Глава двадцать восьмая

Спустя несколько часов после слушаний Габриель сидел у себя. В квартире было темно. Единственный свет исходил от перемигивания голубых и оранжевых огоньков газового камина. Габриель был окружен ею. Вплотную: воспоминаниями о ней и ее призрачным присутствием.

Стоило закрыть глаза, и он мог поклясться, что обоняет ее запах и слышит ее смех, доносящийся из коридора. Спальня превратилась для него в святилище, потому он и сидел сейчас не там, а возле камина.

Габриелю было невыносимо смотреть на большие черно-белые фотографии, запечатлевшие их обоих. Особенно на ту, что висела над кроватью… Прекрасная Джулианна, лежащая на животе. Нижняя часть ее обнаженной спины прикрыта простыней. Восхищенные глаза подняты и устремлены к нему. Волосы взлохмачены недавним занятием любовью, а на губах — нежная улыбка удовлетворенной женщины…

В каждой комнате он натыкался на воспоминания о ней: одни были радостными, другие — сладостными, но с горчинкой, словно очень темный шоколад. Габриель встал, побрел в столовую, где налил себе двойную порцию самого лучшего шотландского виски и залпом проглотил, наслаждаясь огнем, обжегшим горло. Он изо всех сил старался не думать о Джулии, что стояла перед ним, сердито тыча пальцем в его сторону.

«Я думала, ты любишь меня, Габриель. Думала, ты поддержишь меня, когда я решусь отстаивать себя. Не об этом ли ты мне говорил? А ты, оказывается, заключил с ними сделку и избавился от меня?»

Потом ему вспомнился ее взгляд — взгляд женщины, которую предали. И тогда Габриель размахнулся и с силой швырнул в стену пустой бокал. Тот разбился. На паркет просыпался дождь хрустальных осколков, сверкающих в отсветах камина.

Габриель знал, что ему нужно делать. Требовалось лишь набраться мужества, чтобы это сделать. Схватив бутылку, он нехотя двинулся в спальню. Еще два глотка — и он смог вытащить и бросить на кровать свой чемодан. Он запихивал туда одежду, совершенно не обращая внимания, что она мнется. О своем багаже он почти не думал.

Зато он думал о том, каково бывает человеку, выброшенному из привычного мира. О слезах, проливаемых Одиссеем, оказавшимся вдали от дома, разлученным с женой и оторванным от своего народа. Теперь Габриель понимал, что такое изгнание.

Собрав чемодан, он взял с комода обрамленную фотографию и опустил в портфель. Нежно провел пальцем по лицу своей любимой, снова глотнул виски, затем поплелся в кабинет.

Габриель намеренно старался не смотреть на красное бархатное кресло, ибо стоило лишь повернуться в ту сторону, и он увидел бы в кресле ее, свернувшуюся по-кошачьи, с книгой в руках. Она бы привычно покусывала нижнюю губу и морщила лоб, задумавшись над прочитанным. Существовал ли в мире мужчина, который превосходил бы его любовью к женщине, восхищением перед нею и поклонением ей?

«Никто, кроме Данте», — подумал Габриель, и тут его озарило.

Он открыл один из ящиков письменного стола. Это был «ящик памяти». Там лежал УЗИ-снимок Майи и то немногое, что напоминало ему о собственном детстве: дедовские карманные часы, горстка украшений, принадлежавших его родной матери, ее дневник и несколько старых фотографий. Он взял одну фотографию и одну картинку и засунул их в карман. Задержался еще ненадолго, чтобы открыть коробочку, отделанную черным бархатом, и достать оттуда кольцо. После этого Габриель покинул квартиру.

Холодный торонтский воздух подействовал на него отрезвляюще. Габриель решительно зашагал в сторону университета, надеясь отыскать у себя в кабинете то, что ему требовалось.

