Beauvoir S. de. The second sex. L.: Cape, 1953. [Бовуар С. де. Второй пол. М.: АО Издательская группа “Прогресс”; СПб.: Алетейя, 1997. С. 614—616].

150

деляется от него какой-нибудь перегородкой и охраняемым проходом. Имея в распоряжении такие смежные зоны пе­реднего и заднего планов, исполнитель, находясь на самом виду, может получать помощь из-за кулис, когда представ­ление в самом разгаре, и может мгновенно прерывать свое исполнение для короткого отдыха и расслабления. В об­щем, зона заднего плана — это в первую очередь такое мес­то, в котором исполнитель может безусловно рассчитывать на то, что ни один член аудитории туда не вторгнется.

Поскольку жизненно важные секреты спектакля явно находятся за кулисами и поскольку там же исполнители позволяют себе временно выходить из роли, естественно ожидать, что проход из зоны переднего плана в зону зад­него плана будет закрытым для людей из публики или что вся закулисная зона будет скрыта от них. Такая практика управления впечатлениями публики широко распростра­нена и требует дальнейшего обсуждения.

Очевидно, контроль закулисья играет существенную роль в процессе “рабочего контроля”, которым люди пы­таются самортизировать давление обступающих их со всех сторон детерминистских жизненных необходимостей. Если фабричный рабочий хочет преуспеть в создании видимо­сти напряженного труда весь день, тогда он должен иметь безопасное место, чтобы прятать приспособление, которое позволяет ему выполнять дневную норму меньше чем за полный рабочий день⁹. Если друзьям и близким покойно­го нужна иллюзия, будто мертвый как живой пребывает в глубоком и спокойном сне, тогда владелец похоронного заведения должен иметь возможность не допускать род­ственников в рабочую комнату, где трупы подсушивают, набивают и подкрашивают, готовя их для последнего пред­ставления¹⁰. Если персонал психиатрической лечебницы

⁹ Collins О. Da/Ion M., Roy D. Restriction of output and social cleavage in indu­stry//Applied Anthropology (Human Organization). Vol. 4. P. 1 —14, 9

¹⁰ Г-н Хабенштейн сообщил в семинаре, что в нескольких штатах вла­делец похоронного бюро имеет законное право не допускать родственни­ков покойного в рабочую комнату, где обрабатывается тело. Предполага­ется, что видеть все то, что необходимо проделать с мертвым телом, что­бы оно выглядело привлекательным, было бы слишком сильным потрясе­нием для непрофессионалов и особенно для близких усопшего. Г-н Ха­бенштейн полагает также, что близкие, возможно, и сами желают дер­жаться подальше от этого места из боязни последствий собственного бо­лезненного любопытства.

Зоны и зональное поведение

151

собирается оставить хорошее впечатление у тех, кто наве­щает своих больных родственников, тогда важно уберечь гостей от знакомства с палатами, особенно с палатами хро­ников, ограничив кругозор посторонних специальными по­мещениями для посетителей, в которых практично заве­сти хорошую мебель, создать приятную обстановку и пред­ставлять всех больных перед их близкими хорошо одеты­ми, умытыми, управляемыми и с относительно пристой­ным поведением. По тем же соображениям многие про­фессионалы в сфере услуг просят клиента оставить вещь, нуждающуюся в той или иной починке, и уйти, чтобы спе­циалист мог работать не на глазах профанов. Когда кли­ент возвращается за своим автомобилем, часами, брюками или радиоприемником, вещь представляют ему в хорошем рабочем состоянии, которое, между прочим, скрывает коли­чество и виды затраченного на это труда, число первона­чально сделанных ошибок до установления окончательно­го диагноза и другие детали, которые клиенту, возможно, не мешало бы знать, прежде чем судить о справедливости запрошенной с него платы.

Работники сферы услуг так широко и как нечто само собой разумеющееся применяют право не пускать свою аудиторию в закулисную зону, что случаи, когда эта обыч­ная стратегия не применима, привлекают больше внима­ния, чем случаи ее использования. К примеру, в этом от­ношении многочисленные проблемы имеет американский управляющий автозаправочной станцией¹¹. Если требует ся ремонт, клиенты часто отказываются оставлять свой автомобиль на всю ночь или на весь день в доверительном распоряжении заведения, как они поступили бы, если б отдавали автомобиль в гараж. Далее, когда механик зани­мается ремонтом и наладкой, клиенты часто полагают, что имеют право наблюдать, как он делает свою работу. Сле­довательно, если приходится предъявлять счет за мнимую услугу, она должна быть исполнена на глазах того самого человека, который должен быть этим обманут. Клиенты же, фактически, не только не считаются с правом персо­нала автозаправки на их собственную закулисную зону,

¹¹ Нижеследующие суждения взяты из одного исследования двухсот менеджеров малых предприятий, проведенного “Social Research, Inc.”.

И. Гофман. Представление себя другим...

но и часто понимают всю станцию как своего рода откры­тый город для настоящих мужчин, место, где человек под­вергается риску запачкать свою одежду и потому имеет право требовать всех закулисных удовольствий. Мужчи­ны-автомобилисты будут разгуливать по территории, лихо заламывать шляпы, плеваться, ругаться и просить бесплат­ных услуг или бесплатного совета по маршруту. Они будут запросто вваливаться во все помещения, чтобы воспользо­ваться туалетом, инструментами, телефоном станции или поискать в кладовой детали для собственных надобностей¹². Чтобы обойти сигналы светофора, автомобилисты будут напрямую ездить через подъездную дорожку станции, за­бывая о правах собственности ее хозяина.

Шетланд-отель дает еще один пример тех проблем, с какими встречаются работники, когда они недостаточно контролируют свое закулисье. В кухне отеля, где готови­ли еду для постояльцев и где ели и проводили весь день его работники, крестьянская культура арендаторов вновь торжествовала. Не помешает описать некоторые черты этой культуры.

В кухне преобладало арендаторское понимание отноше­ний хозяина и работников. Во взаимном обращении ис­пользовались просто имена, хотя мальчику-посудомою бы­ло всего четырнадцать лет, а хозяину больше тридцати. Чета хозяев и весь персонал ели вместе, относительно на равных участвуя в разговорах и сплетнях за едой. Когда хозяева устраивали на кухне неофициальные вечеринки

Управляющий гаражом для спортивных автомобилей рассказал мне такую сценку, случившуюся между ним и клиентом, который самовольно вошел в кладовую, выбрал прокладку и стал показывать ее управляюще­му, находясь с внутренней стороны прилавка:

Клиент: “Сколько? ”

Управляющий: “Сэр, как Вы сюда попали, и что было бы, если б Вы зашли за стойку банка, взяли горсть монет и принесли их кассиру? ”

Клиент: “Но это не банк”.

Управляющий: “А прокладки — мои монеты. Так, что Вы хотели, сэр? ”

Клиент: “Ну, если Вы так ставите вопрос, ладно. Это ваше право. Я хочу прокладку для " Anglia 5l" ”.

Управляющий: “Та, что у Вас в руках — для модели 54”.

Хотя пересказ управляющего, возможно, неточно воспроизвел слова и действия, которыми участники обменялись в действительности, он пе­редает нам нечто глубоко верное относительно сложившейся ситуации и его переживаний в ней.

Зоны и зональное поведение

153

для друзей и дальних родственников, в них участвовали и служащие отеля. Такая форма отношений близости и ра­венства между управляющими и наемными работниками не имела ничего общего с тем внешним видом, который оба эти элемента персонала принимали в присутствии посто­яльцев, поскольку она была несовместима с понятиями го­стей о необходимой социальной дистанции, разделяющей важное должностное лицо, с кем они общались как с рав­ными, когда заказывали номер, и всякими там носильщи­ками и горничными, которые доставляли багаж наверх, каждую ночь полировали обувь гостей и выливали их ноч­ные горшки.

