Дикий Роберт

Диана Уинн Джонс

У Хезер было плохое настроение. Её велосипед сломался как раз в начале летних каникул, и это значило, что съездить в деревню к своей подруге Джанин она не сможет. Поскольку до деревни было пять миль, Хезер предстояло либо проделать их пешком, что вместе с возвращением составило бы десять, либо сидеть дома. Вообще-то, обстановка дома мало напоминала домашнюю — ну, или, по крайней мере, летом. Дело в том, что Хезер жила в старинном замковом поместье Каслмейн, так как её родители работали там кураторами. Летом каждый день в половине двенадцатого автомобильная парковка возле старых конюшен начинала заполняться машинами, автобусами и маршрутками. Из них высыпали туристы и разбредались по замку и прилегающему к нему парку. В итоге не оставалось практически ни одного уголка, где можно было бы от них скрыться. У Хезер не было братьев или сестёр, с которыми можно поиграть, а родители были слишком заняты, проводя экскурсии и разбираясь со всякими внештатным ситуациями, чтобы составить ей компанию.

В тот день Хезер напутала со временем. Она подняла глаза от книги, которую мрачно читала с самого завтрака, и взглянула на часы. Почему-то ей показалось, что на них пол-одиннадцатого.

«Отлично», — подумала Хезер. У неё в запасе оставался целый час, чтобы успеть добраться до одного из своих тайных укрытий, пока поместье не оккупируют туристы. Хезер решила, что поднимется на старую смотровую башню: туристов туда не пускали, поскольку считалось, что для большого скопления людей она не безопасна. Хезер рассчитывала, что сможет там спокойно почитать или полюбоваться на холмы и поросшую лесом долину, пока будет обедать. Конечно, с Джанин было бы веселей, но башня тоже неплохой вариант: туристов из неё не видно и почти не слышно.

Но перед башней следовало запастись бутербродами. Хезер прошла в маленькую кухню, находившуюся за огромной оштукатуренной кухней, которую показывали туристам, и открыла холодильник.

— Блин!

Выбор был не богат: тунец или колбасный фарш. И у них опять закончились помидоры. За помидорами или фруктами надо было идти в сад и упражняться в вежливости с грубым старым мистером МакМанусом, садовником. Хезер решила, что сегодня не готова иметь дело с его отвратительным характером. Лучше вместо этого заглянуть к миссис Миммз, которая держит маленький магазинчик для туристов, и попросить у неё чипсов или печенья. Мистера МакМануса Хезер ненавидела ещё больше, чем колбасный фарш.

Она сделала себе шесть бутербродов с тунцом и сложила их в сумку. Забирая из кухни для туристов свою книгу, она услышала громкие голоса и скрип подъезжающих колёс, которые проникали даже сквозь толстые оштукатуренные стены.

— О, нет!

Хезер выбежала в крытую галерею, возвышающуюся над парковочной площадкой. Сквозь ромбовидные окна было видно, что на стоянке уже довольно много автомобилей и, по меньшей мере, один автобус. Пока Хезер смотрела, на площадку лихо въехал ещё один автобус, из которого тут же хлынула толпа людей с фотоаппаратами.

— Почему они все так рано?! — в отчаянии воскликнула Хезер, всё ещё не догадываясь, что напутала со временем. Она поняла, что уже не успеет в магазинчик миссис Миммз, до того как эти люди из автобуса наводнят его, чтобы купить мороженое.

Хезер решила идти сразу в башню и, повернув назад, через какое-то время оказалась в высокой внутренней галерее, расположенной над круглым залом. Внизу возле стены находились каменные ступени, ведущие в башню. Но было уже слишком поздно. Ещё на подходе к галерее Хезер услышала шарканье туристов и звучный голос её папы:

— Сейчас мы находимся в старой части замка. Она была построена первым бароном, Хью Толлером, в начале XII века. Эти каменные ступени позади меня ведут в смотровую башню, построенную сыном Хью Толлера, Вильямом.

Хезер перегнулась через балюстраду и посмотрела вниз на скопление голов возле её папы. Тот увлечённо рассказывал, поставив ногу на каменные ступени. Как раз в тот момент, когда Хезер перевела на него взгляд, он отработанным жестом выбросил руку вперёд и ловко перехватил какого-то мальчишку, пытавшегося незаметно прошмыгнуть за красный канат ограждения, натянутый перед ступенями.

— Извини, сынок, но тебе туда нельзя. Башня небезопасна, поэтому страховку нам никто не даст. К 1150 году замок был уже достаточно большим…

Хезер отвернулась.

— Овцы, — пробормотала она. — Проклятые овцы мешают пройти.

Она знала, что папа может заливаться соловьём до самого прихода мамы или другого гида со следующей группой. От башни она была теперь отрезана, а центральный холл уже наверняка заполняли толпы туристов, ожидающих своей очереди подняться по главной лестнице.

Хезер нырнула в боковой проход и побежала. Если она пройдёт через Длинную галерею и Зал Кровной Вражды, то, возможно, успеет добраться до задней лестницы раньше туристов. Бледные укоризненные лица покойных Толлеров молча взирали на неё из толстых позолоченных рам, которыми были увешаны стены Длинной галереи. Хезер пронеслась по отполированному полу и как раз собиралась свернуть в Зал Кровной Вражды, когда снова услышала знакомое шарканье. На этот раз среди него звучал голос мамы:

— А сейчас мы входим в небольшую галерею, известную как зал Кровной Вражды. Своё название он берёт из знаменитой вражды двух семейных ветвей: Толлеров, чьи портреты находятся слева от вас, и Франсеев, чьи портреты справа. Распря между ними длилась на протяжении почти ста лет…

— Ещё больше проклятых овец! — пробормотала Хезер.

Она развернулась и посмотрела на большие часы над портретом Сэра Френсиса Толлера, склонившегося перед королевой Елизаветой Первой. Часы показывали без пяти двенадцать. Только теперь Хезер, наконец, поняла свою ошибку.

— Вот блин! — выругалась она. — Ненавижу туристов! Ненавижу жить в Каслмейне!

Она вернулась назад через Длинную галерею и стала спускаться по главной лестнице. На середине ей встретилась очередная партия туристов, поднимающихся наверх. Это было как попасть против течения. Хезер развернулась и, извиваясь, начала боком протискиваться вниз к центральному холлу. Там с первого взгляда стало ясно, что магазинчик до отказа забит туристами и у миссис Миммз нет времени даже ей кивнуть, не говоря уже о том, чтобы угощать печеньем. Хезер мрачно поплелась на улицу. Мистер Миммз, проверявший за столом у входа билеты, нашёл время улыбнуться и кивнуть ей, но к тому моменту настроение у Хезер было уже безвозвратно испорчено.

Выйдя из замка, она уныло побрела в парк. Несколько девочек и мальчиков её возраста ели там мороженое, кидая обёртки прямо на гравийные дорожки.

— У себя дома, небось, так не делают! — буркнула Хезер, обходя ребят стороной.

Её целью был обнесённый стеной сад, где обычно обретался мистер МакМанус. Поскольку всё и так шло хуже некуда, можно было попросить у него до кучи и помидор.

Окружённый стеной сад почему-то пользовался особой любовью среди пожилых пар. Проходя мимо одной из них, Хезер услышала, как дама говорит: «Смотри, Гарри. Это та самая бесшипная роза». Потом ей встретилась группа сразу из двух пар, где мужчина читал остальным лекцию о том, как правильно подрезать розы. А в третьей по счёту паре пожилая дама возмущённо кудахтала: «Нет, ну кто же так сажает розы! Если бы здешний садовник работал у меня, я бы живо указала ему на дверь!»

Хезер была уверена, что мистер МакМанус прекрасно её слышит из своего угла.

Когда она его нашла, он так остервенело полосовал граблями клумбу, словно представлял на её месте горло той самой дамы.

— Пошла вон! — рявкнул он.

— Но я только хотела попросить… — начала Хезер.

— Устанавливают здесь свои порядки, топчут мои лужайки, мусорят на мои дорожки, — бурчал мистер МакМанус. — Орут, клянчат…

— Я здесь не при чём, — возмутилась Хезер. — Я тоже терпеть не могу этих туристов!

— Разбрасывают повсюду бутылки и банки, — не унимался мистер МакМанус. — А ты ещё хуже них. Пошла вон!

