Геополитика в России

Развитие геополитики в России началось в перестроечный период. В советские годы геополитика считалась лженаукой и ассоциировалась с фашизмом, хотя советские военные специалисты и дипломаты довольно активно и небезуспешно занимались разработкой геостратегий, не используя геополитическую теорию и терминологический аппарат. Таким образом, геополитика в СССР развивалась в рамках военно-стратегического анализа. На русский язык были переведены работы А.Мэхэна, издание которых совпало с периодом подготовки выхода СССР в Мировой океан (Мэхэн, 1940, 1941). Под советскую геополитику не была подведена теоретическая база, но практические разработки оказались возможными и без нее: развивались “военная”, “идеологическая” и “ситуативная” версии геополитики.

О геополитике как об особой науке в нашей стране заговорили в конце 1980-х гг., когда было снято табу на “буржуазные” и “фашистские” течения общественной мысли. Наибольшее внимание было уделено осмыслению места России в мире, тем более, что эта проблема стала более чем актуальной после распада Советского Союза и в связи с нарастанием идеологического противостояния в обществе и элите. В силу ряда причин геополитика в России была на первых порах монополизирована русско-националистическими кругами.

Легче и быстрее всего в российской геополитике была воспринята, причем некритически, как некое откровение теория хартленда, тем более, что она наделяла Россию особой геополитической ролью. Авторами было освоено теоретическое наследие геополитики начала 20 в., в то время как современные работы долгое время оставались известными лишь узкому кругу специалистов. Некритическое восприятие теории хартленда привело к появлению своеобразных штампов российской геополитики. В частности возникло представление о России как о ключе к глобальной стабильности, о географическом центре мировой политики (в то время как хартленд, строго говоря, оказался на территории Казахстана, который пока не похож на претендента на мировое господство, да и находится явно на глухой периферии глобальных процессов). Тем временем Запад все больше и больше убеждался в том, что без России легко можно обходиться в мировых делах. Стереотипное представление о России как о великой евразийской державе, поражающей своими способностями к территориальной экспансии, уходило в прошлое. Неудивительно, что в нашей стране тезис об особой, “вечной” геополитической роли России со ссылкой на классиков геополитики пришелся по вкусу, став своеобразной психологической компенсацией за развал империи и стремительное понижение реального геополитического статуса страны.

Внедрение геополитики происходило через оппозиционную прессу, главным ее рупором стала в начале 1990-х гг. известная газета национально-консервативного толка " День" (позднее - “Завтра”). Ее развитие было стимулировано и тогдашней позицией либеральных западнических кругов, которые не учитывали геополитические интересы России, выступая за уход нашей страны из Восточной Европы, Центральной Азии, Закавказья и руководствуясь одной лишь идеей “слияния” с западной цивилизацией. Тем временем в оппозиционных кругах была создана неоевразийская школа геополитики, прямая наследница геополитических школ первой половины 20 в. с теми же отличительными чертами (но не учитывающая развитие геополитической мысли во второй половине нашего столетия). Ее крупнейшим автором стал Александр Дугин, у которого появилось немало последователей, и который стал издавать геополитический журнал “Элементы”. Впоследствии появилась его книга “Основы геополитики” (Дугин, 1997). Другим известным исследователем с близкими взглядами был Анатолий Гливаковский.

В основе неоевразийской геополитической школы лежали догматическое восприятие теорий Х.Маккиндера и К.Хаусхофера и абсолютизация противостояния морских и континентальных держав, “вечного Карфагена” и “вечного Рима”. Были реанимированы географический детерминизм и принципы силовой политики. Россия признавалась ведущей континентальной державой, которая должна вести борьбу против “торгашеской” приморской (атлантистской) цивилизации и ее лидера в лице США и одновременно воссоздавать великую евразийскую империю. Поэтому в идейные союзники были взяты евразийцы (см. Савицкий, 1997). Мировой политический процесс фактически сводился к противостоянию поборников “атлантизма” и “континентализма”, причем России предлагалось вести настоящую войну с “атлантистами” всех мастей. Были демонизированы понятия “мондиализм” (изначально нейтральное понятие, означающее процесс всемирной интеграции через снятие национальных барьеров при доминировании западной либеральной идеологии) и “новый мировой порядок”, понимаемый как воплощение американской мечты о мировом господстве. Разоблачение “мондиалистского заговора” (с которым ассоциировались такие организации, как Бильдербергский клуб, Трехсторонняя комиссия и пр.) стало хорошим тоном, и даже появилась “теория геополитического заговора”, созданная тем же А.Дугиным.

