Новгород и Псков в XIV—xv ВВ.

В отличие от Северо-Восточной Руси развитие общества на Северо-Западе шло своим, особым путем.

В истории Новгородского государства период XIV—XV вв. занимает особое место. Если формы политического строя, выработанные в XII—XIII вв., оставались во многом традиционными, то существенно изменилась социальная структура общества и характер отношений между его отдельными частями.

Формирование крупного феодального землевладения в Новгородской земле. Рубеж XIII—XIV вв. стал важной гранью в социальной истории новгородского общества потому, что с этого времени стал быстро развиваться, а к концу XIV столетия завершился процесс перехода фонда государственных — «черных» — земель, являвшихся объектом коллективной эксплуатации со стороны новгородской городской общины, в руки отдельных собственников. Почти не сохранилось свидетельств о том, как, в каких формах протекал этот процесс. Сохранилось несколько актов, фиксировавших покупки новгородскими боярами крупных земельных комплексов у местных общин, но трудно сказать, можно ли считать их типичными. Итоги этого процесса ко второй половине XV в. для основного ядра Новгородского государства — так называемых новгородских пятин (в их состав не входили владения Новгорода на севере) характеризуют следующие цифры: к этому времени 66% всех земель принадлежали отдельным светским владельцам, 20% — церквям и монастырям, 5% — новгородскому архиепископу, 9% составляли «черные» — государственные земли.

Таким образом, фонд государственных земель уменьшился до незначительных размеров, две трети земель перешли в руки светских собственников, четвертая часть оказалась в руках церковных учреждений. Отношения этих собственников с проживавшим на их землях сельским населением носили принципиально тот же характер, что и отношения «боярских детей» и крестьян на землях Северо-Восточной Руси. К концу XIV в. на землях Северо-Запада завершился процесс формирования феодального общества с его главными характерными типами — землевладельцем-феодалом и зависимым крестьянином. Светское феодальное землевладение стало здесь ведущим системообразующим укладом даже в большей мере, чем на землях Северо-Восточной Руси, где сохранялся очень значительный по своим размерам фонд «черных земель».

В отличие от порядков в Северо-Восточной Руси земли, перешедшие в руки светских владельцев, представляли собой исключительно «вотчины» — наследственную родовую собственность, которой владельцы могли свободно распоряжаться по своему усмотрению. Важной особенностью структуры новгородского землевладения была высокая степень концентрации земли в руках узкого круга лиц — половина земель, принадлежавших светским лицам, находилась во второй половине XV в. в руках 60 человек. Подавляющая часть этих наиболее богатых новгородских землевладельцев относилась к узкому кругу новгородских боярских родов. Таким образом, переход государственных земель во владение отдельных лиц обогатил прежде всего новгородское боярство. Тем самым было окончательно закреплено его положение как господствующей социальной группы новгородского общества, опиравшейся теперь не только на свое особое положение в аппарате власти, но и на свои большие земельные владения. Во владениях отдельных представителей этого слоя, таких, как боярин Богдан Есипов или вдова посадника Марфа Борецкая, насчитывалось свыше 1000 крестьянских дворов. Реальная степень могущества бояр была в действительности еще больше, так как они могли также распоряжаться доходами основанных ими и находившихся под их патронатом монастырей.

Наряду с боярами в «приватизации» государственных земель приняли участие и рядовые члены новгородской городской общины. Хотя некоторые из них сумели добиться немалых успехов на этом поприще, став более состоятельными, чем некоторые из бояр, это не открыло им доступ в ряды боярства, которое до самого конца существования Новгородского государства сохранило монопольное право на занятие важнейших государственных должностей. Рядовые новгородцы, превратившиеся в феодалов-землевладельцев, образовали к концу XIV в. в составе новгородской городской общины особый слой так называемых житьих людей.

Рост противоречий между верхами и низами новгородской городской общины. Первым последствием перемен стало усложнение структуры новгородской городской общины. Если в XIII в. она делилась на «старейших» (т.е. бояр) и «меньших» (остальных новгородцев), то в XIV—XV вв. эта община была разделена уже на три слоя — «бояр», «житьих людей» и «черных людей» — с разным социальным статусом. Различия были закреплены в нормах права, устанавливавших для членов этих социальных групп разные размеры штрафов за одинаковые проступки — за наезд и грабеж с боярина взимали 50 руб., с «житьего» — 20 руб., с «молодшего» — черного человека — 10 руб. При рассмотрении дел в высшей судебной инстанции — совместном суде посадника и княжеского наместника — участвовали по одному боярину и «житьему» от каждого «конца», а представителей черных людей не было. Все это было свидетельством растущего сословного неполноправия «черных людей» — торгово-ремесленного населения Новгорода.