Это было так несправедливо, что в ответ Хезер просто молча развернулась и пошла к выходу, сжав зубы и от души надеясь, что мистер МакМанус наступит на свои грабли и получит сотрясение мозга. Повернув за угол, она направилась к развалинам старого храма. Обычно сюда никто из туристов не добирался. Но сегодня явно был не тот день. Несколько высоких почти взрослых подростков нашли храм и устроили настоящую тусовку среди его колон и зелёных холмиков. Хезер незаметно прошмыгнула мимо, обогнула поваленную статую с целующейся на ней парочкой, и нырнула в лес за храмом. В запасе у неё оставалось только одно место, которое можно было назвать уединённым. Это был необычный холмик как раз на границе поместья. Когда Хезер с родителями только переехали в Каслмейн, её мама очень заинтересовалась этим холмиком. Она сказала, что это наверняка захоронение времён Бронзового века. Потом Хезер пошла в деревенскую школу и познакомилась с Джанин. Та рассказала ей, что это могила одного человека, которого когда-то давным-давно обвинили в колдовстве. Его звали Дикий Роберт, и в деревне о нём ходили целые легенды. Среди прочего говорили, что вместе с ним был погребён ларец с сокровищами. Это заставило Хезер заинтересоваться таинственным холмиком не меньше мамы. Она пошла к папе и предложила поискать клад.

Папа улыбнулся своей добродушной улыбкой и сверился со старыми картами Каслмейна. «Жаль разочаровывать вас обеих, — сказал он Хезер и маме. — Знаете, что это за холм на самом деле? Ледник. Внутри этой насыпи было что-то вроде пещеры, в которой хранили лёд, чтобы Толлеры и Франсеи могли есть летом мороженое. Осмелюсь предположить, что если мы его раскопаем, то наткнёмся на ту самую пещеру.

После этого холм потерял всякую привлекательность. Мама забыла про него, а Хезер наведывалась туда только в такие дни как этот, когда туристы просто не оставляли ей выбора.

«А такой ли уж он скучный на самом деле?» — подумалось ей, пока она шла по лесу. Холм возвышался среди зарослей тисовых деревьев. Густой ковёр из мягких иголок делал шаги Хезер почти не слышными, а из-за тусклого света, просачивавшегося сквозь тёмную зелень над головой, всё вокруг казалось как в дымке. Холм стоял в этом тумане, без единой травинки и весь покрытый тисовыми иголками. «Нет, не скучный, — подумала Хезер. — Скорее, похож на место, куда не следует лишний раз соваться».

Она забралась на холм и села, открыв книгу. Но под тисовыми деревьями было слишком темно, чтобы читать. Почему-то это стало для Хезер последней каплей. Она в сердцах стукнула кулаком по мягкой земле.

— Да чтоб им всем пусто было! — крикнула она. — Дикий Роберт, как бы мне хотелось, чтобы ты и правда был под этим холмом. Тогда ты бы мог выйти и разобраться с этими проклятыми туристами, а заодно преподать хороший урок мистеру МакМанусу!

В прогал между деревьями заглянуло солнце. От этого туман внизу, кажется, сгустился ещё больше, и вокруг запахло землёй и пряностями. Из тумана раздался голос:

— Кто-то звал?

- Кто-то звал? — снова произнёс чуть хрипловатый голос.

Хезер подумала, что это, наверное, один из тех подростков, которых она видела в развалинах храма, и решила не отвечать. Но голос раздался снова:

— Неужели никто не звал?

— Ну… Вроде как… — промямлила Хезер. — Это я сама с собой разговаривала, правда!

Не успела она это произнести, как откуда-то снизу послышался хруст и шорох, словно кто-то полз сквозь густой подлесок. Хезер быстро встала. Она была абсолютно уверена, что человек, чей голос она слышала, по ошибке принял её за одного из своих друзей. Если она быстро не убежит, получится довольно неловкая сцена. Но откуда именно раздавался голос, Хезер определить не могла, а наскочить прямо на его владельца ей не хотелось. Поэтому она осталась стоять на месте, напряжённо вглядываясь в туманную дымку. И оказалась захваченной врасплох, когда этот самый человек поднялся с земли прямо перед ней, отряхивая тисовые иголки с чёрного облегающего костюма.

— Ну вот. Я здесь, — жизнерадостно сообщил он.

Определённо, он не был из тех, кого Хезер видела в храме. По возрасту он, скорее, находился на той грани, когда подростка уже можно назвать молодым человеком — Хезер всегда было сложно определить, где начинается это переход. А ещё он оказался очень привлекательным. У него были светлые волнистые волосы, доходящие до плеч, а уголки огромных тёмных глаз на гладком смуглом лице чуть приподняты к вискам. В целом он выглядел так сногсшибательно, что даже невысокий рост — всего лишь на голову выше Хезер — ничуть его не портил.

Окинув взглядом его одежду, Хезер подумала, что он, наверное, приехал на мотоцикле. Её, правда, немного озадачил широкий белый воротник, почти полностью закрывавший его плечи и мало походивший на атрибут байкерской формы.

— Вы осматриваете окрестности замка или случайно здесь оказались? — вежливо спросила она.

Молодой человек рассмеялся:

— Нет, милая, я пришёл, потому что ты позвала. Так всегда происходит. Заклятие, которое наложил на меня епископ Генри, не настолько сильное, чтобы я не мог расслышать собственное имя, когда его произносят.

— П-простите, что? — непонимающе моргнула Хезер.

— Какой сейчас год? — спросил молодой человек.

— Э, 1989, - ответила Хезер.

Она начала всерьёз беспокоиться: или этот молодой человек сумасшедший, или произошло что-то из ряда вон выходящее.

Но молодой человек, похоже, встревожился куда больше неё. Он уставился на Хезер, и по тому, как его и без того тёмные глаза стали ещё темнее, та заметила, что он побледнел.

— Нет! — воскликнул он. — О, нет! Тогда это значит, что я был заперт в холме триста пятьдесят лет! — он умоляюще схватил Хезер за руку. — Скажи мне, что прошло не так много времени!

Его рука показалась Хезер… странной. Она была холодной и в то же время тёплой, и как-то подозрительно вибрировала, словно по ней шёл электрический ток. От этого ощущения волоски на голой руке Хезер встали дыбом. Она отшатнулась. То, что она почувствовала при прикосновении, ещё больше, чем слова странного молодого человека, вселили в неё твёрдую уверенность, что он не сумасшедший — и ещё большую уверенность в том, что нечто из ряда вон выходящее действительно произошло.

— Кто вы? — спросила она.

Молодой человек снова рассмеялся — на этот раз с преувеличенной весёлостью, как это делают люди, когда хотят скрыть, что их задели.

— Меня зовут Роберт Толлер, — сказал он.

— Дикий Роберт?! — ахнула Хезер, машинально прижав руки ко рту. — Тот самый, про которого… про которого говорили, будто он может колдовать?

А вот теперь Роберт Толлер даже не пытался скрыть, что задет.

— Я действительно могу. Иначе зачем мои сводные братья стали бы звать епископа, чтобы со мной справиться? Они знали, что я изучаю магию, и были убеждены, что я хочу лишить их отцовского наследства. Хотя я никогда не желал им ничего, кроме добра.

Его лицо на мгновение затуманилось и стало ясно, что из-за своих братьев он переживает куда больше, чем из-за всего остального. Тут ему, видимо, пришла какая-то мысль, и он с подозрением покосился на Хезер:

— Может быть, современные Толлеры тоже так считают? Кто теперь владеет Каслмейном?

— Ну… — замялась Хезер. — Вообще-то, никто. Последний из рода Толлеров умер ещё давным-давно. Потом поместье перешло к Франсеям, а последний из них умер шесть лет назад и оставил всё Британскому фонду. Мои мама и папа присматривают за поместьем как раз по поручению Фонда.

Хезер не была уверена, насколько Роберт её понял: пока она говорила, он выглядел так, будто вот-вот расплачется. Однако не успела она закончить, как это странное выражение вытеснила свирепая улыбка, и Роберт дико расхохотался, обхватив себя руками.

— О, чудесные новости! — воскликнул он. — Выходит, я единственный здравствующий Толлер! И Каслмейн теперь мой! — тут он спохватился и встревожено повернулся к Хезер: — Я действительно являюсь наследником по прямой линии: моего отца звали Френсис и он был младшим в роду. После того как умерла его первая жена, он женился на моей матери.

