Глава четырнадцатая

Новый семестр сразу же начался для Джулии с напряженной работы над диссертацией. Да и Кэтрин Пиктон подгоняла Джулию, требуя не затягивать подачу новых глав. Чем быстрее эти главы попадут к ней, тем легче ей будет аргументированно говорить о способностях мисс Митчелл с Грегом Мэтьюсом, заведующим кафедрой романских языков в Гарварде, если он вникнет в суть ее рекомендательного письма.

Присутствие Габриеля мешало Джулии сосредоточиться. Когда она ему об этом говорила, ее голос звучал соблазнительно мягко. Блеск синих глаз, вся эта сексуальная алхимия, которой был насыщен воздух вокруг них, заставляли Джулию забывать обо всем. Габриелю это очень нравилось.

Счастливой паре пришлось пойти на компромисс. В рабочие дни их общение будет ограничиваться звонками, эсэмэсками и иногда — электронными письмами. Конечно, они могут встретиться за ланчем или обедом, но проводить эти дни Джулия будет у себя. Вечером в пятницу она будет появляться у Габриеля и оставаться там на выходные.

В середине января — это был вечер среды — уставшая Джулия позвонила Габриелю.

— У меня сегодня был чертовски тяжелый день, — сказала она, и по голосу чувствовалось, что она не притворяется.

— Чем же ты сегодня занималась?

— Профессор Пиктон требует, чтобы в одной из глав я выбросила три четверти содержания. Она считает, что я приукрашиваю Данте, как это делали романтики. — (Габриель даже ойкнул.) — Кэтрин ненавидит романтиков, так что можешь представить, как она сегодня разошлась. Мне пришлось выслушать ее длиннейший монолог. Из-за ее нотаций я чувствую себя дурой.

— Ты вовсе не дура, — заверил ее Габриель, усмехаясь в телефон. — Иногда и я после разговора с профессором Пиктон чувствую себя дураком.

— Мне трудно в это поверить.

— Видела бы ты меня накануне моего первого визита в ее дом. Я нервничал сильнее, чем на защите диссертации. Я чуть не забыл надеть брюки.

Джулия засмеялась.

— Наверное, бесштанный профессор Эмерсон встретил бы у Кэтрин самый теплый прием.

— К счастью, мне не понадобилось это проверять.

— Я тебе сейчас процитирую ее слова. Она сказала, что «мое похвальное трудолюбие компенсирует отдельные промахи в рассуждениях».

— В устах Кэтрин это высшая похвала. Она считает, что большинство людей вообще лишены способности рассуждать. По ее мнению, почти все население современного мира состоит из обезьян, научившихся носить одежду. И то случайно.

Джулия застонала от смеха и даже перевернулась на живот.

— Неужели она упала бы замертво, если бы сказала, что ей нравится моя диссертация? Или что я хорошо работаю?

— Кэтрин никогда тебе не скажет, что ей нравится твоя диссертация. Она считает положительную обратную связь проявлением унизительной снисходительности. Не удивляйся. Эти старые претенциозные выпускники Оксфорда все такие.

— Но вы-то непохожи на них, профессор Эмерсон.

Даже шутливое изменение ее тона заставило его вздрогнуть.

— Увы, мисс Митчелл, и я таков. Вы просто забыли.

— Сейчас ты сама любезность.

— Надеюсь, что так, — прошептал он, и голос его дрогнул. — Но не забывай: ты моя возлюбленная, а не моя аспирантка. — Тут он лукаво улыбнулся: — Только в вопросах любви.

Джулия засмеялась, и он засмеялся вместе с нею.

— Кстати, я дочитала книгу, которую ты мне дал. «Суровое милосердие».

— Быстро же ты. И как тебе удалось?

— По ночам мне очень одиноко. Я читала ее, чтобы уснуть.

— У тебя нет причин чувствовать себя одинокой. Бери такси и приезжай. Я составлю тебе компанию.

— Да, профессор, — выпучив глаза, ответила Джулия.