Точно так же для своих на кухне были в ходу остров­ные способы приготовления и приема пищи. Мясо, когда оно было, чаще всего варили. Часто употребляемую рыбу тоже предпочитали варить или есть соленой. Картофель, неизбежное блюдо в большой обед днем, почти всегда ва­рили в мундире и ели по-островному: каждый едок брал картофелину рукой из общей миски, стоящей в центре стола, затем накалывал ее вилкой и счищал кожуру но­жом, складывая очистки аккуратной кучкой перед собой, чтобы после еды сгрести их тем же ножом в помои. Стол накрывали клеенкой. Почти каждая еда начиналась с мис­ки супа, эти же миски, вместо тарелок, обычно использо­вались и для последующих блюд. (Это было практично, так как большая часть пищи была вареной.) Вилки и ножи при еде нередко держали по-крестьянски в кулаке, а чай подавали в простых чашках без всяких блюдечек.

Хотя островная диета во многих отношениях казалась вполне удовлетворительной, а островные застольные ма­неры могли соблюдаться с сугубой деликатностью и ос­мотрительностью (и часто были деликатными объектив­но), вся эта система принятия пищи, как хорошо понима­ли островитяне, не просто отличалась от образца, свой­ственного британскому среднему классу, но и в чем-то на­рушала его. Возможно, это различие образцов застольного поведения становилось наиболее очевидным в случаях, когда пищу, подаваемую гостям, ели и на кухне. (Это слу­чалось не так уж редко и не становилось еще более обык­новенным только потому, что персонал часто предпочитал

154

И. Гофман. Представление себя другим...

островную пищу той, что готовилась для постояльцев.) В таких трапезах на кухне городскую пищу разделывали и сервировали по-островному, почти не обращая внимания на оформление индивидуальных порций и красоту нарез­ки и больше заботясь о доступности для всех какого-то общего источника пищи. Часто подавались остатки мяса или раскрошенные куски пирогов — пища того же каче­ства, что появлялась и в столовой для постояльцев, но толь­ко в чуть измененном виде, хотя все-таки не окончатель­но обезображенном стандартами островной кухни. И ес­ли пудинг изготовляли из черствого хлеба и пирожное не было достаточно хорошо для гостей, то это съедалось на кухне.

Крестьянские манеры одеваться и сидеть за столом тоже проявлялись на кухне отеля. Так, сам управляющий не­редко следовал местному обычаю и не снимал за столом кепи; посудомои использовали угольную бадью как ми­шень для метких плевков издали; и женщины из персона­ла отдыхали в сидячем положении, задрав ноги отнюдь не как леди.

Помимо этих культурно обусловленных отличий были и другие источники диссонансов между обычаями, царив­шими на кухне и в гостиной отеля, ибо некоторые стан­дарты обслуживания, демонстрируемые в гостевых зонах, не полностью выдерживались на кухне. В посудомоечном отсеке кухонной зоны иногда делали желе из остатков супа, чтобы все-таки как-то их использовать. Над кухонной пли­той прямо над парующим чайником сушились мокрые нос­ки — обычная практика на острове. Чай, когда гости про­сили свеженастоенного, заваривался в чайнике, устланном на дне чайными листьями недельной давности. Свежую сельдь чистили, раздирая рыбину и затем выскребая внут­ренности газетой. Брусочки масла, размякшие, потеряв­шие вид и частично использованные во время совместной трапезы в гостиничной столовой, полагалось повторно фор­мовать, чтобы они выглядели свежими, и снова отсылать к столу. Дорогие сладкие блюда, слишком роскошные для употребления кухонной прислугой, с азартом пробовали пальцами прежде чем подать гостям. В час пик обеденного времени, только что использованные бокалы иногда про-

Зоны и зональное поведение

155

сто опорожняли и протирали вместо мытья, таким обра­зом быстрее возвращая их в оборот¹³.

При таком разнообразии пунктов, по которым деятель­ность на кухне противоречила впечатлениям, старательно создаваемым в гостевой зоне отеля, можно понять, поче­му двери, ведущие из кухни в другие части отеля, всегда были уязвимым местом в организации труда. Горничные-официантки хотели бы держать двери всегда открытыми, чтобы им было легче проносить подносы туда и обратно, видеть, готовы ли клиенты получить заказ, и вообще как можно дольше не терять из виду и изучать людей, с кото­рыми они начали работать. Поскольку горничные не раз исполняли перед гостями роль служанок, они полагали, что не слишком много теряют, позволяя клиентам наблю­дать себя в собственной среде через открытые двери кух­ни. Хозяева, напротив, желали держать их закрытыми, чтобы роль полноценных членов среднего класса, навязан­ная им постояльцами, не подрывалась разоблачениями их кухонных привычек. Вряд ли проходил день без того, чтобы эти двери то со стуком и злостью захлопывались, то со злостью же распахивались настежь. Самозакрыва­ющиеся (со свободно подвешенными створками) двери, ис­пользуемые в современных ресторанах, частично решили бы эту сценическую проблему. Маленькое стеклянное око­шечко в дверях в роли глазка, позволяющего загляды­вать в зал, — сценическое приспособление, часто исполь­зуемое во многих небольших помещениях делового назна­чения, — также могло бы помочь в подобных случаях.

Другой интересный пример закулисных затруднений можно отыскать в практике радио- и телевизионного ве­щания. В этой сфере к закулисной зоне принято относить все места, на которые в данный момент не наведена каме­ра, или все места, не досягаемые для микрофона “прямо­го” эфира. Поэтому диктор в одной руке, вытянутой перед

¹³ Эти примеры расхождения между действительностью и видимостью в соблюдении стандартов обслуживания отнюдь не следует считать ка­кой-то крайностью. Пристальное наблюдение закулисной стороны веде­ния домашнего хозяйства в любой семье из среднего класса в западных городах, вероятно, вскрыло бы не меньшие расхождения между реально­стью и видимостью. Везде, где присутствует известная степень коммерци­ализации, часто их еще больше.

156

И. Гофман. Представление себя другим...

камерой, может держать рекламный продукт спонсора пе­редачи, а другой рукой, благо лицо его вне кадра, дергать себя за нос, гримасничая перед товарищами по команде. Среди профессионалов ходит много назидательных исто­рий о людях, которые, думая что они находятся за кад­ром, в действительности были в эфире, и как это их заку­лисное поведение подрывало определение ситуации, под­держиваемое в эфире. Да и по чисто техническим причи­нам может случиться, например, что стены, которые опе­раторам надо сделать невидимыми на заднем плане, вдруг предательски попадут в кадр при резком переключении света или повороте камеры. Поэтому создатели телепере­дач, вынуждены жить и работать, учитывая возможность таких сценических случайностей.

В чем-то схожи с указанными случаями и трудности, связанные с устройством закулисной зоны в некоторых со­временных архитектурных проектах жилых домов. Дело в том, что для зрительного ощущения изолированности домашнего помещения достаточно тонких стенных пере­городок, но тогда все проявления жизнедеятельности (обыч­но не скрываемые и скрываемые, закулисные) становятся доступными для слуха в соседних помещениях. В подоб­ных случаях британские исследователи используют тер­мин “общая стена” и описывают последствия постройки такого типа следующим образом:

Жильцы опознают многие “соседские” шумы, начиная ти­пичным гамом на праздновании дня рождения и кончая звука­ми ежедневной рутинной жизнедеятельности. Из шумов инфор­манты упоминают звучащее радио, детские крики по ночам, кашель, стук сбрасываемых перед сном туфель, топот детей, бегающих вверх и вниз по лестнице или по полу спальни, брен­чание фортепьяно, громкий смех или разговор. Интимные зву­ки из супружеской спальни соседей могут восприниматься или как шокирующие: “Вам слышно даже как они пользуются гор­шком — вот до чего все плохо! Это ужасно”; или как беспоко­ящие: “Я слышал, как они скандалили в постели. Один из су­пругов хотел читать, а другой хотел спать. Слышать шумы, лежа в кровати, — это мешает, так что я развернул мою кровать в другую сторону...” “Я люблю читать в постели, а слух у меня чуткий, так что меня их разговоры беспокоят”; или как запрет­ные для посторонних: “Иногда слышишь очень интимные сек­реты, например, когда муж говорит жене, что у нее холодные

Зоны и зональное поведение

157

ноги. Поневоле подумаешь, что и самому надо говорить о своих личных тайнах шепотом” и “А это очень стеснительно, как ес­ли бы вас заставили ходить ночью на цыпочках в собственной спальне¹⁴.

