Запретная книга. Глупые мечты.

Г-ЖА ВАН ДААН. Путти, Пу-тти…

Г-Н ВАН ДААН. Не мешай, пожалуйста, я разрабатываю рецепт колбасы из той дряни, которую мне притащили вместо грудинки.

Г-ЖА ВАН ДААН. Да, но не знаешь ли ты, где Петер?

Г-Н ВАН ДААН. Где-где? Должно быть, прячется на чердаке. Или ещё где-нибудь прячется.

Г-ЖА ВАН ДААН. Прекрасный ответ.

Г-Н ВАН ДААН. «Какой пример для мальчика!».

Г-ЖА ВАН ДААН. Никакой от тебя помощи. И ноль поддержки. Вот господин Франк…

Г-Н ВАН ДААН. Господин Франк – образец мужчины. Кто тебе виноват, что ты захомутала такого бегемота, как я?

Г-ЖА ВАН ДААН. Как ты можешь так говорить? А я ведь всего лишь спросила у тебя, где наш сын. Я мать, я волнуюсь.

Г-Н ВАН ДААН. Оставила бы парня в покое. Что ты его вечно дёргаешь?

Г-ЖА ВАН ДААН. Я не могу найти одну книгу. Одну книгу, которую ему еще рано читать. Я заказала ее у Беп, но она оказалась какая-то не очень понятная….

Г-Н ВАН ДААН. Кто тебе виноват, что ты заказываешь какие-то неприличные книги? Лучше бы делом занялась.

Анна прислушивается к этому разговору, и идёт к Петеру (она-то знает, где он прячется). А запретная книга её очень интересует. Она идёт к Петеру.

Г-ЖА ВАН ДААН. И это ты говоришь мне? Мне, которая не покладая рук… А ты что делаешь, кроме чтения газет?

АННА (застигает Петера). Убежище в убежище?

ПЕТЕР. А!! Уф, это ты? Ага. Вроде того

Г-Н ВАН ДААН. Я, между прочим, заказал себе кишки!

Г-ЖА ВАН ДААН. Кишки?

АННА. А что за книга?

Петер прячет.

Г-Н ВАН ДААН. Кишки! Говорю же: отныне я буду делать колбасы. Мне нельзя терять навыки.

Г-ЖА ВАН ДААН. Господи боже мой, но ведь на мясо уйдёт куча денег.

Г-Н ВАН ДААН. Что-нибудь продадим.

Г-ЖА ВАН ДААН. И потом: тут же всё провоняет! И так от твоих сигарет…

Г-ЖА ВАН ДААН. И это вся твоя благодарность за мою будущую помощь!

Г-ЖА ВАН ДААН. Как грубо, Путти, как грубо.

АННА. Ну, же, не стесняйся. Покажи.

ПЕТЕР. Такая, в общем, странная книга. Название «Пол и характер». Я ещё не разобрался. Но тут столько всего…

АННА. Можно?

ПЕТЕР. Садись. Тут, в общем… «Итак, мужчина и женщина являются как бы двумя субстан… субстанциями…»

АННА. Дай я сама: «двумя субстанциями, которые в самых разнообразных соотношениях распределены на все живые индивидуумы, причем коэффициент каждой субстанции никогда не может быть равен нулю». Ого! Я вообще очень бы хотела посмотреть, как твоя мама всё б это осилила… «Коэффициент субстанции». Надо же! Боюсь, что у неё не хватило бы ума… Ой! Не обижайся…

ПЕТЕР. Нет, это точно! В смысле: это сложновато для неё. Не меньше, чем для нас.

АННА. Я не хотела её обидеть. Просто такой уж у меня характер… Ну, ты знаешь. (С грустью.) Как, впрочем, и все в убежище.

ПЕТЕР. Счастливая ты! Если б я ляпнул что-нибудь такое, уже бы до ушей покраснел и вообще… Я же никогда не нахожу нужных слов. Начинаю говорить, и – всё – запутался. Так и вчера за обедом сбился и … это было ужасно.

