Говард Маркс 1 страница

Как славно выйти на свободу из тюрьмы Уондзуорт на Хитфилд‑ роуд! В восемь утра 6 мая 1982 года я стоял на улице с полиэтиленовым пакетом, в котором лежали завтрак и несколько книжек. В кармане несколько фунтов и проездной билет до Брайтона. Еще несколько человек, которых освободили вместе со мной, топтались на автобусной остановке. Мне повезло: меня должна встречать Джуди. «Подорожная» мне не потребуется. Я вставлю ее в рамку как сувенир.

Два года пронеслись достаточно быстро, и я отмотал срок. Благодаря ежедневным занятиям йогой и вегетарианской диете я чувствовал себя здоровее чем когда‑ либо. Собирался играть в теннис, бегать, медитировать, стоять на голове, обрести внутреннее спокойствие и записаться в фитнес‑ клуб для яппи. В Брайтоне у Джонни Мартина хранилось изрядное количество моих денег. Эрни оплатил покупку первого этажа в доме на Каткарт‑ роуд и переделку первого и цокольного этажей в двухэтажную квартиру. Более того, он пообещал осыпать меня долларами, как только я стану свободным человеком (все еще чувствовал вину за историю с колумбийской поставкой). Джуди забронировала билеты на Корфу для нас, своей сестры Маши, Мифэнви, Эмбер и Франчески. Я предвкушал, как буду бегать по греческим пляжам, оставляя следы у кромки прибоя. Но пока припустил сильный дождь, а Джуди все не ехала. Может, на дороге из Брайтона пробки?

– Маркс, хочешь, пущу обратно? – пошутил, звеня ключами, тюремный надзиратель, который заступил на дежурство.

– Пока не надо, шеф. Побуду еще чуток на свободе, – сказал я, пытаясь пошутить.

– Ладно, когда надумаешь, просто постучи в дверь.

Тюремщики шли потоком, торопясь заступить на пост.

– Маркс, она не приедет. Она за углом таксиста трахает. А вчера вечером была со мной. Заходи, поешь кашки!

Было почти девять утра. Я больше не мог это выносить и пошлепал прочь, подальше от остряков в форме. Телефонных будок не попадалось, и я остановил такси.

– Куда, папаша?

– На вокзал Виктория. В конце концов, это место не хуже любого другого. А главное, оттуда идут поезда до Брайтона, и там есть телефонные будки.

Поездка в час пик под проливным дождем заняла час и стоила мне десять фунтов. Я вылез из такси и оторопел при виде толпы, валившей от платформ. Сработала тюремная привычка: я ждал, пока все пройдут. Осознав с запозданием, где нахожусь, я направился к телефонной будке. В Брайтоне никто не отвечал. Где Джуди? Я выпил кофе и позвонил еще раз.

– Она очень сильно опаздывала. Ей ужасно жаль. Она поехала на квартиру в Челси, – сообщила Маша.

Я сел на метро, перепутал линии, заблудился и доехал до квартиры на такси. Деньги кончились.

В квартире шел ремонт, и там никого не было. Но по крайней мере, дождь перестал. Я околачивался на улице, чувствуя себя глупо.

Наконец подъехала машина, и из нее выпорхнула Джуди. Только вчера я видел ее в комнате для свиданий в Уондуорте, но сейчас она выглядела сногсшибательно. И я мог к ней прикоснуться. Мы обнялись, сели в машину и покатили в Брайтон. Что эта была за поездка! С каждым километром солнце светило все ярче, проливая лучи на великолепные виды. Мы остановились в аэропорту Гатуик, чтобы купить колбасы, яиц, бекона и шампанского. Мне нужно было курнуть. Дома в Брайтоне меня радостно встретили Эмбер и Франческа. Воздух зарядился эмоциями, пьянящими запахами шампанского и гашиша.

– Ты же не будешь больше заниматься контрабандой, да? – спросила Джуди. – Я не вытерплю еще два года одна.

– Конечно, нет. – Думаю, я говорил, что думал. Жизнь была прекрасна. Ни забот, ни хлопот.

