![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Никаких орхидей
***** В кафе «Никаких Орхидей», в трёх домах от Льва Гумилёва, столько разных смешных людей, что невольно снова и снова
улыбаешься как дурак, бесхитростно и бескорыстно, вспоминая, что было вчера точно также… и ныне, и присно.
В кафе «Никаких Орхидей», на Коломенской возле аптеки, ощущаешь, что боле нигде так уютно не будет вовеки.
Ты спросишь меня «почему?» Я в ответ почешу в затылке: знаешь, я и сам не пойму… Может, стоит на дне бутылки
поискать долгожданный ответ? Может, там зарыта собака? Я скажу тебе твёрдое НЕТ! Ничего там нет, кроме мрака.
А здесь в «Никаких Орхидей» тёплый свет струится по стенам, и какой бы ты ни был злодей, оттаешь душой постепенно.
Выпьешь рюмочку (или две), закуришь табак душистый, и почувствуешь, что в голове – белым-бело и пушисто.
Оглядишься – почти что Paris … Вот поэты читают бойко, и ласкает гитару Борис, и Татьяна-Нико за стойкой.
А напротив тебя сидит добродушный Начальник Камчатки… Не захочется этот вид портить чем-нибудь, вроде перчатки,
брошенной негодяю в мурло в ожиданьи дебоша с кровью. Лучше выпьем всем гадам назло, и наполним сердца любовью!
И тогда загремит рок’н’ролл для балалайки с баяном, и сержант порвёт протокол, и прикинется тоже пьяным…
Будем вместе хрипеть let It Be на мотив аргентинского танго, и воспримем как знак Судьбы то, что ныне мы здесь обитаем…
Разбежимся, – и все при своих… Но безудержно встретимся снова в кафе «Орхидей Никаких», в трёх домах от Льва Гумилёва. 23 ноября 2010
***** Татьяне «Нико» Путиловской Элегантная хозяйка маленького кафе устало закуривает длинную сигарету… А посетитель всклокоченный, изрядно подшофе, шумно требует продолженья банкета.
У стойки роняет жемчужные слёзы в опустевший бокал звёздочка кабельного телеканала. Её сегодня уволили, и сказали, что «на века», за то, что продюсеру лысо-пузатому отказала.
Её утешить пытается фотограф сессией-блиц, интерьер озаряя сполохами магниевой вспышки. А посетитель всклокоченный бессильно валится ниц перед хозяйкой, поскольку всё-таки выпил лишку.
Его на морозец выводит небритый секьюрити-мэн и с удовольствием выписывает смачный пендель. В углу терзает гитару бывший великий спортсмен, а ныне всеми забытый и безымянный крендель.
Хозяйка маленького кафе изящно поднимает фужер и, пригубив чинзано, улыбается вечным клиентам. Она для того и старалась, чтоб здесь оказавшись, уже никуда уходить не хотелось. Время течёт кинолентой,
и некоторые забавные эпизоды оказывают влиянье не только на местных барфлаев, но и на поэзию с прозой… Хозяйку когда-то давным-давно написал Модильяни. Но она сбежала с холста и пришла босиком по морозу
в маленькое тёплое кафе в огромном холодном порту на берегу мелководного, грязного, скучного моря. В тесном подвальчике душном она создала атмосферу ту, что позволяет не только дышать, но и забыть слово «горе».
Наплевав на личную жизнь, она приходит сюда каждый вечер и становится Музой, Мадонной, Феей, которых так мало у нас. Следит, чтоб на каждом столике не гасли уютные свечи, чтобы тапёр безумный наяривал жгучий джаз,
чтобы не дуло из форточки завсегдатаям в спины, и чтоб – никаких орхидей отныне вовеки, и точка. …чтобы угрюмый старик в очках винтажным пером гусиным успел дописать до конца вот эту самую строчку.
8 декабря 2010 ***** Татьяне «Нико» Путиловской Это вам не притча и не басня. При свете ночи и во мраке дня я не видел этой женщины прекрасней, но она – не видела меня.
Для неё я был – один из тыщи, посетитель за столом в углу, потребитель кофе, водки, пищи, оставлявший слякоть на полу
от своих нечищеных ботинок, в драных джинсах (Господи, прости!), ладно, что – не пьяная скотина, но, вообще-то, - заурядный тип.
