Эксперимент

Вдень, назначенный для медицинского осмотра, в усадьбу прибыл доктор Модели. Чарли, как обычно, не появился на людях. Эстер предупредила его о визите доктора уже проверенным способом – записка на подносе перед дверью его комнаты – и, не получив ответа, сделала единственно правильный вывод: ему на это было наплевать.

Пациентка на тот момент пребывала в мрачном, но не агрессивном настроении. Она позволила отвести себя в комнату, выделенную для осмотра, и покорно снесла процедуру выслушивания с помощью стетоскопа и постукивания молоточком по конечностям. Просьбу открыть рот и высунуть язык она не выполнила, но, однако же, и не укусила доктора, когда тот пальцами разжал ее челюсти, дабы проникнуть взором в ротовую полость. Она вообще избегала смотреть на доктора и его инструменты, как будто ее ничуть не касалась вся эта возня с медосмотром. На задаваемые вопросы она отвечала молчанием.

Доктор Модели выявил у пациентки дефицит веса и вшивость; в остальном же она была совершенно здорова физически. Куда сложнее обстояло дело с проверкой состояния ее психики. Была ли она умственно неполноценной, как утверждал Джон-копун? Или причиной ее отклонений от нормы стало отсутствие родительской заботы и дисциплинирующего контроля? К последней версии склонялась Миссиз, всегда старавшаяся оправдать и обелить близнецов.

Этим отнюдь не исчерпывались версии, которые держал в уме доктор, проводя обследование дикой близняшки. Накануне вечером, сидя с трубкой в зубах у камина, он вслух рассуждал на эту тему (ему нравилось иметь бессловесного слушателя в лице жены, что подстегивало докторское красноречие), перечисляя все известные ему примеры отвратительного поведения пациентки. В числе таковых значились: кражи вещей и младенцев из домов поселян, уничтожение фигурного садика, регулярные избиения Эммелины, опасные игры со спичками. Он как раз говорил о возможных объяснениях этого феномена, когда раздался тихий голос его жены:

– А может, она просто нечестива по своей сути? Доктор был так удивлен этим вмешательством в ход его рассуждений, что ничего не ответил.

– Это только предположение, – поспешила добавить жена, легким взмахом руки дезавуируя предыдущую фразу.

Нет, конечно же, она ни в коей мере не навязывала супругу свое мнение; однако сам по себе тот факт, что она это мнение высказала, уже придавал словам докторши немалый вес.

Кроме того, была еще и Эстер.

– Вы должны иметь в виду, – говорила она доктору накануне, – что до настоящего времени, за отсутствием существенного влияния со стороны родителей или иных лиц, развитие девочки полностью определялось ее близнецовым статусом. Сестра является единственным постоянным и значимым элементом в ее восприятии мира, которое формировалось через призму их взаимоотношений.

И она была, безусловно, права. Доктор не знал, из какой книги она почерпнула всю эту премудрость, но в том, что она подошла к решению проблемы во всеоружии, сомневаться не приходилось. Слушая ее пронзительный голосок, он не переставал удивляться, ибо в этом голосе, при всем его типично женском тембре, явственно ощущались мужская властность и сила. Она умела четко формулировать свои мысли. У нее была занятная манера высказывать собственное мнение таким же авторитетным тоном, каким она перед тем излагала теорию какого-нибудь научного светила, ссылалась на него в порядке аргументации. А делая паузу в конце очередного пассажа, чтобы глотнуть воздуха, она бросала на доктора быстрый взгляд – в первый раз его смутивший, а потом начавший забавлять, – которым либо позволяла ему вставить слово, либо давала понять, что она еще не закончила.

– Мне нужно дополнительно изучить этот случай, – сказал доктор, когда они с Эстер встретились по окончании медосмотра. – При этом, разумеется, я буду принимать в расчет такое важное обстоятельство, как наличие у нее сестры-близнеца.

Эстер кивнула.