Российская геополитика в таком ее проявлении оказалась отчетливо антизападной и прежде всего антиамериканской. США ассоциировались с “мировым злом”. В то же время в неоевразийских построениях явственно ощущалась германофилия: идея антиамериканского союза с Германией как с дружественной континентальной державой была одной из ключевых у того же А.Дугина (этот автор предлагал создать трансевразийскую ось Берлин-Москва-Токио с подключением Тегерана). Антиамериканские настроения привели к тому, что Европа стала восприниматься как возможный геополитический союзник России. Эту мысль активно развивали европейские “новые правые”, представители национально-радикальных движений, оказавшие влияние на А.Дугина (отсюда популярный тезис о “Европе от Дублина до Владивостока”, “Евро-Советской империи”). Союз Европы с Россией против США был популярной идеей во Франции со времен Ш. де Голля, поэтому к предполагаемой трансевразийской оси подключался и Париж. Правда, в других работах Европа вместе с США воспринималась как главный геополитический противник России.

Отталкивание от Запада и прежде всего Америки сочеталось в неоевразийстве с “восточным уклоном”. Прослеживалась заимствованная у евразийцев и Л.Гумилева явственная тюркофилия вместе с симпатиями к исламскому фундаменатализму. Отсюда всяческая поддержка российско-иранских связей. Тюркофилия даже приводила неоевразийцев к поддержке Азербайджана в конфликте с историческим союзником России - Арменией. Не случайно неоевразийство получило позитивный отклик в кругах тюркских националистов - татарских, казахских, крымско-татарских, азербайджанских и др., хотя они явно не симпатизировали России. Некоторые сторонники неоевразийского подхода из числа мусульман даже заговорили об исламизации России. На Дальнем Востоке России предлагалось вести сложную игру с Китаем и Японией, в т.ч. предлагался союз с Японией, хотя развитие российско-китайских связей тоже не отрицалось (однако тюркофилия евразийцев с учетом исторического конфликта тюрок и китайцев заставляла их с осторожностью относиться к идее российско-китайского союза).

В российских оппозиционных кругах сформировалось отношение к геополитике как к “философскому камню”, с помощью которого можно получить ответы на все вопросы международной политики. Действительно, простые объяснения происходящего в логике противостояния “плохих” атлантистов в лице США и их агентов в Европе (Великобритания), Азии (Турция), России (“демократы”) и “хороших” континенталистов, отстраивающих евразийскую континентальную империю, пришлись по вкусу многим, тем более, что они не требовали интеллектуального напряжения. Геополитике отдали дань сторонники КПРФ и ЛДПР. Например, в книгу Г.Зюганова “Держава” был включен теоретический экскурс по геополитике, геополитическое содержание присутствовало в книге В.Жириновского “Последний бросок на Юг”. В Государственной думе по инициативе ЛДПР был даже создан комитет по геополитике, председатель которого А.Митрофанов выпустил книгу “Шаги новой геополитики”.

С точки зрения современной геополитики построения отечественных авторов левого и националистического направления выглядят достаточно архаичными. В них чрезмерно акцентирован силовой фактор международных отношений, недоучитывается многополюсность современного мира (ведущей державой и главным врагом обычно считаются США), не анализируется мировая экономика как фундаментальный контекст политических процессов. Однако неоевразийская школа российской геополитики пока является наиболее разработанной у нас в стране, и активная издательская деятельность ее лидеров привела к тому, что представления о геополитике в России во многом основаны на их работах и трудах классиков начала века в переложении тех же неоевразийцев.

Хотя сводить современную российскую геополитическую мысль к неоевразийству было бы ошибкой. Есть авторы, которые предлагают свои геополитические концепции, опираясь на анализ как теоретического наследия геополитики, так и современных реалий. К числу наиболее интересных относится концепция " острова-России", предложенная В.Цымбурским. Эту концепцию считают неоизоляционистской, поскольку она предполагает определенное дистанцирование России от международных дел, ее интенсивное саморазвитие на “острове”, окруженном “территориями-проливами” - зонами геополитической нестабильности (Цымбурский, 1993, 1994). Геополитическим анализом занимаются многие научные центры и отдельные авторы, хотя уровень этого анализа и прежде всего его научной обоснованности, подкрепленности цифрами и фактами часто оставляет желать лучшего. Следует заметить, что анализ геополитического положения России в мире, ее геополитических кодов, роли в новом мировом порядке невозможен без четкого количественного и качественного анализа структуры и динамики ее внешних связей, в частности экспортно-импортных операций и инвестиций (проблема экономической взаимозависимости), государственных визитов, соглашений и внешнеполитических инициатив и т.д. В противном случае геополитика может свестись только лишь к отвлеченному философствованию и прожектерству.

