Главная страница Случайная страница
КАТЕГОРИИ:
АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника
|
|
Глава lVI. Более правдоподобные изображения китов и правдивые картины китобойного промысла
В связи с чудовищными изображениями китов я испытываю сильное искушениезаняться также еще более чудовищными рассказами про китов, которые можнонайти в книгах, как в старинных, так и новых, особенно у Плиния, Парчесса, Хаклюйта, Гарриса, Кювье и других. Однако это я опускаю. Мне известны только четыре опубликованных изображения великогоКашалота: у Колнетта, у Хаггинза, у Фредерика Кювье и у Бийла. О Колнетте иКювье говорилось в предыдущей главе. Рисунок Хаггинза гораздо лучше, чем уних; но самые лучшие рисунки, безусловно, в книге Бийла. У Бийла всеизображения этого кита хороши, за исключением центральной фигуры на заставке" Три кита в различных положениях", венчающей вторую главу. Его фронтиспис" Лодки нападают на кашалота", хоть он, несомненно, вызовет вежливоенедоверие в некоторых гостиных, замечательно точен подробностями иправдоподобен в целом. Некоторые рисунки Дж. Росса Брауна, изображающиекашалота, весьма точны, но только очень скверно гравированы. Что, впрочем, не его вина. Лучшие наброски настоящего кита принадлежат Скорсби; жаль только, онивыполнены в слишком мелком масштабе, для того чтобы передать нужноевпечатление. У него же имеется сцена китового промысла, но всего толькоодна, что достойно всяческого сожаления, ибо лишь благодаря такимизображениям - если они хорошо выполнены - можно получить в какой-то мереправильное представление о живом ките, каким его видят живые китобои. Но в целом наиболее удачными, хотя, быть может, и не самыми точными извсех существующих, изображениями кита и промысловых сцен являются двеотлично выполненные большие французские гравюры с картин некоего Гарнери.Они изображают нападение на кашалота и на настоящего кита. На первой гравюрезапечатлен благородный кашалот во всем величии своей мощи в тот миг, когдаон поднялся из глубин океана прямо под килем вельбота и высоко в воздухвознес на своем загривке зловещие обломки разбитых досок. Корма вельботакаким-то чудом уцелела и теперь раскачивается на острие китового хребта; наней вы видите кормчего, который в это самое мгновение, окутанныйвоскурениями кипящей китовой струи, приготовился к смертельному прыжку. Всена этой картине сделано на редкость хорошо и точно. Наполовину опустевшийбочонок с линем, покачивающийся на седой поверхности моря, деревянныерукоятки разбитых гарпунов, наискось торчащие из воды, головы перепуганныхматросов, разбросанных вокруг кита, и судно, идущее прямо на вас из чернойштормовой дали. В анатомическом строении кита можно обнаружить серьезныенеправильности, но мы не будем останавливаться на них, потому что, убейтеменя, мне так здорово в жизни не нарисовать. На второй гравюре изображен вельбот в тот момент, когда он на ходуподстраивается бортом к заросшему боку огромного настоящего кита, чьячерная, обвитая водорослями туша разрезает воду, словно мшистый обломокскалы, отколовшийся у Патагонских берегов. Отвесная струя его фонтана мощнаи черна, как сажа; при виде такого столба дыма можно подумать, что внизу, вкотлах, варится славный ужин. Морские птицы поклевывают рачков, мелкихкрабов и прочие морские лакомства и сласти, которые настоящий кит частотаскает на своей смертоносной спине. А тем временем толстогубый левиафаннесется вперед, разрезая пучину и оставляя за собой целые тонны взбитойбелой пены, а легкий вельбот подле него ныряет по волнам, будто утлаялодчонка, затянутая под гребное колесо океанского парохода. Все в бешеномдвижении на переднем плане картины; но позади, образуя великолепныйхудожественный контраст, виднеется зеркальная поверхность заштилевшего моря, обвисшие, обмякшие паруса бессильного судна и недвижная масса убитого кита -покоренная крепость, над которой лениво развевается знаменем победителейкитобойный флаг на длинном шесте, воткнутом в китовое дыхало. Что за художник был - или есть - Гарнери, я не знаю. Но даю руку наотсечение, он либо на личном опыте ознакомился со своим предметом, либополучил ценнейшие наставления от какого-нибудь бывалого китолова. Французывообще превосходно передают на полотне действие. Ступайте, изучите всюевропейскую живопись - где еще вы найдете такую галерею животрепещущегодвижения на полотнах, как в триумфальном зале Версальского дворца, гдезритель очертя голову прокладывает себе путь через великие сражения