Верьте в Бога

(перевод А. Ткаченко)

Я был истинно Теобальдо де Монтагю, бароном де Форткастел. О ты, прохожий, кем бы ты ни был, дворянин или простолюдин, сеньор или вассал, задержись на мгновение у края моей могилы, уверуй в Бога, как уверовал я, и помолись за меня.

I

О вы, благородные искатели приключений, что с копьем в руках, опустив забрало, на могучем скакуне преодолеваете расстояния в поисках чести и славы в ратном деле, унаследовав лишь гордое имя и меч, послушайте меня!

II

О вы, пастухи, что медленно бредете следом за вашими овцами, пасете их по холмам и долам: если случалось вам пройти за ними по берегу прозрачной реки, которая бежит и перепрыгивает через пороги долины Монтагю, и если в середине лета, во время жаркой сиесты, вы находили тень и приют у подножия разрушенных аркад монастыря, замшелые опоры которого целуют волны, послушайте меня!

III

О вы, прекрасные девушки из ближайших селений, дикие ирисы, вы растете счастливыми под защитой вашего смирения; если в утро небесного покровителя этих мест, спустившись в долину Монтагю собирать клевер и маргаритки для украшения запрестольного образа, вы, преодолев страх, внушаемый мрачным монастырем, что возвышается на скалах, проникли в его безмолвную и пустынную галерею, чтобы побродить среди заброшенных могил, по краям которых растут махровые маргаритки и яркие гиацинты, послушайте меня!

IV

Ты, благородный рыцарь, в грозу, при вспышке молнии; ты, странствующий пастух, обожженный лучами солнца; наконец, ты, прекрасная девушка в уборе из капель росы, подобных слезам, – все вы, должно быть, видели в этом святом месте одно надгробие, смиренное надгробие. Некогда лежал там необработанный камень и возвышался деревянный крест; крест исчез, и остался только камень. В этой могиле, надпись с которой я взял эпиграфом к моей песне, почиет последний барон де Форткастел, Теобальдо де Монтагю, о котором я поведаю вам ныне диковинную историю.

I

Когда благородная графиня Монтагю была беременна своим первенцем Теобальдо, ей приснился загадочный, страшный сон. Словно предупреждение Божье; возможно, пустая фантазия, но со временем она превратилась в действительность. Ей приснилось, что родила она змею, чудовищную змею, которая, издав пронзительный свист, то скользя среди низкой травы, то скручиваясь для прыжка, скрылась в зарослях ежевики.

– Она там, она там! – кричала графиня в жутком, кошмарном сне, показывая слугам на кусты ежевики, куда уползло омерзительное пресмыкающееся.

Когда слуги прибежали к месту, на которое благородная графиня, застыв от охватившего ее ужаса, указывала пальцем, белая голубка поднялась над кустами и взмыла в небеса.

А змея исчезла.

II

И вот Теобальдо появился на свет. Его мать умерла при родах; несколько лет спустя отец его попал в засаду и, сражаясь с врагами Господа нашего, погиб как добрый христианин.

С этого времени жизнь первенца де Форткастел можно сравнить только с ураганом. Где бы он ни прошел, всюду его дорога была обозначена следами слез и крови. Он вешал простолюдинов, убивал на поединках равных себе, не оставлял в покое девушек, избивал монахов и в своих поношениях и ругани не щадил ни одного святого, и не было ни одной святыни, которую бы он не проклял.

Однажды, когда он выехал на охоту и, спасаясь от дождя, вместе со своей дьявольской свитой, состоявшей из оголтелых оруженосцев, бездушных лучников и покорных слуг, вместе с собаками, лошадьми и соколами укрылся в церкви одной из деревень в своих владениях, почтенный священник, не убоявшийся его гнева, смело вышел навстречу ему, держа в руках священную облатку, заклял барона небесами оставить сие место и отправиться, взяв в руки посох паломника, молить папу об отпущении грехов.