Хезер кивнула. Она видела, что на самом деле Роберт Толлер очень расстроен, и не хотела огорчать его ещё больше. Тем не менее, ей было сложно представить, каким образом он собирается доказывать своё право на наследство представителям Британского фонда. «И могу поспорить, у него нет свидетельства о рождении, — подумала она. — Вряд ли в его время их уже изобрели».

Пока она прикидывала, что стоит говорить, а чего нет, Роберт Толлер с лёгким поклоном подставил ей локоть.

— Идём, — позвал он. — Предлагаю покинуть этот унылый лес и взглянуть на моё наследство.

Хезер знала, что он галантно предлагает ей взять его под руку, но не решилась из-за той странной вибрации, которую почувствовала, когда он коснулся её в первый раз. Роберт Толлер улыбнулся. У него была очень обаятельная улыбка, такая же привлекательная, как и весь он.

— Идём со мной, — повторил он, — и скажи мне своё имя. Он продолжал терпеливо стоять, выставив локоть и улыбаясь, пока улыбка не стала выглядеть заметно натянутой. Хезер поняла, что расстроить его ещё больше ей духу не хватит.

— Меня зовут Хезер Бейли, — сказала она.

Подняв с земли книгу и сумку с бутербродами, она взяла Роберта под руку. Рукав его костюма был из чёрного шёлка, а не из кожи, как она подумала вначале, — и тоже вибрировал. Но Хезер достаточно быстро к этому привыкла и позволила Роберту помочь ей спуститься с холма.

Идя рядом с ним через тисовые заросли, она чувствовала себя знатной дамой из прошлого. А ещё она заметила, что, несмотря на свой черный костюм, Роберт Толлер так ярко выделялся в туманном полумраке, словно светился изнутри. Она посмотрела вниз и обнаружила, что её собственные ноги и рука, лежащая на его локте, кажутся гораздо тусклее. Когда они оба вышли на солнце, Роберт Толлер продолжал выделяться так же ярко, как и в полумраке — словно был в два раза живее обычного человека. Хезер уставилась на него, размышляя об этом, и даже не заметила, как они вышли к разрушенному храму.

Подростки всё ещё были там, отрываясь по полной. Хезер удивилась, как она вообще могла принять Роберта Толлера за одного из них. Рядом с ними он смотрелся, как из другого мира. Трое девушек забрались на одну из поваленных статуй и кидали в своих приятелей пустыми банками из-под Колы. Роберт встал как вкопанный и уставился на них. Хезер посмотрела на чёрные кожаные мини-юбки и высокие панковские причёски и подумала, что они, наверно, должны показаться возмутительными для человека, жившего триста пятьдесят лет назад. Но тут она ошиблась — дело было не в этом. Роберт Толлер снова побледнел.

— Этого я не потерплю! — выдохнул он. — В этом храме мой отец встречался с моей матерью.

И он закричал на подростков:

— Убирайтесь отсюда! Беситесь в другом месте!

Те сначала удивленно обернулись, но потом рассмеялись и продолжили кидаться друг в друга банками. Роберт Толлер насупился и обиженно выпятил нижнюю губу, став поразительно похожим на маленького мальчика, который вот-вот расплачется. Но Хезер поняла, что на самом деле он очень разозлился. Роберт вытянул перед собой руку ладонью вниз и что-то невнятно пробормотал. После этого он наклонил кисть чуть вбок.

— Что ж, тогда беситесь, пока я не прикажу вам перестать, — сказал он.

Хезер почувствовала, как будто что-то накренилось, следуя за рукой Роберта. Ощущение было такое, словно окружающая её привычная реальность каким-то образом отделилась и тонким слоем плавно заскользила вниз, обнажая более плотную и непонятную часть. Хезер собственными глазами видела, как серая грань привычной реальности прошла по залитой солнцем лужайке, белым каменным колоннам и смеющимся подросткам. На мгновение ей показалось, что она сама каким-то образом съезжает вместе с этим верхним слоем, но потом обнаружила, что на самом деле стоит на той непонятной части, что находилась под ним.

Когда серая грань скользнула мимо подростков, они все преобразились. С парней исчезли куртки и рубашки, а вместо брюк на ногах появилась густая коричневая шерсть. У девушек отросли длинные спутанные волосы, а мини-юбки превратились в расхристанные платья, обвитые плющом. Банки, которыми они кидались, стали металлическими кубками. Преображённые подростки хором воскликнули «Ио!»[1], после чего девушки завизжали и бросились бежать, а парни кинулись за ними, сверкая маленькими копытцами. Не успела Хезер опомниться, как вся компания уже мчалась по лесу сломя голову, выкрикивая что-то на странном языке. Когда их вопли стихли, Роберт Толлер повернулся к Хезер с довольной улыбкой, как избалованный ребёнок, которому удалось настоять на своём.

— Ну вот. Теперь ты знаешь, что я действительно умею колдовать, — сказал он. — Они будут так носиться, пока закат их не освободит.

— Да, но… — Хезер хотелось высказать ему много чего, но всё, что она смогла произнести, было: — Зачем ты это сделал?

— Я же тебе сказал, — удивился Роберт. — В этом храме мой отец тайно встречался с моей матерью до того, как они поженились. Идём, я тебе покажу.

Он пересёк аккуратно подстриженную лужайку с поваленной статуей и направился к стройным белым колоннам, расположенным в форме четырёхугольника. Возле них покоился большой кусок каменной плиты, поросший травой. Когда-то он, вероятно, был частью крыши над колоннами. На одной из его сторон, покрытой зелёной плесенью, раньше было что-то вырезано: присмотревшись, Хезер смогла различить полустёртые от времени следы.

— Смотри, — сказал Роберт и провёл рукой по древним истёртым линиям. Со стороны это выглядело так, будто он навёл на камень резкость: его поверхность стала чёткой, белой и гладкой.

Вырезанный на плите узор напоминал по форме восьмёрку, свитую из куска верёвки с заглавной буквой на каждом конце. Буква слева была простой «Ф», буква справа — затейливой «Э».

— Они вырезали здесь свои инициалы, связанные узлом верности[2], - объяснил Роберт. — Френсис было имя моего отца. А мою мать звали Эглантина.

Роберта перевёл взгляд на квадрат зелёной лужайки между колоннами. Хезер тоже посмотрела туда, и на мгновение ей показалось, что она видит двух человек, радостно спешащих навстречу друг другу, словно они не виделись долгое время. Мужчина выглядел выше и массивнее Роберта, хотя волосы у него были того же цвета. Женщина была миниатюрной и вся будто парила над землёй: воздушные волосы, воздушная одежда. Хезер видела их только пару мгновений, за которые они успели протянуть друг другу руки. Потом всё сразу исчезло, и она подумала, не привиделось ли ей это. Хезер повернулась к Роберту, чтобы спросить у него, но тот отвернулся с деланной улыбкой, и камень снова превратился в старую серую плиту.

— Давай присядем, — предложил он. — Из твоей сумки исходят такие аппетитные запахи, а я, если не ошибаюсь, ел последний раз больше трёхсот лет назад.

— Это всего лишь тунец, — смутилась Хезер.

Роберт Толлер оказался таким голодным, что Хезер взяла себе только один бутерброд и отдала ему все остальные. Он то и дело повторял, что это самая вкусная еда, которую он когда-либо пробовал, отчего Хезер чувствовала себя немного глупо, поскольку это был всего лишь тунец. Пока Роберт с жадностью поглощал бутерброды, из глубины леса не переставали доноситься крики и вопли подростков. Хезер убеждала себя, что они это заслужили, но на душе у неё было неспокойно. Роберт ей нравился и она искренне жалела его, представляя, каково это — проснуться и обнаружить, что прошло столько времени. Но на душе у неё всё равно было неспокойно. Чтобы как-то отвлечься, она сказала:

— Жители деревни говорят, будто вместе с тобой было закопано какое-то сокровище.

Уже сказав это, она поняла, что совершила ошибку. Роберт покосился на неё.

— Так они до сих пор об этом говорят?

Хезер почувствовала, как он внутренне напрягся. Она уже было открыла рот успокоить его, что это всего лишь глупые слухи, как Роберт громко рассмеялся. Это снова был тот деланный смех, когда он хотел скрыть свои настоящие чувства.

[MORE=читать дальше]- Впрочем, кто я такой, чтобы судить о том, что люди называют сокровищем? — воскликнул он и резко встал с камня. — После этой рыбы у меня в горле всё пересохло. Фрукты могли бы поправить дело.

