II Возражения г. Погодина

В начале своей статьи (Новое мнение г. Иловайского. Беседа, 1872, IV) М.П.Погодин говорит, что ему «тяже­ло» вновь распространяться о своих доказательствах в

¹В настоящее время, увы, уже покойному. К великому сожале­нию, мы лишились его в конце 1875 года. Свой ответ ему я, за немногими исключениями, оставляю в том же виде, в каком он был напечатан при его жизни.

опровержение моих положений, что он ограничится оп­ровержениями некоторых и кроме того общими положе­ниями. Жаль, что наш почтенный ветеран не исполнил своего намерения, т. е. не занялся опровержением хотя бы только двух, трех из моих наиболее существенных положений, но опровержениями систематическими и сколько-нибудь обстоятельными. Вместо того он в корот­ких словах перебирает большую часть моих положений, сопровождая их категорическими, голословными замеча­ниями и часто не обращая никакого внимания на мои доказательства. А что касается до его общих соображе­ний, то вот пример:

«В VIII, IX, X и XI веках Норманны, обитатели Да­нии, Швеции, Норвегии, были хозяевами на всех евро­пейских морях: Немецком, Атлантическом, Средизем­ном. Взгляните на карту их морских походов: они пере­плывали Океан; нападали на Германию, Голландию, Францию, Британию, Италию, Ирландию, Испанию, Гре­цию; проникали в устья всех больших рек и селились по всем побережьям; показывались и водворялись на остро­вах Ферарских, Оркадских, на отдаленной и холодной Исландии, в Северной Америке, задолго до Колумба. А противники норманства, с г. Иловайским включительно, хотят, чтобы Норманны оставили в покое только одну соседнюю нашу страну, для них самую удобную, подле­жащую, и подходящую, т. е. устья Немана, Вислы, Дви­ны и Невы. С чем это сообразно? Да они с этих мест и начать должны были свои нашествия. Они очень рано узнали дорогу к ней и через нее в Константинополь, к Каспийским Козарам, в Пермь (Биармию). Все летописи: греческие, русские, арабские — полны описанием их по­всеместных набегов и представляют везде совершенно одинаковые черты».

В этих немногих строках заключается довольно много погрешностей против истории. Во-первых, Норманны в VIII и IX веках не только не были хозяевами в Средизем­ном море, но едва начали туда проникать; а тем более они не нападали на Грецию. О X и XI веках не может быть и речи, так как наша Русь ясно выступила под своим именем уже в IX веке. А будто Норманны прони-

кали в устье всех больших рек и селились по всем побере­жьям — что это такое, как не гипербола? Какое нам дело _: до того, что Норманны показывались на Ферарских ост, ровах, в холодной Исландии и даже в Северной Америке? (И, заметьте, все это было уже после появления Руси в истории.) Г. Погодин спрашивает, с чем сообразно, чтобы Норманны оставили в покое нашу страну? Не только сообразно, отвечаем мы, но совершенно есте­ственно: так как наша страна не лежала ни в Ирландии, ни в Исландии. Стремление Норманнов на запад вполне согласно с ходом средней истории, когда северные и восточные варвары шли на запад и юг, где находили богатую и легкую добычу. Иногда этих варваров вытес­няли с востока другие народы, далеко уступавшие им в знаменитости. Не буду говорить о Готах: укажу на племя, выступившее на поприще европейской истории почти одновременно с Норманнами — на Угров. Они приводили в трепет всю Среднюю Европу и завоевали обширные земли; а между тем эти Угры изгнаны из Южной России ордою Печенегов и потом отброшены от Нижнего Дуная Болгарами. Угры и доселе благоденствуют в чужой земле; а где их гонители Печенеги? Что сделалось с их победи­телями Славянскими Болгарами? По теории же г. Пого­дина выходит следующее: так как Угры громили Герма­нию, Италию, Францию, Византийскую империю, запад­ных и южных Славян, то покорение ими соседней Рос­сии уже подразумевается само собой.