Реальное геополитическое положение России отличается от представлений неоевразийцев. Во-первых, оно меняется, в то время как теория хартленда рисует его статичным. Геополитическое положение государства определяется не только физической географией, но и изменениями мировых порядков, геоэкономическими процессами. Очевидно, что после распада СССР произошло снижение геополитического статуса нашей страны. Из-под ее прямого контроля вышли конфликтные зоны, стабильность в которых ранее обеспечивалась в рамках имперского единства (Кавказ, Центральная Азия) и военных блоков (Восточная Европа). На постсоветском пространстве, не исключая и территории самой России, стали утверждаться внешние центры силы. Дезинтеграционные процессы поставили под вопрос геополитическую субъектность России.

Современная Россия сохраняет свой геополитический потенциал, но возможности его использования сильно ограничены, что приводит к превращению России в региональную державу с тенденцией к дальнейшему снижению геополитического статуса. Действительно, Россия занимает срединное положение в Евразии, имеет протяженные сухопутные границы, связана со своими соседями множеством исторических, культурных и экономических связей. В этом смысле она была и остается узлом, который стягивает интересы большинства евразийских государств и народов. В этом контексте сегодня нужно понимать и концепцию хартленда, которая имеет право на существование. Однако проблема заключается в использовании этого геополитического потенциала, методах и стратегических целях. Экономическая слабость (по данным ИМЭМО на 1998 г. Россия производит лишь 1.7% мирового ВВП!), отсутствие государственной воли и общественного консенсуса по поводу путей развития страны не позволяют реализовать теорию хартленда в ее новом звучании - как интеграционного ядра Евразии. Пока Россия не является центром притяжения соседей, пока не разрешены конфликты на ее границах и внутри нее самой, она остается периферией мирового политического процесса, тупиком, а не ядром Евразии (Туровский, 1994).

Произошло снятие с России ее геополитических “оболочек”. В настоящее время потеряно влияние России в странах Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ), несмотря на существование взаимных экономических интересов. “Бегство” России из ЦВЕ стало важнейшим индикатором снижения геополитической роли России и потери ею статуса великой державы. Бывшие участники “восточного блока” активно интегрируются в европейское пространство вместе со странами Балтии (НАТО, Европейский Союз). Лишь некоторые страны с православной этнокультурной доминантой отчасти сохраняют пророссийскую ориентацию (прежде всего Югославия, в гораздо меньшей степени Болгария), определенный интерес к России имеется в Словакии, но и в этих случаях не наблюдается формирования устойчивых геополитических блоков. Воссоздание геополитических связей на основе принадлежности к славянству или православному миру в настоящее время затруднено как слабостью России и отсутствием у нее внятной геостратегии, так и западной, евроцентристской ориентацией стран ЦВЕ.

Происходит качественное изменение геополитической структуры постсоветского пространства, которое теряет свой изначальный “россоцентризм”. Союз независимых государств (СНГ), включающий все бывшие советские республики кроме трех балтийских государств, действует крайне неэффективно. Главные факторы, сдерживающие распад СНГ, - зависимость многих постсоветских государств от российского топливного сырья и другие экономические связи, в меньшей степени - культурно-исторические связи. Однако как геополитический и геоэкономический центр Россия слишком слаба. Тем временем с бывшими советскими республиками активно взаимодействуют европейские страны, в особенности Германия, Турция с ее попытками восстановить единство тюркского мира “от Адриатики до Великой Китайской стены” (тюркские народы являются государствообразующими в Азербайджане, Туркмении, Узбекистане, Киргизии и Казахстане), Китай (Центральная Азия), США (Прибалтика, Украина, Грузия) и др. На роль новых региональных держав пытаются претендовать Украина, Узбекистан и Казахстан. Причем Украина видится западным геостратегам как естественный противовес России и ее “имперским амбициям” в постсоветском пространстве (идея, активно пропагандируемая З.Бжезинским, который предлагает проекты геополитического переустройства евразийского пространства в частности в своей работе “Геостратегия для Евразии”).