— В огороде созрели клубника и красная смородина, — сказала Хезер, — но они все на продажу. Не думаю, что мистер МакМанус разрешит нам их рвать.

— МакМанус? — переспросил Роберт. — Это имя, которое ты произнесла, когда меня вызвала. А какое он имеет право продавать фрукты Каслмейна?

— Он садовник, — объяснила Хезер. — Деньги от продажи фруктов помогают поддерживать замок.

— Понимаю, — произнёс Роберт. Причём так мрачно, будто под словами Хезер скрывалось нечто совсем иное. До того, как она успела что-то добавить, он уже целеустремлённо шагал к окружённому стеной саду. Хезер догнала его уже в самой середине, где он встал, удивлённо озираясь. Сад буквально утопал в розах: они обвивали арки, поднимались по стенам, росли кустами, на клумбах и по отдельности.

— Что это такое? — спросил он. — Вокруг ни травинки! Везде одни розы!

Хезер поняла, насколько для него здесь всё непривычно и мягко пояснила:

— Папа рассказывал мне, что тут сделали розарий около ста лет назад. Огород вон за той дверью в стене.

— Значит, их поменяли местами, — сказал Роберт. — Раньше розы росли как раз той дверью, — и он быстро зашагал в ту сторону. По дороге ему встретилось несколько пожилых пар из тех, что обычно здесь прогуливались. Хезер боялась, что он начнёт их спрашивать, что они тут делают, но Роберт просто прошёл мимо, холодно кивнув каждой паре, словно в его дни прогуливающиеся здесь люди тоже были обычным явлением. Туристы бросали на него удивлённые взгляды, но вежливо кивали в ответ. Несмотря на это, Хезер с облегчением вздохнула, когда они, наконец, оказались возле двери с табличкой «Только для обслуживающего персонала».

— О! — восхищёно воскликнул Роберт Толлер.

Грядки с клубникой тянулись через весь огород, аккуратно присыпанные соломой и разделённые по обеим сторонам шеренгой смородиновых кустов. Из-под листьев и белых цветочных венчиков поблёскивали огромные красные ягоды. Роберт ступил на хрустящую солому и принялся так быстро рвать ягоды, что только руки мелькали.

— Никогда раньше не видел такой крупной клубники! — с восторгом поделился он через плечо. И когда Хезер робко присоединилась к нему, добавил с набитым ртом: — Было время, когда я думал, что уже никогда её не попробую.

Мистер МакМанус каким-то шестым чувством узнавал о любом покушении на его огород. Не успела Хезер сорвать первую ягоду, как он, с треском ломая ветки, появился из левого ряда смородиновых кустов.

— А ну вылазьте оттуда! — взревел он. — Не смейте трогать эти ягоды, вы, паршивцы, а не то я живо сдам вас в полицию за воровство!

Роберт спокойно сорвал очередную ягоду и встал, держа её в руке.

— Воровство? — переспросил он, приподняв брови. — Разве я не имею права рвать собственные ягоды? И раз уж мы заговорили о воровстве, то я знавал садовников и до тебя, которые брали фрукты Каслмейна и продавали их как свои.

Хезер попыталась отползти задом в кусты. Это было ужасно! Роберт всё не так понял. Но она остановилась, когда увидела, как покрытое пятнами загорелое лицо мистера МакМануса приобрело оттенок мраморного мыла. Это было интересно. Похоже, мистер МакМанус и правда приворовывал. И, конечно, разоблачение взбесило его ещё больше. Он ощерил зубы и, тяжело ступая, направился к Роберту.

— Ты ничего не докажешь! — прорычал он. — Убирайся отсюда или я размажу по грядке твоё смазливое личико! Мне плевать, кто ты!

Роберт закинул ягоду в рот и снова вытянул перед собой руку. На это раз он лишь чуть заметно наклонил её. Мистер МакМанус всё ещё пытался идти к нему, но вместо этого просто топтался на месте, как черепаха, которой к панцирю привязали верёвку.

— Но тебе как раз следует знать, кто я, — сказал Роберт, проглотив клубнику. — Того садовника мой брат приказал гнать от наших ворот кнутом. Теперь Каслмейн мой, и мне следует поступить с тобой ещё хуже за все твои угрозы и оскорбления. Но на первый раз я тебя прощаю. Иди сюда, Хезер. Угощайся моими прекрасными ягодами.

Роберт присел и снова начал рвать клубнику. Немного погодя Хезер вылезла из кустов и присоединилась к нему. Это был первый раз, когда она могла рвать здесь ягоды. Удовольствие, правда, несколько портил мистер МакМанус, топчущийся рядом. Из-за него Хезер чувствовала себя настоящим вором или даже кем-то похуже. Каждый раз, когда она или Роберт, собирая клубнику, проползали мимо мистера МакМануса, он кричал:

— Я с вами ещё разделаюсь! Вам это так просто с рук не сойдёт!

В такие моменты Хезер начинала хватать ягоды обеими руками, потому что знала, что другой такой случай ей вряд ли скоро представится. Наконец, когда тяжёлые сапоги мистера МакМануса вытоптали в земле приличную яму, Роберт Толлер встал, отряхивая с чёрных шёлковых колен солому.

— Я наелся, — объявил он. — Пойдём, покажи мне теперь мой замок.

Хезер представила полный туристов Каслмейн и припаркованные рядом автобусы. Для Роберта это наверняка будет страшным потрясением.

— А почему бы тебе не подождать до вечера? — предложила она. — Вечером там будет гораздо спокойней.

Роберт посмотрел на неё с каким-то странным сочувствием.

— Милая, я знаю эти уловки, — сказал он. — К вечеру там всё уже будет вычищено и приведено в порядок, потому что ты обязательно предупредишь своего отца о том, что я здесь. Нет, сейчас самое время.

И он прошёл мимо мистера МакМануса по присыпанной соломой грядке.

— Тебе это так с рук не сойдёт! — прорычал мистер МакМанус. — Я заставлю тебя ответить перед зако…

— Ох, да угомонишься ты, наконец, шавка подзаборная! — раздражённо воскликнул Роберт. Он снова вытянул руку и на этот раз качнул ею очень резко. Хезер увидела, как слой привычной реальности пронёсся мимо, словно поверхность бассейна, когда тебя кунают туда с головой. Ощущения были примерно те же. Пока она хватала ртом воздух, мистер МакМанус упал на четвереньки и весь съёжился. Его покрытое пятнами лицо вытянулось в морду большой пятнистой собаки, а ноги поджались и превратились в задние лапы. Руки тоже стали лапами, а позади вырос длинный пятнистый хвост. Пёс мерзко зарычал на Роберта.

— Покинь это место, ты, беспородная псина! — прикрикнул на него Роберт. — Отправляйся домой и посмотри, узнает ли тебя твоя жена.

Уродливый пятнистый пёс поджал хвост и, скуля, бросился в кусты. Хезер никогда ещё не видела такой перепуганной собаки. Она повела Роберта к замку, и почему-то ей было совсем не так весело, как она ожидала. Пусть мистер МакМанус действительно это заслужил, но Хезер не могла перестать думать о том, догадается ли миссис МакМанус, кто эта собака на самом деле.

Когда они подошли к парку, там было уже полно туристов. Но пока Роберт Толлер, казалось, этого не замечал — его взгляд был прикован к замку. На лице у Роберта появилось какое-то потерянное выражение, но заметив, что Хезер на него смотрит, он заставил себя принять беззаботно-весёлый вид.

— Разрази меня гром! — воскликнул он. — В какую потрясающую громадину он превратился! Похоже, я унаследовал дом с сотней окон или даже больше! Как это вышло?

— Франсеи и Толлеры периодически его достраивали, чтобы сделать величественней, — объяснила Хезер. — Кажется, папа говорил, что они остановились только после того, как один из них поставил все деньги на то, что Наполеон выиграет Ватерлоо.

Заметив, что Роберт не очень-то её понял, она добавила утешающее:

— Но ты не волнуйся — все старые части по-прежнему на месте.

Роберт кивнул.

— Я вижу контуры замка моего отца вдоль одной из стен, — сказал он. — И наши старые конюшни всё ещё там, за кухнями. Правда, изо всех башен старого замка почему-то осталась только одна. Мы с братьями частенько на неё лазили.

— На самом деле от старого замка осталось гораздо больше, — заверила его Хезер, — просто оно теперь вроде как всё внутри.

— Я должен это увидеть, — заявил Роберт.

