Доходное место» (1856) Грибоедовские реминисценции

Композиционная структура пьесы зиждется на противостоянии 2-х лагерей: носителей кастового эгоизма, социальной исключительности, выдающих себя за защитников традиций и нравственных норм, утвержденных вековым опытом, с одной ст., а с др – «экспериментаторов», стихийно, по велению сердца и требованию бескорыстного разума взявших на себя риск выражения общ. потребностей, кот. они ощущают как нравственный закон.

Как и в «Горе от ума» аристократич. московский дом вновь становится свидетелем спора «века нынешнего» с «веком минувшим». Дом Вышневского напоминает дом Фамусова. Только место Чацкого занял его юный племянник Жадов, недавно закончивший ун-т, преисполненный благородных идей.

Как и Ч. Жадов рано остался сиротой, и его мать, умирая, поручила сына заботам дядюшки. Тот свято исполнял завет, племянника содержал, но к началу пьесы м\ними случился разрыв: обличения Жадова раздражают Вышневского. Монолог Вышневского почти повторяют уже сказанное Фамусовым.

Ср.

Вышневский: Вто, что я тебе советую в последний раз: укроти немного свой х-р, брось завиральные идеи, брось, глупо ведь, служи, как служат все порядочные люди, то есть гляди на жизнь и на службу практически. Тогда я могу помочь тебе деньгами и протекцией»

Фам.: Не блажи, Именьем, брат, не управляй оплошно, А главное, поди-тка послужи… не спорь ты вкривь и вкось И завиральные идеи эти брось»

Жадов горяч, как и Чацкий: «Как я буду молчать, когда на каждом шагу вижу мерзости? Я еще не потерял веру в чел-ка, я думаю, что мои слова произведут на них действие». Как и Ч. Жадова считают юродивым.

Подобно «Горю от ума» в «Дох. месте» сопряжены любовная и соц. линии, конфликт строится на их вз-ии. по страстной любви Ж. женится на бесприданнице Полиньке, в надежде воспитать девушку. 2 д-е заканчивается страстным монологом Ж. о пользе труда и наслаждении честно заработанным.

Хотя век минувший мало чем отличается от фамусовского мира, век нынешний иной. О. резко смещает акценты, и его комедия становится более смешной, чем комедия Грибоедова. Ж. постоянно повторяет: Д\чего нас учили, д\чего в нас развивали такие понятия?». Есть в нем что-то от Репетилова – несамостоятельность суждений, апелляция к великим учителям, подчеркнутая принадлежность к сообществу новых людей. то, что д\поколения Чацкого было собств. завоеванием, д\Ж. — плод учения: не сам он пришел к этим возвышенным истинам, кот. со времени Чацкого уже утратили новизну и свежесть. То, что Ж. лишь повторяет правильные вещи, умаляет значимость его образа и пафос его речей. Открытия Чацкого Жадов не обновил, а лишь затвердил наизусть. Поэтому Ж. лишен ореола высокого безумия; он лишь прекраснодушный оратор.

Более того, многие поколения читателей предрекали, что Ч. способен выйти на Сенат. площадь. Сенатской площадью Ж. становится семейная жизнь. После года совместной жизни тихая Полинька, наученная матерью, взбунтовалась и после непродолжительного скандала Ж. отправляется к дяде мириться. Т.е., не испытав, ни голода, ни нужды, он отступил, когда жена потребовала новую шляпку.

Комедия заканчивается как будто оптимистически: Вышневский повержен, его отдают под суд. И это торжество справедливости, и собств. речи вновь распаляют Ж-ва: «Моей слабости вам нечего радоваться. Я не герой, я обыкновенный слабый чел-к; у меня мало воли, как почти у всех вас. Нужда, обстоят-ва, необразованность родных, окружающий разврат могут загнать меня, как загоняют почтовую лошадь. Но довольно одного урока… Я могу поколебаться, но преступления не сделаю; могу споткнуться, но не упасть. Мое сердце уж размягчено образованием, оно не загрубеет в пороке… Если судьба приведет есть один черный хлеб – буду есть один черный хлеб. Никакие блага не соблазнят меня, нет!.. Одного утешения буду просить у Бога, одной награды буду ждать. Чего, думаете вы? Я буду ждать того времени, когда взяточник будет бояться суда общественного больше, чем уголовного». Этот красивый и пространный монолог Ж, нарочитая пышность выражений смущают. Нет у зрителя уверенности, что только что сдавшийся в баталии о шляпке герой так уж навеки останется верен высоким идеалам, что не сломит его следующая неудача, не одолеет слабость. Кажется, что О. лишь дал своему герою шанс, лишив его возможности в данный момент «продать душу черту».