АННА. Ну, не так уж…

ПЕТЕР. Так уж, так уж.

АННА (важно). Петер, знаешь, по моему опыту, излишняя застенчивость проходит с годами.

ПЕТЕР. Не воображай.

АННА. И ты тоже? Сговорились? Бесит! Ладно, давай дальше. Наугад. Страницу и строчку!

ПЕТЕР. Сорок пять, пять.

АННА. Читаю. «Произведения, созданные женщинами, возбуждают интерес вследствие связанной с этим половой пикантности…». Что за белиберда?

ПЕТЕР. Да, нет, ну почему, в каком-то смысле…

АННА. Что?

ПЕТЕР. Ничего, я просто…. Неважно.

АННА. Нет уж, договаривай. Ты хотел сказать, что женщины глупей мужчин, да? Что они годятся только для домашней работы что ли? Ты совсем как твой отец. Даже хуже – вообще как Дюссель…

Г-ЖА ВАН ДААН. Так вон он где! И с Анной, ну, конечно. Зачинщица!

АННА. А, ну, разумеется! Кто ж ещё в Убежище может быть во всём на свете виноват?

Г-ЖА ВАН ДААН. Ты ещё и дерзишь? Нет, на сей раз я этого так не оставлю! Эдит! Эдит, иди сюда и полюбуйся: твоя дочь развращает моего сына!

Г-ЖА ФРАНК. Августа, мне кажется, ты перегибаешь…

Г-ЖА ВАН ДААН. А мне кажется, тебе пора посмотреть правде в глаза. Ты только взгляни, что они читают. Вот, пожалуйста, пожалуйста. «Человек, в отличие от животных сексуален… (сексуален – боже, я краснею) во все времена года».

Г-ЖА ФРАНК. Боже, откуда это?

Г-Н ВАН ДААН. Петер Ван Даан!

ДЮССЕЛЬ. С ума все посходили. Я занимаюсь диссертацией.

ПЕТЕР. Я больше не буду!

Г-ЖА ФРАНК. Отто! Да оторвись ты, наконец, от своих бумаг. И посмотри, что вытворяет твоя дочь. Ты единственный, кого она ещё хотя бы в половину уха слушает…

ПЕТЕР (тщетно). Это я… Госпожа Франк, мама, это я вообще-то… Анна ни при чём…

Г-Н ФРАНК. ТИШЕ!! Молчите все! Я сказал: молчать! (Все затихают.) Что это?

Г-ЖА ФРАНК. Отто, уже вечер, там никого…

Г-Н ФРАНК. Т-ссс! В том-то и дело, в том-то и дело, что там кто-то. Слышите?

Г-ЖА ВАН ДААН. Боже, взлом? По радио говорили: участились взломы.

Г-Н ФРАНК. Похоже на то. Больше никак не объяснить.

Г-ЖА ВАН ДААН. Но воры же могут найти тайный вход!

Г-ЖА ФРАНК. Мы, как в ловушке здесь. И ничего не сделаешь.

Г-Н ФРАНК. Вот именно поэтому – тише. Ни скрипа, ни шороха, стойте где стоите. Говорить только шёпотом.

ПЕТЕР. Мне надо в туалет.

Г-ЖА ВАН ДААН. Не тебе одному.

Г-Н ФРАНК. Смирно. Не вздумайте сдвинуть что-то из мебели. Тишина.

Прошло время. Но воры всё ещё внизу.

ПЕТЕР. Господи, да сколько ж можно воровать? (Естественно, шёпотом.) Эй, там, нельзя ли побыстрее? Украдите уже всё и убирайтесь.

Г-ЖА ВАН ДААН. У меня всё затекло. Больше двух часов, кажется… Целая вечность.

АННА. И всё равно нам лучше, чем тем, кто сейчас там… Особенно в лагерях. Мне часто снится – я не рассказывала? – снится лицо моей подруги, Ханнеле. Такие огромные глаза и в них слёзы. А голова обрита. Я просыпаюсь сама в слезах. Так страшно за них.