В таких случаях малознакомые соседи оказываются в стеснительном положении, когда каждый из них подозре­вает, что другой знает о нем слишком много.

Последний пример сложностей закулисного поведения можно взять из жизни высокопоставленных лиц. Они мо­гут стать настолько священными персонами, что единствен­но уместным и допустимым для них будет появление со свитой в центре какой-нибудь церемонии. Появление пе­ред другими в любом ином контексте может воспринимать­ся как недостойное их положения, поскольку существует мнение, что такие неофициальные появления способны по­дорвать приписываемые этим лицам магические качества. Следовательно, надо оградить от публики все места, где высокопоставленное лицо расслабляется, и если такие мес­та занимают обширную территорию, наподобие резиден­ции китайского императора в XIX в., либо если существу­ет неопределенность относительно того, где именно появит­ся высокая персона, то трудности предотвращения посто­ронних вторжений становятся значительными. Так, коро­лева Виктория ввела правило, что когда она каталась по дворцовому парку в своей коляске, запряженной пони, лю­бой встречный при ее приближении должен был отвер­нуться или изменить направление своего движения. По­этому важные государственные мужи бывали вынуждены иногда жертвовать собственным достоинством и прыгать за куст, когда неожиданно появлялась королева¹⁵.

Хотя некоторые из приведенных трудностей поведения в закулисной зоне безусловно являются особыми случаями, при изучении социальных учреждений, по-видимому, не встретишь ни одного, в котором не было бы проблем заку­лисного контроля.

Рабочая зона и зона отдыха — лишь две области приме­нения закулисного контроля. Еще одна такая область по традиции полностью находится под контролем исполните-

¹⁴ Kuper L. Blueprint for living together // Kuper L. et al. Living in towns. L.: The Cresset Press, 1953. P. 14—15.

¹⁵ Ponsonby F. Recollections of three reigns. L.: Eyre & Spottiswoode, 1951.

158

И. Гофман. Представление себя другим...

лей — это места отправления биологических потребно­стей. В западном обществе акт дефекации воспринимается как действие, несовместимое с нормами физический и нрав­ственной чистоплотности, присущими многим видам чело­веческого самовыражения. К тому же это действие по при­чине неизбежных манипуляций с одеждой требует от ин­дивида нарушения внешнего вида и тем “выводит его из игры”, то есть вынуждает сбросить с лица экспрессивную маску, которой он обычно пользуется при взаимодействии лицом-к-лицу. Одновременно для него становится затруд­нительным воссоздание своего личного переднего плана, необходимого для повторного неожиданного вхождения во взаимодействие. Возможно, в этом одна из причин, поче­му двери туалетов в нашем обществе оборудованы разно­образными замками. Точно так же, одно из объяснений привычки располагать спальню как можно дальше от наи­более активно используемой части дома состоит в том, что спящий в кровати человек как и в туалете “демобилизо­ван” (выражаясь метафорически) и какое-то время после пробуждения может оказаться неспособным привести себя в нужное для взаимодействия состояние или придать об­щительное выражение лицу. Полезность такого уединен­ного расположения спален увеличивается тем, что в них чаще всего сосредоточена сексуальная активность челове­ка — форма взаимодействия, которая тоже не оставляет ее исполнителям возможности сразу же войти в другие ви­ды взаимодействия.

Один из наиболее интересных случаев для наблюдений за процессом управления впечатлениями — это момент, когда исполнитель покидает закулисную зону и выходит к аудитории, или когда он возвращается обратно, ибо в эти мгновения можно увидеть удивительное зрелище наде­вания и снимания характерной маски. Дж. Оруэлл дает нам яркий пример этого, рассказывая о поведении офици­антов с закулисной точки зрения мойщиков посуды:

Очень поучительно наблюдать официанта, входящего в зал ресторана при отеле. Как только он минует двери — с ним про­исходит внезапное преображение. Меняется постановка плечей, любая злость, спешка, раздражение пропадают вмиг. Он плывет над ковром с торжественным видом священнослужителя. Я вспо­минаю нашего помощника метрдотеля, темпераментного ита-

Зоны и зональное поведение

159

льянца, задержавшегося около двери в зал, чтобы наорать на ученика, разбившего бутылку вина. Потрясал над головой кула­ком, он вопил (к счастью двери были более или менее звуконе­проницаемыми):

“Tu me fais* — И ты называешь себя официантом, ублюдок? Ты официант?! Да ты не годишься скрести полы в борделе, отку­да твоя мамаша. Maquereau**! ”

Не находя слов, он повернулся к двери и, когда открывал ее, выпалил последнее оскорбление в том же роде, каким грешил сквайр Вестерн в “Томе Джонсе”***.

Затем он вышел в зал и поплыл с блюдом в руке, грациоз­ный как лебедь. Десятью секундами позже он почтительно рас­кланивался с клиентом. И вы просто не могли не подумать, гля­дя на его поклоны и улыбку, ту благожелательную улыбку вы­школенного официанта, что клиенту должно быть стыдно по­зволять обслуживать себя такому аристократу¹⁶.

Другой иллюстрацией снабжает нас еще один англий­ский “включенный наблюдатель” Моника Диккенс, наме­ренно пошедшая на социальное понижение:

Упомянутая горничная (я узнала, что ее звали Адди) и две официантки вели себя как люди играющие в пьесе. Они велича­во входили на кухню, как бы удаляясь со сцены за кулисы, с еще высоко поднятыми подносами и натянутым на лица выра­жением надменности, расслаблялись на момент в бешеной суете получения новых блюд и опять выплывали с лицами, готовыми к следующему выходу на большую сцену. Повар и я оставались кем-то вроде рабочих сцены среди строительного мусора: на миг словно узрев отблеск иного мира, мы почти что слышали апло­дисменты невидимой публики¹⁷.

Упадок института домашней прислуги вызвал быстрые изменения, похожие на описанные Оруэллом, в поведении домашней хозяйки из средних классов. Давая обед для друзей, она вынуждена справляться с грязной кухонной работой таким образом, чтобы быть в состоянии то и дело переключаться с роли прислуги на роль хозяйки, меняя род деятельности, манеры и настроение при входе и выхо­де из столовой. Руководства по этикету помогают сориен-

* Ты достал меня (фр.).

** Недоносок (фр.).

*** Знаменитый роман английского писателя XVIII в. Генри Филь­динга (Прим. пер.).

¹⁶ Orwell G. Down and out in Paris and London. L.: Seeker & Warburg, 1951. P. 68— 69

¹⁷ Dickens M. One pair of hands. L.: Michael Joseph, Mermaid Books, 1952 P. 13.

160

И. Гофман. Представление себя другим...

тироваться в том, как облегчить такие переключения. Например, в случае если хозяйке надо удалиться в заку­лисную зону на продолжительное время (положим — для приготовления постелей), то чтобы сохранить видимость всеобщей беззаботности руководство советует отправить хозяина с гостями на небольшую прогулку в сад.