– Оставь меня в покое, старый безумец! – воскликнул Теобальдо, услышав его слова. – Оставь меня в покое, не то я, коль скоро за весь день у меня не было ни одного охотничьего трофея, спущу, дабы поразвлечься, своих собак на тебя и изломлю, как вепря.

IV

Теобальдо что говорил, то и делал.

Священник, однако, ответил ему так:

– Делай что хочешь, но помни: есть Бог, карающий и прощающий, и, если я умру от твоей руки, Он вычеркнет мои прегрешения из своего списка, чтобы вписать туда твое имя и заставить тебя расплачиваться за твое злодеяние.

– Бог, карающий и прощающий! – разразился громким смехом нечестивый барон. – Я не верю в Бога и, чтобы доказать тебе это, исполню свое обещание, ибо я от своих слов не отказываюсь. Раймундо! Херардо! Педро! Натравите свору, дайте мне арбалет, трубите «алали». Сейчас мы изловим этого глупца, даже если он заберется на иконостас в алтаре.

V

Вот уже псари стали отвязывать борзых, которые оглашали церковь нетерпеливым лаем, вот уже барон, смеясь сатанинским смехом, вооружился арбалетом, а почтенный священник зашептал горячую молитву, устремив глаза к небу, и стал спокойно ждать смерти, как за стенами святого укрытия послышались громкие голоса, зазвучали трубы, призывавшие к охоте, и раздались крики:

– Вепрь! На склоне горы!

Теобальдо, при известии о звере, которого он жаждал, помчался, пьяный от радости, к вратам святилища, за ним, ведя лошадей и борзых, поспешили слуги.

VI

– Где вепрь? – спросил барон, вскочив на коня и не выпуская из рук арбалета.

– В расщелине, что тянется вдоль вон тех холмов, – ответили ему.

Не дослушав ответа, нетерпеливый охотник вонзил золотую шпору в бок лошади, и та помчалась во весь опор. За ним поскакали и все остальные.

Жители деревни, первыми поднявшие тревогу при приближении свирепого зверя, укрылись в своих хижинах; они робко высунули головы из окон и, когда увидели, что адская свита исчезла среди густой листвы, молча перекрестились.

VII

Теобальдо мчался впереди всех. Его конь, более легкий на ногу, чем лошади слуг, так близко был от зверя, что всадник два или три раза бросал поводья на шею разгоряченного коня, поднимался на стременах и прикладывал арбалет к плечу, готовый выстрелить. Но вепрь, который мелькал среди густых кустов, вдруг исчезал из виду и появлялся уже вне досягаемости стрелы.

Так мчался Теобальдо много часов, он пересек ущелье и каменистое русло реки и, углубившись и огромный лес, затерялся за тенистыми поворотами, он не отрывал взгляда от вожделенного зверя, постоянно надеясь, что настигнет его, и постоянно ощущая насмешку ловкого кабана.

VIII

Наконец ему удалось выбрать подходящий момент, и он спустил стрелу, которая вонзилась, дрожа, в хребет дикого зверя, подпрыгнувшего и издавшего ужасный крик.

– Убит! – радостно закричал охотник, в сотый раз вонзая шпору в окровавленный бок лошади. – Убит! Напрасно ты пытаешься бежать от меня! След твоей крови метит дорогу!

Сказав это, он, чтобы услышали слуги, протрубил в рог сигнал победы.

В эту самую минуту конь остановился, ноги его подогнулись, легкая дрожь пробежала по натруженным мускулам, и он упал как подкошенный, а из раздувшихся ноздрей, покрытых пеной, хлынула кровь.

Он умер от усталости, когда расстояние до раненого кабана совсем сократилось, когда достаточно было одного рывка, чтобы настичь зверя.

IX

Передать гнев взбешенного Теобальдо невозможно. Повторить его проклятия и богохульства, только повторить их, было бы неприлично и безбожно. Громовым голосом звал он своих слуг, но единственным, кто ответил ему в этом пустынном месте, было эхо; охваченный отчаянием, он стал рвать на себе волосы.