Хезер подумала, что лазить по замку с братьями наверняка было очень весело, и поняла, что завидует Роберту. Ей часто приходило в голову, что будь у неё брат или сестра, она не чувствовала бы себя здесь такой одинокой. Но потом она вспомнила, что братья Роберта уже триста лет как умерли. Да и сам замок с тех пор сильно изменился. Хезер поняла, что больше не завидует Роберту. Пока она над этим размышляла, Роберт ускорил шаг, оставив её позади, и когда Хезер очнулась, его неестественно яркая фигура была уже на приличном расстоянии. Ближе к замку толпа туристов сгущалась, и Хезер увидела, как Роберт врезается в одних и отталкивает других. До неё стали доноситься возмущённые возгласы «Эй, стой!» и «Кого это ты толкаешь?!», что, похоже, заставило Роберта очнуться. Он остановился и стал ждать Хезер. Когда она его, наконец, догнала, Роберт выглядел в высшей степени надменным.

— Твой отец держит здесь довольно большой двор, — заметил он. — Кто дал ему разрешение иметь так много слуг?

— Это не слуги. Это туристы, — сказала Хезер.

Она повела Роберта через лабиринт из живой изгороди, стараясь втолковать ему, что Каслмейн теперь принадлежит Британскому Фонду, а значит любой желающий, заплатив, может осматривать замок и его окрестности. Роберт шёл рядом, время от времени кивая, хмурясь и сощуривая глаза. Хезер видела, что он изо всех сил старается вести себя по-деловому, однако её не оставляло подозрение, что он никогда в жизни не занимался ничем подобным.

— И всё-таки я не понимаю, как замок может существовать без владельца, — сказал Роберт.

Как нарочно в этот момент в лабиринт хлынула толпа школьников. Они бегали между кустов, кричали, смеялись и ели мороженое. У них ещё не начались каникулы, поэтому дети были в синих школьных пиджаках и в сопровождении учительницы, кричавшей громче всех.

— Вы должны ходить — не бегать! Разбейтесь на пары! — надрывалась учительница. Она явно была из тех преподавателей, которых никто никогда не слушает. Дети продолжали орать, носиться по лабиринту и вокруг прудика в его центре, так что Хезер и Роберту пришлось отступить к высокой изгороди в самом конце.

— Тихо! — завопила учительница, и когда это не произвело никакого эффекта, провыла: — Немедленно подойдите и сложите все обёртки от мороженого в эту урну!

Дети тут же отреагировали тем, что побросали обёртки там, где стояли. Разноцветные бумажки усеяли дорожки, цветочные клумбы и ветки изгороди. Прудик в центре тоже оказался погребён под слоем плавающих обёрток с изображением лимонно-зелёных, малиново-красных и шоколадно-коричневых лиц с надписью «Мистер Лолли».

— Немедленно подберите обёртки! — заорала учительница. Но её, похоже, опять никто не услышал.

Роберт смотрел на происходящее, широко раскрыв глаза.

— Они что, из школы для глухих? — спросил он Хезер.

— Нет, просто у них учительница мямля, — ответила Хезер.

— Ты хочешь сказать, она недостаточно часто их порет? — снова спросил Роберт.

И только Хезер собралась объяснить, что современные учителя обычно никого не порют, как Роберт заявил:

— В таком случае мне надо преподать урок и ей, и её ученикам.

Он вытянул руку и слегка качнул кистью. Хезер услышала, как мимо неё прошелестела привычная реальность, будто кто-то рядом оторвал полоску мокрой бумаги. От этого звука у неё заложило уши, и она тяжело сглотнула. Лимонно-зелёная обёртка в пруду начала расти. Она стремительно увеличивалась, поглощая остальные бумажки и расползаясь всё шире и шире, словно лист гигантской кувшинки. Не успел никто и глазом моргнуть, как она уже накрыла собой весь пруд и теперь лежала поверх него, сворачивая и разворачивая края. На лимонно-зелёной поверхности проступило свирепое лицо. Оно оскалило свой чудовищный шоколадно-коричневый рот с малиново-красными зубами, и голос откуда-то из его глубин проревел:

— А НУ ТИХО! ЖИВО ПОДОБРАЛИ ВСЕ ОБЁРТКИ!

Учительница завопила и бросилась бежать, а дети замерли на месте, в нерешительности глядя на гигантское лицо.

— Это такой спецэффект, — сказал один из них. — Не обращайте внимания.

Роберт ухмыльнулся и чуть двинул мизинцем и большим пальцем.

— ДА НЕУЖЕЛИ? — проревел лимонно-зелёный мистер Лолли и поднялся из пруда, сделавшись ещё огромнее. Его рваные мокрые руки из зелёной бумаги хищно потянулись к детям, стоявшим поблизости. Большинство испуганно попятились, но один или два только презрительно рассмеялись, не двигаясь с места.

— Да пни ты его по зубам, — крикнул один мальчик. — Это всего лишь бумага!

Роберт Толлер насупился и обиженно выпятил губу. Его большой палец дёрнулся два раза, резко. Вся бумага, покрывавшая дорожки, изгородь и клумбы взлетела в воздух и собралась в два огромных шуршащих кома. Мгновением позже через подстриженные кусты на мальчика двинулись малиновый и шоколадный мистер Лолли. Их огромные лица были перекошены от ненависти. Хезер не удивилась, когда мальчик развернулся и бросился наутёк. И как только он побежал, все остальные, перепугавшись, дружно кинулись следом. Не разбирая дороги, прямо через кусты изгороди и по клумбам, толкаясь и пихаясь, только бы спастись от трёх зловещих гигантских фигур, топающих за ними. Роберт опустил руку, провожая взглядом малинового, зелёного и коричневого великанов.

— Вот так, — произнёс он с удовлетворением. — Теперь они будут преследовать их до самых границ моего поместья. И горе тому ребёнку, которого они настигнут.

Хезер и сама не раз мечтала о чём-то подобном для тех детей, которые разбрасывают бумажки по всему Каслмейну, но, тем не менее, у неё вырвалось:

— Сделай так, чтобы никого из них не поймали, пожалуйста!

Роберт рассмеялся.

— Какое же у тебя мягкое сердце! — сказал он. — Ладно, так и быть. За ними будут гнаться, но в самый последний момент у них получится ускользнуть. Пусть это станет для них уроком — я не потерплю мусора в моём парке. Каслмейн не ярмарочная площадь и не рынок. Это мой дом.

Хезер видела, что Роберт всё ещё не понимает. Она снова попыталась втолковать ему, что последний из Франсеев оставил Каслмейн Британскому Фонду в практически разрушенном состоянии, и после того как Фонд его восстановил, Каслмейн превратился в туристическую достопримечательность, а папа Хезер теперь отвечает за его сохранность. Но Роберт только развернулся и повёл её дальше.

— Да, да, я понимаю, что твой отец кто-то вроде сенешаля или управляющего в моей семье, — сказал он, — но я думаю, он должен найти другой способ набить свой кошелёк. Не подобает, чтобы весь этот сброд разгуливал по нашим землям и совал нос в наши покои.

— Да не его это кошелёк — деньги идут на содержание поместья! — воскликнула Хезер, теряя терпение. У неё было такое чувство, будто она объясняет это маленькому ребёнку, который нарочно прикидывается дурачком.

— Неужели ты не понимаешь, что Каслмейну каждый год требуются тысячи фунтов на ремонт, перекрытие крыш и тому подобное? Я слышала, как мама с папой делают подсчёты. А деньги на всё это они получают от людей, которые приходят посмотреть на замок. Туристы им просто необходимы!

Роберт сердито щёлкнул пальцами.

— Больше нет, — отрезал он. — Отведи меня к своему отцу, и я велю ему найти деньги другим способом.

— Что? Ты имеешь в виду своё сокровище? — воскликнула Хезер.

Роберт снова искоса на неё глянул.

— И далось же тебе это сокровище, — заметил он. — Нет, я должен поговорить с твоим отцом. А тем временем все эти люди должны разойтись по своим домам.

— Но… — начала было Хезер и остановилась, тяжело сглотнув, потому что привычная реальность вдруг пошла волнами, поднимаясь и опускаясь. Дорожка под её ногами скользнула сначала в одну сторону, потом в другую, хотя Хезер знала, что на самом деле та не двигается. Цветы и подстриженные кусты задрожали, будто по ним прошла рябь, и Хезер пожалела о том, что съела так много клубники. Когда всё выровнялось, она увидела, как люди вокруг начинают разворачиваются и идти к парковке. Мимо неё прошла супружеская пара с четырьмя маленькими детьми, и Хезер услышала, как отец семейства сказал:

— Думаю, мы тут всё уже посмотрели.