— Прекрасно, мисс Митчелл. Ну и как тебе книга?

— Я что-то не понимаю, почему Грейс так любила этот роман.

— Что тебя удивляет?

— Сначала идет романтическая любовная история. Но когда герои становятся христианами, они решают, что их любовь друг к другу — это проявление язычества, что каждый сделал из другого идола. От этого мне стало грустно.

— Жаль, что автор тебя опечалил. Я так и не удосужился прочесть этот роман, хотя Грейс постоянно о нем говорила.

— Габриель, ну как любовь может быть языческой? Я не понимаю.

— Ты задаешь этот вопрос мне? Я думал, что в наших отношениях язычник — это я.

— Ты не язычник. Ты сам мне говорил.

— Говорил, — задумчиво вздохнул Габриель. — Ты не хуже меня знаешь, что Данте рассматривает Бога как единственную силу во вселенной, способную удовлетворить чаяния души. Данте безоговорочно осуждает грех Паоло и Франчески. Они пренебрегли высшим благом — Божьей любовью — ради человеческой любви. Конечно же, это грех.

— Паоло и Франческа были прелюбодеями. Прежде всего, они не должны были влюбляться друг в друга.

— Верно. Но даже если бы они были просто любовниками, не связанными узами брака, позиция Данте осталась бы прежней. Если они любят друг друга до самозабвения, забывая про все и вся, тогда их любовь языческая. Они сделались идолами друг для друга, а свою любовь сделали общим идолом. К тому же они очень глупы, поскольку ни один человек не в состоянии сделать другого человека полностью счастливым. Для подобного счастья люди слишком несовершенны.

Слова Габриеля ошеломили Джулию. Хотя часть из того, что он сказал, она уже знала, ей было странно слышать подобные высказывания из его уст.

Получалось, что в своей любви к Габриелю и она была язычницей, о чем даже не подозревала. Более того, если он действительно верил в то, что сейчас сказал, его взгляды на их отношения были более возвышенными. Эти мысли шокировали Джулию.

— Джулианна? Ты меня слышишь?

— Да, — сказала она, вынужденная прочистить горло.

— То, что я сейчас сказал, — всего лишь теория. К нам она не имеет никакого отношения.

Он продолжал говорить, однако тягостное чувство, завладевшее Джулией, не исчезало. Он знал, что сделал из своей Джулианны идола, свою Беатриче, и никакое отрицание, никакая хитроумная риторика не превратит эту правду в ложь. В свое время Габриель проходил «Двенадцать шагов» — программу психологической реабилитации, которая призывала сосредоточиваться на высшей силе, а не только на себе, своих любимых или своей семье. Наверное, он знает, о чем говорит.

— И все-таки почему Грейс нравилась эта книга? Я так и не понимаю.

— Ты не понимаешь, а я не знаю, — сказал Габриель. — Возможно, когда Ричард появился в жизни Грейс и очаровал ее, она восприняла его как спасителя. Он женился на ней, и они, образно говоря, скрылись в лучах заходящего селинсгроувского солнца.

— Ричард — хороший человек, — прошептала Джулия.

— Да, хороший. Но Ричард не бог. Если бы Грейс вышла за него, думая, что его совершенство устранит все ее проблемы, их отношения долго бы не продлились. Рано или поздно наступило бы разочарование, и Грейс отправилась бы искать другого принца, способного ее осчастливить. Думаю, Ричард и Грейс потому и были так счастливы в браке, что оба всегда оставались реалистами. Их ожидания были реалистичны. Ричард знал: Грейс не может соответствовать всем его требованиям. И Грейс знала то же о Ричарде. Отсюда понятно, почему духовное измерение было столь важным для них обоих.

— Возможно, ты прав. «Суровое милосердие» значительно отличается от романа Грина, который ты читал.

— Отличается, но ненамного.

— Грин пишет о любовных отношениях и человеке, который ненавидит Бога. Я посмотрела в Википедии содержание этого романа.

Габриель едва удержался, чтобы не рявкнуть на нее.

