![]() Главная страница Случайная страница КАТЕГОРИИ: АвтомобилиАстрономияБиологияГеографияДом и садДругие языкиДругоеИнформатикаИсторияКультураЛитератураЛогикаМатематикаМедицинаМеталлургияМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогикаПолитикаПравоПсихологияРелигияРиторикаСоциологияСпортСтроительствоТехнологияТуризмФизикаФилософияФинансыХимияЧерчениеЭкологияЭкономикаЭлектроника |
Тайна «политического кабинета» на Захарьевской
Наступление сначала остановилось, как бы нерешительно повиснув в воздухе, и затем постепенно сошло на нет. Оно растаяло не перед хотя бы мало-мальски реальной силой – мы видели ее, эту силу! – а перед фантомом. Неудача эта была морально политической неудачей. Был ли еще хоть один случай в истории, чтобы спаянная дисциплиной, воинственная, отлично вооруженная кавалерийская дивизия очутилась в таком же бездейственном положении; перед «пустотой», в буквальном смысле слова; пустотой, где черновские орудия уперлись хоботами своими в землю и пехота весело и радостно пропускала разъезды «неприятеля». Не было, наверное, не было. И по многим причинам. Первая и сама главная – генерал Корнилов, лишенный диктаторского честолюбия, диктаторского темперамента и диктаторского тяготения к власти, не повел дивизию сам, а предоставил ее Багратиону и Гатовскому, из коих один был трусом, а другой политиканствующим прохвостом. Эти двое – трус и негодяй, – оставаясь в тылу, погубили все. Но можно было бы еще спасти положение, если бы князь Гагарин, дотянувшись до Гатчины, посадил бы бригаду на коней и двинулся бы вслед за Тугариным, не ожидая приказания из штаба дивизии. А когда, наконец, получил приказ ожидать в Гатчине дальнейших распоряжений, не пренебрег этим и самовольно не двинулся вперед. И еще виноват был генерал Шлохов и инженер Фисташкин, частью прокутившие, частью присвоившие миллион рублей, данных им на восстание в самом Петрограде. Керенский успел выпустить и разослать свое «всем, всем, всем», где клеймил Корнилова изменником и контрреволюционером, желающим расправиться с «завоеваниями революции» под свист чеченских нагаек. Барон Сальватичи успел подсказать своему другу Отто Бауэру, а тот своему другу Виктору Чернову, а Чернов своему другу Керенскому следующее: – Навстречу дивизии надо выслать к Гатчине для уговаривания делегацию из туземцев-мусульман… И, собрав кое-как десяток-другой мусульман, хорошенько заплатив им из государственного банка по ордеру на клочке бумаги, выслали их на грузовике в Гатчину. Правда, Тугарин не подпустил делегацию близко, но все же отдельные члены ее успели перекинуться словом с отдельными всадниками. Они убеждали их: – Зачем вам, кавказским горцам, вмешиваться в дела русских? Разве мало вы навоевались, и разве же ждут вас в родных аулах ваши семьи? Довольно! Керенский отправит вас на Кавказ и еще так наградит – на всю жизнь хватит!.. Клин соблазна и раздора был умеючи вбит, а тут еще неподвижность, бездействие, могущие разложить самых твердых и стойких. И вот тогда-то примчались на автомобилях довольные Багратион и Гатовский. Багратион мягко выговаривал князю Александру Васильевичу: – Вот видишь же, друг мой, ведь это была нелепая авантюра! Так и должно было кончиться. Поедем-ка лучше в Петроград. Моя машина быстро, в час, нас домчит. Пообедаем в «Астории». Из «Астории» Багратион и Гатовский поспешили в Зимний дворец. Керенский, благосклонно пожурив их, дал им излиться в верноподданнических чувствах. Сияющий вернулся Багратион в «Асторию». – А знаешь, Александр Васильевич, Керенский совсем не такая фитюлька. С ним можно столковаться. «Туземная» дивизия будет переименована в корпус, и мне обещано, что я прямо отсюда, не выгружаясь, поведу корпус на Северный Кавказ… Кстати, Керенский желает тебя видеть… – Да? – иронически переспросил Гагарин. – Но у меня нет никакого желания видеть господина Керенского. – Напрасно, напрасно, Александр Васильевич! Был царь-батюшка, мы служили ему, а теперь вписана уже новая страница истории, и ее никак не вырвешь! Багратиона ждало разочарование. Несмотря на всю свою угодливость и гибкость, он был оттерт, и «туземный» корпус был дан генералу Половцеву. Не потому, что Керенский питал к Половцеву нежные чувства, а потому, что Половцев был бесцеремонно устранен от командования петербургским военным округом, и желательно было теперь его как-нибудь сплавить, но сплавить, позолотив пилюлю. То же самое или почти то же самое произошло и с тем корпусом, который по другому направлению вел на красную столицу генерал Крымов. Уже по дороге в казачьих частях началось брожение. Корпус разваливался в вагонах. Даже кое-кто из