— Мы и так пробыли здесь слишком долго, — согласилась мать. — Дети здесь не единственные, кто умирает от скуки.

И хотя это было в точности то, о чём Хезер мечтала ещё утром, она пришла в ужас: Роберт испортил выходной для сотен людей! А если он и дальше будет отправлять всех восвояси, Каслмейн останется вообще без денег, а мама с папой, скорее всего, потеряют работу. Хезер повертела головой, выискивая Роберта, чтобы всё ему объяснить, но того уже и след простыл. Ей удалось разглядеть его далеко впереди: неестественно яркая фигура широко шагала сквозь плотный поток людей, направляющийся к парковке. Роберт был практически у входа в замок. Хезер бросилась за ним, уворачиваясь в толпе от одних и врезаясь в других. Когда она добежала до широкой лестницы у главного входа, Роберт был уже почти на самом верху.

— Подожди! — запыхаясь, крикнула она. Но Роберт не стал ждать. Он вошёл прямо в замок и, не останавливаясь, проследовал мимо стола, за которым сидел мистер Миммз, проверяя билеты.

— Могу я взглянуть на ваш билет, сэр? — окликнул его мистер Миммз. И когда Роберт не обратил на него никакого внимания, продолжая идти дальше, мистер Миммз вздохнул и начал с трудом подниматься, опираясь на руки.

— Он со мной, мистер Миммз, — крикнула Хезер, пробегая мимо. У мистера Миммза была только одна нога. Хезер нравился мистер Миммз. Она не хотела, чтобы его тоже превратили в собаку. Корме того, она однажды уже видела собаку на трёх лапах, и ей было её жалко до слёз. Поэтому она почувствовала огромное облегчение, когда мистер Миммз поверил ей и сел обратно.

Уже в холле дорогу Хезер преградила целая толпа туристов, собравшихся в ожидании очередной экскурсии по замку. Роберт не стал отсылать их домой, а просто умудрился как-то пройти между ними. Хезер увидела его чёткий яркий силуэт, поднимающийся по главной лестнице.

— Простите, — начала она проталкиваться сквозь толпу туристов. — Простите…

Поняв, что такими темпами далеко она не уйдёт, Хезер притворно захныкала:

— Мне надо найти мою маму! Она наверху.

Хезер тут же пропустили, и она кинулась по лестнице, успев подумать, что если и правда нарвётся на маму, то так ей и надо за её враньё. Мама была сейчас последним человеком, которого она хотела бы встретить — не считая, конечно, папы, — пока не придумает, как сделать так, чтобы Роберт перестал колдовать по малейшему поводу. И даже если ей это удастся, остаётся другая проблема: чем он будет заниматься до конца своей жизни? Отстукивая каблуками по гулкой лестнице, Хезер пыталась придумать работу для волшебников. Но единственное, до чего она смогла додуматься к концу пролёта, было магическое шоу на телевидении. А Роберт вряд ли бы на это согласился.

Она догнала его уже возле покоев, где когда-то ночевала королева Елизавета Первая. Роберт озадаченно заглядывал внутрь.

— А зачем здесь перед входом красный канат? — спросил он. — Там что, опасно?

— Нет, это из-за того, что там спала королева Елизавета Первая, — пропыхтела Хезер. — В этой комнате полно сокровищ. А теперь послушай…

— Но она никогда не пользовалась этой комнатой! — перебил её Роберт. — Мне рассказывали, что для неё приготовили покои внизу. Она к тому времени уже состарилась, и ей было тяжело подниматься по лестнице.

И только Хезер снова открыла рот, чтобы отругать его за то, что он сделал с туристами, Роберт бросил на неё один из своих странных косых взглядов и сказал:

— Какие странные вещи называют сокровищами! Лично я вижу здесь только покрывало, которое бабушка сшила к свадьбе моего брата.

— Ну так это и есть сокровище, потому что она сшила его очень красиво! — рявкнула Хезер. — А теперь послушай меня! Ты не имел права отсылать тех людей домой. Они все заплатили, чтобы быть здесь!

Роберт пожал плечами:

— Это как раз то дело, которое я намерен обсудить с твоим отцом. Где он?

Хезер нужно было гораздо больше времени, чтобы как следует всё обдумать, и до этого она не собиралась подпускать Роберта к папе на пушечный выстрел. Она представила, как говорит: «Папа, это Дикий Роберт. Я случайно вызвала его из могильного холма». А папа добродушно на неё посмотрит, не веря ни одному слову, и попытается скрыть улыбку. После чего Роберт разозлится и превратит папу в собаку. Она даже знала, что это будет за собака — один из тех худых доверчивых псов с коричневой шерстью и преданными глазами. Нет уж: она должна всё хорошенько обдумать, прежде чем позволит им встретиться.

— Последний раз я видела отца, когда он стоял на ступенях возле башни Уильяма Толлера, — честно ответила она.

Лицо Роберта просветлело.

— Старая смотровая башня! Как к ней теперь можно пройти?

— Через Длинную галерею, — сказала Хезер и повела его туда.

Длинная Галерея привела Роберта в восторг.

— Здесь почти ничего не изменилось! — воскликнул он, подходя к ряду освинцованных окон. — Даже парк отсюда выглядит не так странно! Я будто снова оказался дома. За исключением… — он махнул рукой на ряд портретов в толстых позолоченных рамах. — За исключением этих незнакомцев. Кто они все?

Хезер ухватилась за возможность его отвлечь и повела вдоль портретов, рассказывая обо всех изображённых на них людях, чьи имена могла вспомнить:

— Это леди Мэри Франсей. Я запомнила её, потому что она такая красивая. А этот епископ — Генри Толлер. А это Джеймс Толлер в завитом парике. А вон тот с ружьём — Эдвард Толлер-Франсей. Кажется, его убили на войне.

Всё время, пока она говорила, у Роберта с лица не сходило странное выражение, которое, как показалось Хезер, она понимает. Частично это была гордость, частично растерянность — та самая, с которой он недавно смотрел на замок. Хезер подумала, что ей тоже стало бы не по себе при виде стольких людей, появившихся в её семье уже после неё. Все они мало походили на Роберта. У некоторых, правда, тоже были тёмные глаза и светлые волосы, но такого смуглого лица с чуть раскосыми чертами не было ни у одного.

— Здесь ведь нет твоего портрета? — спросила Хезер, когда они прошли мимо Сэра Френсиса, склонившегося перед королевой Елизаветой. Странное выражение на лице Роберта уступило место ослепительной улыбке, которой Хезер почему-то не поверила. Она поняла, что вопрос снова его задел.

— Он и не мог бы здесь оказаться, — ответил Роберт. — Вообще-то, сам портрет у меня был, но полагаю, его сожгли, когда меня… когда меня устранили. Леди, на которой женился мой брат, была ревностной пуританкой и ненавидела меня за то, что я использую магию, — его ослепительная улыбка стала ещё шире. — Кстати, она была из Франсеев.

И явно желая сменить тему, он круто развернулся и указал на галерею поменьше:

— А вот ещё одна комната с портретами, которую я не припомню.

— Это зал Кровной Вражды, — сказала Хезер, тоже радуясь возможности сменить тему. — Там висят портреты всех Франсеев и Толлеров, которые враждовали между собой двести лет назад.

Услышав это, Роберт обхватил себя руками и расхохотался. Он хохотал, запрокинув голову, пока его смех не пошёл гулять эхом по всей Длинной галерее.

— О, это же замечательно! Я наложил на них проклятие, из-за которого Франсеи должны были ненавидеть Толлеров, чтобы отомстить жене моего брата. И оно подействовало! Подействовало! А из-за чего они ссорились?

— Тихо, — шикнула на него Хезер. — Понятия не имею. Я только знаю, что у них были дуэли, судебные иски и тому подобное на протяжении ста лет.

Роберт повернулся к ней с выражением, которое бывает у человека, когда он задумал большую каверзу.

— Так давай узнаем, — произнёс он и вытянул перед собой руку.

Хезер сама удивилась, когда её «Нет!» получилось таким же строгим, как у мамы.

Но было уже поздно.

Привычная реальность качнулась у неё перед глазами, сменившись тем, что находилось под ней. Спустя мгновение стёкла, закрывавшие портреты в зале Кровной Вражды, стали распахиваться, как окна. Первым из своей рамы высунулся мужчина в судейском парике.