Граница, разделяющая переднюю и заднюю зоны дей­ствия, встречается в нашем обществе на каждом шагу. Как полагается, во всех домах (кроме домов людей из низшего класса) семейная ванная и спальня — это такие места, до­ступ в которые посторонней публике может быть закрыт. Вымытые, одетые и приукрашенные в этих комнатах тела могут быть представлены друзьям в других помещениях. И конечно же, для приготовления пищи кухня является тем же, чем ванная и спальня — для человеческого тела. Фактически, именно наличие таких специфических поме­щений отличает условия жизни людей из среднего класса от условий жизни низшего класса. Но в нашем обществе для всех классов характерна тенденция отчетливо разде­лять парадные (передние) и задние комнаты, даже по их внешнему виду. Передние комнаты, как правило, относи­тельно хорошо обставлены, отремонтированы и прибраны. Задние обычно содержатся в довольно неприглядном виде. Соответственно, социально полноправные взрослые ходят через парадную дверь, а социально неполноправные (при­слуга, посыльные, дети) пользуются черным входом.

Хотя все более или менее знакомы с общей сценической планировкой внутри своего дома и вокруг него, люди, как правило, мало знают о связанных с ним дополнительных сценических возможностях. Американские мальчишки от восьми до четырнадцати лет и другая непочтительная пуб­лика чрезвычайно ценят подворотни, закоулки и проход­ные дворы в ближайшей округе и пользуются ими. Они очень живо воспринимают любое подобное открытие, но это чувство уходит, когда они становятся старше. Уборщи­ки и уборщицы по необходимости тоже имеют отчетливое представление о небольших дверях, через которые можно выйти на задворки деловых зданий, и очень хорошо знают их грузовую транспортную систему для скрытой от посто­ронних глаз доставки к месту работы моющего и чистяще­го оборудования, другого столь же громоздкого сцениче-

Зоны и зональное поведение

161

ского реквизита, а также самих себя. В магазинах имеют­ся аналогичные подсобные помещения: там задней зоной служит пространство “позади прилавка” и кладовая.

Очевидно, что при данных ценностях конкретного об­щества закулисный характер определенных мест запечат левается в них материально и по отношению к смежным областям эти места тоже неизбежно оказываются закулис­ными — зонами заднего плана. Нередко эти зоны действия выделяются с помощью искусства декораторов, отводящих темные цвета и голые кирпичные стены служебным час­тям зданий и белую штукатурку зонам переднего плана, фасадам. Этому разделению прибавляет стабильности установка капитального оборудования на постоянном мес­те. Работодатели совершенствуют подобную гармонию, пе­ремещая лиц с непривлекательной внешностью на задний план рабочей сцены, а лиц, “производящих хорошее впе­чатление” на передний план. Резервы мало впечатляюще­го, незаметного другим труда можно использовать не толь­ко для деятельности, которую надо скрывать от аудито­рии, но и для деятельности, которую скрывать можно, но не нужно. На одном из семинаров Эверет Хьюз сообщил факт¹⁸, что наемные работники-негры могут легче добить­ся почетного положения на американских предприятиях, если они работают уединенно, вдалеке от главных зон про­изводственных операций, как это бывает, например, в фар­мацевтике. (Все это подразумевает своеобразную “эколо­гическую” сортировку персонала, что хорошо известно, но мало изучено.) В подобных случаях обычно следует ожи­дать, что работающие за сценой будут стремиться к дости­жению высоких технических стандартов исполнения, тог­да как работающие на виду, в зоне переднего плана будут ориентироваться на принятые стандарты выразительно­сти исполнения.

Декоративные и постоянные элементы убранства в мес­те, где обычно протекает какое-то конкретное представле­ние, а также определенные исполнители, обычно быва­ющие там, придают этому месту особый дух. Даже когда традиционное исполнение там в данный момент не идет, место продолжает хранить какие-то свойства зоны перед-

¹⁸ На семинаре в Чикагском университете.

6-231

162

И. Гофман. Представление себя другим...

него плана. Так, собор и школьный класс сохраняют что-то от их настроя, даже когда в них присутствуют лишь ре­монтные рабочие, и хотя эти люди могут вести себя не очень почтительно, делая свою работу, сама эта их непоч­тительность не бесформенна, а частично структурирована и определенно сориентирована тем, что в известном смыс­ле они обязаны чувствовать, но не чувствуют. Точно так же какое-то место может получить широкое признание как временное убежище, где не обязательно соблюдать опреде­ленные нормы поведения, и получить его только потому, что место это прочно отождествляется с образом задней зоны. Иллюстрациями этому могут послужить охотничьи домики и раздевалки в спортивных общественных заведе­ниях. Летние курорты тоже, по-видимому, культивируют известную снисходительность в отношении внешнего вида людей, позволяя им, в остальном связанным условностя­ми, публично появляться на улицах в костюмах, которые они в обычных обстоятельствах не надели бы в присутст­вии посторонних. Как своеобразные убежища возникают и воровские “малины” или даже преступные сообщества, где никому не надо притворяться “законопослушным”. Ин­тересный пример такого явления когда-то существовал в Париже:

В XVII в., чтобы стать полноправным “арготьером”, надо было не только выпрашивать милостыню подобно любому про­стому бродяге, но и владеть мастерством карманника и вора. Этим искусствам обучали в местах привычных встреч самых последних отбросов общества, и места эти были известны под названием “Дворов чудес”. Если верить автору начала XVII в., подобные дома, или скорее притоны, назывались так потому, что “жулики... и прочие проходимцы, которые весь день пробы­ли калеками, увечными, раздутыми водянкой, разукрашенны­ми всеми видами телесных хворей, возвращаются домой ночью, неся под мышками говяжий филей, кусок телятины или бара­нью ногу, не забыв к тому же привесить к поясу бутылку вина, и, вошед во двор, они отбрасывают прочь свои костыли, вновь обретают здоровый вид и, в подражание древним вакханалиям, пускаются в пляс со своими трофеями в руках, пока содержа­тель притона готовит им ужин. Так может ли быть большее чудо, чем увиденное в этом дворе чудес, где безногие ходят, а горба­тые распрямляются”¹⁹.

¹⁹ LaCroix P. Manners, custom and dress during the Middle Ages and during the-Renaissance period L.: Chapman & Hall, 1876. P. 471.

Зоны и зональное поведение

163

В таких задворочных зонах сам факт, что здесь никому не надо пускать пыль в глаза и строить из себя важную персону, задает тон всему взаимодействию, располагая на­ходящихся там людей действовать так, как будто они нако­ротке друг с другом во всех делах.

Однако, хотя и существует тенденция идентифициро­вать зону, регулярно используемую в данном исполнении, с его передней либо с его закулисной зоной, все же найдет­ся немало и таких зон, которые в одно время и в одном смысле функционируют в качестве зоны переднего плана, а в другое время и в другом смысле — в качестве закулис­ной зоны. Так, личный кабинет некоего руководящего лица определенно представляет собой переднюю зону, где его статус в организации усиленно подчеркивается качеством отделки и меблировки его кабинета. И все-таки это еще и место, где он может снять свой пиджак, распустить гал­стук, держать под рукой бутылочку спиртного и по-дру­жески интимно или даже шумно принимать коллег-руко­водителей своего ранга²⁰. По сходным причинам деловая организация, использующая пышную представительскую шапку для официальных бумаг во внешней переписке с лицами, не входящими в фирму, во внутренней переписке вполне может следовать таким советам:

Качество бумаги для корреспонденции внутри учреждения больше обусловлено соображениями экономии, чем этикета. Дешевая бумага, цветная бумага, обороты — все идет в дело, когда “оно целиком семейное”²¹.