В паспортном столе Джуди сказали, что я должен лично прийти в Пети‑ Франс за возобновленным паспортом. Обычная формальность, решил я. Как странно... Я вновь отправлюсь путешествовать под своим собственным именем. Впервые за последние девять лет. В Пети‑ Франс меня провели через несколько коридоров к двери с незатейливой табличкой «Особый».

– Мистер Эпплтон подойдет через минуту, – произнесла очень застенчивая секретарша, жестом приглашая присесть. – Если хотите, можете курить, – добавила она, с отвращением глядя на мою пачку табака «Олд Холборн».

Вошел Эпплтон, несколько озадачился, когда я протянул ему руку. Однако пожал ее.

– Здравствуйте, мистер Маркс! Должен поздравить вас с очень высоким качеством тех заявлений, что вы подавали на получение паспортов. Никакого сравнения с тем, что мы обычно получаем. Должно быть, большинство людей принимают нас за идиотов. Вы бы только посмотрели на тот мусор, который нам присылают!

– Почему нет? – откликнулся я с искренним любопытством.

Эпплтон пропустил мое замечание мимо ушей и заговорил жестким, официальным тоном:

– В принципе мы готовы выдать вам паспорт на ваше собственное имя, мистер Маркс, но вы должны вернуть нам все поддельные паспорта. Немедленно. Мы знаем, что Управление таможенных пошлин конфисковало паспорта с вашей фотографией на фамилии Кокс, Годдард, Грин и Мак‑ Кенна, которые выписывались в этом офисе. Но, судя по нашим записям, у вас должны оставаться еще по крайней мере два паспорта, на фамилии Танниклифф и Найс. Вам надлежит вернуть их нам, а также все остальные, о которых мы пока не знаем.

Паспорт Танниклиффа остался в Олд‑ Бейли. Паспорт Найса покоился под землей в маленьком парке Кампионе‑ ди‑ Италия. Я объяснил это Эпплтону, хотя и указал в качестве места захоронения Монументальное кладбище Милана. Паспорт Найса еще мог мне потребоваться. В жизни всякое случается.

– Мистер Маркс, вы собираетесь и дальше получать поддельные паспорта?

– Конечно же нет! Эти дни прошли. Так здорово, что больше не надо прятаться.

– Хорошо, мистер Маркс. Я позволю вам съездить с семьей на Корфу. Выдам временный паспорт, действительный в течение двух месяцев. Если вы сказали правду о паспортах Найса и Танниклиффа, мы продлим ваш паспорт.

Я не стал спорить. Британский паспортный стол не обязан выдавать паспорта всем подряд, и хотя не существует закона, который требует путешествовать с паспортом, его отсутствие может доставить чертовские неудобства.

За несколько недель до освобождения я начал читать про Корфу. История острова на протяжении двух тысяч лет представляла собой обычную для Средиземноморья череду нашествий: коринфяне, иллирийцы, римляне, готы, лангобарды, сарацины, норманы, сицилийцы, генуэзцы, венецианцы, французы, турки, русские и англичане. От большинства рассказов про остров скулы сводило зевотой, за исключением книги Лоренса Даррелла[47]«Келья Просперо». Эта книга оставляла такое впечатление, что повсюду на Корфу вы следуете по стопам Одиссея. Даррелл искушал соблазнами томной сиесты между солнцем и морем, изобилием вин и оливок. Я не мог этого дождаться. И хотя он ни словом не обмолвился о пляжах, на первый взгляд они вполне подходили для бега трусцой.

В первое утро на Корфу обещания Даррелла оправдались. Дом, в котором мы снимали комнаты, стоял над обрывом рядом с Кассиопи, посреди песчаных пляжей и буйной зелени. Проснувшись спозаранок, когда все еще спали, я натянул спортивный костюм и пустился вниз по тропинке к пляжу. У меня сразу сбилось дыхание, потом заныло левое колено. Все мечты о пробежках по пляжу пошли коту под хвост. Я‑ то думал, что йога помогает поддерживать физическую форму, но она явно не прибавила мне выносливости, не подготовила к бегу. Я заковылял обратно, обреченный погрязнуть в пьянстве и так не познать внутреннего.

