не томилась от скуки и не упиралась, а внимательно следила за ее действиями и старалась делать все как можно лучше. У меня не было ничего, кроме меня самой. Поэтому я решила: чем больше я умею, тем лучше мне будет в жизни. И поступала так, словно день за днем старательно наполняла маленькими ключиками огромный мешок — чтобы однажды выбраться на свободу. Это позволяло мне чувствовать, что я хоть чего–то стою.

— Ты знаешь, Чоинг, как я верю в тебя и твои силы. Мне кажется, в тебе есть нечто особенное, исключительный дар. Но теперь ты уже не ребенок и должна над собой работать…

И так я начала заниматься пением. Постепенно я стала получать удовольствие от уроков. По понедельникам и четвергам были занятия по духовному пению, а еще по мелодии. Я также научилась плавно двигать руками и играть на трубе, которая называется gyaling. Иногда со мной занимается сам учитель, иногда — его жена. У них у обоих прекрасные голоса, но каждый из них старается учить меня на свой лад. Кунсанг Дечен сосредотачивается на высоких нотах и в основном на носовых гласных, тогда как Тулку Ургьен Ринпоче воспроизводит всю полноту звучания низких нот и играет естественными модуляциями. Они никак не могут договориться между собой, поэтому тихо спорят, явно радуясь этим моментам душевной близости. А я не хочу разочаровать ни одного из них, поэтому стараюсь сочетать оба стиля.

Таким образом, постоянно меняя тональность исполнения, мне удается натренировать голосовые связки и обрести свою собственную манеру пения… С течением времени мое пение становится более собранным и душевным. Постепенно я начинаю понимать: исполняя молитвы, я вкладываю в них всю себя без остатка. Я прикрываю глаза, и слова священных текстов приходят сами собой — благодаря урокам учителя я научилась полностью погружаться в пение. Теперь мне стало гораздо легче медитировать. Когда я сижу в комнате для молитв, радость от пения буквально переполняет меня и забирает все силы. Живот надувается как шарик. Сестры встают, идут по своим делам, разговаривая на ходу, а я продолжаю сидеть. Меня пробирает дрожь от счастья. Я смотрю на учителя и каждый раз вижу гордость в его глазах. Для меня это самая лучшая награда: я счастлива, по тому что Тулку Ургьен Ринпоче доволен мною!

Когда я читаю в комнате, завтракаю на кухне, убираю кровать по утрам, закутываюсь в одеяло перед сном, я часто ловлю себя на том, что пою. Порой вполголоса мурлычу мантры, но не только их: мне подарили кассетную магнитолу, и я постоянно кручу на ней самые разные песни. Больше всего мне нравятся исполнители из Болливуда. А еще меня буквально покорил голос американской певицы Бонни Рэйт. Пленку с записью ее песни «Love has no Pride» я заслушала почти до дыр… Один из гостей приехал в монастырь с гитарой и показал мне несколько аккордов. И я начала усердно упражняться, потому что мне очень хочется самой играть музыку, пусть даже от струн ужасно болят пальцы!

Я до сих пор храню чудные воспоминания о времени обучения. Мне достаточно закрыть глаза, чтобы снова вернулись те волшебные мгновения, когда я включала музыку на полную громкость и начинала подпрыгивать, приплясывать и подпевать. Да, если бы моя жизнь оборвалась в тот момент, я все равно сказала бы, что она прожита не зря.