И все-таки тот же источник доброжелательных советов ставит известные пределы такому закулисному определе­нию ситуации:

В принципе также может быть не запрещено и даже призна­но практичным использование разного рода бумаг с личным

²⁰ Факт, что маленький личный кабинет легче превратить в закулис­ную зону, оставшись в нем единственным человеком, составляет одну из причин, почему стенографисты иногда предпочитают работать в таком личном кабинете, противопоставляемом большому административному по­мещению. На открытой площадке человек почти наверняка всегда будет на виду у кого-то, перед кем надо поддерживать впечатление своего тру­долюбия. В небольшом кабинете всякое притворство в работе и украша­тельство в поведении можно сразу сбросить как маску, когда выйдет босс. См.: Rencke R. The status characteristics of jobs in a factory / Unpublished Master's thesis. Department of Sociology. University of Chicago, 19S3. P. S3.

²¹ Esquire Etiquette. Philadelphia: Lippincott, 1953. P. 65.

164

И. Гофман. Представление себя другим...

штампом, обычно предназначаемых для рукописных заметок внутри учреждения. На этот счет существует лишь одно предо­стережение: подчиненные не должны по собственному почину заказывать такие именные бланки (блокноты и т. п.), как бы ни было это удобно. Подобно ковру на полу и табличке с фамилией на двери, именные блокноты служат в некоторых учреждениях статусным символом²².

По тому же принципу двойного функционирования зон, однажды воскресным утром целое семейство может исполь­зовать для сокрытия ленивой небрежности в одежде и от­сутствия гражданского пыла стену вокруг своих домаш­них владений, распространив на весь дом тот дух нефор­мальной расслабленности, который обычно ограничен кух­ней и спальнями. Днем, после полудня в кварталах сред­них американцев линия между детской площадкой и до­мом может быть определена мамами как линия кулис, за которой позволительно разгуливать в поношенных джин­сах, мокасинах, с минимумом макияжа, с сигаретой в зу­бах толкать перед собой детские коляски и вести откро­венно бабские разговоры. А в рабочих кварталах Парижа ранним утром женщины чувствуют себя в праве распрост­ранить закулисную зону на весь круг ближайших магази­нов, и потому спускаются вниз за молоком и свежим хле­бом в шлепанцах, в купальном халате, в ночной сетке для волос и без всякого макияжа. В крупных американских городах случается видеть, как модели, одетые в платье, в котором их будут фотографировать, торопливо и осторож­но проскакивают самые известные улицы, почти не обра­щая внимания на окружающих поклонников. Со шляп­ной коробкой в руке, с сеткой для сохранения прически на голове, фотомодели обычно ведут себя таким образом не для того, чтобы создать определенный эффект, но по­стараться избежать неприятностей и возможных приклю­чений по пути к декорациям, на фоне которых начнется их настоящее, запечатлеваемое на фото исполнение для “обобщенного другого”. И, конечно же, зона, которая це­ликом устраивалась как передняя зона для регулярного исполнения какого-то конкретного рутинного номера, час­то может функционировать как задняя зона до и после каждого исполнения, ибо в эти моменты там возможны

Зоны и зональное поведение

165

Esquire Etiquette Philadelphia: Lippincott, 1953 P. 65.

ремонт, подновление и перестановка постоянных элемен­тов декораций или же проведение генеральных репети­ций исполнителями. Чтобы увидеть это, достаточно толь­ко заглянуть в ресторан, магазин, чужой дом за несколько минут до их открытия перед публикой. Поэтому вообще следует помнить, что, говоря о передней и задней зонах для какого-то поведения, мы рассуждаем с точки зрения конкретного исполнения и имеем в виду служебную функ­цию, которую в этот раз выполняет данное место для дан­ного исполнения.

Ранее было сказано, что между лицами, сотруднича­ющими в постановке одного и того же командного испол­нения, обычно устанавливаются достаточно фамильярные отношения. Но фамильярность проявляется в основном только при отсутствии аудитории, ибо этот стиль отноше­ний может передавать такие впечатления о членах коман­ды, которые окажутся несовместимыми с впечатлениями, внушаемыми данной аудитории во время исполнения. По­скольку закулисные зоны, как правило, недоступны чле­нам аудитории, то можно ожидать, что именно здесь вза­имная фамильярность будет определять тон социального общения. И по сходным соображениям можно ожидать, что в передней зоне будет преобладать официально-фор­мальный тон общения.

В западном обществе заметна тенденция использовать два языка поведения: один неформальный, или закулис­ный, язык и другой язык для случаев реального исполне­ния действия перед другими. Закулисный язык складыва­ется из взаимных обращений просто по именам, трудных совместных поисков решений, богохульств, откровенных замечаний сексуального характера, бесконечного ворчания, курения, небрежного стиля одежды, “кисельной” осанки при сидении и стоянии, употребления диалектной или не­нормативной лексики, невнятного бормотания и крика, на­игранной агрессивности и “ребячливости”, бесцеремонной невнимательности к другому в незначительных, но потен­циально символических действиях — таких маленьких фи­зических самопроявлениях, как хмыканье, насвистывание, жевание, покусывание губ, рыгание и пускание газов. Язык поведения в передней зоне можно определить как Отсут­ствие (и в известном смысле

166

го. Иначе говоря, поведение в закулисной зоне можно опи­сать как поведение, допускающее мелкие поступки, кото­рые легко могут быть восприняты как символические про­явления особой короткости и бесцеремонности отношения к другим присутствующим и к самой этой зоне как месту пребывания, а поведение в передней зоне действия, то есть на сцене перед публикой, как поведение, запрещающее та­кие потенциально оскорбительные поступки. Попутно мож­но отметить, что закулисное поведение имеет характер, ко­торый психологи назвали бы “регрессивным”. Но, конеч­но, остается вопрос: то ли само закулисье дает индивидам благоприятную возможность регрессировать, то ли регрес­сия, в клиническом смысле, является видом закулисного поведения, вызванного социально неодобряемыми мотива­ми при неподобающих обстоятельствах.

Приняв закулисный стиль поведения, индивиды спо­собны превратить в закулисье любую зону. Так во многих общественных учреждениях исполнители нередко присва­ивают себе какую-то часть передней зоны и, приняв там фамильярную манеру общения, символически отсекают ее от этой зоны. Например, в некоторых ресторанах Амери­ки, особенно в так называемых забегаловках, персонал устраивает свои встречи в специальной кабинке подальше от двери и поближе к кухне и ведет себя там, по меньшей мере в некоторых отношениях, как будто находится за ку­лисами. Точно так же, во время ночных полетов при полу­пустом салоне, исполнив свои первоочередные обязанно­сти, стюардессы могут расположиться на самых задних си­дениях, “отключить моторы”, закурить по сигарете и со­творить там кружок взаимного внеслужебного расслабле­ния, иногда даже приняв в него кого-нибудь из ближай­ших пассажиров.

Не стоит ожидать, что в конкретных ситуациях обяза­тельно будут проявляться чистые образцы неформального либо формального поведения, хотя обычно заметно тяго­тение к одному из этих типов при определении различных ситуаций. В реальности нет чистых случаев, потому что члены команды обычно участвуют сразу в нескольких жизненных спектаклях и в одном из них будут в какой-то мере исполнителями, в другом — аудиторией, а ясно раз­личимые исполнители и аудитория в одном спектакле мо-

Зоны и зональное поведение

167

гут выступить в другом до некоторой степени единой ко­мандой, хотя бы и слабой. Таким образом, в конкретной ситуации скорее всего будет преобладать тот или иной стиль, хотя насчет действительного сочетания или балан­са двух основных стилей поведения всегда останутся со­мнения и чувство неудовлетворенности.