Формируются геополитические оси Анкара-Баку, Ереван-Тегеран и др. Постсоветские государства принимают участие в геополитических союзах, альтернативных СНГ (европейская, тюркская, исламская и другие виды интеграции). На границах России возникают новые региональные системы сотрудничества. В некоторых из них наша страна принимает посильное участие - балтийская, черноморская, каспийская, азиатско-тихоокеанская системы. Однако в ряде случаев объединение идет без участия России. Активно взаимодействуют друг с другом страны Центральной Азии, хотя там имеет место своя конкуренция (в частности между Казахстаном и Узбекистаном). Наблюдается консолидация Украины, Молдовы, Грузии и Азербайджана, объединение которых называют ГУАМ. Появляются проекты создания Балто-Понтийского пояса, представляющего собой санитарный кордон между Россией и Европой (Украина, Белоруссия и Литва).

Решается важнейшая задача преодоления транспортной зависимости от России. В этой связи центрально-азиатские страны “прорубают окно” к Индийскому океану. Уже построена железная дорога Теджен-Серахс-Мешхед, которая соединяет Туркмению с Ираном, что дает Туркмении и другим странам региона выход к Индийскому океану (в перспективе этот выход полезен и России, особенно в случае строительства транспортного коридора “Север-Юг” по относительно короткому маршруту Ералиев (Казахстан)- Красноводск- Кизыл-Атрек- Иран). Рассматривается вариант создания альтернативной коммуникационной оси, соединяющей Туркмению и Узбекистан через Афганистан с Пакистаном. Реанимирована идея Великого шелкового пути, который почти полностью выводит южных соседей России из-под российского влияния (см. ниже). Маловероятно, что через Россию будет осуществляться транзит каспийской (азербайджанской) нефти: более перспективными считаются нефтепроводы, выходящие в Грузию (Супса) и Турцию (Джейхан). Только нефть Казахстана может экспортироваться через российский порт Новороссийск.

В результате имеет место “разбегание” стран-членов СНГ, их переориентация на другие геополитические центры. Лишь ось Москва-Минск остается устойчивым геополитическим образованием, скрепляющим единство Евразии на пророссийских основаниях и препятствующим формированию Балто-Понтийского пояса (кроме того, сохраняются традиционные связи с Арменией, тогда как Грузия и Азербайджан участвуют в антироссийских геополитических играх). Россия теряет геополитическую роль центра Евразии. Не случайно многие западные исследователи уже не считают Россию значимым геополитическим центром, полагая, что мировые процессы определяются отношениями Америки, Европы и Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР), причем ни в Большую Европу, ни в АТР включать Россию никто не торопится, несмотря на все усилия российских дипломатов.

Разрушается и геополитическое единство самой Российской Федерации. Национальные республики развивают свои внешние связи, руководствуясь этнокультурными критериями. В результате в российских республиках усилилось турецкое влияние, особенно на Северном Кавказе и в Волго-Уральском регионе (Татарстан, Башкирия). В республиках с мусульманским населением ощущается влияние Саудовской Аравии и в меньшей степени Ирана. Возникла даже конкуренция исламских стран за влияние в российских республиках. Результатом геополитического расслоения российского пространства стал фактический выход из состава России Чечни. Северный Кавказ в целом стал зоной геополитического риска в пределах российских границ.

Геополитические проблемы связаны и с другими республиками, а также с некоторыми краями и областями. Так, Дальний Восток остается заброшенной окраиной России, которая вынуждена самостоятельно развивать связи с Китаем, Японией и др. В сложнейшей ситуации оказывается Калининградская область, отделенная от остальной части России землями Литвы и Белоруссии и при этом сохраняющая роль западного военного форпоста страны. В этой ситуации усиливается давление соседних стран, претендующих на российские территории, что ведет к геополитической нестабильности во многих регионах России (Карелия, Псковская область, граница с Китаем, Сахалин и Курильские острова).

После распада СССР страна столкнулась с проблемами выходов во внешний мир. Стала очевидной ограниченность российского выхода к морю. Роль геополитических “окон” выполняют: на Балтике Санкт-Петербург с Ленинградской областью (Калининградская область не в счет в силу своего эксклавного положения), на Черном море - Краснодарский край (Новороссийск) и Ростовская область (попытки возрождения Таганрога), на Каспийском море - Астрахань (Дагестан выпадает из-за этнополитических проблем). На Тихом океане эту роль играет Приморский край, в существенно меньшей степени - Хабаровский край, Сахалин и Камчатка. При этом важно отметить, что Балтийское и Черное моря относятся к числу “закрытых”, и проливы контролируют другие державы (отсюда минимальная геополитическая значимость Балтийского и Черноморского флотов). “Закрытым” является и Японское море. Поэтому особое военно-стратегическое значение имеют Кольский и Камчатский полуострова - единственные территории России, имеющие выход к открытым пространствам Мирового океана (здесь базируются соответственно Северный и Тихоокеанский флоты).