Полное изнеможение, поврежденное колено и похмелье от рецины, отдающего сосновой смолой белого греческого вина, на несколько дней приковали меня к постели. Но затем солнечные ванны, купание и еще больше рецины избавили меня от арестантской бледности кожи и выветрили запах тюряги из ноздрей. Я играл со своими дочерьми и привязывался к ним все сильнее. Мы объездили остров на взятом напрокат автомобиле. Иногда Маша сидела с детьми, а мы с Джуди наслаждались жизнью как никогда раньше.

Наши соседи по дому жили на Корфу долгое время и пользовались на острове репутацией важных персон. Через них мы познакомились с бывшим британским консулом Джоном Фортом и несколькими отошедшими от дел соотечественниками из среды мелкого и среднего дворянства. Все эти типичные экспатрианты, отставные чиновники Форин Офис, бывшие обозреватели новостей, удалившиеся на покой торговцы оружием, жадно следили за ходом войны на Фолклендах, которая тогда была в самом разгаре. Лето обещало оказаться нескучным, если продлится до Уимблдонского теннисного турнира и международных матчей по крикету. Затишье в зоне боевых действий восполнялось партией в гольф, за которой следовала порция яичницы и вдоволь дешевого греческого джина в скромной местной таверне, известной под названием «Девятнадцатая лунка». Нас с Джуди часто приглашали на гольф, но после нескольких болезненных уроков я осознал, что эта игра не для меня. Однако джин под яичницу пропустить было нельзя, и я чрезмерно наслаждался этими apres‑ golf[48]сессиями.

– Чем ты занимаешься на родине, мой мальчик? – спросил как‑ то Джон Форт.

– Ну, сказать по правде, Джон, я осужденный контрабандист марихуаны. Только вышел из тюряги.

Все в «Девятнадцатой лунке» смолкли. Джуди неодобрительно уставилась в потолок.

– Прелестно! – воскликнул налившийся джином отставной торговец оружием Ронни. – Расскажи же нам все!

Я выдал сокращенную версию, опустив все, что касалось ИРА и МИ‑ 6, стал героем этого часа.

– Послушай, а не тот ли ты парнишка‑ шпион, о котором писали газеты? – спросил Ронни. – Из Оксфорда? Из Баллиола, кажется?

Дело зашло слишком далеко. Джуди ретировалась в дамскую комнату.

– Да, это я, но стоит ли об этом? Все уже в прошлом, – пробормотал я с деланной скромностью. – Ничего интересного.

– Ты прав, – согласился Ронни. – Интересного мало. Посмотри, какой ужас творится в ГусТрин, например...

К моему облегчению, разговор переключился на Фолкленды. Несколькими минутами позже Ронни схватил меня за руку и отвел в тихий угол:

– Ты скучаешь по этому, Говард? – Что он имеет в виду: Оксфорд или тюрьму? – По контрабанде, дружище. Наверное, это было захватывающе. Чем, черт возьми, можно сейчас заняться, чтобы не умереть со скуки?

– Не исключено, что я снова вернусь к контрабанде.

– Могло похуже выйти, – поддержал Ронни, – гораздо хуже. Вот моя визитка. Осесть на каком‑ нибудь острове в Средиземном море – это замечательно, но нет ничего лучше путешествий. Я все еще держу руку на пульсе – осталось несколько дел, требующих пригляда. Мы не должны зарывать в землю наши таланты, какими бы они ни были.