Относительно норманнских походов через Россию в Константинополь и Хазарию, норманисты все имеют в виду слова нашей летописи о пути из Варяг в Греки. Но в первой статье своей мы уже указали, что слова летописца надобно относить к его собственному времени; тут разу­меется XII век и никак не ранее XI. Летописец наивно описывает путешествие апостола Андрея по тому же пути; по логике норманистов выходит, что торговый путь из Варяг в Греки существовал уже в I веке нашей эры! Мы указывали на полную невозможность для Норманнов хо­дить из Балтийского моря в Черное ранее объединения земель, лежащих по этому пути под властью русских князей. Если Норманны в IX веке не плавали по Днепру,

то говорить об их походах в Каспийское море значит просто давать волю своей фантазии. Плавание по широ­кому морскому пути в Исландию, а из Исландии в Грен­ландию было довольно легким делом в сравнении с реч­ными походами по обширному материку, где надобно бороться и с огромными волоками, и с порогами, и с туземными племенами. А главное, все эти походы Нор­маннов по восточной Европе в IX веке и ранее совершен­но гадательны и не подтверждаются ни единым истори­ческим свидетельством, хотя, по словам г. Погодина о них свидетельствуют все летописи — греческие, русские и арабские. О черноморских и каспийских походах Руссов в IX и X веках, действительно, мы имеем современные свидетельства Византийцев и Арабов; но о Норманнах ни слова. Вообще мы не понимаем голословного повторения прежних домыслов, вроде хождения Норманнов в Черное и Каспийское море. Правила сколь-нибудь научной поле­мики требуют сначала опровергнуть доказательства про­тивника.

Несколько ниже г. Погодин приводит хотя и не но­вое, тем не менее оригинальное соображение в пользу того мнения, что черноморские походы Руссов принад­лежали Руси Норманнской, а не туземной или Приднеп­ровской. Вот это соображение: Поляне были племя ти­хое и смирное. Не будем говорить об истории Полян-Руси в предшествующие века, хотя и туманные, однако не совсем недоступные людям, свободным от норманского предрассудка - века, наполненные борьбою с од­ноплеменными и иноплеменными народами, каковы Готы, Гунны, Авары, Древляне, Угры и проч.; уже одно географическое положение их было таково, что тихое, смирное племя здесь давно было бы стерто народными волнами. Все летописные известия о поведении Полян во время борьбы с Печенегами, Половцами и во время княжеских споров свидетельствуют, что это было энер­гичное, беспокойное и воинственное племя. (Проследите внимательно историю Киевлян, от человеческих жерт­воприношений Перуну до убиения Игоря Ольговича.) Но г. Погодин в этом случае руководствуется известным разглагольствованием летописца о том, что Поляне

«обычай имуть кроток и тих, и стыденье к снохам сво­им» и проч. Здесь собственно характеристика брачных и погребальных обрядов, и принадлежит она не IX веку, а XI и XII. Не говоря о явном пристрастии летописца к Полянам сравнительно с другими племенами и об их высшей гражданственности, мы думаем, что можно иметь стыдение к снохам и все-таки предпринимать дальние походы.

На наше замечание, что о пришествии к нам варяжс­ких князей не только не говорят, но даже и намека не делают никакие летописи скандинавские, немецкие и греческие, г. Погодин возражает, что о водворении Роллона в Нормандии известно только по одной скандинав­ской саге. На это мы ответим: найдите хотя одну подоб­ную же сагу о водворении Рюрика с братьями в России. Но если бы таковая и нашлась, и тогда не следует при­нимать ее на веру, без предварительного критического рассмотрения, насколько она самостоятельна: ибо в скандинавских сагах мы встречаем некоторые следы на­ших русских преданий. Последнее совершенно есте­ственно, если взять в расчет родственные связи норман­нских конунгов с нашими князьями со времени Яросла­ва I и вообще приезда Норманнов в Россию в качестве наемных дружинников и гостей в течение XI и XII ве­ков. Хвастливые скандинавские саги немало баснословят о подвигах своих героев в Гардарикии (т. е. на Руси) и приписывают им великое влияние на русские события; однако Русь, очевидно, представляется в сагах великим и туземным народом, а Русское государство настолько древним, что о его начале они ровно ничего не знают¹.