Здание, в котором помещалась кафедра итальянского языка и литературы, было погружено во тьму. Едва Габриель вошел в свой кабинет и включил свет, на него накинулись воспоминания. Ему вспомнилась первая встреча с Джулией в этом кабинете. Тогда он был несказанно груб с нею. Потом он вспомнил, как после того чудовищного семинара Джулия снова оказалась у него в кабинете. Она стояла, прислонившись к двери, и говорила, что не чувствует себя счастливой и не хочет сближаться с Полом. Габриель ладонями потер глаза, будто это могло остановить поток мысленных картин.

В свой изысканный кожаный портфель он положил лишь то, что ему действительно было нужно: несколько папок и несколько книг. Затем он стал рыться на полках и очень быстро нашел скромного вида учебник. Габриель облегченно вздохнул. Он написал пару слов, добавил свои закладки, после чего погасил свет и запер дверь кабинета.

У всех преподавателей и сотрудников кафедры были ключи от помещения, где находился стол миссис Дженкинс и ряды стоек с почтовыми ящиками. Освещая дисплеем айфона, Габриель нашел нужный ему ящик. Он опустил туда учебник и ласково погладил табличку с именем. В других ящиках тоже лежали учебники, так что его книга не привлечет чужого внимания. Здание Габриель покидал с тяжелым сердцем.

Пол Норрис был рассержен. Причиной его гнева являлся самый злой человек на планете — Габриель Эмерсон, который просто использовал его, Пола, подругу, соблазнил ее, а потом отшвырнул от себя.

Будь Пол поклонником творчества Джейн Остин, он бы уподобил профессора Эмерсона мистеру Уикхему. А может, и мистеру Уиллоуби. Но Джейн Остин не входила в число его любимых авторов.

Тем не менее гнев — это все, что Пол мог себе позволить, хотя он с большой охотой хорошенько поколотил бы Эмерсона, а сильное желание отхлестать плетью профессорскую задницу не покидало его целый год. Вдобавок Пол чувствовал, что его самого предали. Невесть сколько времени Джулия встречалась с человеком, которого она называла Оуэном.

Габриель Оуэн Эмерсон.

Возможно, она хотела, чтобы Пол сам догадался. Но ему и в голову не приходило, что Оуэн и есть профессор Эмерсон. А Пол в ее присутствии ругал по-всякому этого человека и рассказывал Джулии свои секреты, в том числе и про профессора Сингер. Получается, Джулия принимала его рыцарское отношение, а сама все это время спала с Оуэном! Теперь понятно, почему она клялась и божилась, что шею ей покусал не Оуэн, а неизвестный злодей.

Пол продолжал со злостью думать о профессоре Эмерсоне, сделавшем Джулию предметом своих развратных устремлений. Джулию с ее маленькими нежными руками, такую добрую и приветливую, чьи щеки краснели от любого грубого слова. Джулию, которая, встретив бездомного бродягу, обязательно протягивала ему хоть немного денег. Возможно, самым болезненным в этом предательстве было осознание того, что милая и прекрасная мисс Митчелл делила постель с монстром, который наслаждался чужой болью и сам являлся игрушкой профессора Сингер. Возможно, Джулии нравился такой образ жизни. Возможно, они с Габриелем позвали Энн Сингер присоединиться к их любовным утехам. Ведь Джулия выбрала себе в адвокаты не кого-нибудь, а Сорайю Харанди, защищавшую в свое время интересы этой специалистки по средневековым пыткам. Может, Джулия успела познакомиться с профессором Пираньей?

Очевидно, Джулия совсем не такая, какой он ее себе представлял… Но в понедельник, через два дня после слушаний, подозрения Пола приобрели иную форму. Это случилось, когда он наткнулся на Кристу Петерсон, выходившую из кабинета профессора Мартина.

— Привет, Пол. — Криста самодовольно ему кивнула и поправила браслет дорогих ручных часов.

— У тебя проблемы? — спросил Пол, кивком указав на дверь кабинета профессора Мартина.