– Я смотрю на это следующим образом, – сказала она. – С некоторой долей условности мы можем говорить о перераспределении между близнецами набора унаследованных ими качеств и черт характера. Если обычный здоровый человек в зависимости от обстоятельств способен испытывать самые разные эмоции и демонстрировать различные модели поведения, близнецы делят весь комплекс эмоций и поведенческих моделей на двоих; в результате каждому из них достается неполный набор. Один близнец может быть агрессивным и неуправляемым, а другой – податливым и пассивным. Один любит чистоту; другому в радость поваляться в грязи. У одного волчий аппетит, а другой готов по нескольку дней морить себя голодом. И если такой выбор – при том что мы не знаем, насколько сознательно он был сделан, – является для Аделины определяющим фактором ее индивидуальности, стоит ли удивляться тому, что она отказывает себе в тех чертах характера, которые при разделе пришлись на долю ее сестры? – Вопрос был риторическим; она взглядом попросила доктора помолчать и, переведя дыхание, продолжила: – Теперь оценим характеристики той самой «девочки из мглы». Она слушает истории, которые не оставляют ее равнодушной; она способна понимать нормальный язык, а не только тот, на котором говорят между собой близнецы. Это предполагает желание общаться с другими людьми. Но кому из двоих досталась функция общения с окружающими? Эммелине! Вот почему Аделина старается подавить эту сторону своей личности.

Эстер взглянула на доктора, сигнализируя, что настала его очередь говорить.

– Весьма оригинальная идея, – осторожно сказал он. – Гораздо легче было бы предположить обратное, не так ли? Разве, имея дело с близнецами, мы не ожидаем увидеть в них больше сходств, чем различий?

– Но не в данном случае, как показали наблюдения, – быстро возразила она.

– М-да…

Эстер молчала, давая ему время поразмыслить. В процессе раздумий он устремил невидящий взор на голую стену, тогда как она озабоченно следила за выражением лица доктора, пытаясь предугадать его реакцию. Наконец он созрел для вынесения вердикта.

– Ваша теория представляется мне чрезвычайно интересной, – сказал он, стараясь улыбкой смягчить неприятный эффект от своих последующих слов, – но я не припоминаю ни одного авторитетного источника, в котором говорилось бы о подобном распределении черт характера между близнецами.

Она проигнорировала его улыбку и сказала спокойно:

– А ничего подобного и нет в авторитетных источниках. В противном случае об этом упоминалось бы у Лоусона.

– Вы читали Лоусона?

– Разумеется. Я не стала бы выступать со своим мнением, не ознакомившись предварительно с основными научными трудами по данной теме.

– О-о, – вырвалось у доктора.

– Правда, Харвуд при описании перуанских мальчиков-близнецов высказывается в сходном смысле, но там он остановился на уровне предположений и не сделал никаких выводов.

– Я припоминаю работу, о которой вы говорите… – Доктор оживился. – Да! Здесь, безусловно, прослеживается связь. Не мешало бы также свериться на сей предмет с исследованием Брейзенби.

– Я не смогла достать его полный текст. Вы не дадите мне почитать?

Так оно все и началось.

Впечатленный остротой ума и точностью наблюдений Эстер, доктор охотно предоставил ей полный текст исследования Брейзенби. Вскоре она вернула его с приложением списка вопросов и замечаний. Между тем доктор существенно пополнил свою научную библиотеку, выписав ряд книг и статей о близнецах, включая новейшие исследования авторитетных специалистов, в том числе иностранных. Через неделю-другую он пришел к выводу, что сэкономит время, сначала отдавая эти работы на изучение Эстер, а сам ограничиваясь просмотром ее очень толково составленных резюме. Когда они таким образом осилили всю доступную литературу по данной тематике, пришло время вернуться к объекту наблюдений. Каждый из них составил отчет, он – медицинский, она – психологический; на полях ее рукописи красовались многословные комментарии доктора, и еще больший объем примечаний, сделанных почерком гувернантки, сопровождал докторский текст (порой это были целые статьи, написанные на отдельных листах и присовокупленные к соответствующим страницам отчета).