Не реализован и другой аспект геополитического потенциала России. Геополитическое положение России в мире может рассматриваться с двух точек зрения. Первая считает Россию географическим центром глобальной системы (хартлендом). Но достаточно распространено представление о России как о своеобразном “мосте” между Европой и Азией (это представление имеет философское обоснование: русские философы, в частности Н.Бердяев говорили о России как о “посреднике” между Западом и Востоком). Другими словами, Россия могла бы стать огромным транзитным государством, связывающим по суше Европу и страны Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР).

Однако реально действующие международные коммуникации сейчас обходят Россию стороной. Связи между Европой и АТР в основном осуществляются по морю в обход России (морские перевозки, как известно, достаточно дешевы). Не действуют и российские сухопутные коммуникации. Зато воссоздается Великий шелковый путь (ВШП) в виде трансевразийского коридора, связывающего Восточную Азию и Европу по суше. Начинается работа по реализации проекта транспортного коридора “Европа - Кавказ - Центральная Азия” (ТРАСЕКА), которая находит поддержку как в Китае и Японии, так и в Европейском Союзе (особенно в Германии). Решение о его реализации было принято в 1993 г. на конференции в Брюсселе, в которой принимали участие руководители восьми государств Закавказья и Центральной Азии. Позднее к программе примкнули Монголия, Украина и Молдова. В сентябре 1998 г. в Баку прошла международная конференция, в которой принимали участие руководители Киргизии, Узбекистана, Азербайджана, Грузии, Турции, Украины, Молдовы, Румынии и Болгарии. На конференции было принято соглашение о развитии транспортного коридора, транзита и коммуникаций.

Трансевразийский коридор в силу стечения обстоятельств должен пройти в обход самого крупного евразийского государства, почитающего себя центром Евразии, - России (хотя возможен его “северный” вариант из Европы через Белоруссию или Украину, Россию и Казахстан с выходом через Туркмению в Иран и к Индийскому окенау, куда более простой с точки зрения количества преодолеваемых границ). Такова цена, которую Россия платит за геополитический распад пространства СССР и потерю Закавказья и Центральной Азии, т.н. “мягкого подбрюшья” России. Важнейшую магистраль будущего предполагается провести из Китая через Казахстан (Киргизию), Узбекистан, Туркмению, Азербайджан, Грузию в Турцию и дальше в Европу через Турцию и Болгарию или через Украину, Молдову и Румынию. Правда, в формирующемся поясе небольших государств к югу и юго-западу от российских границ есть слабые места. Этнополитическая нестабильность характерна для Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая, который граничит с центрально-азиатскими странами. Не определено место стыковки ВШП с китайскими коммуникациями. На эту роль претендуют Казахстан, уже связанный с Китаем в транспортном отношении, и Киргизия, которую могут поддержать геополитические соперники Казахстана (в этом случае необходимо строить дороги в высокогорных районах Тянь-Шаня, к чему уже готовы в Китае). Особую позицию занимают Иран и Армения, оттесненные от ВШП. Они настаивают на использовании своих сухопутных коммуникаций, в то время как другие участники проекта по причинам геополитического характера и при поддержке Запада говорят об использовании паромной переправы из Туркмении в Азербайджан (в обход Ирана) и дороги, напрямую связывающей Азербайджан с Грузией (в обход Армении). Наконец, связь Грузии с Украиной планируется осуществлять по морю, поскольку сухопутные коммуникации проходят через Абхазию и Россию.

Таким образом, на южных окраинах постсоветского пространства и в Юго-Восточной Европе формируется “ новый римленд ”, охватывающий полукольцом “евразийский хартленд”. Россия же оказывается глухим северо-восточным углом Евразии, находящимся на обочине торговых путей. Существующие коммуникации, такие как Транссиб в качестве транзитного “моста” не используются, они ненадежны, и неясны перспективы их реконструкции (хотя Япония проявляла интерес к реконструкции Транссиба, но она же вкладывает деньги в реконструкцию дорог, слагающих ВШП).