— Никаких, — ответила Криста и вдруг слишком уж широко улыбнулась. — Думаю, единственный человек, на кого свалились проблемы, — это профессор Эмерсон. Ты бы лучше поискал себе другого научного руководителя.

— О чем ты говоришь? — сощурился Пол.

— Скоро узнаешь.

— Если Эмерсон откажется от руководства моей диссертацией, то же ждет и тебя. Возможно, он уже это сделал.

— Нет, это я отказываюсь от его руководства, — сказала Криста, откидывая волосы на плечо. — Осенью я перевожусь в Колумбийский университет.

— Не оттуда ли явился к нам Мартин?

— Тебя не затруднит передать Джулии мои наилучшие пожелания? — Засмеявшись, Криста прошла мимо него.

Пол догнал ее и схватил за локоть:

— Как понимать твои слова? Опять интриги против Джулии?

Криста вырвала руку и, сощурившись, бросила ему:

— Скажи ей, что она не на ту напала.

Криста ушла, а ошеломленный Пол остался стоять, пытаясь понять, что означали ее самоуверенные слова.

Джулия не отвечала ни на встревоженные электронные письма Пола, ни на такие же встревоженные его эсэмэски. В среду, на пятый день после слушаний, он подошел к ее дому и принялся звонить в домофон.

Джулия не ответила.

Ее молчание не обескуражило Пола. Он остался ждать на крыльце и, когда кто-то из жильцов вышел из дома, тут же вошел, поднялся по лестнице и стал стучать в дверь ее квартиры. Он стучал несколько раз, пока робкий голос за дверью не спросил:

— Кто там?

— Это Пол. — Он услышал странный звук, словно Джулия стукнулась лбом о дверь. — Ты не отвечаешь ни на звонки, ни на эсэмэски. Вот я и зашел тебя проведать. — Он помолчал. — Я прихватил почту из твоего ящика.

— Пол… я не знаю, что тебе сказать.

— А тебе не надо ничего говорить. Позволь мне убедиться, что с тобой все в порядке, и я уйду.

Дверь заскрипела и слегка открылась.

Джулия была похожа на девочку: бледное лицо, черные волосы, кое-как стянутые в конский хвост. Темные круги под воспаленными, утратившими живость глазами. Казалось, после слушаний ее одолела бессонница.

— Можно мне войти?

Джулия открыла дверь пошире, и Пол вошел. Его сразу же поразил жуткий беспорядок. Куда ни глянь — повсюду тарелки, кровать не застелена, а столик доверху загружен бумагами и книгами. Ноутбук был включен. Похоже, его визит прервал ее работу.

— Если ты пришел сказать, какая же я дура, вряд ли я готова сейчас это выслушивать. — Джулия пыталась говорить дерзко, вызывающе.

— Ты лгала мне, и, когда я это понял, мне стало очень грустно. — Пол переложил почту в другую руку и почесал свои короткие бакенбарды. — Но я пришел не затем, чтобы добавить тебе неприятностей. — Его лицо смягчилось. — Мне не нравится видеть тебя страдающей.

Джулия опустила глаза, поглядела на свои сиреневые шерстяные носки и пошевелила пальцами ног.

— Прости меня за эту ложь.

Пол откашлялся:

— Я тут принес твою почту. Вынул из твоего ящика, и еще есть кое-что из кафедрального.

Джулия с беспокойством посмотрела на него. Пол протянул руку, желая ее успокоить.

— Всего лишь пара рекламных листовок и какой-то учебник.

— Кому это понадобилось посылать мне учебник? Я же не преподаю.

— У компаний, выпускающих учебники, есть обыкновение снабжать ими профессоров. Для рекламы. Но иногда они осчастливливают и аспирантов. Я вот тоже получил книжицу о политике в эпоху Возрождения. Куда мне все это положить?

— На стол. Спасибо.