Наиболее важным последствием происшедших перемен стало появление у разных слоев новгородской городской общины не только различных, но и противоположных интересов. Если ранее вся городская община была заинтересована в исправном сборе с подвластного Новгороду населения дани, которая потом делилась между новгородцами, то теперь, когда это подчиненное Новгороду население превратилось в подданных «бояр» и «житьих», эти господствующие слои новгородского общества были заинтересованы в том, чтобы доходы с их владений поступали к ним в казну, а не в казну Новгорода. «Черные люди» были заинтересованы в обратном: в сохранении прежнего порядка отношений, при котором часть собиравшихся Новгородом доходов поступала в их пользу и распределялась между ними.

Все это свидетельствовало о далеко зашедшем процессе разложения единой общины «города-государства» — структуры, характерной для раннеклассового общества, на смену которой приходило характерное для феодализма сословное общество.

Нарастание напряженности в отношениях между верхами и низами новгородского общества нашло свое проявление в волнениях, вспыхнувших в Новгороде в 1418 г. Волнения начались с нападения простых людей на своего «злодея» — боярина Данила Божина, в нападении участвовали даже обиженные им женщины. Избитого боярина сбросили с моста. Во время волнений их участники «много разграбиша дворов боярскых», был разграблен и монастырь Св. Николы на поле со словами: «Зде житнице боярьскыи».

Реформы государственных институтов. Установление режима боярской олигархии. Именно нарастание такого внутреннего антагонизма побудило новгородское боярство в XIV—XV вв. принять меры к укреплению своих позиций в органах управления Новгородским государством и его населением. С 60-х гг. XIV В. высшим органом власти в Новгородском государстве стал коллективный орган — собрание посадников, в котором в определенной пропорции были представлены боярские кланы, стоявшие во главе отдельных новгородских концов. Размеры этого коллективного органа постоянно увеличивались, так что в конце существования Новгородской республики все боярские семьи участвовали в коллективном управлении этим государством. Конфликты между отдельными концами в борьбе за власть над городом и государством прекратились. Так в условиях растущей напряженности в отношениях между верхами и низами населения Новгорода произошла консолидация новгородского боярства. Не случайно одновременно с созданием коллективного посадничества сотенная организация торгово-ремесленйого населения Новгорода была также подчинена коллективной коллегии тысяцких отдельных концов, которые в отличие от более раннего времени также назначались из числа новгородских бояр. Тем самым все высшие органы государственной власти Новгорода теперь полностью контролировались боярством. В таких условиях заинтересованность «черных людей», устраненных от влияния на органы власти и лишенных своей доли в государственных доходах, в сохранении особого политического строя Новгородского государства должна была серьезно ослабеть.

Происходившие перемены наложили свой отпечаток на характер новгородского войска XIV—XV вв. Оно состояло из двух разнородных частей. Одну из них по традиции образовывало городское ополчение, боеспособность которого оставляла желать лучшего. Входившие в его состав «черные люди» не горели желанием воевать за интересы бояр, да и не могли как следует снарядиться на войну, не получая денежной помощи — «покруты» со стороны государства. «Аз — человек молодыи, испротеряхся конем и доспехом», — говорили такие рядовые новгородцы накануне столкновения с войсками Ивана III. Другая часть войска состояла из военных отрядов, выведенных на войну крупными светскими и церковными землевладельцами. Такие отряды были хорошо вооружены, но каждый из них привык слушать своего господина. Добиться взаимодействия между ними и с городским ополчением было трудной задачей, и несогласованность действий отрицательно сказывалась на способности новгородского войска вести войну.

Утрата Новгородом его федеративной структуры. Сепаратистские движения. Происходившие перемены привели и к изменению внутренней структуры Новгородского государства. В нем вплоть до конца XIII в. сохранялись черты федеративного объединения, где на разных территориях новгородцы осуществляли сбор дани по соглашению с местной верхушкой. Однако, когда большая часть земельного фонда не только на территории основного ядра Новгородского государства, но и на землях угро-финских племен — союзников Новгорода перешла в руки новгородских бояр и житьих людей, эта федеративная структура стала фикцией.