Вернувшись в Англию, я несколько недель посвятил семье. Мы поехали к родителям в Кенфиг‑ Хилл, где я не был почти десять лет. Тем не менее люди на улицах и в пабах приветствовали меня, беспутного скитальца, так, будто я никуда и не уезжал. Мы толковали о погоде и о сборной Уэльса по регби. И никто не помянул моего друга детства Марти. Так уж вышло, что я оказался на свободе, а он все еще сидел в тюрьме. Его осудили за то, что он на меня работал, а меня признали невиновным в том, что я его нанял. Прогуливаясь от дюн Кенфига до Скер‑ Бич вместе с Джуди и детьми, я воображал корабли, разгружающие гашиш на песок. Тот самый, что охраняла русалка Р. Д. Блэкмора[49], увековеченная в его «Деве из Скера». Побережье выглядело заброшенным. На некотором расстоянии от берега стояли на якоре огромные корабли, перевозившие железную руду. Мой отец разгружал такие, когда оставил море и стал работать на суше. Доменные печи и дымовые трубы гигантского сталелитейного завода в Порт‑ Талбот по‑ прежнему заслоняли собою небо. На обратном пути на глаза нам попались башенки замка погребенного города, пронизавшие толщи песка.

Там, где дюны подходили к дороге, располагалось средневековое строение, в прошлом кенфигская ратуша, а ныне паб «Принц Уэльский», где отпускали лучшее в мире разливное пиво «Уэртингтон». В здании имелась говорящая стена. Наверху, где раньше был зал для совещаний. Иногда по ночам стена начинала вещать на древневаллийском. Правда, я подозревал, что тут не обошлось без хмельного. Так или иначе, любопытствующие, пьяные и трезвые, из разных мест съезжались в Кенфиг послушать. Спецы Би‑ Би‑ Си записывали и анализировали призрачные звуковые сигналы. Знатоки валлийского из Университета Уэльса распознали немало старинных, средневековых слов в том, что доносилось из закоулков и трещин. Специалисты по физике твердого тела и теории интегральных схем предлагали сложные теории для объяснения феномена. Говорили, что все дело в кремнии, который содержат пески.

Вместе с Джуди и девочками я провел несколько дней в Верхнем Кум‑ Турче, где у отца имелся небольшой участок земли, затерянный среди безвестных высей, откуда видно все. Полузаросшая тропа вела от дома через Черные Горы к озеру Ллин‑ Фан, до которого иначе не доберешься. Уэльсцы (включая всех местных) верят, что именно об этом озере говорится в легенде про короля Артура. Может, и так. Берега встают из воды отвесной стеной. Ни рыбы, ни волн, даже когда дует ветер. Над озером парят большие причудливые птицы.

Погода выдалась на редкость солнечная, и мы много гуляли, собирая ягоды и грибы. В окрестностях чего только не было, от римских руин до брошенных угольных шахт. Повсюду бродили мирные овцы, в том числе наши, с клеймом «М» на боку. Цепочки овечьих следов, пересыпанных пометом, приводили к маленьким пабам, где подавали очень вкусное пиво и огромные порции отвратительной еды, приготовленной из полуфабрикатов глубокой заморозки. Я привез с собой гашиш, но не брезговал и грибами: кое‑ какие из них обладают галюциногенными свойствами. Жизнь была хороша, но пачка денег худела. Эрни так и не вышел на связь.

В Брайтоне меня ожидала весточка от Берни Симонса, моего адвоката. Сразу несколько авторов загорелись желанием написать мою биографию, в том числе Пьер Поль Рейд, автор книги «В живых» и новейшего опуса о великих грабителях поездов. Берни сказал, что за это можно получить хорошие деньги, но следует быть осторожным, чтобы избежать конфликтов с властями.

Берни также имел беседу с чиновниками Управления налоговых сборов. Я не платил никаких налогов с 1973 года. Люди из управления сказали, что я сделал кучу денег, и что бы там ни думали присяжные Олд‑ Бейли, они хотят получить свою долю. Берни считал, что мне требуется превосходный бухгалтер – и для того, чтобы утрясти проблемы с налогами, и для того, чтобы учитывать доходы от любой написанной обо мне книги.

Меня по‑ прежнему интересовали тридцать тысяч фунтов, изъятых при обыске на Ганс‑ Корт. Как‑ никак эти деньги дала мне мексиканская разведка.

– Берни, а мы не можем отсудить у таможенников те тридцать штук?

– Говард, радуйся, что тебя оправдали. Не искушай судьбу.