Рядовой боец богемы местной. В каждом клубе из – полным-полно. Персонажик малоинтересный, хоть и разбирается в кино.
А она – единственная в мире, ей подобий даже днём с огнём не найдёшь ни в Польше, нив Алжире, ни в заморском Яблоке Большом.
Хороша она зимой и летом! В этих стенах и вне этих стен! Для неё писал Шекспир сонеты и сонаты сочинял Шопен.
Даже Пушкин клялся ей (по слухам) верным быть до гробовой доски. И ей Бердслей с Альфонсом Мухой рисовали наперегонки.
Кто я перед этими титанами? Мелкий петроградский муравей. Но не перестану неустанно я кропать свои канцоны ей.
Потом что вся она – Песнь Песней, тёплым светом изнутри горя. Я не видел этой женщины небесней и чудесней, честно говоря.
Пускай мой удел – пребывать в Нигде, ощущая себя ничтожнейшей сошкой… Самое главное – НИКАКИХ ОРХИДЕЙ!!! Они перед НЕЮ – пошлость.
05 декабря 2010 г. ***** Татьяне «Нико» Путиловской Одиночество – это заснеженная, простуженная зима в нарисованном городе на берегу Маркизовой Лужи. Полустёрты метелью в вечернем пейзаже улицы и дома, полувычтен из местности ты, так как здесь никому не нужен. В продувной подворотне утопишь печаль в дешёвом портвейне, и бредёшь наобум, напевая что-то лете и велосипеде… …с удивлением вдруг обнаружишь себя в оранжевой тихой кофейне За столиком в дальнем углу под портретом манерной леди. Граммофон скрипучий выплёвывает старинный фокстрот. Бармен загадочно улыбается, и становится чуть теплее… И хозяйка в маленьком чёрном платье, словно вот-вот элегантно сошла с хрестоматийной гравюры Бердслея. Она подходит, касается тонкими пальцами твоего плеча, турецкую длинную сигарету закуривает чинно, и говорит тепло (словно горит свеча) густым хрипловатым сопрано: «Пожалуйте, капуччино!» Эти простые слова тебя повергают в нешуточный шок. Судорожно соображаешь, на каком оказался свете. В этом продрогшем городе не может быть так хорошо изгою и пасынку, заблудившему на равнодушной планете. Смотришь вокруг ошарашено, щиплешь себя за бедро… Нет, ты ещё не умер, и всё здесь – на самом деле: капуччино в чашке, женщина в чёрном платье, скрипучий фокстрот… …и щемящая грусть, разлитая в твоём полупризрачном теле. Ты искал это место и эту Женщину много лет в экзотических странах на дальнем краю Ойкумены. А они оказались рядом, по соседству, на той же земле, на которую ты возвращался всегда, из всех твоих забубенных странствий во славу Отчизны, в коих подрастерял себя, но не обрёл ни пристанища, ни Мадонны. Сегодня ты пьёшь капуччино, о бездарных годах скорбя, но знаешь твёрдо, что готов украсть с небосклона ради этой Женщины в чёрном платье самую яростную из звёзд. Пусть теперь горит для неё одной, и не будет страшно в ночной метели. Главное – не говорить ни слова, что не разрушить мост, намеченный между нами ласковой акварелью. Потому – допьёшь свой кофе и сухо кивнёшь: «Благодарю, мадам!» Она в ответ улыбнётся, сверкнув вороным бездонным глазом. Выйдешь на снежную улицу и поймёшь, что уже навсегда отравлен этой прекрасной, безнадёжной заразой. Это – твоя награда за годы блужданий впотьмах, одинокие ночи, июльский зной и февральскую стужу. Стало быть, стоило жить. И не дай тебе Боже сойти с ума от этого беспардонного счастья!.. которое так тебе нужно, которое необходимо!.. ибо только здесь возможны объятья и поцелуи, что заставляют забыть про изыски искусства и литературы, от той фантастической Женщины в маленьком чёрном платье, что словно вот-вот сошла с бердслеевской хрестоматийной гравюры. 30 ноября 2010 г.
|