Они читали; они думали; они писали; они встречались; они обменивались мнениями. Так продолжалось до тех пор, пока они не узнали все, что только можно было узнать о близнецах. Однако им так и не удалось найти ответ на один очень важный вопрос.

– Все эти труды, – сказал доктор однажды вечером в библиотеке, – всего лишь бумага. А на практике мы нисколько не продвинулись. – Нервным движением он погладил себя по макушке. В этот день он обещал жене вернуться домой к половине восьмого и сейчас уже непозволительно запаздывал. – Вопрос стоит так: подавляя «девочку во мгле», Аделина делает это из-за Эммелины? Судя по всему, ответ на это находится за пределами современных научных знаний.

Он вздохнул и бросил на стол карандаш с видом человека, готового признать свое поражение.

– Вы совершенно правы.

Раздражение в голосе гувернантки было вполне извинительным: доктору потребовалось шесть недель для того, чтобы прийти к заключению, которое она могла бы представить ему еще в самом начале, пожелай он только ее выслушать.

– Есть только один способ это выяснить, – сказала она негромко.

Он удивленно приподнял брови.

– Результаты наблюдений убеждают меня, что здесь имеется достаточный материал для самостоятельного исследования. Конечно, будучи простой гувернанткой, я не могу рассчитывать на публикацию в солидном научном журнале. Едва взглянув на мой послужной список, они там сочтут, что перед ними просто глупая женщина, которая лезет не в свое дело. – Она пожала плечами и скромно опустила глаза. – Возможно, они правы. И в то же время… – Она подняла взгляд на доктора. – В то же время для специалиста, обладающего нужной квалификацией и опытом, этот проект открывает очень перспективное поле деятельности.

Сперва доктор выглядел изумленным, а затем в его глазах появилось мечтательное выражение. Шутка сказать: самостоятельное исследование! А ведь эта идея не так уж нелепа. Ему вдруг пришло в голову, что после всего прочитанного им за последние месяцы он, вполне вероятно, является самым сведущим в Англии специалистом по проблемам психологии близнецов. Какой еще врач мог знать столько, сколько знал об этом доктор Модели? И, что не менее важно, кто еще располагал такими превосходными живыми объектами для научных наблюдений? Так почему бы и нет?

Она позволила ему немного помечтать, а когда убедилась, что ее предложение упало на благодатную почву, добавила:

– Конечно, в этом деле вам потребуется ассистент, и я буду рада оказать вам посильную помощь.

– Очень мило с вашей стороны, – кивнул он. – Поскольку вы непосредственно общались с девочками… Практический опыт… это очень ценно… это неоценимо…

Из усадьбы доктор приплыл домой на облаке и даже не заметил, что его ужин давно остыл, а жена пребывает в дурном расположении духа.

По окончании этого разговора Эстер собрала со стола бумаги и покинула комнату; ее четкие шаги и стук закрываемой двери прозвучали вполне удовлетворенно.

Библиотека казалось пустой, однако это было не так.

Наверху шкафов, растянувшись под самым потолком, лежала девочка и, грызя ногти, задавалась вопросами.

Самостоятельное исследование.

«Подавляя «девочку во мгле», Аделина делает это из-за Эммелины».

Не требовалось большого ума для того, чтобы предугадать дальнейшее.

Они сделали это посреди ночи.

Эммелина не проснулась, когда они извлекали ее из постели. Она, должно быть, уловила сквозь сон запах душистого мыла и чувствовала себя вполне комфортно в надежных руках Эстер, когда ее выносили из комнаты в коридор. Как бы то ни было, она не осознавала, что происходит. Ее пробуждение состоялось лишь несколько часов спустя.

С Аделиной все было иначе. Быстро реагировавшая на любые изменения, она проснулась тотчас после исчезновения сестры и бросилась к двери комнаты, но та была уже заперта проворной рукой Эстер. В одно мгновение она все поняла. Их разделили. Она не кричала, не била кулаками по двери, не ковыряла ногтями замок. Ее энергия и агрессивность разом улетучились. Она сползла по двери на пол, сжалась в комок и в этом положении провела остаток ночи. Голые доски больно давили ей на ребра, но она не ощущала боли. Комната не отапливалась, а на ней была лишь тонкая ночная рубашка, но она не ощущала холода. Она вообще ничего не ощущала. Она была уничтожена.