– Я пойду по его следам, даже если сдохну! – воскликнул он, снова схватив арбалет, и собрался было преследовать зверя пешком, но в этот момент услышал какой‑ то шум.

Раздвинулись густые ветви, и перед ним предстал паж, который вел за уздечку черного, как ночь, коня.

– Мне его послало небо! – вскричал охотник и птицей взлетел на коня.

Передав ему уздечку, паж, тощий и желтый, как сама смерть, лишь странно улыбнулся.

X

Конь заржал столь громко, что содрогнулся лес, затем прыгнул, поднявшись над землей более чем на десять вар, [46]и воздух засвистел в ушах всадника, как свистит камень, вылетавший из пращи. Они помчались так стремительно, что всадник, боясь свалиться от головокружения, вынужден был закрыть глаза и обеими руками вцепиться в развевающуюся гриву.

Не нужно было стегать плеткой, вонзать шпоры, подбадривать коня – тот мчался не останавливаясь. Сколько времени мчался Теобальдо на коне, не понимая, где он, лишь чувствуя, как ветки хлещут по лицу, колючие заросли ежевики рвут одежду и ветер свистит в ушах?! Никто этого не знает.

XI

Придя в себя и открыв глаза, он понял, что оказался далеко, очень далеко от Монтагю, в местности, ему совершенно незнакомой. А конь все мчался не останавливаясь; деревья, скалы, замки и селения мелькали с быстротой молнии. Все новые и новые дали представали перед его взором, дали, которые тотчас исчезали из виду, чтобы дать место другим, более неведомым. Тесные долины, ощетинившиеся огромными гранитными глыбами, упавшими с вершин гор, веселые равнины, покрытые ковром зелени и украшенные белыми деревушками, бескрайние пустыни, где шевелились пески, обожженные лучами огненного солнца, обширные уединенные пространства, вечные снега, где гигантские ледяные плиты, вырисовываясь на фоне темного неба, напоминали белых призраков, которые раскинули свои руки, чтобы схватить его за волосы. Обо всем этом и о тысяче других вещей я не сумею вам рассказать; окутанный густым туманом, он мчался на коне и видел такое, что даже перестал слышать топот конских копыт, ранящих землю.

I

Благородные рыцари, скромные пастухи, прекрасные девушки, те, кто слушает мой рассказ, если вас удивляет то, о чем я повествую, не думайте, что это – сюжет, сотканный по моей прихоти, дабы поразить вашу доверчивость; из уст в уста передаваясь, достигло и меня это предание о могиле, которая все еще находится в монастыре Монтагю, – неопровержимое свидетельство правдивости моих слов.

Так поверьте же тому, что я сказал, и поверьте тому, что мне осталось досказать, потому что это так же верно, как и все предыдущее, хотя и еще более удивительно. Я мог бы обрядить костяк этой простой и ужасной истории в поэтические одежды, но никогда бы намеренно не отошел бы ни на шаг от истины.

II

Когда Теобальдо перестал слышать стук копыт своего коня и почувствовал, что он выброшен в пустоту, то не смог подавить невольную дрожь. До этого он считал, что предметы, представшие перед его глазами, были призраками, вызванными его расстроенным воображением, помрачением рассудка, и что он все еще находится в границах своих владений. Теперь не оставалось сомнений, что он оказался игрушкой в руках сверхъестественной силы, которая влекла его неведомо куда, сквозь мрачные туманы, сквозь тучи причудливых и фантастических форм, в лоне которых он различал множество искр.

Конь бежал или, вернее, плыл по этому океану мглистых, вспыхивающих туманов и туч, и чудеса небес начинали представать перед испуганными очами всадника одно за другим.

III

Мчась над облаками, он увидел, как в длинных туниках, окаймленных огнем, с волосами, растрепанными ураганом, потрясая шпагами, что сверкали, разбрасывая искры фиолетового света, шли на крыльях бури ангелы гнева Господнего.

