Антикварий

Вальтер Скотт. Антикварий

--------------------

Вальтер Скотт

Антикварий

-----------------------------------------------------------------------

Вальтер Скотт. Собр. соч. в 8 томах. Том 3. - М.: Правда, Огонек, 1990

Перевод Д.М.Горфинкеля

СОДЕРЖАНИЕ

Антикварий. Перевод Д.М.Горфинкеля

Д.М.Урнов. Старина и современность

АНТИКВАРИЙ

Я знал Ансельмо. Умный, осторожный,

Он с мудростью лукавство сочетал.

Бывал он и капризен, как ребенок,

Он быстро мог утешиться игрушкой:

Собраньем сказок с выцветшей гравюрой,

Иль звяканьем заржавленной медали.

Иль старой песенкой, впервые спетой

Над колыбелью короля Пипина.

От автора

Настоящей книгой завершается серия повествований, задуманных с целью

описать шотландские нравы трех различных периодов: " Уэверли" охватывает

эпоху наших отцов, " Гай Мэннеринг" - время нашей юности, " Антикварий" же

относится к последнему десятилетию восемнадцатого века. Я стремился -

особенно в двух последних произведениях - искать прообразы главных

действующих лиц в той части общества, которая менее всего поддается

воздействию всеобщей взаимной полировки, постепенно сглаживающей различия в

нравах разных наций. С той же средой я связал и многие сцены, в которых

старался изобразить игру страстей более высоких и бурных, потому что люди

низших классов меньше привыкли подавлять свои чувства и потому что - в этом

я вполне согласен с моим другом Вордсвортом - они редко упускают случай

выразить их сочным и чрезвычайно сильным языком. Этим, по моему мнению,

отличаются жители сельских местностей моей родины, представители среды, с

которой я давно и близко знаком. Античная сила и простота их языка, часто

уснащенная восточным красноречием Священного писания в устах наиболее

развитых из них, придают пафос их горю и достоинство их негодованию.

Я больше заботился о подробном описании нравов и обычаев, нежели об

искусном и сложном развитии сюжета, и могу лишь пожалеть, что не был в

силах объединить оба эти требования, предъявляемые к хорошему роману.

Похождения подлого " чародея" могут показаться надуманными и

малоправдоподобными. Но мы за последнее время наблюдали гораздо более яркие

случаи вреднейшего суеверия, и читатель может не сомневаться, что эта часть

повествования основана на действительном происшествии.

Мне остается лишь выразить свою благодарность читателям за

исключительно теплый прием, оказанный ими произведениям, в заслугу которым

можно поставить разве что верность колорита, и почтительно откланяться, так

как едва ли я буду еще иметь возможность обращаться к благосклонности

читателей.

К приведенным выше словам автора, предпосланным первому изданию

" Антиквария", в настоящем издании необходимо добавить несколько слов,

заимствованных из введения к " Хроникам Кэнонгейта" и касающихся личности

Джонатана Олдбока.

Замечу здесь, что, считая обращение к историческим событиям

неотъемлемым правом писателя, я ни разу не вторгался в чью-либо частную

жизнь. Конечно, черты разных лиц, до сих пор живых и уже умерших, с

которыми я когда-либо встречался в обществе, неизбежно попадали под мое

перо в таких произведениях, как " Уэверли", и в тех, что за ним последовали.

Но я неизменно старался обобщать свои портреты, с тем чтобы они в целом

казались плодом фантазии, хотя и сохраняли сходство с подлинными людьми. И

тут я должен признать, что мои усилия не всегда увенчивались успехом.