— Джулианна, поменьше лазай в Википедию. Ты же знаешь, что этот сайт — весьма ненадежный источник информации.

— Да, профессор Эмерсон, — промурлыкала Джулия.

Он застонал.

— Как ты думаешь, а почему герой Грина ненавидит Бога? Потому что женщина, которую он любил, оставила его ради любви к Богу. Выходит, Джулианна, мы оба с тобой читаем романы о язычниках. Просто они кончаются по-разному. — Габриель невольно улыбнулся. — Знаешь, уже поздно, чтобы продолжать нашу дискуссию. Ты наверняка устала, а мне еще нужно доделать кое-какую писанину.

— Я люблю тебя. До безумия.

Интонация ее голоса заставила его сердце биться быстрее.

— И я тебя люблю. Очень-очень-очень. Я в этом уверен. Но не знаю, как любить тебя по-другому.

Его последние слова были произнесены шепотом, но от них воздух в квартире Джулии накалился.

— И я не знаю, как любить тебя по-другому, — прошептала она.

— В таком случае да будет Господь милосерден к нам обоим.

Если бы Габриеля спросили, хочет ли он вновь оказаться в кабинете психотерапевта, он бы наверняка ответил «нет». Ему не улыбалась перспектива рассказывать о своих чувствах, о детстве или заставлять себя вновь переживать все его отношения с Полиной. Он не хотел говорить о своей былой зависимости от кокаина, о профессоре Сингер и тех бесчисленных женщинах, что побывали у него в постели.

Но он хотел строить будущее с Джулией. Хотел видеть ее душевно здоровой, расцветшей полностью, а не частично. Он втайне опасался, что препятствует ее расцвету… просто потому, что он Габриель.

Поэтому он поклялся сделать все, что в его силах, дабы поддержать ее, включая и изменение своего поведения в лучшую сторону и большее внимание к ее потребностям. Приняв такое решение, Габриель понял: ему не помешает объективная оценка его эгоизма и ряд практических советов по преодолению оного. В конце концов он решил побороть свой дискомфорт и замешательство и признать: да, он нуждается в регулярных еженедельных встречах с психотерапевтом.

По мере того как мелькали январские дни, Габриель и Джулия все яснее и яснее понимали, насколько им повезло с выбором психотерапевтов. Доктора Николь и Уинстон Накамура были семейной парой. Работа супругов Накамура с психологическими и личностными проблемами клиентов строилась на идее интегрального подхода, когда проблемы и их решения рассматривались одновременно на духовном и бытийном уровне.

Николь заботила природа отношений Джулии с Габриелем. Разница в силе партнеров была налицо. Габриель был сильной личностью, в то время как у Джулии присутствовала заниженная самооценка и неуверенность в себе. Их романтические отношения не столько помогали Джулии, сколько угрожали ее душевному здоровью.

Однако Джулия утверждала, что любит Габриеля и очень счастлива с ним. Николь понимала: ее клиентка получает немало удовольствия от отношений с этим мужчиной. Кроме того, рядом с Габриелем Джулия чувствует себя надежно защищенной. Однако странный рассказ Джулии о том, как они с Габриелем встретились, потом долго не виделись и наконец встретились опять, насторожил Николь. Еще более ее насторожило прошлое Габриеля и аддиктивный тип его личности. В мозгу психотерапевта замигали многочисленные красные сигналы опасности. То, что в мозгу Джулии не мигало ни одного тревожного сигнала, говорило о ее собственном психологическом состоянии, которое она не вполне осознавала.

Уинстон не стал миндальничать с Габриелем и заявил своему клиенту, что, продолжая пить и отказываясь посещать собрания «Анонимных наркоманов», он рискует психическим здоровьем. Ознакомительная беседа превратилась в яростное столкновение мнений, и рассерженный Габриель выскочил из кабинета.

Тем не менее он пришел на следующий сеанс, пообещав, что будет посещать собрания «Анонимных наркоманов». Побывав там один или два раза, больше он туда не ходил.