– Но, Берни, если не подать на них в суд, мы тем самым признаем, что деньги получены от операций с наркотиками. Невиновный человек сделал бы именно так, как я предлагаю.

И Берни приступил к возвращению денег. Таможенники пришли в ярость. Они заверили Берни, что я никогда не получу ни единого пенни, даже если выиграю дело в суде. И Берни вошел во вкус. Мы их сделаем!

Он познакомил меня со Стенли Розенталем, хитроумным бухгалтером, арендовавшим офис рядом с Марбл‑ Арч. Стенли предложил учредить компанию «Степсайд Лимитед» для получения денег от издателей за любую написанную обо мне книгу и взялся вести дела с Управлением налоговых сборов. Узнав, что я подал в суд на таможенное ведомство, он расхохотался.

Тридцатого июня 1982 года я появился в особом офисе Управления налоговых сборов в сопровождении Стенли и Берни. Нас встретил чрезвычайно дружелюбный уэльсец по имени Прайс и английский придурок по имени Спенсер. Когда Берни представился, Спенсер сморозил, что адвокаты только тогда достойны уважения, когда их клиенты признают себя виновными. Это было плохое начало. Нам следовало бы уйти. Прайс и Спенсер допросили меня. Я стоял на том, что не сделал ни пенни на контрабанде гашиша и марихуаны. Попытался было, но груз арестовали, и я сел в тюрьму. Если у меня когда‑ либо и водились деньги, так это были ссуды приятелей‑ доброхотов или авансы от мексиканской разведки. Прайс и Спенсер этому не поверили. За последние девять лет я неплохо заработал, было заявлено мне, пусть даже высший суд и снял с меня все обвинения в совершении сделок с каннабисом. Они свяжутся со мной.

Я же хотел повидать Старого Джона, который, опасаясь ареста, последние пару лет провел в Катманду. Было бы славно вспомнить старое доброе время, а заодно отпраздновать

13 августа дни рождения, мой и Лиз, жены Старого Джона. Эпплтон продлил мой паспорт еще на два месяца, и мы вместе с женами и детьми встретились в Лионе, самом подходящем месте для львов по гороскопу. Чтобы привыкнуть к гостиничному обслуживанию и французским ресторанам, не потребовалось много времени. Мы отправились на виноградники Божоле и выпили много «Флёри».

– Вот оно какое дело, нам бы, это самое, ввозить его, значит, и забыть о всяческих безумствах, покамест. – Старый Джон все еще выражался туманно, но он явно хотел, чтобы мы занялись виноторговлей, пока все не приутихнет.

– Неплохая мысль, Джон. Мы могли бы на пару вложить немного денег, снова арендовать последний этаж в доме на Карлисл‑ стрит и сделать из него наш центральный офис. Но мы мало знаем о вине.

– Да, но есть же Безумный Майор, разве нет? – возразил Старый Джон. – Мы продали ему плиту и, это самое, потом видели его в Греции. Абсолютный псих, но натуральнейший джентльмен. О вине знает все.

Безумный Майор, с которым мне еще предстояло познакомиться, был Майкл Покок, спившийся вояка. В прошлом он несколько лет зарабатывал экспортом вина из Франции в Англию.

– Хорошо, Джон, твоя правда. Джуди будет довольна, увидев, что я занимаюсь чем‑ то законным.

В Англию мы возвращались через швейцарский кантон Тичино (или Тиссин – на немецкий лад). Хотелось повидать Кампионе, пока еще стояло лето, оживить в памяти старые деньки, полюбоваться видами и вкусно поесть.

Бывшие соседи, бармены и хозяева ресторанов, ничего не знавшие о моем недавнем заключении, нас тепло приветствовали. Мы остановились в скромной гостинице рядом с Лугано, поскольку теперь были стеснены в средствах. Наутро, гуляя по берегу озера, зашли в кафе на Пьяцца Реформа. Каждый дом на этой площади был либо банком, либо кафе. Мы потягивали капуччино и смотрели, как играют дети, и вдруг Джуди вытянулась в струнку, схватила меня за руку и указала на здание «Объединенного швейцарского банка».