Реакцией на эти перемены стали ранее неизвестные Новгороду сепаратистские движения. Так, в 20-х гг. XIV в. от Новгорода отделилась Псковская земля, которая стала приглашать на свой княжеский стол князей без его участия. Позднее Псков самостоятельно установил отношения с Москвой, и великий князь московский стал присылать туда своих наместников. В дальнейшем по заключенным в 40-х гг. XIV в. соглашениям Псков был признан «младшим братом» Новгорода. Псковская земля в определенной мере зависела от него в решении внешнеполитических проблем, но обрела полную самостоятельность в своих внутренних делах. Стали выступать против новгородской власти карелы, в прошлом наиболее надежные союзники Новгорода. В 1314 г., а затем в 1337 г. карелы уничтожили новгородский гарнизон, расположенный в центре земли — Карельском городке.

В конце XIV в. на Двине произошел резкий конфликт между новгородским боярством и местной верхушкой — двинскими боярами, которые также успешно формировали свои владения за счет государственных земель и хотели быть полными хозяевами на своей территории. Отложившись в 1397 г. от Новгорода и перейдя под власть Москвы, двинские бояре «волости новгородскыи и бояр новгородскых поделиша собе на части». Восстание было подавлено новгородским войском, но это не принесло стабильности. В 1435 г., когда на Русский Север прибыл претендент на московский великокняжеский стол Ва-силий Юрьевич Косой, двиняне снова «задашася за него... а от Новагорода отъяшася». Растущий сепаратизм окраин стал еще одним важным источником внутренней слабости Новгородского государства. Возможно, именно этими причинами объясняется то, что уже в начале XV в. московская великокняжеская власть сумела отобрать у него ряд пограничных волостей — Бежецкий Верх, Волок Ламский, Вологду.

Изменение взаимоотношений Новгорода и княжеской власти. С переходом государственных земель Новгорода в руки житьих людей и бояр уменьшился не только размер доходов, поступавших с этих земель в новгородскую казну, но и размер доходов, поступавших с этих земель новгородскому князю, которым с конца XIII в. был обычно великий князь владимирский, а после слияния земель великого княжения с Московским княжеством — великий князь московский. Формально на содержание княжеского двора в Новгороде выделялись те же волости, что и раньше, но размер поступавших с них доходов резко сократился. С 60-х гг. XIV в. в отношениях между великокняжеской властью и Новгородом выдвинулся вопрос о «княжщинах», которые «залегли» у новгородцев. Великие князья неоднократно предпринимали походы на Новгород, и под угрозой войны новгородцы неоднократно обязывались «княжщин не таити», но затем все снова шло по-старому. Доходы, которые шли на содержание представителей князя в Новгороде, сокращались, и это содействовало упадку их роли и значения в политической жизни Новгорода. Этому упадку способствовало и то обстоятельство, что одна из главных функций княжеской администрации в Новгороде — участвовать вместе с посадником в распределении волостей «в кормление» новгородским боярам — утратила свое значение с образованием на территориях этих волостей боярских вотчин.

В Новгороде XIV—XV вв. княжеская власть, которую теперь представляли почти исключительно княжеские наместники (приезды великого князя в Новгород были большой редкостью), постепенно утрачивала свою роль арбитра в спорах между разными частями новгородского населения. Новгородское боярство перестало нуждаться в таком арбитре после создания коллективного посадничества. С XIV в. новгородские власти начинают самостоятельно решать вопросы, которые ранее относились к совместной компетенции князя и Новгорода, отдавая новгородские пригороды в кормление литовским и другим приглашенным на новгородскую службу князьям.

Кризис правопорядка в Новгородском государстве. С упадком роли княжеской власти как верховного арбитра следует связывать рост жалоб (в источниках XV в.) на отсутствие в Новгороде правосудия. Под 1445 г. новгородский владычный летописец записал: «не бе в Новегороде правде и праваго суда... вопль и клятва всеми людми на старейшины наша... зане не бе в нас милости и суда права».

По-видимому, созданию такой ситуации способствовал рост отчуждения между верхами и низами новгородского общества, когда для бояр стало психологически возможно диктовать нижестоящим, в поддержке которых они теперь так сильно не нуждались, свою волю, опираясь на свои военные отряды.

Статьи «Новгородской судной грамоты» — новгородского свода законов второй половины XV в., — которые устанавливали высокие наказания за вооруженное нападение («наезд») и грабеж, свидетельствуют о росте насилия в новгородском обществе. Объектом насилия могли стать и судьи, даже если они принадлежали к числу высших магистратов Новгородского государства.