— Чтоб мне ослепнуть! — воскликнул он, и его худое жестокое лицо перекосилось от отвращения. — Да здесь полно вонючих Франсеев!

Огромная толстая герцогиня с портрета напротив пришла в ярость.

— А ты брал взятки, Джордж Толлер! — взвизгнула она, потрясая розовым кулаком в бриллиантовых перстнях. — Ни один судья не был так жаден и не повесил больше бедных душ, которые не могли заплатить!

Тут люди с остальных портретов тоже перегнулись через рамы и стали выкрикивать оскорбления.

«Напивался с самого утра!» — вопил кто-то под ухом у Хезер, а человек рядом с Робертом завывал: «А вы, мадам, рядитесь, как девочка — и это в ваши-то годы!»

Роберт склонил голову набок, пытаясь выяснить причину такой взаимной ненависти, но в царившем вокруг гвалте это было практически невозможно.

Тем временем толстая герцогиня так разбушевалась, что перевалила раздутую ногу через край рамы, готовясь выбраться целиком и вцепиться в судью Джорджа Толлера. Как раз в этот момент в другом конце зала Кровной Вражды появилась мама, ведя за собой толпу туристов.

— А это зал Кровной Вражды, — начала мама и, так и не договорив, изумлённо уставилась на герцогиню, которая уже перевалила через раму вторую ногу и тяжело спрыгнула на пол, заставив содрогнуться в зале все стёкла.

— Сейчас ты у меня подавишься своими собственными словами, Джордж Толлер! — завопила она.

За спиной у мамы туристы начали активно проталкиваться вперёд, чтобы поглазеть на герцогиню. Похоже, они решили, что это всё входит в экскурсию. При виде столпившихся туристов Роберта разобрал смех.

— Кто это такие? — спросил он. — А как таращатся! Да они же самые настоящие овцы! — и он вытянул перед собой руку, трясясь от смеха так, что ему пришлось даже придерживать запястье.

— Нет, не надо! — крикнула Хезер, но, увы, опять слишком поздно. Зал Кровной Вражды неожиданно заполнился овцами, к которым вскоре присоединились Франсеи и Толлеры, выпрыгивающие из портретов, чтобы продолжить свою легендарную вражду. Овцы носились по залу, отчаянно блея и путаясь под ногами у людей в красных мантиях, чёрных камзолах, голубой парче, вышитых жилетах и огромных шуршащих юбках со скрипучими корсетами. Вооружившись тем, что было на портретах, Толлеры и Франсеи перешли в рукопашную. Кому-то повезло больше: их запечатлели с тростями, хлыстами или зонтиками от солнца, а у одного была даже шпага, но её выбил маленький худой мужчина, который мордовал всех направо и налево огромной книгой. Остальные колошматили друг друга веерами, пяльцами, пергаментными свитками и шёлковыми сумочками. Во все стороны летели сбитые шляпы и парики. А посреди этого бедлама стояла мама, держа пастуший посох и переводя потрясённый взгляд с красных от злости Толлеров и Франсеев на рассыпавшихся по залу блеющих овец. Судя по её виду, она находилась сейчас на грани нервного срыва.

— Ой, бедная мама! — воскликнула Хезер. — Роберт, прекрати это немедленно!

Но Роберт, заливаясь смехом, бросился бежать от неё по Длинной галерее. Хезер кинулась за ним. Догнать его было не сложно, поскольку он то и дело останавливался, сгибаясь пополам от приступов дикого хохота, но вот поймать его не никак получалось. Каждый раз, когда Хезер была уже готова его схватить, он либо уворачивался, либо мир давал лёгкий крен, и он ускользал с помощью волшебства. Несмотря на раздражение Хезер пару раз сама чуть не рассмеялась — настолько искренне Роберт считал их беготню игрой. Она чувствовала себя так, словно гоняется за маленьким мальчиком, а не молодым человеком, которому следовало бы вести себя гораздо серьёзнее. Наконец, Роберт дал Хезер загнать себя в угол в конце Длинной галереи. К тому времени овцы тоже успели туда добраться и теперь носились кругами на трясущихся копытцах, оря «Бе-е-е!» почти человеческими голосами. На отполированный до блеска пол посыпался овечий горох, и мутузящие друг дружку Толлеры и Франсеи, пёстрой толпой хлынувшие в галерею вслед за овцами, то и дело на нём поскальзывались. Хезер увидела, как толстая герцогиня с размаху шлёпнулась на спину под портретом Сэра Френсиса Толлера и королевы Елизаветы, и осталась там лежать, отдуваясь и промокая расквашенный нос кружевным платком. Рядом с ней стояла мама, всё ещё сжимая в руках пастуший посох и дико озираясь.

Хезер схватила Роберта за плечи и хорошенько встряхнула. От этого его белый накрахмаленный воротник помялся, но Хезер было плевать. Она чувствовала себя, как будто была его старшей сестрой.

— Останови это! Преврати их обратно! — потребовала она. — Быстрее, пока мама не решила, что сошла с ума!

— Но ведь ты сама считаешь их овцами, — возразил Роберт. — Я знаю, что считаешь. Тут он был прав, и Хезер пришлось это признать.

— Да, но я также знаю, что на самом деле они люди, — сказала она. — И, как и мама, наверное, думают, что сошли с ума. Преврати их обратно.

— Что, прямо сейчас? — жалобно спросил Роберт, пуская в ход одну из своих самых очаровательных улыбок. — Но к закату всё и так станет, как было. Они не могут подождать?

— Не могут, — отрезала Хезер. — Летом солнце садится слишком поздно. Сделай это сейчас. Сделай, или я… или я никогда больше не буду с тобой разговаривать!

Она часто грозила так Джанин — разумеется, в шутку, — и это было единственной угрозой, которую она могла придумать. Но Роберт воспринял её слова на удивление серьёзно. Его глаза сделались большим и печальными.

— Никогда? — переспросил он.

— Никогда! — решительно крикнула Хезер, перекрывая шум драки и блеянье.

— Тогда я могу пропасть ещё лет на сто, — грустно произнёс Роберт. — Хорошо, я верну всё, как было, если ты пообещаешь разговаривать со мной сейчас и завтра тоже.

— Конечно, обещаю, — ответила Хезер не раздумывая. Роберт улыбнулся, вздохнул и вытянул руку. Хезер заметила, что на этот раз он качнул ею не как обычно, а в другую сторону. Привычная реальность крутанулась у неё перед глазами, становясь на место. Овцы поднялись и снова стали людьми. Они бродили по галерее с настороженным и подчёркнуто независимым видом, как те, кому краем глаза удалось заметить что-то такое, о чём они предпочли бы поскорее забыть. Пара человек раздражённо поднимали ноги, очевидно, гадая, где они могли вляпаться в овечий горох. Хезер поискала глазами толстую герцогиню, но той нигде не было. Впрочем, как и других Толлеров с Франсеями. Валявшиеся на полу шляпы и парики тоже исчезли.

— Они снова на своих портретах? — спросила Хезер.

— Да, могу поклясться, — заверил её Роберт.

— А что будет, если ты вытянешь руку ладонью вверх? — снова спросила Хезер. — Это тоже всё «наклоняет»?

Роберт спрятал руку за спину.

— Не проси меня так делать, — сказал он. — Как раз из-за этого жена моего брата так меня возненавидела.

Но Хезер и не думала настаивать — она обеспокоено искала глазами маму, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке. Единственное, о чём Роберт, похоже, забыл — не считая овечьего гороха, — был пастуший посох. Возможно, этим он хотел показать, что всё равно считает туристов овцами. А может быть, это было своеобразным проявлением заботы с его стороны. В любом случае, мама всё ещё держала посох, практически повиснув на нём, в то время как экскурсанты постепенно забывали, что были когда-то овцами, и собирались вокруг неё, ожидая продолжения тура.

— А сейчас мы находимся в Длинной галерее, — слабо произнесла мама.

Пока она рассказывала, как Сэр Френсис строил Длинную галерею, следуя причудам тогдашней моды, её голос становился всё увереннее.

— Знаешь, а это правда, — поделился Роберт с Хезер. — Может, походим немного за этими овцами? Мне бы хотелось узнать, что происходило с моей семьёй и замком после меня.