офицеров, самовольно оставив свои полки, поспешил в Петроград в чаянии сделать карьеру, карьеру перебежчиков. Один из этих милостивых государей, ротмистр Данильчук, успел даже вернуться на автомобиле, и не в единственном числе, а с полковником Самариным, фаворитом Керенского. Они уговаривали генерала Крымова: – Ваше превосходительство, было бы безумием упорствовать! Ваш корпус может с минуты на минуту открыто взбунтоваться. Дикая дивизия застряла в Гатчине. Ставка на Корнилова бита! Спасайся, кто может! Поедем же в Петроград. Керенский уважает вашу доблесть и готов простить вас. – Готов меня простить? Он меня? За что? – возмутился Крымов. – Да у меня в кармане его телеграмма, вызывающая мой третий конный корпус в Петроград! И после этого он готов меня простить? Что за гнусная комедия! В конце концов Самарин и Данильчук убедили потрясенного и надломленного Крымова поехать вместе с ними. Говорили, что объяснение Керенского с Крымовым было бурное и что даже Крымов ударил Керенского по физиономии. Говорили, что после этого в Крымова стрелял, по одной версии, адъютант, Керенского, по другой – Савинков. Раненый Крымов будто бы вынесен был в автомобиль и отвезен на Захарьевскую, 17, в так называемый «политический кабинет» Керенского. Несколькими часами спустя, уже поздно вечером, к Марье Александровне Крымовой, жившей с дочерью и сыном на Лиговке в громадном доме Перцова, явился ротмистр Данильчук. Крымова знала Данильчука давно с не особенно светлых сторон, знал а, что на войне Данильчук сам прострелил свою записную книжку, а после требовал боевой награды за пулю, «чудом пощадившую его жизнь». Но Крымова почти обрадовалась Данильчуку. Офицер ее мужа! Без сомнения привез какие-нибудь новости. Крымова ничего еще не знала про бурную сцену в Зимнем. – Где Александр Михайлович? Данильчук сделал таинственное лицо и так же таинственно произнес: – Александр Михайлович?.. Я как друг вашей семьи… Ну, словом, Марья Александровна, возьмите себя в руки… – Ради Бога, что с ним?! – Видите… генерал пытался лишить себя жизни… – Он жив? Жив? Не мучьте меня!.. – Он был жив… то есть, я хочу сказать, что Александр Михайлович не сразу скончался. После этого… как бы вам сказать… несчастного инцидента он жил еще около четырех часов… Обезумев от горя и бешенства, Крымова, готовая растерзать Данильчука, вцепилась в его шинель. – Как же вы могли… как вы смели не известить меня тотчас же? – Марья Александровна, ни слова больше! И стены имеют уши… Ничего не спрашивайте, Ни о чем не допытывайтесь, ни с кем не говорите… Только при этих условиях вы можете рассчитывать на усиленную пенсию… Крымова, не слушая, перебила Данильчука: – Я хочу быть у его тела! Везите меня! – Вот, ей-богу, какая вы! Я же вам сказал: надо сидеть смирно и тихо. Тогда все будет хорошо. А когда можно будет допустить вас к телу Александра Михайловича, я вас немедленно извещу. И затем еще имейте в виду: похороны без всяких демонстраций! Это желание Керенского. За гробом можете идти только вы с детьми. Больше никто! Если вы будете слушаться во всем, вы можете рассчитывать на пенсию. Могу вас утешить – узнав про самоубийство Александра Михайловича, Керенский сказал: «Он поступил как честный человек». Допустили только через два дня в Николаевский госпиталь, где старший врач подвел ее к синему, одеревеневшему телу под грубой, с большим клеймом простыней. Врач показал огнестрельную рану на широкой, богатырской груди покойного и, убедившись, что никого нет, объяснил шепотом: – Странное самоубийство… очень страннее. Обратите внимание – края раны не обожжены, у меня впечатление, что выстрел был произведен на расстоянии двух шагов… Да и само направление пули… Самому нельзя так застрелиться. Нельзя! Я вам говорю как жене покойного, но прошу вас, это между нами… Столбняк охватил бедную женщину. Через несколько минут молчания она тихо спросила: – А где же все бывшее на нем? У мужа всегда набиты карманы бумагами, записными книжками, документами… – Ничего этого нет, – покачал головой врач, – тело доставили, как вы его сейчас видите. На другой день ротмистр Данильчук исчез, и больше его никто никогда не встречал. В этот же самый день полковник Самарин выехал сибирским экспрессом, получив в командование Иркутский военный округ. Тайна «политического кабинета» на Захарьевской и теперь, спустя 12 лет, продолжает оставаться неразгаданной. Как именно погиб Крымов? Кто был при нем в часы его агонии? Куда девались бывшие при нем бумаги и в том числе телеграмма Керенского, вызывавшая в Петроград третий военный корпус – все это до сих пор темно, туманно и полно одних лишь догадок…
|