А он поднимался все выше и выше, и ему казалось: он различает вдали грозовые облака, подобные морю лавы, и слышит, как ревет гром под ногами, словно это ревет океан, когда бьется о скалу, с вершины которой им любуется путник.

IV

И увидел он архангела, белого как снег, который сидел на огромном хрустальном глобусе и управлял им в пространстве, словно серебряным кораблем, плывущим по синему озеру.

И увидел пламенеющее солнце, вращавшееся вокруг золотой оси в огненной атмосфере, и в центре – раскаленных духов, которые способны жить, не сгорая, среди жаркого пламени и со своего пылающего ложа петь радостные гимны Создателю.

Увидел обычно неразличимые нити света, которыми люди привязаны к звездам, и увидел радугу, перекинутую, как громадный мост, через бездну, что отделяет первое небо от второго.

V

Он увидел, как по таинственной лестнице спускаются на землю души; спускавшихся было много, а поднимавшихся – мало. Каждая из невинных душ шла в сопровождении архангела, который прикрывал ее своими крылами. Возвращавшиеся в одиночестве шли в молчании и со слезами на глазах, а поднимавшиеся по лестнице пели, подобно взмывающим в небо апрельским утром жаворонкам.

Потом розоватая и синяя мгла, плывущая в пространстве, расступилась – как в день славы, когда раздвигаются в наших храмах покрывала алтарей, – и рай праведников предстал его взору, сияющий и великолепный.

VI

Там находились святые пророки, скульптурные изображения которых вы, должно быть, видели на порталах наших соборов; там были и сияющие девственницы, которых вотще пытается изобразить художник, помещая их в цветные витражи стрельчатых арок; там были и херувимы в длинных развевающихся одеждах, с золотыми нимбами – как на алтарных картинах; там, наконец, была увенчанная звездами, одетая светом, небесно прекрасная Дева Мария де Монсеррат, [47]Матерь Божия, королева архангелов, защитница грешников и утешительница скорбящих.

VII

Но далеко был рай праведников, и еще дальше – трон Девы Марии. Душа Теобальдо сжалась в страхе, и беспредельный ужас овладел им. Вечное одиночество, вечное безмолвие царят в этих пространствах, которые ведут к таинственному храму Бога. Время от времени Теобальдо хлестал по лицу порыв воздуха, холодного и неотвратимого, как лезвие кинжала, он вздымал его волосы и проникал до мозга костей, порыв, подобный тем, о которых пророки говорят как о предвещающих приближение Святого Духа.

Наконец Теобальдо прибыл к месту, где, как ему почудилось, он различил глухой шум, сравнимый только с далеким гулом пчелиного роя, в осенние дни кружащего вокруг последних цветов.

VIII

Он оказался в фантастических местах, куда стекаются все ритмы земли, звуки, которые, как мы считаем, улетучиваются, слова, которые, как мы полагаем, пропадают в воздухе, жалобы, которые, как мы думаем, никто не слышит.

Здесь, в гармоничном круге, парят просьбы детей, молитвы девственниц, псалмы отшельников, заклинания униженных, целомудренные слова чистых сердцем, смиренные жалобы страдающих, крики мучающихся, гимны надеющихся. Теобальдо услышал среди всех этих голосов, трепещущих в светлом эфире, голос своей матери, которая молила Бога за него; но он не услышал своего собственного голоса.

IX

Затем его слух разноголосым шумом ранили тысячи и тысячи грубых проклятий, мстительных криков, песнопений во время оргий, лживых слов, бессильных угроз и святотатственных клятв.

Теобальдо пересек второй круг с быстротой метеора, пронзающего небо летним вечером, – только бы не слышать своего голоса, который вибрировал там, громоподобный, перекрывающий остальные голоса этого адского концерта.

– Я не верю в Бога! Не верю в Бога! – твердил его голос, мечущийся в океане проклятий.

И Теобальдо поверил в Бога.

