Студопедия

Главная страница Случайная страница

КАТЕГОРИИ:

АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника






Суд над декабристами.






16 декабря 1825 года, когда москвичи уже знали про расстрел картечью войск, восставших на Сенатской площади, свою последнюю встречу с Орловым Якушкин начал словами: " Ну вот, генерал, всё кончено..." На что Орлов, хорошо знавший царский двор, отвечал: " Как это кончено? Это только начало конца". И он оказался, к сожалению прав...

Жестокость нового императора не знала границ. " Если явилась бы необходимость, я приказал бы арестовать половину нации ради того, чтобы другая половина осталась незараженной", - цинично заявлял он, когда ему напоминали о снисхождении. Чем больше привозили в Петербург закованных в кандалы декабристов, тем быстрее проходил у Николая I страх за свой престол. Теперь он сам хотел руководить следствием, опасаясь как бы без него Следственный комитет не оказался слишком либеральным. Поэтому-то в Следственный комитет вошли девять вернейших царю сановников, в том числе брат, великий князь Михаил Павлович, и " шесть генерал-адъютантов, по званию и по душе усердных николаевских холопов".

Что представлял собой этот комитет, метко описал потом в стихах декабрист Ф. Ф. Вадковский, неоднократно бывавший в нем в качестве допрашиваемого:

Как ответить им достойно,

Чтоб себя не унижать?

Мне весьма благопристойно

Стали проповедь читать.

Говорить им об отчизне?

Что в ней смыслит Левашов!

О России, светлой жизни?

Дибич ведь из пруссаков. [23]

 

 

Несмотря на все унижения, которым Николай I и члены Следственного комитета старались подвергнуть заключенных Петропавловской крепости, большинство узников держалось на допросах с достоинством и честью.

" Я никогда не был изменником моему отечеству, которому желал добра, которому служил не из-за денег, не из-за чинов, а по долгу гражданина..." - с гневом сказал С. Г. Волконский генерал-адъютанту Дибичу, назвавшему его изменником. За оскорблением следовали и прямые угрозы: " Я вас в крепости сгною..." - закричал Николай I на Ивана Александровича Анненкова, отказавшегося на допросе выдать своих товарищей по обществу. Иногда император особенно хитрил, выступал как умелый инквизитор с хорошими артистическими задатками. Он разыгрывал на допросах мелодрамы, внешне начинал жалеть допрашиваемого, особенно, если перед ним находился совсем молодой человек. " Что вы, батюшка, наделали? - говорил он елейным голосом поручику Александру Гангеблову.- Вы знаете, за что вы арестованы?.. Я с вами откровенен, платите и вы мне тем же..." Все методы допросов были пущены в ход, и иногда это достигало цели.

Но те из декабристов, кто был постарше и хорошо знал царские " милости", не поддавались ни посулам, ни угрозам нового императора. Так, свой первый разговор с Николаем I Иван Дмитриевич Якушкин запомнил во всех подробностях на всю жизнь: " Что вам угодно, государь, от меня? " -" Я, кажется, говорю вам довольно ясно: если вы не хотите губить ваше семейство и чтобы с вами обращались, как со свиньей, то вы должны во всем признаться".-" Я дал слово не называть никого; все же, что знал про себя, я уже сказал его превосходительству", - ответил я, указывая на Левашова, стоящего поодаль в почтительном положении.- " Что вы мне с его превосходительством и с вашим мерзким честным словом! " - " Назвать, государь, я никого не могу! " - Новый император отскочил на три шага назад, протянул ко мне руку и сказал: " Заковать его так, чтобы он пошевелиться не мог" [24].

Ярость членов Следственного комитета вызвало и поведение Оболенского. Его препровождали в Петропавловскую крепость с запиской царя следующего содержания: " Оболенского посадить в Алексеевский равелин под строжайший арест, без всякого сообщения - не мешает усилить наблюдение, чтобы громких разговоров не было между арестантов, буде по месту сие возможно".