Франции, где каждая шпага кажется вспышкой северного сияния, а вооруженные короли иимператоры один за другим проносятся мимо, точно коронованные кентавры вкавалерийской атаке? В этой галерее по праву должно быть отведено место идля морских сражений Гарнери. Прирожденный талант французов ко всему картинному особенно яркопроявился в полотнах и гравюрах, изображающих промысловые сцены. Не обладаяи десятой долей английского опыта в китобойном деле или сотой долейамериканского опыта, они тем не менее умудрились обставить обе эти нации, создав единственные законченные изображения, хоть в какой-то мере передающиеподлинную атмосферу промысла. Английские и американские рисовальщики китовпо большей части удовлетворяются застывшими очертаниями предметов, вродезаштрихованного китового силуэта, а это в конечном счете не более эффектно, чем силуэт египетской пирамиды. Даже достославный Скорсби, непререкаемыйавторитет во всем, что касается настоящего кита, снабдив нас его параднымпортретом во весь рост и двумя-тремя искусными миниатюрами нарвалов и бурыхдельфинов, тут же подсовывает нам целую серию классических гравюр сизображением шлюпочных багров, фленшерных ножей и крючьев и смикроскопической доскональностью Левенгука передает на рассмотрение озябшемусвету девяносто шесть факсимиле увеличенных снежных кристаллов Арктики. Я нехочу умалять заслуги этого выдающегося путешественника (я сам чту в немветерана), однако, несомненно, что в таком важном деле он только понедосмотру не приводит в подтверждение подлинности каждой снежинкиписьменного показания под присягой, снятого в присутствии гренландскогомирового судьи. Вдобавок к тем двум превосходным гравюрам с картин Гарнери существуютеще две достойные внимания французские гравюры, выполненные человеком, который подписывается " А. Дюран". Одна из них, хоть и не вполнесоответствует теме настоящего рассуждения, тем не менее заслуживаетупоминания в иной связи. На ней изображен безмятежный полдень у островаТихого океана: французский китобоец стоит в спокойной бухте на якоре, ленивопринимая на борт запас пресной воды, праздные паруса корабля и узкие листьяпальм на заднем плане бессильно повисли в безветренном воздухе. Впечатлениеочень сильное, если помнить, что перед тобою мужественные китоловы в одномиз редких для них приютов восточного отдохновения. На второй гравюреизображено совсем иное: судно, остановившее свой бег посреди океана, в самойгуще левиафанической жизни, с большим настоящим китом у борта, так что самкорабль, занятый разделкой туши, кажется пришвартованным к морскомуисполину, словно к пристани, а от его борта поспешно отваливает вельбот, чтобы пуститься в погоню за китами, которые виднеются на заднем плане.Гарпуны и остроги наготове, трое гребцов устанавливают мачту, а маленькийвельбот на внезапно налетевшей волне высунулся до половины из воды, точновставшая на дыбы лошадь. Над кораблем, словно над целой слободой кузниц, поднимаются адские клубы дыма - это вываривают китовую тушу, а с наветреннойстороны наплывает черная туча, сулящая шквал и дождь и призывающаяразгоряченных моряков торопиться.
Глава LVII. КИТЫ В КРАСКАХ;
Глава LVIII. ПЛАНКТОН
Взяв от островов Крозе курс на северо-восток, мы вскоре очутились средиобширных лугов " брита" - размельченной желтой планктонной массы, котораяидет в пищу настоящим китам. Повсюду на многие-многие мили колыхалась онавокруг нас, будто мы плыли по безбрежному полю спелой золотистой пшеницы. На второй день нам стали попадаться настоящие киты, не представлявшие, однако, соблазна для охотника за кашалотами " Пекода"; разинув пасти, онилениво плавали в клубах планктона, и он застревал на волокнистой бахроме ихгуб, напоминавшей какие-то удивительные жалюзи, в то время как водабеспрепятственно вытекала наружу. Словно косцы на заре, которые плечом к плечу с тихим шуршаниемпрокладывают себе путь в высокой росистой траве, плыли эти чудовища, издаваястранный травянистый, режущий звук и оставляя позади себя в желтых водахбесконечные голубые прокосы(1). --------------------------- (1) Эта часть океана, известная среди мореплавателей под названием" Бразильские банки", получила такое имя не потому, что там, как, например, на Ньюфаундлендской банке, имеются мели, а из-за своеобразного сходства стравянистым лугом, объясняющегося постоянным присутствием в этих широтахогромных плавучих масс планктона, вследствие чего также здесь нередковедется промысел на настоящего кита. - Примеч. автора. Однако, пожалуй, один