Хезер это устраивало: так она могла держать в поле зрения и маму, и Роберта. А ещё это означало, что он не встретится с папой, поскольку все туры проходили строго по очереди. Так что папа будет проводить экскурсию или до, или после мамы. Хезер пока ещё была не готова к встрече с ним — он задавал такие испытующие вопросы, и вообще смотрел на всё с позиции здравого смысла. Она понимала, что любыми средствами должна заставить его поверить до того, как он встретит Роберта. Всё то время, пока они плелись в хвосте экскурсии, Хезер отчаянно ломала голову, стараясь придумать для папы убедительные доводы. Вместе с этим она не спускала глаз с Роберта, готовая в любой момент схватить его за руку, если он попытается снова её вытянуть. А ещё она очень переживала за маму. Но когда они добрались до Большого салона, мама уже с таким увлечением рассказывала про возникшую в то время моду на китайский декор, словно напрочь забыла об овцах и драке в Длинной галерее. Хезер немного расслабилась. Она была рада, что Роберт не пытается колдовать, но не представляла, чем отвлечь его внимание после экскурсии.

— Тут скучно, — прошептал Роберт, когда все туристы гуськом потопали за мамой в музыкальную комнату Леди Мэри. — Давай пойдём к смотровой башне и найдём твоего отца.

— Давай, — быстро согласилась Хезер. Башня вполне подходила, поскольку вряд ли папа сейчас туда заглянет.

Они незаметно отделились от экскурсии, и Хезер повела Роберта окольным путём, чтобы ненароком ни на кого не наткнуться.

— Я думаю, — осторожно заметила она, пока они шли, — будет гораздо лучше, если ты позволишь мне сначала самой поговорить с папой. Я знаю, как правильно его подготовить. Пожалуй, тебе пока не стоит попадаться ему на глаза. Ты мог бы спрятаться в башне.

— Хорошее место, — согласился Роберт. — А что, твой отец ненавидит колдунов?

— Скорее, в них не верит, — ответила Хезер. И то, как Роберт при этом улыбнулся, ещё больше утвердило её в решении не дать ему встретиться с папой.

— В моё время такие тоже встречались, — произнёс он.

— Я принесу тебе в башню еду и одеяла, — пообещала Хезер. Это было единственное, что ей оставалось: упрятать Роберта подальше и постараться за это время что-нибудь придумать.

— Вот еда будет очень кстати, — заметил Роберт. Они спустились по задней лестнице в круглый зал, бывший когда-то частью старого замка, и Хезер быстро повела Роберта ко входу в башню. Она уже положила руку на красный канат, чтобы отстегнуть его, когда с другой стороны зала появился папа. Он очень спешил.

— О, привет, пап, — промямлила Хезер.

— Привет, солнышко, — сказал папа. — Не веди своего друга в башню, мы уже почти закрываемся.

— Как, уже? — удивилась Хезер, потому что совершенно не заметила, как пролетел этот день.

— Да, жаль разочаровывать твоего друга, — сказал папа, — но мне бы не хотелось случайно вас запереть, когда я буду закрывать эту часть замка. Я вернусь с ключами минут через десять.

Пока он говорил, Хезер боковым зрением уловила, что Роберт вытянул руку, и почувствовала знакомый крен. После этого, как бы сильно она не скашивала глаза вбок, там была только пустая побелённая стена.

— О каком друге ты говоришь? — переспросила она, лихорадочно соображая, куда Роберт мог деться и что учудить на этот раз. Папа посмотрел на пустую стену и недоумённо моргнул.

— Как странно! — воскликнул он. — Могу поклясться, с тобой был друг. Мне даже пришло в голову, что он чем-то похож на якобинца. В любом случае, увидимся за ужином, солнышко, — и он поспешил по своим делам. Как только папа скрылся из виду, Хезер отстегнула красный канат и бросилась вверх по спиральной лестнице. Добравшись до башни, она перевела дух — Роберт был там. Он сидел на её любимом месте, обхватив руками колени, и смотрел на холмы и деревья, окрашенные лучами заходящего солнца.

— Ты поговорила с отцом? — спросил он.

— Ну, э… — замялась Хезер. — Я не успела, он очень спешил.

— Я специально оставил тебя одну, чтобы ты с ним поговорила, — упрекнул её Роберт. — А где еда, которую ты обещала?

— Сейчас принесу, — сказала Хезер. — Но ты должен пообещать, что будешь сидеть здесь, пока я не вернусь. Не смей снова исчезать! Ты меня до сердечного приступа доведёшь!

Хезер бросилась вниз по лестнице, зная, что в запасе у неё не больше десяти минут, поскольку едва ли Роберт станет ждать дольше. Она влетела на кухню и распахнула холодильник. Проклятье! Внутри был только колбасный фарш и сырые продукты для ужина. Хезер схватила фарш и остатки хлеба и пулей понеслась в магазинчик для туристов, чтобы успеть перехватить миссис Миммз до того, как та уйдёт домой.

Миссис Миммз как раз прибиралась. Вид у неё при этом был довольно озадаченный.

— Сегодня со всеми явно что-то творится, — поделилась она с Хезер. — Я даже не знаю: начать хотя бы с того, что половина туристов отправилась домой в самый разгар дня, когда они обычно приходят сюда за мороженым и газировкой. Мы заработали гораздо меньше, чем обычно.

— Ой-ой, — чувствуя себя виноватой, сказала Хезер. — Что, совсем плохо?

— Да нет, ничего страшного, — ободряюще улыбнулась миссис Миммз. — Утро выдалось хорошим, и мистер Миммз говорит, что туристы в основном покупали билеты на осмотр окрестностей, правда, почему-то так их и не использовали. Интересно, что это на них нашло?

— Думаете, они чего-то испугались? — предположила Хезер, беря две упаковки печенья и пакетик арахиса.

— Возможно, — пожала плечами миссис Миммз. — Мистер Миммз говорит, к нему не переставали поступать жалобы о каких-то голых мальчишках, гоняющихся по всему лесу за странными девушками в ночных рубашках. Одна из туристок сказала то же самое и мне, но я ей ответила: «Только не в Каслмейне». Потом, видимо, кто-то рассказал об этом твоему папе, и он пошёл посмотреть, но когда вернулся, сказал, что ничего такого не увидел.

— Э, может, это какие-то подростки дурака валяли, — смущённо сказала Хезер, добавляя к уже награбленному чипсы и попкорн.

— Да, скорее всего, — согласилась миссис Миммз. — Или эти туристы просто навыдумывали невесть что, как тот новый гид, который клялся твоему папе, что по всей Длинной галерее разбросан овечий горох. «Овцы, как же! — сказала я ему. — Да здесь овец уже лет пятьдесят как никто не видел! Ещё скажите, что встретили Дикого Роберта, восставшего из своего холма с сундуком сокровищ подмышкой!»

Хезер почувствовала, как её лицо заливает краска. Чтобы скрыть это, она склонилась над пластиковым пакетом с надписью «Посетите Каслмейн» и принялась набивать его едой.

— А вы много знаете о Диком Роберте? — спросила она.

— Не больше, чем любой другой в деревне, — пожала плечами миссис Миммз. — Я ведь сама не здешняя, хоть и прожила здесь полжизни. Если хочешь узнать об этой старой истории, спроси лучше свою подругу Джанин. Её предки жили в этих краях много веков. А позволь спросить, зачем ты берёшь столько еды, Хезер?

— У нас пустой холодильник, — сказала Хезер. — Я даже толком не пообедала.

— Ты, кстати, тоже ведёшь себя странно! Интересно, и что на всех сегодня нашло? — покачала головой миссис Миммз. — Ты не поверишь, какой странный звонок был недавно от миссис МакМанус. Уж насколько она мне не нравится, но, думаю, нам с мистером Миммзом всё же надо будет зайти к ней по дороге домой, проверить, всё ли там в порядке. Она говорила так, словно спятила, — и Хезер, вряд ли тебе следует брать больше одной банки Колы.

Прихватив вместе с Колой упаковку кексов, Хезер понеслась обратно в башню, прижимая пакет к груди. Она очень обрадовалась, обнаружив, что Роберт по-прежнему сидит, задумчиво глядя на опускающееся за холмы солнце. Он улыбнулся запыхавшейся Хезер и кивнул в сторону окна:

— Можешь не говорить: все эти земли уже не принадлежат Каслмейну. Верно?

— Теперь это только замок, — подтвердила Хезер. На более длинную фразу дыхания у неё уже не хватило. Роберт протянул руку к зелёному пейзажу, и Хезер, только что дышавшая как паровоз