Общество добивалось принятия мер для установления правопорядка. Под 1469 г. новгородский владычный летописец записал: «...возмутившемся хрестьяном о неправде в Великом Новеграде, написаша грамоту, и крест на ней целоваша». Повидимому, именно тогда на вече была принята «Новгородская судная грамота». Однако, как отметил летописец, меры эти не помогли, и в Новгороде снова «в ту ж неправду внидоша».

Взаимоотношения землевладельцев и крестьян в Новгородской земле. Недостатки в отправлении правосудия серьезно затрагивали, вероятно, не только жителей Новгорода, но и сельское население. Большая часть живущих на государственных землях и уплачивающих дань государству превратилась в зависимых крестьян на землях духовных и светских землевладельцев. Ухудшилось ли их хозяйственное положение с этими переменами, сказать трудно, так как о государственных налогах в Новгороде известно очень мало. В социальном плане перемены были значительны. Как и в Северо-Восточной Руси, землевладелец был для крестьян не только хозяином земли, но и их «государем», обладавшим судебно-административной властью. Он был «господином», а крестьяне — «сиротами».

Составленные после присоединения Новгорода писцовые книги содержат многочисленные сведения о положении крестьян под властью бояр и житьих людей. Хотя ко второй половине XV в. во многих владениях были устроены боярские дворы, значительного владельческого хозяйства не существовало ни на землях светских землевладельцев, ни во владениях церкви. В состав такого хозяйства входили почти исключительно луга и рыболовные угодья: крестьяне должны были косить сено и делать запруды на реках. Но в целом в их хозяйственную деятельность землевладельцы вмешивались мало.

Главной обязанностью крестьян была уплата оброка, сбором которого занимался управляющий землевладельца — ключник. Оброк мог быть как натуральным (в составе поступлений, как правило, преобладал), так и денежным. Основную часть оброка составлял хлеб — крестьянин должен был отдавать землевладельцу от 1/5 до 1/2 урожая (так называемое издолье), либо заранее определенное количество зерна. Преобладающей мерой издолья, как показали исследования, являлась четверть от урожая. Фиксированная норма была для крестьянина выгоднее, но нормы не могли радикально отличаться от тех, которые получал землевладелец при «издолье». Таким образом, хлебный оброк был достаточно ощутимой тяжестью для крестьянского хозяйства. Среди зерновых культур в составе оброка первое место принадлежало ржи и овсу, в меньших количествах взимали пшеницу и ячмень, который в ряде случаев могли заменять бочки с пивом. Состав оброка был разнообразным: помимо зерновых, в его состав входили не только различные продукты (мясо, рыба, масло, яйца и др.), но и продукты технических культур (конопляное семя, лен, хмель) и изделия крестьянских промыслов — полотно, железные крицы (там, где крестьяне занимались добычей железа), шкурки белки и др. Состав оброка говорит о стремлении землевладельца эксплуатировать в свою пользу разные виды хозяйственной деятельности крестьянина. К аналогичному выводу приводят исследователей наблюдения над размерами денежного оброка, где не обнаруживается соответствия между этими размерами и размерами запашки отдельных крестьянских хозяйств. Все это говорит о достаточно далеко зашедшем развитии феодальных отношений в Новгородской земле.

К сожалению, сохранилось мало данных о взаимоотношениях землевладельцев и крестьян на землях Русского Севера, к тому времени достаточно прочно освоенных восточнославянским населением. Здесь в общей системе хозяйствования земледелие имело подчиненное значение, ведущими отраслями хозяйства были охота, рыболовство и промыслы. Вероятно, и состав ренты здесь был другой, чем на основных землях Новгородской республики, и зависимость от сидевшего в далеком Новгороде господина была более слабой.

Вместе с тем следует отметить, что землевладелец в своих попытках как можно сильнее подчинить себе крестьян сталкивался с сопротивлением со стороны общины, которая сплоченно выступала в защиту своих интересов. Сохранившиеся среди берестяных грамот крестьянские челобитные содержат требования убрать неугодного ключника или отказ принять в ряды общины неугодного человека, посаженного господином. В случае невыполнения их требований крестьяне угрожали покинуть владение господина и в некоторых случаях приводили угрозы в исполнение. Сами известные нам нормы оброка были результатом определенной договоренности между крестьянами и их господами. Тексты договоров сохранились среди берестяных грамот.