Хотелось бы особо выделить тот факт, что деятельность в конкретной ситуации — это всегда компромисс между формальным и неформальным стилями поведения. В свя­зи с этим следует остановиться на трех общепринятых ограничениях относительно проявлений закулисной нефор­мальности в поведении. Во-первых, пока аудитория отсут­ствует каждый член команды, вероятно, захочет подкре­пить впечатление, что ему можно доверить секреты ко­манды и что он наверняка справится со своей партией в присутствии аудитории. Каждый член команды обычно хочет, чтобы публика думала о нем как о сильной лично­сти, достойной уважения, что же касается соратников по команде, то он, вероятнее всего, предпочтет, чтобы они ду­мали о нем просто как о верном, хорошо дисциплиниро­ванном исполнителе. Во-вторых, за кулисами часто возни­кают моменты, когда исполнители должны поддерживать моральный дух друг друга и укреплять общее настроение, что спектакль, который предстоит исполнить, пройдет хо­рошо, или что спектакль, который уже сыгран, в дейст­вительности прошел не так уж плохо. В-третьих, если ко­манда состоит из представителей разных социальных ка­тегорий, таких, как возрастные, этнические группы и т. д., то некоторые оставленные на усмотрение участников команды ограничения на межличностное сближение возоб­ладают над свободой закулисной деятельности. Без сомне­ния, важнейшее из таких разделений — это разделение по полу, ибо, как кажется, нет общества, в котором предста­вители двух полов, сколь бы тесно они ни общались, не создавали бы друг перед другом хоть какой-то видимости, учитывающей различие полов. Американская исследова­тельница, Кетрин Арчибальд, писала о подобных отноше­ниях на верфях Западного побережья следующее:

В обыкновенных взаимоотношениях с женщинами-рабочи­ми большинство мужчин были вежливыми и даже галантными. По мере того как женщины проникали в корпуса строящихся

168

И. Гофман. Представление себя другим...

Зоны и зональное поведение

169

судов и в самые глухие уголки верфи, мужчины вполне друже­любно убирали со стен свои картинные галереи нагих тел и пря­мой порнографии и прятали их во тьму инструментальных ящи-ков. Из уважения к присутствию “леди” манеры улучшались, лица чаще выбривались и разговорный язык смягчался. Табу на неподходящие для женских ушей изречения в пределах предпо­лагаемой слышимости соблюдалось до того строго, что это было даже удивительным, особенно потому что сами женщины не­редко озвучивали доказательства своего знакомства с запретны­ми словами и хладнокровного их восприятия. И все-таки я час­то наблюдала мужчин, которые хотели было использовать силь­ные выражения, и по достаточно уважительной причине, но, внезапно осознав присутствие женской аудитории, краснели от смущения, теряли голос и бормотали невнятицу. В женско-муж-ской рабочей компании за обедом и в случайной болтовне в мо­менты отдыха, во всем относящемся к фамильярно-приятель­ским социальным контактам, даже среди незнакомых на этих. верфях, мужчины сохраняли почти в полной неприкосновенно­сти образцы поведения, которые они практиковали дома: ува­жение к порядочной жене и хорошей матери, осмотрительное дружелюбие в отношениях с сестрой и даже покровительствен-

ные чувства к неопытной дочери.

У лорда Честерфилда были сходные наблюдения о со­вершенно другом обществе:

В смешанных компаниях среди равных (ибо в смешанных компаниях все люди в определенной степени равны) дозволяет­ся большая легкость и свобода отношений, но и они тоже имеют свои пределы в границах bienseance*. Некоторая взаимная соци­альная уважительность необходима. Можно с большой осторож­ностью и скромностью попробовать предложить собственный предмет разговора, однако, de ne jamais parler de cordes dans la maison d'un pendu**. В своих словах, жестах, позах вы имеете большую степень свободы, хотя вовсе не неограниченную. Вы можете держать руки в карманах, нюхать табак, сидеть, стоять, или временами прохаживаться, как вам понравится, но пола­гаю, вы не сочтете очень bienseant засвистеть, надеть шляпу в помещении, развязать ваши подвязки или расстегнуть пряжки, лечь на диван, или развалиться и заснуть в легком кресле. Есть такие проявления небрежности и свободы, которые можно по­зволить себе только в совершенном одиночестве. Они оскорби­тельны для вышестоящих, противны для равных, жестоки и вызывающи для нижестоящих²⁴.

²³ Archibald К. Op. cit. P. 16—17 * Благопристойности (фр.).

**...В доме повешенного никогда не говорят о веревке (фр.). ²⁴ Letters of Lord Chesterfield to his son. Everyman series. L.: Dent, 1929

Данные сексологических обследований, проведенных под руководством А. Кинси, о силе запретов на наготу в общении мужа и жены, особенно в старшем поколении американского рабочего класса, документально свидетель­ствуют о том же²⁵. Скромность, конечно, не единственная действующая здесь сила. Так, две представительницы жен­ского населения Шетландских островов заявили, что они всегда будут носить ночные халаты в супружеской спаль­не после их вскоре ожидаемых свадеб, — и вовсе не из скромности, а потому что их фигуры слишком далеко отхо­дили от образца, который они считали современным го­родским идеалом. Они смогли указать лишь одну или двух девушек из своих подруг, кому, по их мнению, такая стыд­ливость была не нужна. Надо думать, что внезапное сни­жение веса могло бы уменьшить и их собственную скром­ность.

Утверждения, что за кулисами исполнители действуют в относительно неформальной, фамильярной, расслаблен­ной манере и что они собраны и находятся на страже, ког­да дают представление на виду, не надо понимать так, что все приятные межличностные жизнепроявления — тон­кая обходительность, теплота, щедрость и удовольствие от общения с другими — всегда закреплены за поведением за кулисами, а подозрительность, чванство и демонстра­ция власти связаны с деятельностью в зоне переднего пла­на. Напротив, часто кажется, что весь энтузиазм и живую заинтересованность, имеющиеся в нашем распоряжении, мы приберегаем для тех, перед кем ставим какой-то спек­такль, и что вернейший признак существования закулис­ной солидарности — это чувство безопасной возможно­сти дать волю потенциально заразительному настроению угрюмой молчаливой раздражительности.

Интересно отметить, что хотя каждая команда в состо­янии оценить сомнительные “неисполняемые” публично элементы собственного закулисного поведения, она не су­меет так же легко сделать то же самое в отношении дру­гих команд, с которыми взаимодействует. Когда ученики на перемене выбегают из класса, чтобы отдохнуть от слиш-

²⁵ Kinsey А. С. Pomeroy W. В. Martin С. Е. Sexual behavior in the human male Philadelphia: Saunders, 1948. P. 366—367

170

И. Гофман. Представление себя другим...

ком правильного поведения во взаимной бесцеремонности и толкотне, они часто не понимают, что их учителя удаля­ются в “учительскую” по аналогичным причинам, чтобы всласть поругаться и покурить на большой перемене, ког­да торжествует закулисное поведение. Из психиатрии из­вестно, конечно, что команда, состоящая только из одного участника, может крайне мрачно смотреть на себя и что некоторые психотерапевты берутся облегчать чувство вины таких людей и зарабатывать себе на жизнь, утешая их рассказами о жизни других таких же страдальцев. За эти­ми осознанными понятиями о себе и иллюзиями о других кроется один из источников динамики и провалов соци­альной мобильности, будь то мобильность вверх, вниз или в сторону. Пытаясь убежать из двуликого мира с разным поведением в передней и задней зонах, люди могут почув­ствовать, что и в новой позиции, которую они стремятся занять, они все равно останутся отраженными персонажа­ми, чьи роли запроектированы индивидами, уже находя­щимися в этой позиции, и что самостоятельными испол­нителями им не быть. Когда они достигают желанной по­зиции, то обнаруживают в своей новой ситуации непред­виденные сходства со старой: обе требуют представления аудитории какого-то переднего плана и обе вовлекают дей­ствующих лиц в не совсем чистоплотное, склочное дело постановки некоего спектакля.