Наконец, мир-системный анализ в настоящее время рассматривает Россию в качестве геоэкономической полупериферии, обладающей некоторыми высокими технологиями, но все в большей степени зависящей от экспорта сырья, прежде всего - угледоводородного на Запад. Продолжение этой тенденции может привести Россию в группу периферийных государств, не имеющих почти никаких возможностей влиять на политическую ситуацию в мире экономическими методами - экспансии российских товаров не наблюдается, а угрозы “перекрыть краник” восприниматься не будут, поскольку зависимость Запада от российского сырья может быть преодолена с помощью других источников.

Таким образом, на сегодняшний день Россия не использует свой геополитический потенциал ни в качестве интеграционного ядра Евразии, ни в качестве транзитного государства, ни в качестве развитого экономического центра. Россия фактически превратилась в региональную державу, которая способна влиять только в постсоветском пространстве и то в недостаточной степени. Сформулировать свои национальные интересы глобального уровня страна и общество пока не в состоянии. Единственными индикаторами российской “сверхдержавности” являются ядерное оружие и постоянное членство в Совете Безопасности ООН, унаследованные от СССР. Постепенно меняется и отношение Запада, воспринимающего нашу страну как периферийную державу, хотя и традиционно опасающегося ее “агрессивности”. Тем временем среди геостратегий, предлагаемых разными авторами, преобладают реакционные утопии.

В этой ситуации перед нашей страной встает проблема геополитического самоопределения. Уже сложились основные геостратегии, из которых предстоит делать выбор. Одна из них - западническая (атлантистская) - активно внедрялась в начале 1990-х гг., когда она фактически определяла государственную политику (“доктрина Козырева”). Эта геостратегия сводилась к прозападной ориентации, сдаче позиций в мире, отказу от инициативной внешней политики, в т.ч. в традиционных зонах жизненных интересов (ЦВЕ, Балканы, Прибалтика, Закавказье, Центральная Азия, Дальний Восток).

Как реакция на радикальное западничество и проамериканскую внешнюю политику правящих кругов появилась неоевразийская геостратегия, имеющая теоретическое обоснование в виде работ зарубежных классиков геополитики и русских евразийцев. В рамках этой геостратегии Россия воспринимается как континентальное ядро глобальной системы, а потому - извечный противник морских держав и в первую очередь США (Европа некоторыми авторами признается союзником России, по крайней мере неоевразийцы активно устанавливали контакты с представителями европейских национально-радикальных течений). “Сухопутная” (евразийская) и морская (атлантистская) цивилизации как два основных типа мировых цивилизаций находятся, по А.Дугину, в состоянии извечной “великой войны континентов” между “силами Суши” и “силами Моря”. Среди основных задач - создание евразийской континентальной империи и союз с другими континентальными державами, такими как Германия, Сербия, Иран (сюда же добавляли Францию и Японию). Стабилизировать континентальную Евразию призван славяно-тюркский и православно-мусульманский союз.

Не все противники Запада и либеральной идеи примкнули к неоевразийству, полагая, что геополитический союз с тюрками и мусульманами опасен для русского народа и приведет к его “растворению” в евразийском “котле”, потере национальной идентичности. Поэтому появилась русско-националистическая геостратегия, которая носила преимущественно изоляционистский характер. Эта геостратегия предполагала уход России с Кавказа и из Центральной Азии, создание русского национального государства, сосредоточение на проблемах национального возрождения русского народа. Естественными союзниками России признавались православные и другие восточно-христианские народы, поэтому в геостратегии явственно ощущались панславистские и панортодоксистские мотивы 19- начала 20 вв.

К концу 1990-х гг. в России сложилась потребность в более гибких, менее идеологизированных геостратегиях. Стало ясно, что радикальное западничество ведет страну в геополитический тупик, а утопии типа евразийской или панславянской в современном мире неосуществимы, тем более, что их сторонники не исключали использования силовых методов. Новая российская геостратегия только формируется, но ее отличительные особенности уже определились. Смену приоритетов в российской внешней политике почувствовали многие аналитики, которые заговорили о “доктрине Примакова”.