Когда утром к ней пришли, она не услышала звука поворачиваемого в замке ключа и не среагировала на отворяемую дверь, которая бесцеремонно сдвинула ее в сторону. Глаза ее были пусты, кровь отлила от кожи. Тело ее так похолодело, что ее можно было принять за мертвую, если бы не шевеление губ, беззвучно повторявших заклинание, которое могло быть только именем: «Эммелина, Эммелина, Эммелина…»

Эстер подняла Аделину с пола. Это оказалось совсем не трудно. В свои четырнадцать лет она была кожа да кости. Когда иссякла сила ее воли, все прочее уже не представляло проблемы. Ее спустили по лестнице так легко, словно она была пуховой подушкой, которую несли проветрить на свежем воздухе.

Джон молча правил экипажем. Он мог одобрять или не одобрять происходящее, но это ничего не меняло. Решения здесь принимала Эстер.

Аделине сказали, что ее везут к сестре, но они могли бы и не утруждать себя этой ложью; в ее нынешнем состоянии Аделину можно было везти куда угодно, она все равно не стала бы сопротивляться. У нее был совершенно потерянный, отсутствующий вид. Без сестры она была никто и ничто. Таким образом, они привезли в докторский дом одну лишь видимость Аделины, ее внешнюю оболочку.

Оставив ее у доктора, они вернулись в усадьбу и перенесли спящую Эммелину из комнаты Эстер обратно в детскую спальню. Она проснулась через час и была очень удивлена, не обнаружив рядом своей сестры. Ее удивление усиливалось с каждым часом и к полудню переросло в мучительное беспокойство. Она обыскала весь дом. Она обыскала сад. В своих поисках она достигала окраины деревни и даже, насколько хватило смелости, забиралась вглубь леса.

В пять часов пополудни Эстер нашла ее стоящей на обочине дороги и смотрящей в ту сторону, где находился дом доктора. Она не решалась идти дальше. Эстер положила ей руку на плечо и, приобняв, повела девочку к усадьбе. Временами Эммелина останавливалась и порывалась пойти в обратном направлении, но Эстер твердо пресекала эти попытки. Эммелина покорялась, хотя в каждом ее движении сквозили недоумение и растерянность. После чаепития она долго стояла у окна, глядя вдаль. С приближением сумерек она все сильнее нервничала, а когда Эстер заперла входные двери и начала укладывать ее в постель, Эммелину охватило отчаяние.

Всю ночь она проплакала. Этим рыданиям, казалось, не будет конца. Эммелине потребовалось двадцать четыре часа, чтобы осознать то, что Аделина поняла в первые же секунды. На рассвете она утихла и впала в забытье.

Разделение близнецов – это нечто совершенно особенное. Представьте себе, что вы пережили страшное землетрясение, после которого совершенно не узнаете окружающий мир. Изменился ландшафт. Изменилась линия горизонта. Изменился даже цвет солнца. Сами вы, правда, остались живы, но это уже совсем другая жизнь. Потому неудивительно, что люди, выжившие в подобных катастрофах, часто сожалеют, что не погибли вместе с остальными.

***

Мисс Винтер сидела, глядя в пространство. Ее знаменитые медно-красные волосы теперь поблекли до абрикосового цвета. Она перестала пользоваться лаком для волос; завитки и кольца сменились лежавшими как попало спутанными прядями. Но черты лица ее сохраняли твердость, и она по-прежнему держалась очень прямо, как будто противостояла напору ветра, ощущаемому только ею одной. Она медленно перевела взгляд на меня.

– С вами все в порядке? – спросила она. – Джудит сказала, что у вас плохой аппетит.

– Я всегда мало ем.

– И вы очень бледны.

– Должно быть, от усталости.

В тот день мы закончили рано, поскольку обе не были настроены продолжать.