– Говард, я уверена, что открыла здесь счет! Думаю, что положила сюда довольно много денег, которые ты мне дал.

Это было возможно. Денег у нас тогда имелось как снега в Швейцарии. Они обрушивались на нас лавиной, и я часто терял их след. Как‑ никак прошло больше двух лет, много воды утекло.

– А счет на твое имя?

– Думаю, что да.

Я смотрел, как Джуди вошла в банк и пропала. Я уже начал беспокоиться: что, если она открыла счет на имя миссис Танниклифф и забыла? Может, ее допрашивает полиция? Через полчаса она появилась, сияя широкой улыбкой:

– Больше двадцати тысяч фунтов.

Мы выписались из ночлежки и въехали в гостиницу «Сплендид». Мини‑ бар опустел через двадцать минут. В номер доставили еще несколько бутылок шампанского. Мы мертвецки напились и поссорились, впервые с тех пор, как я освободился. На следующий день ни один не помнил, из‑ за чего все началось.

В Англию мы вернулись значительно более состоятельными и озабоченными тем, чтоб припомнить, не лежат ли где на счету наши деньги. Я снова арендовал дом 18 по Карлисл‑ стрит, в Сохо, где, как утверждало обвинение, устроил когда‑ то штаб‑ квартиру для контрабанды наркотиков. Счета за электричество все еще приходили на имя мистера Найса. Я познакомился с Безумным Майором. Это был приятный человек и свое дело знал. Жаль только, что пил не просыхая.

Возле площади Сохо располагалось несколько офисов, оказывавших секретарские и бизнес‑ услуги. В прошлом я потратил на них целое состояние: для каждой из моих личин требовался юридический адрес, телефонный номер и пачка фирменных бланков. Теперь, когда я жил под своим именем, ничто не мешало мне открыть свой собственный бизнес‑ сервис и брать с других людей деньги за то, что для них отвечают на телефонные звонки, делают фотокопии и получают письма. Недурной приработок и отличное прикрытие. Посылочка из Карачи адресовалась бы не мне, но одному из моих клиентов. Я мог приступить к делу, наняв всего одного секретаря. Им стала девушка по имени Кэти.

Я снова отправился на встречу со Стенли Розенталем. Были учреждены еще две компании: «Мунтейп» (действующая как «Уэст‑ Энд секреториал сервисиз»), для оказания бизнес‑ услуг, и «Дринкбридж», по импорту вина. Обе располагались по адресу Сохо, Карлисл‑ стрит, 18.

Пьер Пол Рейд отказался от мысли написать мою биографию. Он жестоко лоханулся, настрочив кучу дерьма о грабителях поездов, и прочитал достаточно, чтобы опасаться еще одного провала. Берни предложил кандидатуру Дэвида Лея из отдела расследования газеты «Обсервер» и автора книжек о правительственных секретах и громких судебных разбирательствах. У Лея имелся собственный литературный агент, Хилари Рубинштейн, который всегда выбивал максимальный аванс. На сей раз он добился выплаты пятнадцати тысяч фунтов (меньше, чем Джуди обнаружила на своем швейцарском банковском счету) от издательства «Хайнеманн», и эту сумму предстояло разделить между мной и Дэвидом. Но я согласился: это даже забавно, и деньги более чем законные, поэтому я могу тратить их открыто. Конечно, существовала масса таких вещей, как, например, участие Эрни в колумбийских поставках, о которых следовало умолчать, но я решил, что разберусь позже. Я всегда был творческой личностью.

Мы с Дэвидом отправились в горную Шотландию, и я показал ему место разгрузки и перевалочные базы на Керере, в Конаглене и Обане. Мы побывали на соколиной ферме в Питчли. Дэвиду требовалось спокойное место, где бы он мог расспросить меня обо всем и писать. Я отвез его в Кум‑ Турч и спустя пару дней там и оставил. Только звонил узнать, все ли в порядке. Большую часть дней он проводил за сбором грибов. Мог бы, наверное, написать «Книгу „Обсервера" о грибах»[50]. Для нас обоих было бы лучше, напиши он ее.