Одной из важных отличительных черт формирующейся российской геостратегии является отказ от любых односторонних ориентаций, в т.ч. от западной ориентации. Россия собирается включиться в мировой баланс сил в качестве самостоятельного центра силы, готового время от времени заявлять свою особую позицию, и для обоснования этой позиции ссылается на свою цивилизационную уникальность. В качестве инструментов во внешней политике используются право голоса в Совете Безопасности ООН, контракты на поставки оружия и экспорт сырья, российские военные базы за рубежом, реанимация старых связей (например, с Ираком, Кубой) и др. Иногда Россия даже демонстрирует готовность играть на основных геополитических противоречиях современного мира - американо-китайских и американо-европейских, в большей степени дистанцируясь от США. Страна начинает поиск опор в мире и в этой связи возвращается к концепции традиционных союзников, восстанавливая отношения с теми странами, которые входили в российскую клиентелу как в дореволюционный период (например, Сербия, Армения), так и в советский (Индия, арабские страны - Египет, Сирия, Ирак, Ливия). В этой перспективной геостратегии сочетаются прагматизм и традиционализм российской внешней политики. Однако ее реализация пока наталкивается на большие сложности, связанные с зависимостью страны от Запада, внутриэлитными и межнациональными противоречиями в стране.

Современная российская геополитика в ускоренном темпе проходит тот же путь, что и западная. Ее первым опытом стало создание неоевразийской школы, следующей канонам геополитики первой половины 20 в. Однако затем была осознана ее неадекватность, после чего мода на геополитику прошла. Но в последние годы постепенно формируются основы геополитического анализа, складывается геополитика как “обычная” наука, начинаются геополитические исследования глобальных процессов и российской внешней политики, которые имеют очень большие перспективы, поскольку географические факторы разной природы продолжают оказывать влияние на политику нашей страны.

Контрольные вопросы

1. Назовите причины возникновения геополитики.

2. Какие сходства и различия имеют основные школы традиционной геополитики - британская, германская и американская?

3. В чем заключаются принципиальные отличия современной геополитики от традиционной?

4. Назовите основные направления исследований современной геополитики.

5. В чем состоит смысл понятия “геополитический код”?

6. Какое влияние экономический фактор оказывает на развитие глобальной политической системы?

7. Опишите основные особенности нового мирового порядка.

8. Какие модели циклического развития глобальной политической системы существуют в геополитике?

9. Какие геополитические школы и геостратегические концепции развиваются в современной России?

10. Проанализируйте геополитическое положение современной России и возможности его использования.

Основная литература

1. Гаджиев К.С. Введение в геополитику. М., Логос, 1998.

2. Гаджиев К.С. Геополитика. М., Международные отношения, 1997.

3. Дугин А.Г. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. М., Арктогея, 1997.

4. Геополитика: теория и практика. Сборник статей. М., ИМЭМО, 1993, с. 7-75.

5. Колосов В.А. Российская геополитика: традиционные концепции и современные вызовы // Общественные науки и современность, №3, 1996, с. 86-94.

6. Модельски Дж., Томпсон У. Волны Кондратьева, развитие мировой экономики и мировая политика // Вопросы экономики, 1992, №10.

7. Мэхэн А. Влияние морской силы на историю (1660-1783). М.-Л., 1941.

8. Паркер Дж. Преемственность и изменения в геополитической мысли Запада // Международный журнал социальных наук, 1993, №3, с. 22.

9. Поздняков Э.А. Геополитика. М., АО Издательская группа “Прогресс” - “Культура”, 1995.

10. Проблемы российской геополитики (“круглый стол”) // Вестник Московского университета. Сер. 12, Социально-политические исследования, 1994, №6.

11. Разуваев В.В. О понятии " геополитика" // Вестник Московского университета. Сер. 12, Социально-политические исследования. 1994, №2, с. 40-49.

12. Сорокин К.Э. Геополитика современности и геостратегия России. М., Российская политическая энциклопедия, 1996.

13. Туровский Р.Ф. Политико-географическое положение России и национальные интересы государства // Кентавр, 1994, №3, с. 31-36.

14. Туровский Р.Ф. Русская геополитическая традиция // Вестник Московского университета. Сер. 12. Политические науки. 1996, №4, с. 51-64.

Дополнительная литература

1. Бродель Ф. Материальная цивилизация, экономика и капитализм, XV-XVIII вв. том 3. Время мира. М., Прогресс, 1992.

2. Киссинджер Г. Дипломатия. М., Ладомир, 1997.

3. Кондратьев Н.Д. Большие циклы конъюнктуры // Вопросы конъюнктуры. М., 1925. Т. 1, вып. 1, с. 28-79.

4. Кондратьев Н.Д. Проблемы экономической динамики. М., Экономика, 1989.

5. Лавров С.Б. Геополитика: возрождение запрещенного направления // Известия РГО. Вып. 125, №4, 1993.