Встречаются люди с такой яркой индивидуальностью, что при описании их

главной, наиболее характерной черты они сразу же встают перед вами во всем

своем неповторимом облике. Так, образ Джонатана Олдбока в " Антикварии"

отчасти списан с одного друга моей юности, который познакомил меня с

Шекспиром и оказал мне ряд других неоценимых услуг. Мне казалось, что я

очень тщательно замаскировал сходство и что этого человека не мог бы узнать

никто из его современников. Однако я заблуждался и невольно выдал то, что

хотел сохранить в тайне, ибо, как я узнал впоследствии, некий весьма

почтенный джентльмен, один из немногих еще оставшихся в живых друзей моего

отца и проницательный критик, после выхода в свет моей книги заметил, что

он прекрасно знает, кто ее автор, так как узнал в антикварии характерные

черты очень близкого друга семьи моего отца.

Мне остается лишь просить читателя не думать, что у моего уважаемого

покойного друга была такая же родословная, как у мистера Олдбока, или что

события его жизни походили на приключения, приписанные мной вымышленному

лицу. В романе нет ни одного эпизода, взятого из действительности, за

исключением разве того, что мой друг жил в старинном доме близ

процветающего морского порта и что автору довелось быть свидетелем

разговора между этим другом и содержательницей почтового дилижанса,

разговора, весьма похожего на тот, с которого начинается история

антиквария. Добрый, хоть и несколько раздражительный нрав, ученость,

остроумие и шутливая веселость, некоторая чудаковатость, присущая старому

холостяку, здравость суждений, подкрепляемых подчас своеобразием языка, -

вот, по мнению автора, единственные особенности, роднящие детище его

воображения с благожелательным и милым старым другом.

Важная роль нищего в нижеследующем повествовании побуждает автора

высказать несколько замечаний о людях этого типа, которые в прежнее время

часто встречались в Шотландии, но теперь уже почти перевелись.

В старину в Шотландии было много таких нищих, которых отнюдь нельзя

смешивать с нынешними, совершенно опустившимися бродягами-попрошайками. Те

из них, кто постоянно скитался по определенной местности, обычно находили

хороший прием как в сенях фермеров, так и на кухнях сельских джентльменов.

Мартин, автор " Reliquiae Divi Sancti Andreae" *, написанных в 1683 году,

рассказывает о некоторых представителях этого сословия в таких выражениях,

что антикварий вроде мистера Олдбока пожалел бы о том, что они уже исчезли.

Мартин высказывает мысль, что они происходят от древних бардов, и далее

говорит: " Население, да и они сами называют себя " джоки" (бродячими

певцами) и странствуют, выпрашивая милостыню. Они многое видят и слышат на

своем веку и до сих пор помнят и могут воспроизвести " слоггорн" (клич к

сбору или к бою) большинства древнейших шотландских кланов. С некоторыми из

джоки я беседовал и нашел их разумными и сдержанными. Один из них сказал

мне, что на всем острове их осталось теперь не более десяти человек, однако

еще на его памяти их было так много, что одно время он входил в компанию из

пяти человек, обычно собиравшихся на паперти церкви Сент-Эндрюс".

______________

* " Развалин храма присноблаженного святого Андрея" (лат.).

Этот тип шотландских джоки, по-видимому, давно вымер. Но нищий прежних

лет, даже и в мое время, подобно " беккоху", ирландскому странствующему

калеке, обретал себе приют не только тем, что жаловался на свои несчастья.

Часто это был балагур и насмешник, который не лез за словом в карман и не

стеснялся даже иной раз пройтись на счет людей уважаемых, ибо его

заплатанный плащ давал ему привилегии старинного шута. Для такого

" убогого", принадлежавшего к более уважаемому классу, очень важно было

иметь хорошо подвешенный язык, то есть уметь вести быстрый и остроумный

диалог. Недаром Бернс, который испытывал истинное наслаждение, беседуя с

такими людьми, с такой мрачной решимостью взирал на будущее, когда, как ему

казалось, и он сможет стать членом их странствующего братства. В своих

поэтических произведениях Бернс упоминает о нем так часто, словно хочет

сказать, что не считает подобное завершение своей судьбы таким уж

невозможным. Так, в прекрасном посвящении своих сочинений Гэвину Гамильтону

он говорит:

А не смогу коня взнуздать,

На хлеб пойду я собирать.