¹Как пример хвастливости этих саг и некоторого знакомства их с русскими преданиями укажем на сагу Олава Тригвесона. В ней вся слава обращения нашего Владимира Св. в христианство приписана юноше Олаву; причем последний держит речь, напоми­нающую то самое, что говорит мученик Варяг по нашей летописи. В этом обращении Олаву помогает супруга Владимира мудрая Аллогия, в которой нельзя не узнать его бабку Ольгу. Сага хотя и путает события и лица, однако ее русский источник в данном случае не подлежит сомнению. Итак, почему же наша легенда о призвании Варягоруссов, столь лестная для Норманнов, не отрази­лась в их сказаниях? Мы позволяем себе объяснять такое молча-

По нашему мнению, странно в особенности то, что Константин Багрянородный не упомянул о пришествии Варягорусов, если б оно было в действительности. Он охотно рассказывает о подобных передвижениях и лю­бит объяснять начало государств и народов. Укажем на его рассказы о начале угорской династии Арпадов, о Хазарах, Печенегах, Хорватах и т. п. Одно молчание та­кого свидетеля способно уничтожить всю норманнскую систему. Но г. Погодин не допускает argumentum a silentio там, где это невыгодно норманнской теории. Зато очень охотно допускает его там, где оно хотя не­много говорит в ее пользу. Так Константин не упомина­ет о Руси Азовско-Черноморской, и этого довольно г. Погодину, чтоб отвергать ее исконное существование; отсюда у него в истории Русь Тмутраканская появляется так же ex abrupto, как и всякая другая Русь. Но, во-первых, как мы сказали, Константин охотно сообщает разные случаи из жизни народов, обитавших к северу от Черного моря: Угров, Хазар, Печенегов и т. п.; тогда как его географические данные об этих народах совсем не отличаются точностью и ясностью. Он даже не упомина­ет о разных народах, живших в Крыму рядом с гречес­ким Херсонесом, например, о Готах; нельзя же на этом основании отрицать их существование. В его время Русь Тмутраканская, если не вся, то отчасти, находилась в зависимости от Хазар, ее надобно искать там, где у Константина говорится о Боспоре, Таматархе и девяти Хазарских областях, лежавших между Азовским и Чер­ным морями (говорится очень коротко и неясно). Хазария, как этнографический термин, играла важную роль не только в X, но и XII и XIII веках, когда Хазарское государство уже не существовало (см. любопытную ста­тью г. Бруна о Хазарии в Трудах первого Археологическо­го съезда). Так же неубедительна ссылка г. Погодина на

------------------------------

ние поздним появлением и еще более поздним распространением самой нашей легенды: в том виде, в каком она дошла до нас, это не было собственно народное предание, сохранившее потомству па­мять о действительном событии. Это было сплетение книжных домыслов и недоразумений.

молчание Фотия и Льва-диакона. Фотий говорит о Рус­сах без точного означения их места жительства, и его слова могут быть относимы как к Руси Азовско-Черно­морской, так и к Руси Киевской; а Лев-диакон и саму Русь Киевскую называет Тавроскифами, чем указывает на ее общее происхождение с последними. Наконец, мы не понимаем возражения, основанного на молчании того или другого писателя. Для исторической критики имеет значение только сумма известий или сумма умолчаний. О пришествии Руси из Скандинавии молчат все инозем­ные источники; асуществование Руси Тмутраканской подтверждает не одно свидетельство. В наших летописях она появляется в конце X века как особое княжество, следовательно, существовало и ранее. А наши отноше­ния к Корсуню в течение этого века? А русские письма, найденные в Крыму, о которых говорит паннонское жи­тие Св. Кирилла? А походы Руссов на Кавказ и в Кас­пийское море? А что такое арабские известия о третьей группе Руссов, которую, помимо Азовско-Черноморской Руси, и объяснить невозможно? Что такое свидетельство Масуди, около половины X века, о море Руссов (Нейтас), по которому только они и плавают и на одном из берегов которого они живут? Наконец известно, что Роксалане или Россалане жили около Азовского моря; а этих Росс-Алан из истории никто не изгонит. О моем сближении первой половины этого имени с нашей Русь или Рось г. Погодин и говорить не желает. Жаль. Интересно было бы послушать доказательства того, что Русь и Рось не одно и то же; а следовательно и Англы так же не тождественны с первой половиной сложного имени Англо-Саксы.