Слушание по поводу конфискованных тридцати тысяч фунтов состоялось в Высшем королевском суде на Стрэнде осенью 1982 года. Председательствовал судебный распорядитель Биксталл‑ Смит. Обе стороны представляли те же адвокаты, что и на процессе в Олд‑ Бейли в 1981 году. Королевский адвокат, выступавший от лица Короны, настаивал, что, несмотря на мое оправдание, деньги заработаны за счет сделок с наркотиками. Ни для кого не секрет, что я занимался контрабандой наркотиков и никаким другим способом денег не наживал. Судебный распорядитель подвел итог прениям великолепной речью: «Мистер Маркс, возможно, и в самом деле величайший контрабандист [sic] в мире, но деньги есть деньги, и где‑ то мы должны остановиться. Он был оправдан, значит, деньги его. Но прежде чем закончить, я хочу сказать несколько слов о " гашише". Прошлым летом мы с женой отправились в Морокко – посмотреть Касбу и Риф. Мы ехали через плантации конопли. Посреди дороги сидел человек, перегородив нам путь. Жена попросила его подвинуться. Потом пригрозила пистолетом. Он не пошевелился. Он был обдолбан. Вот какая эта крепкая штука. Ладно. Удачи, мистер Маркс! Деньги ваши».

Управление таможенных пошлин и акцизных сборов Ее Величества подало апелляцию, угрожая, если необходимо, дойти до палаты лордов. В конечном счете таможенное ведомство уступило, признав, что деньги мои, но согласилось только на то, чтобы конфискованная сумма пошла на погашение моего долга Управлению налоговых сборов. Даже такое решение я расценил как своего рода победу.

Прошло уже достаточно времени с тех пор, как меня освободили, а Эрни так и не вышел на связь. Наконец позвонил Патрик Лэйн, которого Комбс опекал со времени моего ареста в 1980 году, и сказал, что Эрни хочет встретиться со мной в Ванкувере. Не приеду ли я? Теперь, когда мой паспорт продлили на целый год, я мог без помех отправиться в Ванкувер. Я поселился в «Сипортере», в той самой гостинице, где встречался с Джимом Мак‑ Канном шесть лет назад. Лежал на кровати и ждал звонка. И телефон ожил. Из холла звонил Патрик. Он поднялся в номер, и я был рад его видеть. Он уже успел нагрузиться так, что мне пришлось догонять.

– Как там Эрни? – спросил я.

– Ты удивишься, – ответил Патрик, – но он превратился в безнадежного торчка.

– Да ты что!? Просто невероятно! Эрни подсел на герыч?!

– Говард, это не герыч, это демерол[51], но пользы от него столько же. Эрни собирается позвонить сюда. Поймешь, что я имею в виду.

Эрни действительно позвонил. Говорил он довольно путано. Я понял одно: Том Сунде отсоветовал встречаться со мной. – Надо подождать, пока станет поспокойней. Я был разочарован.

– Чем сейчас занимается Том Сунде? – спросил я Патрика. – Все еще у на побегушках у Эрни?

– Совсем, нет. Теперь он агент ЦРУ на полной ставке. Это было невыносимо. Эрни – торчок, Том – правительственный шпион.

– Но как же так? – спросил я, не в силах переварить услышанное. – Том действительно перебежал на другую сторону? Или Эрни хочет везде иметь своих людей?

– Я тебе больше ничего не могу сказать. – Поклялся держать язык за зубами. Но помни, что своим оправданием ты, возможно, обязан Тому. Придет время, и все узнаешь, я уверен. А пока не доверяй Тому, не верь ничему, что он говорит.

У меня голова шла кругом.

– Пат, я возвращаюсь в Англию к своим делам. Скажи Эрни, пусть позвонит, когда сможет.

– Вот наилучшая стратегия! – одобрил Патрик, несколько снисходительно.