Пол послушно выложил принесенное на столик. Тем временем Джулия собрала тарелки и чашки и аккуратно составила их на микроволновку.

— А что за учебник? — спросила она, оборачиваясь через плечо. — Надеюсь, не по Данте?

— Нет. Называется так: «Брак в Средние века. Любовь, секс и святыни», — вслух прочитал Пол.

Джулия пожала плечами. Название учебника не вызывало у нее интереса.

— У тебя усталый вид, — сказал Пол, глядя на нее с прежней симпатией.

— Профессор Пиктон просила очень многое изменить в моей диссертации. Вот и работаю почти круглые сутки.

— Тебе надо подышать свежим воздухом. Позволишь пригласить тебя на ланч? Я угощаю.

— У меня очень много работы.

Пол провел по губам тыльной стороной ладони:

— Тебе нужно хотя бы на время выбираться отсюда. Это место действует угнетающе. Оно похоже на дом мисс Хэвишем.

— И это заставляет тебя чувствовать себя Пипом?

— Нет, — покачал головой Пол, — это делает меня назойливым малым, вмешивающимся в чужую жизнь.

— Такие рассуждения очень похожи на Пипа.

— Тебе что, завтра сдавать?

— Нет. Профессор Пиктон дала мне еще неделю. Она знала, что я не сумею представить диссертацию к первому апреля из-за… из-за всего. — Джулию передернуло.

— Это всего лишь ланч. Мы на метро съездим в район Квин-стрит и вернемся. Ты даже не заметишь.

Темные встревоженные глаза Джулии смотрели на него.

— Почему ты так добр ко мне?

— Потому что я из Вермонта. У нас привычка к дружелюбию, — улыбнулся Пол. — А еще потому, что тебе сейчас нужна дружеская поддержка. — (Джулия благодарно улыбнулась.) — Я не переставал заботиться о тебе, — признался Пол, и его взгляд неожиданно стал мягким.

Джулия сделала вид, что не услышала его признания.

— Я быстро переоденусь.

Они оба посмотрели на ее фланелевую пижаму.

— Какие симпатичные утята, — усмехнулся Пол.

Смущенная своим видом, Джулия торопливо открыла шкаф в поисках чистой одежды. Последний раз она стирала неделю назад, так что выбор у нее был невелик, но она все же нашла более или менее подходящую одежду для неформального ланча.

Пока Джулия находилась в ванной, Пол решил хотя бы немного прибраться в ее квартире. Естественно, он ни в коем случае не притронулся к материалам ее диссертации. Он застелил кровать и собрал вещи, разбросанные по полу. Закончив это, он поставил принесенный учебник на полку, уселся на складной стул и стал просматривать ее почту. Он быстро собрал все рекламные листовки и буклеты, отправив их в мусорную корзину, после чего сложил аккуратной стопкой квитанции счетов. Никаких писем личного характера Пол не обнаружил.

— Слава богу, — пробормотал он.

Одевшись, Джулия с помощью косметики убрала круги под глазами и слегка нарумянила бледные щеки. Довольная тем, что видом своим она теперь не напоминает молодую мисс Хэвишем, Джулия подошла к столику.

— Ты готова? — улыбаясь, спросил Пол.

— Да, — ответила Джулия, обнимая себя за плечи. — Думаю, ты хотел мне что-то сказать. Говори сейчас.

Пол нахмурился, махнув в сторону двери:

— Поговорить можно и за ланчем.

— Он оставил меня! — вдруг вырвалось у Джулии, и ее лицо сразу приобрело прежнее болезненное выражение.

— Так это же хорошо. Или ты так не считаешь?

— Не считаю.

— Черт побери, Джулия, этот парень соблазнил тебя, поигрался с тобой, а потом бросил! Тебе что, мало горестей?

— Это было совсем не так! — возразила Джулия, вскидывая голову.

Пола впечатлил этот внезапный всплеск ее гнева. Но уж пусть лучше гневается, чем сидит в печали.