Иногда думают, что грубая фамильярность — это про­сто культурная характеристика, скажем, трудящихся клас­сов и что люди высокого социального положения не ведут себя таким образом. Различия, конечно, есть, но суть их состоит в том, что лица высокого ранга обычно действуют в малочисленных командах и тратя большую часть своего дня на словесно выражаемые исполнения, тогда как люди из рабочих классов чаще бывают членами многочислен­ных команд и проводят большую часть своего дня на зад­нем плане или в исполнениях не вербального характера. Поэтому, чем выше место человека в статусной пирамиде, тем меньше число лиц, с кем он может поддерживать фа­мильярные отношения, тем меньше времени он проводит за сценой и тем вероятнее, что ему понадобятся сугубая вежливость и соблюдение приличий. Но, когда позволяют время и подходящая компания, почитаемые священными

Зоны и зональное поведение

171

и неприкосновенными исполнители обычно ведут себя “по-простому”, и этого от них даже ждут. Однако по разным соображениям количественного и стратегического харак­тера мы, похоже, с легкостью готовы признать, что про­стые работяги предпочитают закулисную, вульгарную ма­неру поведения, но неохотно признаем, что лорды тоже пользуются ею. Интересный предельный случай такой си­туации встречается в деятельности глав государства, кото­рые вообще не имеют равных себе по статусу сочленов ко­манды. Иногда, когда требуются моменты расслабления и отдыха, эти одиночки могут использовать круг ближай­ших друзей, которых они производят в неофициальные почетные члены своей команды. Это одна из разновидно­стей функции “подручного”, компаньона. Как показано у Ф. Понсонби в его описании посещения в 1904 г. королем Эдуардом датского двора, придворные конюшие часто ис­полняют такую “роль”:

Обед состоял из нескольких блюд и множества вин и обычно продолжался часа полтора. Потом все рука об руку, вереницей шли в гостиную и прогуливались по ней с датским королем и всем королевским семейством. В восемь мы удалялись в свои комнаты покурить, но, поскольку нас сопровождала датская свита, разговор сводился к вежливым расспросам об обычаях двух стран. В девять мы возвращались в гостиную, где проводи­ли время за карточной игрой, обычно в “мушку”, без ставок, каждый за себя.

В десять нас милосердно отпускали и позволяли разойтись по своим комнатам. Эти вечера были серьезным испытанием для каждого, но наш король вел себя как ангел, играя по маленькой в вист, который тогда совсем вышел из моды. Спустя неделю, однако, он решил играть в бридж, но только после отхода ко сну короля Дании. Мы тянули обычную рутину до десяти часов, а потом в королевские апартаменты приходил князь Демидов из русской дипломатической миссии и играл в бридж с королем, Сеймуром Фортескью и мною по весьма высоким ставкам. Так продолжалось до конца визита, и, конечно, для всех было боль­шим удовольствием расслабиться после унылой натянутости общения с датским двором²⁶.

Следует сделать последнее замечание о закулисных вза­имоотношениях. Утверждая, что лица, сотрудничающие в представлении какого-то исполнения перед другими, в

²⁶ Ponsonby F. Op. cit. P. 269

172

Зоны и зональное поведение

173

отсутствие аудитории могут проявлять фамильярность в отношениях друг с другом, нельзя исключать того, что кто-то может до того свыкнуться с собственной деятельно-стью в передней зоне (и со своим “представительским” xa-рактером), что, возможно, перед ним возникнет необходи-мость управлять своей релаксацией как своего рода ис-полнением. Человек может чувствовать себя обязанным, когда он попадает за кулисы выходить из показного ха­рактера непременно в панибратски-фамильярной манере, и это может стать еще большим позерством, чем то испол­нение, от тягот которого предполагалось расслабиться та­ким образом.

Ранее в этой главе говорилось о полезности контроля над закулисной зоной и о драматургических затруднени­ях, которые возникают, когда этот контроль нельзя осу­ществить. Теперь на очереди проблема контроля за досту­пом к передней зоне, но для ее анализа необходимо не­сколько расширить исходную систему понятий.

Выше были рассмотрены два вида разграниченных зон: передние зоны, где свершается или может совершаться кон­кретное исполнение; и задние зоны, где происходит дей­ствие, связанное с этим исполнением, но несовместимое с насаждаемой им видимостью. Кажется разумным добавить третью, остаточную, зону, а именно, все прочие места, от­личные от двух уже определенных видов. Такую зону мож­но назвать “внешней”. Понятие внешней зоны, которая не является для данного конкретного исполнения ни пе­редней, ни задней, согласуется с обычными здравыми пред­ставлениями о социальных учреждениях, ибо в большин­стве зданий легко выделить внутренние помещения, кото­рые регулярно или временно используются в качестве зад­них либо передних зон исполнения, а наружные стены здания отделяют оба эти типа помещений от внешнего ми­ра. Тех людей, которые оказываются вне стен данного учреждения, можно называть “посторонними”.

Хотя понятие о “внешнем” очевидно, но если обращать­ся с ним неосторожно, оно способно вводить в заблужде­ние, ибо при переходе от рассмотрения передней или зад­ней зоны поведения к рассмотрению внешней зоны, не­редко происходит незаметное перемещение точки отсчета с одного исполнения на другое. Если в качестве точки отсче-

та взять протекающее в данный отрезок времени конкрет­ное исполнение, то находящиеся вне этого исполнения будут лицами, для которых исполнители фактически или потенциально ставят некий спектакль, но спектакль (как мы увидим), отличный от того, что уже идет, или во всем очень похожий на него. Когда посторонние в разгар како­го-то конкретного исполнения неожиданно вторгаются в его переднюю или заднюю зону, последствия их несвое­временного появления и присутствия часто лучше всего изучать не с точки зрения его воздействия на идущее ис­полнение, но скорее с точки зрения влияния на другое ис­полнение, — а именно на то, которое исполнители или аудитория в нормальных (без внезапных вторжений) об­стоятельствах представили бы перед посторонними в под­ходящее время и в подходящем месте, когда бы эти посто­ронние были ожидаемой аудиторией.

Необходимы также и другие предосторожности при пользовании понятиями. Стена, что отделяет переднюю и заднюю зоны действия от внешней зоны, очевидно, долж­на играть какую-то функцию в исполнении, инсцениру­емом и представляемом в этих зонах, но внешние декора­ции данного строения должны частично рассматриваться как один из аспектов другого спектакля, и иногда их вклад в этот второй спектакль может оказаться более важным. Вот что пишут, например, о домах в английской деревне:

Тип материала занавесок на окнах большинства деревенских домов варьировал прямо пропорционально тому, насколько то или иное окно было доступно постороннему взору снаружи. “Самые дорогие” занавески находились там, где их можно было видеть лучше всего, и они далеко превосходили по качеству за­навески на окнах, скрытых от публики. Кроме того, было обще­принятым использовать материал с рисунком только на одной стороне таким образом, чтобы его лицевая сторона была развер­нута наружу. Подобное использование самых “модных” и са­мых дорогих тканей с тем, чтобы наиболее выгодно их пока­зать, есть типичный прием приобретения престижа²⁷.

В первой главе настоящего исследования говорилось, что исполнители склонны создавать определенное впечат­ление, или не противоречить сложившемуся о них впечат-

²⁷ Williams W. M. The sociology of ал English village. L.. Root-1956. P. 112.

Paul.

174

лению, что роль, которую они играют в это время, есть мая важная их роль, и что качества, заявленные ими ил-приписанные им, — самые существенные и характерны их атрибуты. Когда же люди видят некий не предназна чавшийся для них спектакль, они могут разочароваться; нем, а заодно и в спектакле, который был предназначен-специально для них. Исполнитель со своей стороны тоже может прийти в замешательство, как пишет об этом Кен-нет Берк:

Мы все, в наших разрозненных реакциях, уподобляемся ловеку, который — тиран в своем учреждении и тряпка в семье или музыканту, который самоуверен в искусстве и самоуничи жается в личных отношениях. Такая бессвязность реакций чиняет некоторые затруднения, когда мы пытаемся соединить эти разные психические обрывки (например, если мужчине -тирану в учреждении и слабаку в собственном доме — вдруг пришлось бы принять на работу свою жену или детей, он нашел бы свои прежние бессвязные приемы негодными и, возможно, испытал бы настоящие замешательство и мучения при выборе линии поведения)²⁸.