X

Он оставил позади все эти сферы и промчался сквозь другие необъятные пространства, полные ужасных видений, которые ни он не мог понять, ни я не умею постичь, и прибыл он наконец к последнему кругу небесной спирали, где трехкрылые серафимы поклоняются Богу, закрыв лицо свое крылами и простершись у Его ног.

Теобальдо захотел посмотреть на Него.

Огненное дыхание обожгло ему лицо, море света ослепило глаза, страшный гром прогрохотал в ушах, и, сброшенный с коня и вышвырнутый в пустоту, подобно камням, которые выплевывает вулкан, он почувствовал, что падает, падает и все никак не может упасть; наконец, ослепленный, обожженный и оглушенный, он упал, как упал некогда мятежный ангел, которого Бог поверг с пьедестала его гордыни одним дуновением своих уст.

I

Наступила ночь и ветер стенал, колебля листья деревьев, среди пышных ветвей которых скользил мягкий луч луны, когда Теобальдо, приподнявшись на локте и протерев глаза, точно после глубокого сна, огляделся вокруг и понял, что находится все в том же лесу, где он ранил вепря, где пал его конь, где ему подвели эту загадочную лошадь, что пронеслась с ним по таинственным и незнакомым местам.

Безмолвие смерти царило вокруг, молчание, которое нарушалось только далеким ревом оленей, робким шепотом листьев и отзвуком колокола, который приносили время от времени порывы ветра.

– Наверное, я спал, – сказал барон.

Он отправился в путь через лес и в конце концов вышел на равнину.

II

Вдали, на скалах Монтагю, он увидел черный силуэт своего замка, что выделялся на синем, прозрачном ночном небе.

– Замок далеко, а я устал, – пробормотал Теобальдо. – Дождусь утра в соседнем селении.

И пошел туда.

Постучал в дверь.

– Кто там? – спросили его.

– Барон де Форткастел, – промолвил Теобальдо.

Но только смех раздался ему в ответ.

Подошел к другой двери.

– Кто вы и что вам надо? – спросили его.

– Ваш господин, – сказал рыцарь, удивившись, что его не узнали, – Теобальдо де Монтагю.

– Теобальдо де Монтагю! – воскликнула за дверью женщина. – Теобальдо де Монтагю, тот, что из сказки!.. Ну да, конечно! Следуйте‑ ка своей дорогой и не будите честных людей пустыми байками.

III

Ничего не понимая, Теобальдо покинул деревню и направился к замку; к его воротам он подошел, когда начинало уже светать. Ров был завален камнями от разрушенных зубцов стен; подъемный мост, уже ненужный, прогнил; на центральной башне не звучал колокол; перед главной аркой замка на гранитном постаменте возвышался крест; на стенах не было видно ни одного воина; и смутно, из глубины, поднимался, как далекий шепот, гимн – торжественный, возвышенный и прекрасный.

– Это же мой замок, в этом нет никакого сомнения! – говорил себе Теобальдо и беспокойно переводил взгляд с одного предмета на другой, не догадываясь, что с ним происходит. – Это же мой герб высечен на камне арки! Это же долина Монтагю! Этими землями владею я! Это поместье Форткастел…

В это мгновение тяжелые двери растворились и на пороге появился монах.

IV

– Кто вы и что вы здесь делаете? – спросил Теобальдо его.

– Я смиренный служитель Бога, – послышался ответ, – монах монастыря Монтагю…

– Но, – прервал его барон, – Монтагю… разве это не поместье?

– Было поместьем, – отозвался монах, – но очень давно. Последнего его сеньора, как рассказывают, унес дьявол, и, так как у него не было никого, кто бы унаследовал владение, графы‑ суверены принесли эти земли в дар верующим нашего ордена, и они пребывают здесь уже более ста лет. А вы, кто вы?

– Я… – пробормотал барон де Форткастел после долгого молчания, – я раскаявшийся грешник, пришедший исповедаться вашему аббату и просить его принять меня в лоно Церкви.