Вера, сомнение и знание в социально-гуманитарных науках

Разграничить области веры и научного знания не так уже легко, но возможно. По-видимому, вера предшествовала знанию, хотя то и другое зародилось вместе с артикулированной человеческой речью.

Полагают, что животные, особенно высшие, способны к поведению, в котором можно усмотреть аналог того, что мы называем навыками, а психолог школы Павлова назвал бы условными рефлексами. Условные рефлексы обычно не считают актами веры, хотя между теми и другими имеется определенного рода сходство. Это можно назвать нестираемостью определенного рода поведения. В отличие от веры знание гораздо более склонно к уступкам по отношению к опыту. Я не должен верить, что у стула, на котором я сижу, четыре ножки: в этом я легко могу убедиться самым непосредственным образом. Но если бы у него оказалось лишь три ножки, я без колебаний признал бы неистинность моих прежних знаний. Таким образом, акты познания имеют сильную опору в попперовском принципе фальсифицируемости. Вопрос о том, на скольких и каких именно ножках стоят теории, сильно зависит от количества эмпирических звеньев, из которых состоит цепь логических умозаключений, заставляющих признать данную теорию эффективной. (вопроса о том, как соотносятся эффективность и истина, я здесь касаться не буду.)

Напротив, вера (имеется в виду вероисповедание), как правило, не опасается каких-либо процедур, которые могли бы обнаружить ее неистинность. Мы живем в эпоху, когда коллизия между верой и знанием неизбежна и все более обостряется. Впрочем, даже самый изощренный анализ логических противоречий в догматике каких бы то ни было вероисповеданий ни к чему не ведет. Прикладывание эмпирических мерок к церковной догматике совершенно бессмысленно, поскольку это не может служить доказательством.

Целостность веры, и не только католической, ее фундамент, ее догматы разрушаются глобальным движением цивилизации, которое обусловлено не в последнюю очередь накоплением знаний о процессах жизни, особенно человеческой, включая знания, связанные с регулированием рождаемости. Мы видим, что никто не в силах замедлить лавинообразное нарастание количества информации, в том числе биотехнической, за исключением разве что тех, от кого зависят крупные финансовые инвестиции.

Невозможно однозначно задать направление движения мира, в котором мы живем, и невозможно затормозить это движение. Самоубийственные секты, ответвляющиеся от ствола традиционных религий, особенно в наиболее развитых обществах, свидетельствуют о том, что мы проходим одну из критических точек истории цивилизованного человека, который столкновения (даже фронтальные) веры и знания воспринимает скорее пассивно: целостная разумная интеграция совершающихся процессов не в его силах.

В результате, некоторые священные писания, открывающиеся словами «во имя Бога милостивого и милосердного» (такие, как Коран), способны переделать людей до такой степени, что приверженцы этого доброго Бога в запале доходят до массового человекоубийства.