Такие проблемы могут стать особенно острыми, когда; один из спектаклей данного индивида зависит от много* сложной сценической обстановки. Отсюда понятный тон, разочарования у Германа Мелвилла в рассказе о том, как капитан военного корабля “в упор не видел” его, когда они встречались на борту, но был чрезвычайно любезен с ним, когда, уже после окончания службы Мелвилла, они' случайно встретились в Вашингтоне на званом вечере:

И хотя на борту фрегата коммодор никогда и никак не обра­щался ко мне лично (равно как и я к нему), однако здесь, на светском приеме у министра, мы оба стали чрезвычайно болтли­выми. К тому же я не мог не заметить, что среди толпы незна­комых сановников и магнатов со всех концов Америки мой име­нитый друг не выглядел так величественно, как в полном оди­ночестве на юте “Неверсинка”, опираясь на латунные поручни. Подобно многим другим джентльменам, он лучше всего смот­релся и пользовался наибольшим уважением в обстановке род­ного дома, фрегата²⁹.

Для исполнителя естественное решение анализируемой проблемы — это разделять свои аудитории таким образом,

²⁸ B urke К. Permanence and change. N.Y.: New Republic, Inc., 1953 P. 309 (footnote).

²⁹ Melville H. White Jacket. Oxford University Press, 1966

Зоны и зональное поведение

175

чтобы люди, которые видят его в одной из ролей, не виде­ли бы его и в другой. Так, некоторые франко-канадские священники настроены против слишком строгих запретов, регламентирующих их частную жизнь, и не позволяющих, например, запросто поплавать и позагорать на пляже с друзьями, но при этом они понимают, что все же лучше купаться не со своими прихожанами, поскольку неизбеж­ная на пляже фамильярность несовместима с поддержани­ем известной дистанции между ними и священнослужите­лем и уважением к сану, необходимыми в приходской жиз­ни. Контролирование передней зоны — одна из мер разде­ления аудитории. Неспособность сохранять этот контроль ставит исполнителя в положение неизвестности относитель­но того, какой характер он должен будет изображать в следующий момент, и затрудняет ему достижение драма­тургического успеха в любой из его ролей. Трудно симпа­тизировать фармацевту, который ведет себя с клиенткой, имеющей на руках рецепт, как обыкновенный торговец или как деревенский скотовод, хотя в следующий миг он демонстрирует позу возвышенного, бескорыстного, профес­сионально безупречного медика случайному человеку, кото­рый хочет купить трехцветную марку или шоколадный пломбир³⁰.

Вполне понятно также, что если для исполнителя по­лезно исключать из своей аудитории лиц, которые имеют возможность видеть его в другом и несовместимом с дан­ным представлении, то не менее полезно для него исклю­чать и тех, перед кем он в прошлом выступал в спектакле, несовместимом с ныне идущим. Лица, которые пережива­ют очень сильные сдвиги вверх или вниз по шкале верти­кальной социальной мобильности, осуществляют такое ис­ключение самым решительным образом, стараясь покинуть место своего происхождения. И насколько удобно разыг­рывать разные рутинные партии перед разными лицами, настолько же удобно разделять аудитории, перед которы­ми исполнитель выступает в одной и той же роли, ибо это единственный путь, каким можно дать почувствовать каж­дой аудитории, что хотя это же рутинное представление дается несомненно и в других аудиториях, во ни одна из

³⁰ Wemlein A. Pharmacy as a profession in Wisconsin / Unpublished Master's thesis. Department of Sociology. University of Chicago, 1943. P. 147-148

176

И. Гофман. Представление себя другим...

них не является в такой же мере желанной и вдохновля­ющей для такого представления. В этом случае опять важ­но контролирование передней зоны.

Подходящим планированием исполнений можно не только держать свои аудитории в изоляции друг от друга (появляясь перед ними в разных передних зонах или в разное время в одной и той же зоне), но и выкраивать не­многие моменты между исполнениями для того, чтобы пси­хологически и физически успевать выходить из одного лич­ного переднего плана, одновременно переключаясь на дру­гой. Иногда, однако, возникают проблемы в тех обществен­ных учреждениях, где одни и те же либо разные члены одной команды должны одновременно иметь дело с раз­ными аудиториями. Если эти различные аудитории нахо­дятся в зоне слышимости друг для друга, будет весьма труд­но поддерживать впечатление, будто каждая из них полу­чает от исполнителя специальные и уникальные услуги. Так, если хозяйка желает почтить каждого из своих гос­тей теплым личным приветствием или прощанием (то есть фактически, особенным, персональным исполнением), тогда она должна будет устроиться так, чтобы проделывать все это в помещении, отделенном от других гостей. Аналогич­но, в случаях, когда похоронной фирме требуется прове­сти в одно время две церемонии, придется для участву­ющих в них двух аудиторий разработать такой маршрут через заведение, чтобы их пути не пересекались и тем не разрушали у близких покойного чувство, что в церемони­альном зале сохраняется некая интимность домашней об­становки. Точно так же в мебельных салонах продавец, который “заводит” покупателя, переключая его внимание с одного гарнитура на другой с более высокой ценой, дол­жен соблюдать осторожность, чтобы тот не услышал вто­рого продавца, раскручивающего другого клиента, сопро­вождая его от еще более дешевого гарнитура к тому, от которого первый продавец пытается отвлечь своего поку­пателя, ибо, в такие моменты может случиться, что мебель слегка порицаемую одним продавцом, второй продавец не­умеренно превозносит³¹. Конечно, если две аудитории раз­деляются стеной, то исполнитель может поддерживать нуж-

³¹ Conant L. The Borax House // The American Mercucy. Vol. 17. P. 172

Зоны и зональное поведение

177

ные ему впечатления, стремительно перебегая из одной зоны в другую. Этот сценический прием, возможный при наличии двух кабинетов, становится все более популяр­ным среди американских дантистов и других врачей.

Когда аудитория изолирована недостаточно и посторон­нему случается попасть на представление, ему не предназ­начавшееся, в управлении впечатлениями возникают труд­ные проблемы. Можно упомянуть две доступные методи­ки их решения. Первая предполагает, что всем уже вклю­ченным в аудиторию лицам внезапно может быть пожало­ван, а ими принят, временный закулисный статус, и они по молчаливому сговору с исполнителем вместе с ним рез­ко переходят на игру, которая рассчитана на наблюдение ее незваным гостем. Так, муж и жена в разгар их каждо­дневной перебранки, при неожиданном вторжении не очень близкого знакомого, скорее всего отложат свои интимные скандалы и разыграют между собой сцену взаимоотноше­ний, почти таких же сдержанных и дружественных, как и отношения, обычно представляемые при любом посто­роннем. Взаимоотношения, а также разговоры, в которых не могут участвовать все три стороны, будут на время отло­жены. В общем, если новоприбывшего надо обхаживать в манере, к какой он привык, исполнитель должен уметь переключаться с исполнения, которое он только что да­вал, на то, которое пришелец воспримет как должное. Ред­ко удается сделать это достаточно гладко с сохранением у новоприбывшего иллюзии, будто на скорую руку постав­ленный спектакль — это натуральный спектакль данного исполнителя. И даже если все удалось, аудитория, при­сутствовавшая на спектакле до появления такого неожи­данного участника, вероятно, почувствует, что принимала за существеннейшую часть исполнительского Я то, что не так уж существенно.

Выше показано, как