Но были среди арестованных люди, вызывавшие особенное пристрастие Следственного комитета. Больше всех допросов и очных ставок было у схваченного в Тульчине 13 декабря 1825 года, накануне восстания в столице, командира Вятского пехотного полка полковника Павла Ивановича Пестеля. Царь и его приближенные быстро поняли роль и значение Пестеля как вождя всего революционного движения, поэтому считали его особо опасным " государственным преступником". " Никто из подсудимых не был спрашиван в комиссии более него; никто не выдержал столько очных ставок, как опять же он; везде и всюду был равен себе самому. Ничто не поколебало твердости его" [25], - вынужден был признать Пестеля и очевидец всего происходящего протоиерей Мысловский. Царские слуги хорошо понимали, что, окажись 14 декабря на Сенатской площади, - неизвестно, кто бы кого допрашивал.

С тяжелой раной на голове, закованный в кандалы, был доставлен в Зимний дворец Сергей Иванович Муравьев-Апостол, руководитель восстания Черниговского полка. Несмотря на сильные страдания, он также мужественно держался на допросах, полностью убежденный в правоте своего дела. " Одаренный необыкновенным умом, получивший отличное образование, но на заграничный лад, он был во своих мыслях дерзок и самонадеян до сумасшествия, но вместе скрытен и необыкновенно тверд " [26]- писал о Муравьеве-Апостоле много лет спустя сам император Николай I.

Сергей Иванович не был поэтом, но однажды он написал о себе небольшое глубоко пророческое стихотворение:

 

Задумчив, одинокий,

Я по земле пройду, не знаемый никем;

Лишь пред концом моим,

Внезапно озаренный,

Познает мир, кого лишился он.[27]

 

Николай I во что бы то ни стало хотел сломить волю декабристов, раздавить их нравственно и физически. Узников по несколько недель выдерживали в сырых казематах Петропавловской крепости, нередко на воде и хлебе, начисто лишали связи с родственниками и товарищами. А потом обессиленных, чаще всего ночами, водили на допросы.

О тенденциозности царского суда говорит, например, такой документ-указание Следственному комитету: " Предлагается, исключив из доклада, представить государю императору в особенном приложении: 1) об убавке срока службы солдатам; 2) о разделении земель; 3) освобождение крестьян; 4) о намерении возмутить военных поселян; 5) о государственных лицах". Дело заключалось в том, что " Донесение Следственной комиссии" от 30 мая 1826 года публиковалось в печати, и царю невыгодно было обнародовать истинные цели декабристов.

Не менее идей о конституции и освобождении крестьян боялся Николай I вольнолюбивых стихов, которые в большом количестве опадали в следственные документы. Их цитировали на память многие декабристы. Распоряжение императора на этот счет было предельно лаконичным: " Из дел вынуть и сжечь все возмутительные стихи". А ведь многие из них принадлежали перу Пушкина и навсегда исчезли для потомков. Какую утрату понесла из-за этого русская литература! В роли главного цензора нередко выступал председатель Следственного комитета, писавший потом своей рукой: " С высочайшего соизволения вымарал военный мини< стр> Татищев".

О тупости и невежественности этого выживающего из ума царского министра не раз с презрительной усмешкой вспоминали декабристы. Н. И. Лорер рассказывал об одном из допросов, на котором его обвиняли в свободомыслии: "...Председатель, тучный после роскошного стола (было послеобеденное время), едва шевеля губами, сказал мне: " Ну что, майор, сознайтесь, что вы все это почерпнули из вредных книг... а я, вот видите, во всю свою жизнь ничего больше не читал, как святцы, зато ношу три звезды" [28]