6. Мироненко Н.С., Фомичев П.Ю. Геополитическое положение современной России // Вестник МГУ. Сер. 5, №4, 1996, с. 3-10.

7. Мэхэн А. Влияние морской силы на Французскую Революцию и Империю (1793-1812). М.-Л., 1940.

8. Савицкий П.Н. Географические и геополитические основы евразийства // Савицкий П. Континент Евразия. М., 1997.

9. Семенов В. Геополитика как наука // Власть, 1994, №8.

10. Сорокин К.Э. Геополитика современного мира и Россия // Полис, 1995, №1, с. 8.

11. Стойкерс Р. Теоретическая панорама геополитики // Элементы, 1992, №1, приложение " Геополитические тетради", с. 2-8.

12. Фукуяма Ф. Конец истории? // Вопросы философии, 1990, №3, с 134-148.

13. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций? // Полис, 1994, №1, с. 33-48.

14. Цыганков П.А. Геополитика: последнее прибежище разума? // Вопросы философии, 1994, №№7-8.

15. Цымбурский В.Л. Остров Россия // Полис, 1993, №5.

16. Цымбурский В.Л. Метаморфоза России: новые вызовы и старые искушения // Вестник Московского университета. Сер. 12, Социально-политические исследования. 1994, №4, с. 36-40.

17. Agnew J., Corbridge S. Mastering Space. Hegemony, territory and international political economy. London and New York, Routledge, 1995.

18. Bowman I. The new world. Yonkers-on-Hudson, World Book Co., 1922.

19. Cohen S.B. Geography and Politics in a World Divided. New York, Oxford University Press, 1973.

20. Cohen S.B. A new map of global political equilibrium: a developmental approach // Political Geography Quarterly, 1982, No.1, p. 223-242.

21. Cohen S.B. Global Geopolitical Change in the Post-Cold War Era // Annals of the Association of American Geographers, 1991, No.81, p. 551-580.

22. Gilpin R. War and Change in World Politics. N.Y., 1981.

23. Fairgrieve J., Geography and World Power, London, University of London Press, 1915.

24. Faringdon H. Strategic Geography: NATO, the Warsaw Pact, and the Superpowers. London and New York, Routledge, 1989.

25. Gaddis J.L. Strategies of Containment: a critical appraisal of postwar American national security policy. New York, Oxford University Press, 1982.

26. Haushofer K. Geopolitik der Panideen. Berlin, Zentral Verlag, 1931.

27. Kennedy P. The rise and fall of the great powers. New York, Random House, 1988.

28. Keohane R.O., Nye J.S. Power and Interdependence. N.Y., Harper Collins Publishers, 1989.

29. Kjellen R. Staten som Lifsform. Stockholm, 1916.

30. Mackinder H.J. The geographical pivot of history // Geographical Journal, 1904, No.23, p. 421-442.

31. Mackinder H.J. Democratic Ideals and Reality: A Study in the Politics of Reconstruction. London, Constable; New York, Holt, 1919.

32. Mackinder H.J. The round world and the winning of the peace // Foreign Affairs, 1943, No.21, p. 595-605.

33. Mahan A.T. The influence of sea-power on history, 1660-1783. Boston, Little Brown, 1890.

34. Modelski G. Long Cycles of World Politics. London, Macmillan, 1987.

35. Morgenthau H.J. Politics among Nations. N.Y., Knopf, 1967.

36. Parker G. Western geopolitical thought in the twentieth century. London and Sydney, Croom Helm, 1985.

37. Political Geography of the Twentieth Century: a global analysis. Ed. by P.J.Taylor. London, Belhaven Press, 1993.

38. Ratzel F. Politische Geographie. Munchen, Oldenburg, 1897.

39. Taylor P.J. Political geography. World-economy, nation-state and locality. London, Longman, 1989.

40. Spykman N.J. America's Strategy in World Politics. New York, Harcourt Brace, 1942.

41. Spykman N.J. The Geography of Peace. New York, Harcourt Brace, 1944.

42. Wallerstein I. The capitalist world-economy. Cambridge, Cambridge University Press, 1979.

43. Walt S.M. The Origins of Alliances. Ithaca and London, Cornell University Press, 1987.

44. Waltz K.W. Man, the State and War. A Theoretical Analysis. N.Y., Columbia University Press, 1954.

45. A World in crisis?: geographical perspectives. Ed. by R.J.Johnston and P.J.Taylor. Oxford, Basil Blackwell, 1986.