— Надень шапку, — посоветовал он. — На улице холодно.

Через несколько минут они уже шли в направлении станции метро «Спадина».

— Ты видел его? — спросила Джулия.

— Кого?

— Ты знаешь кого. Не заставляй меня произносить его имя.

Пол шумно выдохнул:

— А не проще ли тебе забыть о нем?

— Прошу тебя, ответь мне на вопрос.

Полу невыносимо было видеть страдальческую гримасу, исказившую миловидное лицо Джулии. Он мягко остановил ее:

— Я столкнулся с ним через несколько часов после слушаний. Он как раз выходил из кабинета профессора Мартина. С тех пор я пребываю в растерянности. Если Эмерсон откажется быть моим руководителем, мне крышка.

— Ты знаешь, где он сейчас?

— Надеюсь, что в аду, — с энтузиазмом ответил Пол. — Мартин разослал по всей кафедре циркулярное электронное письмо с сообщением, что Эмерсон до конца семестра будет находиться в отпуске. Наверное, ты тоже получила сообщение Мартина.

Джулия покачала головой.

Пол пристально посмотрел на нее:

— Я так понимаю, он уехал, не простившись с тобой.

— Я отправила ему несколько сообщений. Вчера он наконец ответил мне по электронной почте.

— И что же он написал?

— Потребовал прекратить всякие контакты с ним и заявил, что все кончено. Он даже не назвал меня по имени. В письме всего две строчки. Он посылал со своего университетского адреса и подписался так: «С наилучшими пожеланиями, профессор Габриель О. Эмерсон».

— Придурок.

Джулия вздрогнула, но возражать не стала.

— А после слушаний он сказал мне, что я не чуяла своей беды.

— Каков? Надменный трахатель!

— Что?

— Сначала он топчет твое сердце, а потом у него еще хватает наглости цитировать строки из «Гамлета»? Невероятно. Да еще и с ошибкой процитировал, мерзавец.

Джулия удивленно заморгала:

— Я не узнала шекспировскую строчку. Подумала, это его собственные слова.

— Шекспир был таким же надменным трахателем. Наверное, потому ты и не уловила разницы. Эти слова произносит Гертруда, рассказывая о смерти Офелии. Слушай:

И травы и она сама упали

В рыдающий поток. Ее одежды,

Раскинувшись, несли ее, как нимфу;

Она меж тем обрывки песен пела,

Как если бы не чуяла беды

Или была созданием, рожденным

В стихии вод; так длиться не могло,

И одеянья, тяжело упившись,

Несчастную от звуков увлекли

В трясину смерти.[22]

Лицо Джулии побледнело.

— Зачем ему понадобилось говорить мне это?

— Ты ничуть не похожа на Офелию, — заверил ее Пол и повторил свои любимые ругательства, адресовав их профессору Эмерсону. — Может, Эмерсон опасался, что ты что-нибудь сделаешь с собой?

В его мозг хлынули шекспировские строчки, добросовестно заученные в университете, и вызвали волнение в душе этого спокойного, уравновешенного парня.

Таково благодатное свойство гуманитарного образования.

— Даже и не знаю, о чем он думал, — сказала Джулия, симулируя удивление. — Он что-то промямлил насчет того, будто бы я пыталась совершить научное самоубийство.

Похоже, это успокоило Пола. Правда, косвенно.

— Должен сообщить тебе еще кое-что. Я говорил с Кристой.

Джулия закусила внутреннюю поверхность щеки и лишь потом кивнула, показывая, что Пол может продолжать.

— Криста просто обрадовалась исчезновению Эмерсона. Она кое-что сказала и о тебе.

— Она всегда меня ненавидела, — заметила Джулия.

— Не знаю, что еще она может затевать, но буду приглядывать за тобой.

Джулия вперилась в пространство.

— Криста не сможет мне повредить. Я уже и так потеряла самое дорогое.