Также в послании к Дэви, собрату-поэту, он указывает, что их

деятельность может закончиться так:

Коль станет нам невмоготу,

Ну что ж, пойдем просить.

Заметив, что:

Искать в сарае кров ночной,

Коль ты усталый и больной,

Поистине - беда! - бард, как истинный поэт, говорит о свободе и

наслаждении красотами природы, способными уравновесить тяготы и

необеспеченность жизни даже нищего. В одном из своих писем в прозе - не

припомню, где именно, - Бернс обращается к этой мысли еще более серьезно,

считая, что жизнь нищего неплохо приноровлена к его привычкам и

материальным возможностям.

Но если Роберт Бернс без особого ужаса взирал на жизнь шотландского

нищего восемнадцатого века, автор едва ли допустил ошибку, придав Эди

Охилтри некоторую поэтичность и личное достоинство, не соответствующее его

жалкой профессии. И в самом деле, вся эта категория нищих пользовалась

известными привилегиями. Им охотна предоставляли приют в какой-нибудь

служебной пристройке, а в обычном подаянии в виде куска хлеба им редко

отказывал даже беднейший йомен. Все, что ему подавали, нищий распределял по

различным мешкам, которыми была увешана его особа, и, таким образом, таскал

с собой свое основное пропитание, которое он получал лишь за то, что дал

себе труд попросить его. В домах дворян ему перепадали остатки мяса, а иной

раз и старинная шотландская монета в двенадцать шотландских пенсов или, что

то же самое, английское пенни - на нюхательный табак или виски. Собственно

говоря, эти беспечные странники гораздо меньше страдали от подлинной нужды

и недоедания, чем бедные фермеры, подававшие им милостыню.

А если, вдобавок к своим личным талантам, такой скиталец оказывался

еще привилегированным " королевским молельщиком", или Голубым Плащом, это

делало его аристократом среди людей его ремесла и обеспечивало ему уважение

как весьма значительному лицу.

" Королевские молельщики" образуют особое сообщество пауперов, которым

король Шотландии, по принятому в соответствии с велениями католической

церкви обычаю, раздавал определенную милостыню и которые, в свою очередь,

должны были молиться за благоденствие государя и всей державы. Это братство

все еще существует. Число его членов равно числу лет его величества, и в

каждый день рождения короля к списку прибавляется новый Голубой Плащ. В

этот же знаменательный день каждый " молельщик" получает новый плащ из

грубой ткани голубого цвета с оловянной бляхой, указывающей, что он имеет

право просить милостыню по всей Шотландии, причем на него и его собратьев

не распространяются никакие законы, направленные против назойливого

попрошайничества и всех других видов нищенства. Вместе с плащом каждый

нищий получает кожаный кошелек, содержащий столько шотландских шиллингов

(то есть пенсов на английские деньги), сколько лет исполнилось монарху.

Таким образом, усердие их молений о здравии короля подогревается личной

заинтересованностью в предмете их забот. В этот же день королевский

капеллан произносит перед " молельщиками" проповедь, хотя (как отметил один

из преподобных джентльменов) это самые нетерпеливые и невнимательные

слушатели на свете. Возможно, что, по их мнению, им платят за их

собственные молитвы, а не за выслушивание чужих. Еще более вероятно, что

причина заключается в стремлении - естественном, хотя и не особенно

похвальном в людях столь почтенных - скорей покончить с праздничным

церемониалом и перейти к ожидающему их сытному завтраку из хлеба и эля, ибо

все нравственные и религиозные поучения увенчиваются советом джонсоновского

" седого отшельника" новообращенному:

Эх, мой друг, глотни пивца!

В отчетах казначейства можно найти много записей о вспомоществовании

деньгами и одеждой этим престарелым " молельщикам". Следующая выдержка,

любезно предоставленная мне архивариусом мистером Макдоналдом, может

представить интерес для лиц, близких по вкусам к Джонатану Олдбоку из

Монкбарнса.