Я прилетел в Хитроу с пустыми руками и сбитый с толку. Похоже, мне ничего не оставалось, как заниматься законным бизнесом.

Я действительно не грешил несколько месяцев, и к середине 1983 года дом 18 по Карлисл‑ стрит стал центром кипучей легальной деятельности. Было протянуто несколько телефонных линий, приобретен текстовой процессор за десять тысяч фунтов, большая фотокопировальная машина и телекс. У компании «Уэст‑ Энд секреториал сервисиз» завелось более пятидесяти клиентов, которые платили хорошие деньги за передачу сообщений и почтовые услуги. Помещение офиса сдавалось по грабительским почасовым ставкам, телекс постоянно вытрескивал неразборчивую тарабарщину с разных концов света, к фотокопировальной машине стояла очередь.

После посещений Парижа и Дьепа, которые я предпринял с Безумным Майором, компания «Дринкбридж» стала импортировать тысячи бутылок вина и крепких алкогольных напитков. Майор складывал их в погребе в Туикнеме, а друзья Джарвиса и Старого Джона пристраивали в разные места. Среди наших клиентов числились Британская ассоциация кораблестроителей и отоларинголог, пользовавший Маргарет Тэтчер, доктор Пунт.

Кэт обрабатывала на компьютере списки вин и вела корреспонденцию. Еще она занималась с черновыми набросками биографии, помогая Дэвиду Лею. Издательство «Хайне‑ манн» заплатило аванс. Я приобрел «мерседес». Строительство двухэтажной квартиры в Челси было закончено, и мы переехали туда из Брайтона. Скрупулезно велись счета; взносы по государственной страховке, подоходный налог, отчисления на дифференциальное пенсионное обеспечение, налог на корпорацию и на добавочную стоимость выплачивались самым добросовестным образом. Я был очень занят и очень законопослушен.

И безумно скучал. Ничего из того, чем я занимался, не было ни захватывающим, ни особо прибыльным. Но хотя пачка наличных росла медленней, денег прибывало. Поэтому я совсем не огорчился, когда услышал в телефонной трубке голос Джима Мак‑ Канна, проговорившего с этим своим нелепым белфастским акцентом:

– Я хочу встретиться с тобой в Париже. Прямо сейчас. У меня есть кое‑ что для тебя, приятель. Зарегистрируйся в «Георге V». Там ты будешь в безопасности. Мои ребята тебя прикроют. Нас амнистировали.

– Заплатишь за билет, Джим? Я гол как сокол.

– Да пшёл ты!

Сутками позже обдумывал происходящее, опустошая мини‑ бар. Интересно, что за безумие измыслил Джим? На процессе в Олд‑ Бейли я публично назвал его наркотеррористом номер один и крупнейшим контрабандистом оружия в мире. Он мне немного задолжал за эту пиар‑ акцию. Зазвонил телефон.

– Выметайся из номера, дуй на лифте вниз и медленно выгребай через парадный вход, – прошептал обладатель мягкого дублинского акцента. – Тебя ждут на улице.

Я сделал как было велено. Джим сидел в «мерседесе», побольше моего. Я плюхнулся на пассажирское сиденье, и мы тронулись с места. Он рассмеялся и протянул мне плотно набитый косяк. Теперь уже я хохотнул и затянулся.

– У меня все под контролем, чувак, от сраных афганских погонщиков верблюдов до декадентствующих фашистов, которые держат этот ничтожный сральник, – похвастался он, почему‑ то показав на Лувр. – Я могу достать чего хочу, где хочу и когда хочу. Я снова на коне.

– Великолепно, Джим. Знаешь, я все еще должен людям за тайские бошки, которые ты вез под видом бананов.

– Я ничего тебе не должен, подонок ты валлийский. Ты должен мне свою свободу и жизнь.

– В самом деле? – запротестовал я. – Да что бы ты делал, если бы не познакомился со мной? Наверное, все так же пугал старых дам в Эндитауне и поджигал бы школьные библиотеки во имя правого дела, хорек ты ирландский. По крайней мере, ты должен поставить мне выпивку.