Глава восемнадцатая

Тогда был такой обычай, что для преподавания религиозных предметов
кадетам высших классов в корпус присылался архимандрит из назначавшихся к
архиерейству. Разумеется, это большею частию были люди очень умные и
хорошие, но особенно дорог и памятен нам остался _последний_, который был у
нас на этом назначении, и с ним оно кончилось. Решительно не могу вспомнить
его имени, потому что мы звали их просто " отец архимандрит", а справиться о
его имени теперь трудно. Пусть этот будет так, без имени. Он был сердового
возраста, небольшого роста, сухощав и брюнет, энергический, живой, с звучным
голосом и весьма приятными манерами, любил цветы и занимался для
удовольствия астрономией. Из окна его комнаты, выходившей в сад, торчала
медная труба телескопа, в который он вечерами наблюдал звездное небо. Ок был
очень уважаем Перским и всем офицерством, а кадетами был любим удивительно.
Мне теперь думается, да и прежде в жизни, когда приходилось слышать
легкомысленный отзыв о религии, что она будто скучна и бесполезна, - я
всегда думал: " вздор мелете, милашки: это вы говорите только оттого, что на
мастера не попали, который бы вас заинтересовал и раскрыл вам эту поэзию
вечной правды и неумирающей жизни". А сам сейчас думаю о том последнем
архимандрите нашего корпуса, который навеки меня облагодетельствовал,
образовав мое религиозное чувство. Да и для многих он был таким
благодетелем. Он учил в классе и проповедовал в церкви, но мы никогда не
могли его вволю наслушаться, и он это видел: всякий день, когда нас
выпускали в сад, он тоже приходил туда, чтобы с нами рааговаривать. Все игры
и смехи тотчас прекращались, и он ходил, окруженный целою толпою кадет,
которые так теснились вокруг него со всех сторон, что ему очень трудно было
подвигаться. Каждое слово его ловили. Право, мне это напоминает что-то
древнее апостольское. Мы перед ним все были открыты; выбалтывали ему все
наши горести, преимущественно заключавшиеся в докучных преследованиях
Демидова и особенно в том, что он не позволял нам ничего читать.
Архимандрит нас выслушивал терпеливо и утешал, что для чтения впереди
будет еще много времени в жизни, но так же, как Зеленский, он всегда внушал
нам, что наше корпусное образование очень недостаточно и что мы должны это
помнить и, по выходе, стараться приобретать познания. О Демидове он от себя
ничего не говорил, но мы по едва заметному движению его губ замечали, что он
его презирает. Это потом скоро и высказалось в одном оригинальном и очень
памятном событии.