Западни

Нагорья Тибета часто до того изрыты сурками, что езда делается очень опасной. Даже на шагу конь иногда нежданно проваливается по колено и глубже. Скакать совсем нельзя - можно коню ноги переломать.

Западни повсюду. Понемногу привыкаешь к опасностям, и они становятся как бы неизбывностью жизни. Однажды в поисках каменного века посреди бурного Новугородского озера потекла лодка. Вода быстро прибывала. Пробовали заткнуть течь - не помогло. А ветер крепчал. Гребцы сумрачно переговаривались. Один греб изо всех сил, а другой вместе с нами двумя откачивал воду:

- Не доедем.

- Говорил, нужно было взять у Кузьмы новую лодку.

- Не доехать. Сиверко захлестывает.

- А плавать умеете?

- Нет, не умеем.

- Ну, тогда еще хуже.

Моя милая Лада и тут проявила твердость и спокойствие:

- Все-таки глупо тонуть, - только и сказала, а сама работала не хуже гребца. Вот у кого учиться мужеству. И почему это слово от мужа, когда пример часто придет от женщины? Вдали показалась синяя пологая коса. Гребец осмелел:

- Ин, доедем.

Но другой продолжал настаивать:

- Куда тебе. Того гляди все полотнище высадит.

А через полчаса авральной работы стало ясно, что мы Продвинулись к берегу:

- Быват и корабли ломат, а быват и не ломат.

- Не иначе, что Преподобный Сергий вынес из западни. А была западня, вот уж западня! Ну теперь огонек запалим, обсушимся. Не прошло и часу, как мы причалили к илистой косе. Где тут обсушиваться, когда на песке блеснули вымытые волнами стрелки и скребки.

- Спину-то, Елена Ивановна, пожалейте. Не поденная работа, - улыбается Ефим, а сам легко ступает в лаптях по топкому илу. Славный Ефим!

Тонули мы и в Финляндии на озере в растополь перед ледоходом. Пробовали тонуть в Балтийском море около Гапсаля. Лада чуть не сгорела. Юрия чуть не застрелили в Улан-Баторе. Много было всяких западней и водных и земных злокозненных. Учились жизни всячески.

" Зажигайте сердца"

ТЕАТР

Театр, волшебный фонарь и калейдоскоп были самыми ранними занятиями. Для театра в магазине Дойникова покупались для вырезывания готовые пьесы: " Руслан и Людмила", " Жизнь за Царя", " Конек Горбунок"... Но эти установленные формы, конечно, не удовлетворяли, и сразу являлись идеи не только усовершенствовать постановку этих пьес, но и поставить что-либо свое. Так была поставлена " Ундина" на сюжет Шиллера, затем " Аида", " Айвенго". Главною задачею этих постановок было освещение посредством разноцветных бумаг. Иногда в театре случались пожары, в которых погибали декорации. Кроме постановок на готовые сюжеты, были попытки сочинять свои пьесы преимущественно исторического содержания. С таким театральным опытом начались с восьмилетнего возраста и школьные годы. В течение гимназических лет несколько раз участвовал в пьесах Островского и Гоголя. Тогда же рисовались и программы, как сейчас помню, с портретом Гоголя. Программы хранились в архивах гимназии Мая, а где они теперь, кто знает? Таким образом, когда барон Дризен в 1905 году заговорил о театре, то почва к этому была совершенно готова. Из первых постановок - " Три Мага" (эскиз к ним - в Бахрушинском музее, но, к сожалению, при наклейке уже в музее были стерты все пастельные верхние слои, в чем я убедился в 1926 году, будучи в Москве), " Валькирия" и " Кн[язь] Игорь". В предисловии к американскому каталогу Бринтон передал мои соображения о тональной задаче, выполненной в эскизах " Валькирии". В 1921 году в дармштатском журнале " Кунст унд Декорацией" Риттер назвал мои декорации к Вагнеру самыми лучшими из всего, что для Вагнера было до тех пор сделано. Такая похвала, исходившая из центра вагнеровского почитания, была весьма замечательной. Из русских опер, кроме " Князя Игоря", были эскизы к " Садко", " Царю Салтану" (Ковент Гарден), " Псковитянке" (Дягилев) и три постановки к " Снегурочке". Первая постановка была для " Опера Комик" в Париже, вторая - в Петербурге и третья - в 1922 году в Чикаго. В 1913 году по предложению Станиславского и Немировича-Данченко был поставлен " Пер Гюнт" в Московском Художественном театре; тогда же для Московского Свободного Театра была приготовлена постановка " Принцессы Мален" Метерлинка в четырнадцати картинах, но из-за краха этого театра постановка не была закончена. В том же году в Париже - " Весна Священная" с Дягилевым и Нижинским, а вторая постановка " Весны" - в 1930 году в Нью-Йорке со Стоковским и Мясиным. В 1921 году " Тристан и Изольда" для Чикаго. Так же не забуду " Фуэнте Овехуну" для старинного театра барона Дризена. Оригинал эскиза был в собрании Голике и был в красках (в несколько пониженной гамме) в монографии 1916 года. Уже во время войны в 1915 году в Музыкальной Драме была поставлена " Сестра Беатриса", музыкальное вступление к ней было написано Штейнбергом и посвящено мне. К серии театральных работ относится и занавес панно " Сеча при Керженце", заказанная мне Дягилевым. Не знаю, где остался этот занавес, так же, как и занавес панно Серова. Были еще эскизы к " Руслану", один акт к " Хованщине" (хоромы Голицына) и эскизы к предполагавшейся индусской постановке " Девассари Абунту". Один из этих эскизов был в собрании Милоша Мартена в Праге. Вы спрашиваете, где находятся все эти эскизы. Они чрезвычайно разбросаны. Корабль " Садко" - у Хагберг-Райта в Лондоне, " Половецкий стан" - в " Виктория Альберт Музее" и в Детройте. " Принцесса Мален" - в Стокгольме в Национальном Музее, в " Атенеуме" /Гельсингфорс/, несколько эскизов в СССР. " Снегурочка" - в Америке, в СССР и где-то в Швейцарии. " Весна Священная" - в СССР, один эскиз был у Стравинского, эскиз для 1930 года - в Музее Буэнос-Айреса. Да, чуть не забыл, еще был эскиз для ремизовской пьесы, который воспроизведен в монографии 1916 года под названием " Дары", и для мистерии " Пещное действо", который воспроизведен в красках в монографии Ростиславова. Можно найти воспроизведения в " Золотом Руне", в " Аполлоне", в монографии 1916 года, в монографии Эрнста, в монографии Еременко и в последней монографии 1939 года. Хотя оригиналы и очень разбросаны, но из приведенных монографий можно собрать значительное число разных воспроизведений, и среди них - некоторые в красках. Предполагались еще совместные работы с Фокиным, с Коммиссаржевским, с Марджановым, но за дальними расстояниями и переездами все это было трудно осуществимо. Были беседы и с Прокофьевым, и я очень жалею, что не пришлось осуществить их, ибо мы все очень любим Прокофьева. В театральных работах так же, как и в монументальных стенописях, для меня было всегда нечто особо увлекательное.

(1937)

" Из литературного наследия"