Более тесной была зависимость от господина «половников». Как и в Северо-Восточной Руси, это были малоимущие однолошадные или даже безлошадные крестьяне, которые без поддержки со стороны господина не могли вести хозяйство. Такие люди, взявшие ссуду у господина, и в Новгородской земле становились «непохожими людьми», т.е. до погашения обязательств не могли покидать владение господина. Для них была нормой передача господину половины урожая, откуда и их название. В писцовых книгах надел такого человека рассматривался как часть господской, а не крестьянской земли. Однако «половники» составляли сравнительно небольшую часть сельского населения, и отношения между «господином» и «половником» нельзя считать типичными для отношений господина и крестьянина в Новгородской земле XIV—XV вв.

Государственные институты и общественные структуры Пскова. Что касается отделившейся от Новгорода Псковской земли, то изменение социальной структуры ее общества шло в том же направлении, как и в Новгороде, но более замедленными темпами. Ко второй половине XV в. псковская городская община разделилась на «бояр, купцов, житьих людей и весь Псков». Различия состояли в том, что на ограниченной территории Пскова не могли образоваться такие многочисленные и крупные земельные владения светских собственников, как в Новгороде, поэтому они не смогли приобрести здесь такой силы и влияния. На лестнице социальной иерархии псковские «житьи люди» оказались ниже купцов. Стремясь подчинить своему влиянию низы общества, псковское боярство, так же как и боярство Новгорода, стремилось консолидировать свои ряды. И здесь в конце XIV—XV вв. сложился коллективный высший орган власти — «господа», состоявший во второй половине XV в. из 14—16 посадников, принадлежавших к узкому кругу боярских семей. Однако согласованность действий не могла возместить недостатка ресурсов. Слабость позиций боярства в городе показали события 80-х гг. XV в., связанные с так называемой бранью о смердах. В эти годы псковские посадники, не ставя в известность вече, составили грамоту, по которой смерды, жившие на государственных землях, освобождались от повинностей в пользу Пскова. Освобождение должно было предшествовать освоению этого комплекса земель псковским боярством. Когда в результате смерды «не потягнуша на свои работы», во Пскове в июне 1484 г. вспыхнуло восстание. Инициатор создания грамоты посадник Гаврила был убит «всем Псковом на вечи», трое других посадников бежали и были заочно приговорены к смертной казни и конфискации имущества. Одновременно были арестованы предводители смердов и опечатано их имущество. Власть в городе фактически оказалась в руках «черных людей», которые добивались подчинения смердов, не считаясь с иным мнением псковских бояр и житьих людей. Волнения продолжались в течение трех лет, и псковским боярам удалось вернуть себе руководящую роль в псковском обществе лишь при поддержке верховного сюзерена — великого князя московского.

Для сложившегося во Пскове соотношения сил можно считать показательным, что в отличие от положения, существовавшего в Новгороде, различия в социальной структуре псковской городской общины не были закреплены в особых нормах права. Свод законов средневекового Пскова «Псковская Судная Грамота» во всех своих статьях знает только «псковитина» без каких-либо дальнейших обозначений его социальной принадлежности.

О положении основной массы населения Псковской земли — крестьян — в распоряжении исследователей нет такого богатого материала, который содержат Новгородские писцовые книги. О положении крестьянина в псковском обществе нам позволяют судить лишь сравнительно немногочисленные нормы «Псковской Судной Грамоты». Крестьянин-изорник выступает в них как человек, который заводит свое хозяйство на чужой земле — земле, принадлежащей «государю», у которого изорник берет ссуду — «покруту» — хлебом или деньгами. Ему изорник должен был отдавать четвертую часть своего урожая и «возы вести на государя». Изорник мог уйти от «государя», но для этого устанавливался определенный срок — «Филиппов день» (14 ноября), и изорник должен был вернуть полученную им ссуду. Все это достаточно определенно характеризует псковское общество как общество феодальное, в котором противостоят друг другу феодал-землевладелец и зависимый крестьянин. Однако формирование власти господина над крестьянином находилось еще на начальной стадии. Так, в случае бегства изорника, не вернувшего ссуду, «государь» не мог добиваться его возвращения, и даже получить возмещение за убыток из имущества беглого он мог лишь по решению суда, которому был должен представить свидетелей выдачи ссуды, после оценки имущества беглого изорника при участии «сторонних людей». Все это дает дополнительные свидетельства того, что формирование феодальных отношений в Псковской земле XIV—XV вв. шло более медленными темпами, чем в Новгороде.