С большим достоинством вел себя на следствии Орлов. В показаниях он не скрыл, что тщательно анализировал ход восстания, переживал неудачу декабристов. А к тому, что он, в конце концов, оказался оправданным, Орлов был причастен меньше всего. Чтобы спасти честь фамилии, за него просил оказавший большую услугу престолу в период восстания брат Алексей Орлов, и Николай I не смог отказать в просьбе. Через полгода после ареста Орлов был отправлен в дальнюю деревню с приказанием находиться там безвыездно, " начальству иметь за ним бдительный тайный надзор". «После окончания суда над декабристами Николай сказал своим приближенным: «Орлова следовало бы повесить первого»[29]

Уже за первый месяц арестов все казематы Петропавловской крепости были переполнены. По России только офицеров было взято под стражу более пятисот. Потом полгода шло так называемое следствие, а на самом деле просто фабрикация документов против декабристов. Наконец, 1 июня 1826 года был учрежден Верховный суд. Но практически он мало что решал...

Судьба декабристов была предрешена Николаем I, его личным отношением, степенью антипатии к каждому подсудимому, а также воздействием на императора родственников и друзей несчастных узников. Результатом работы суда стал список, состоящий из ста двадцати одного " государственного преступника", разделенных на одиннадцать разрядов, по степени виновности. Вне разрядов были поставлены П. И. Пестель, К. Ф. Рылеев, С. И. Муравьев-Апостол, М. П. Бестужев-Рюмин и П. Г. Каховский, " осуждаемые к смертной казни четвертованием". В число тридцати одного " государственного преступника первого разряда, осуждаемых к смертной казни отсечением головы", вошли декабристы-северяне: С. П. Трубецкой, Е. П. Оболенский, В. К. Кюхельбекер, Н. М. Муравьев, И. И. Пущин, И. Д. Якушкин, южане - М. И. Муравьев-Апостол, В. Л. Давыдов, С. Г. Волконский и другие члены тайных обществ, дававшие личное согласие на цареубийство, а также проявившие наибольшую активность в период восстания как в Петербурге, так и на Юге. К ссылке на вечную каторгу приговаривались В. И. Штейнгель и Г. С. Батеньков.

И хотя чуть позже для первого разряда смертная казнь была заменена вечной каторгой, такой суровой расправы над декабристами не ожидал никто. И самые ярые приверженцы монархии увидели жестокость нового императора.

Страх и подавленность царили в обеих столицах. Но среди жителей было немало и тех, кто скрытно возмущался содеянным, не хотел смириться с участью осужденных. В подтверждение можно процитировать из письма Вяземского жене: " Я не могу, не хочу жить спокойно на лобном месте, на сцене казни! Сколько жертв и какая железная рука пала на них" [30]. Это было написано 17 июля 1826 года, через четыре дня после свершения казни над пятью декабристами на кронверке Петропавловской крепости. Вся просвещенная Россия была потрясена гибелью своих лучших сынов. В глуши Псковской губернии опальный поэт Александр Пушкин рисует на полях рукописи силуэты осужденных и казненных друзей, видения пяти виселиц преследуют его неотвязно...

Сразу же после свершения казни Николай I со всеми приближенными едет на коронацию в Москву, словно хочет спастись от преследования теней повешенных, укрыться за толстые кремлевские стены. 19 июля московское духовенство устраивает ему в Кремле " очистительное молебствие". Но не все было спокойно в многосотенной толпе народа, окружившего соборную площадь Кремля. Тут и там предусмотрительно шныряли при полной форме и переодетые полицейские.

Здесь же, на площади, «потерянный в толпе» стоял четырнадцатилетний мальчик Александр Герцен. «Я был на этом молебствии, - писал он, - и тут, перед алтарем, оскверненным кровавой молитвой, я клялся отомстить казненных и обрекал себя на борьбу с этим троном, с этим алтарем, с этими пушками…»[31] Семена, посеянные первыми русскими революционерами, начинали давать первые ростки...


Поделиться с друзьями:

mylektsii.su - Мои Лекции - 2015-2024 год. (0.007 сек.)Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав Пожаловаться на материал