М. П. Погодин, столь усердно придерживаясь буквы нашей начальной летописи там, где она имеет легендар­ный характер, не затруднился отвергать ее достоверность в самой достоверной ее части — в договорах Олега и Игоря. Я обратил внимание на следующую явную несооб­разность с теорией норманистов: Скандинавы клянутся не своими богами: Одином и Тором, а славянскими Перуном и Волосом. «Но почему вы знаете, спрашивает г. По-

годин, что между этими божествами не было соответ­ствия? Перун разве не близок к Тору? Не надо забывать того, что переводили договоры с греческого Болгары, от которых нельзя требовать мифологической учености. Пе­ренесена же принадлежность языческого Волоса на хри­стианского Власия!» Итак, в летописи оказывается страш­ный и систематический подлог! Мы говорим системати­ческий, ибо этот подлог проведен и далее; стало быть, и тот Перун, который стоял в Киеве на холме и которому поклонялись князья и народ, был не Перун, а Тор. Не Перуна, а Тора оплакивали Киевляне, когда его идола столкнули в Днепр. Кстати, и новогородский Перун тоже вероятно в действительности был Тором? Жаль только, что между их именами нет такого же соответствия как между Волосом и Власием, между Святовитом и Св. Ви­том. Вот до какого соответствия можно договориться, защищая любимую теорию во что бы то ни стало! Тут же рядом у нашего противника стоят заверения в том, что наши летописцы и не умели сочинять легенд, что задних мыслей у них никогда не было, ни о каких комбинациях они понятия не имели, что первый летописец наш был «монах, заживо погребенный в киевских пещерах» и т. п. Право, такого почтенного человека, как М. П. Погодин, мне совестно обвинять в произвольном обращении с до­кументальными источниками (каковы договоры), и я это делаю с прискорбием.

Кстати: норманизму не надо забывать того, что указа­ние на перевод наших договоров, составленный Болгара­ми, не сведущими в Славянской мифологии, есть не бо­лее как догадка. Известно, что обращение Руси началось еще со времен патриарха Фотия; в эпоху договоров у них были храмы, было богослужение, следовательно можем предположить и письменность. Притом язык этих догово­ров тот же самый, какой мы видим в Русской Правде. Мы уже сказали, что вопрос о начале русской письменности до сих пор затемнялся влиянием норманизма: ибо как можно допустить, чтобы Русь еще во времена Фотия имела славянскую письменность, когда уже решено, что эта Русь была норманнская и пришла прямо из Сканди­навии!

Надобно признаться, возражения М. П. Погодина иногда уже слишком несерьезны. Вот еще примеры: по поводу указанного мною легендарного числа трех брать­ев, он отвечает, что у Адама и Ноя тоже было по три сына. Или: Русь уже потому не Славяне, говорит он, что все славянские племена назывались у нас во множе­ственном числе (Поляне, Северяне, Кривичи и пр.), а чуждые племена называются собирательным именем жен­ского рода (Чудь, Ливь, Корсь и пр.). В таком случае, отвечаем мы, Хазары, Печенеги и пр. суть племена сла­вянские, а Серебь нашей летописи должна быть отнесена к народам неславянским. Мы указали на то, что Русью называли себя обитатели Приднепровья, а Новгородцы Русью себя не называли. Г. Погодин объясняет это тем, что «Русь с Олегом от них ушла». Жаль только, что неясным остается смысл самого призвания Варягов: Но-вогородцы посылали за ними так далеко (чуть ли не в Мекленбург-Шверинский, судя по некоторым намекам нашего антагониста); а Варяги только прошли чрез Нов­город, да еще велели давать себе дань по 300 гривен в год. Какой черной неблагодарностью заплатили они до­верчивым Новогородцам!

III