Г-ЖА ФРАНК. Война кончится, и всё мы выйдем на свободу. И отсюда, и оттуда, из лагерей. Анна… А знаете, если бы я оказалась сейчас на свободе, я бы выпила чашечку кофе где-нибудь на площади де Дам. Может быть, вы скажете, что это немного приземлённо… Анна, а ты?

Г-ЖА ВАН ДААН. О, я как будто прямо почувствовала этот запах. Божественно!

АННА. Мам, на свободе сейчас, как и у нас, только суррогатный кофе.

Г-ЖА ФРАНК. А кто-то ещё собирается быть писательницей. Где твоя фантазия?

АННА. А, так можно всё, что угодно? Любую мечту? И после войны?

Г-ЖА ВАН ДААН. После войны??? Тогда так: я! Я посреди роскошного кафе в своей шубе. Нет, даже не в своей. В такой как будто… персиковой. Воздушной, лёгкой, как зефир, как облако… И запах….

ДЮССЕЛЬ. Да, уж, здешний запах… мёртвого поднимет.

Г-ЖА ВАН ДААН. Нет! Запах духов! И музыка… И…

Г-Н ВАН ДААН. Горячая ванна.

МАРГО. Присоединяюсь. В смысле… я тоже мечтаю о ванне. А вообще… Вообще, если уж серьёзно, больше всего я бы, наверно, хотела стать акушеркой в Палестине.

Г-Н ВАН ДААН. Чего??

Г-ЖА ФРАНК. Почему, доченька?

Г-ЖА ВАН ДААН. Да, и я ещё не досказала. Пирожное! Превосходное сладкое пирожное с шоколадным кремом, глазурью... Даже два. И в первый день свободы наплевать на фигуру.

ПЕТЕР. Господин Франк, а вы?

Г-Н ФРАНК. А я мечтал бы навестить всех знакомых и узнать, что у них всё в порядке.

Г-ЖА ФРАНК. Да уж…

Г-ЖА ВАН ДААН. О, да...

Г-Н ФРАНК. Ну, и… работа. Альфред? Вы отмалчиваетесь.

ДЮССЕЛЬ. Я отправлюсь к жене.

Г-ЖА ВАН ДААН. Вот прекрасный ответ…

ДЮССЕЛЬ. …не медля ни минуты, я отправлюсь к жене.

Г-ЖА ФРАНК. Мы поняли, господин Дюссель, это похвально…

ДЮССЕЛЬ. Прямо отсюда, незамедлительно, настолько быстро, насколько это вообще возможно. К жене!

Г-ЖА ВАН ДААН (опасаясь пикантного продолжения). А ты, Анна?

АННА. Так! Ну, держитесь. Ездить на велосипеде – раз, танцевать – два, петь (не шёпотом!)…

ДЮССЕЛЬ. К жене! (Он замечтался.)

АННА. …Отправиться в путешествие…

ДЮССЕЛЬ. К жене!

АННА. …завести собаку – той же породы, как в том кино, чтобы во время уроков ждала бы меня в школьном дворе.

ДЮССЕЛЬ. К жене!

АННА. Вообще пойти в школу. Господи, у меня столько фантазий, что не знаешь, какую выбрать… Мне кажется, я каждый день буду проживать так, чтобы наверстать то, что потеряно здесь… И вообще, конечно, я стану писательницей.

ДЮССЕЛЬ. К жене!

АННА. Или на худой конец, журналистской. Объеду весь мир (ну, это уже говорила). Я…

ПЕТЕР (выпаливает). «Я, я, я…!» Всегда одно и то же. А хочешь знать, что буду делать я? Я когда кончится война, уеду в голландскую колонию Индонезию и стану там фермером – навсегда. Вот.

Всё это уже давно crescendo.

Г-Н ФРАНК. Тише!

Г-Н ВАН ДААН. Да куда уж тише, Отто?

Г-Н ФРАНК. Помолчите все. Да, всё верно: там уже давно тихо. Они ушли.

Акт