только этот звук, который они производили, отцеживая " брит", и напоминал о косарях. На взгляд же их огромные черныетуши, особенно когда они на мгновение застывали в неподвижности, большевсего походили на безжизненные каменные глыбы. И как на широких охотничьихпросторах Индии приезжий человек может пройти иной раз по равнине мимоспящего слона, даже не подозревая о том, что это слон, и принимая его заголую черную возвышенность, так случается и с тем, кто впервые видит на мореэтих левиафанов. И даже когда наконец вы все-таки убеждаетесь, что это киты, все равно бывает очень трудно поверить, чтобы столь безмерно разросшаясямасса была одушевлена такой же жизнью, какая живет в собаке или в лошади. И в самом деле, к обитателям морской пучины трудно относиться так же, как и к земным тварям. Ибо хотя в старину многие натуралисты утверждали, чтокаждая земная тварь имеет свое соответствие в море; и хотя, быть может, вобщем и целом именно так оно и есть, - все же, если перейти к частностям, где, например, найти в океане рыбу, которая по характеру была бы подобнанашей доброй и умной собаке? Разве только вот во всеми проклинаемой акулеможно усмотреть с ней какое-то видовое сходство. Однако, несмотря на то, что люди сухопутных профессий обычно питают кжителям морей самые недружественные, неприязненные чувства; несмотря на то, что морские глубины для нас извечная terra incognita, и Колумбу понадобилосьпроплыть над бессчетными неизвестными мирами для того только, чтобы открытьодин поверхностный неизвестный мир на Западе; несмотря на то, что заведомосамые ужасные несчастья по большей части постигали с незапамятных временмногие тысячи людей, пускавшихся в плавание по морям; и, наконец, как бы нихвастался младенец-человек своими познаниями и искусствами и как бы нимножились эти познания и искусства с течением льстивого времени, - все равнона веки вечные, до самого судного дня, будет море измываться над людьми, губить человеческие жизни и в пыль разносить гордые, крепкие фрегаты, хотя, беспрестанно испытывая одни и те же ощущения, человек утратил в конце концовпервоначальное чувство ужаса, естественно вызываемого морем. Первый известный нам корабль плавал по океану, который с чистопортугальской мстительностью залил весь мир, не оставив в живых ни единойвдовы. Тот же самый океан колышется вокруг нас и сегодня, тот же самый океани в этом году разбивает наши корабли. Да, да, о неразумные смертные, Ноевпотоп еще не окончен, он и по сей день покрывает две трети нашего славногомира. Чем же это так разнятся между собой море и суша, если земное чудо - наводе уж совсем и не чудо? Сверхъестественный ужас объял евреев, когда живаяземля разверзлась под ногами Корея и его сообщников и поглотила их навеки, аведь в наше время ни одного дня не обходится без того, чтобы живое море неразверзлось точно таким же образом и не поглотило корабли вместе сэкипажами. Но море враждебно не только человеку, который ему чужд, оно жестоко и ксвоим детищам; превосходя коварство того хозяина-перса, что зарезал своихгостей, оно безжалостно даже к тем созданиям, коих оно само породило.Подобно свирепой тигрице, мечущейся в джунглях, которая способна придушитьненароком собственных детенышей, море выбрасывает на скалы даже самыхмогучих китов и оставляет их там валяться подле жалких обломков разбитогокорабля. Море не знает милосердия, не знает иной власти, кроме своейсобственной. Храпя и фыркая, словно взбесившийся боевой скакун без седока, разливается по нашей планете самовластный океан. Вы только подумайте, до чего коварно море: самые жуткие существапроплывают под водой почти незаметные, предательски прячась под божественнойсиневой. А как блистательно красивы бывают порой свирепейшие из егообитателей, например, акула, во всем совершенстве своего облика. Подумайтетакже о кровожадности, царящей в море, ведь все его обитатели охотятся другза другом и от сотворения мира ведут между собой кровавую войну. Подумайте обо всем этом, а затем взгляните на нашу зеленую, добрую, смирную землю - сравните их, море и землю, не замечаете ли вы тут странногосходства с тем, что внутри вас? Ибо как ужасный океан со всех сторонокружает цветущую землю, так и в душе у человека есть свой Таити, свойостровок радости и покоя, а вокруг него бушуют бессчетные ужасы неведомойжизни. Упаси тебя бог, человек! Не вздумай покинуть этот остров и пуститьсяв плавание. Возврата не будет!Данная страница нарушает авторские права?