Структура дискурса публичной коммуникации 4 страница

- предметы, участвующие в организации коммуникативного процесса (сцена, подиум, трибуна, кафедра, парты, доски, разнообразные информационно-технические средства).

Будучи включенными в средовой контекст коммуникации, физические объекты транслируют множество смыслов, в том числе следующие:

- уровень притязаний субъектов коммуникации;

- социальный и профессиональный статус участников

коммуникации;

- финансовые и информационно-технические ресурсы

организаторов коммуникации;

- ролевые функции участников коммуникации.

Если местом проведения некоего форума является легендарное здание, например Большой Театр, Колонный зал Дома Союзов, Кремлевский Дворец съездов, то данный контекст места действия будет говорить и о высоких социальных притязаниях участников форума, и о престижности мероприятия, и о намерении органзаторов форума придать ему большое культурное и общественно-политическое звучание, и о значительных финансовых возможностях организаторов форума.

Контекстуальными свойствами места действия обладают также внутренние интерьеры и дизайнерские оформления помещений. Организаторы публичного действия всегда стремятся придать убранству помещения определенный вид, руководствуясь как эстетическими, так и контекстуальными соображениями.

Как правило, при оформлении помещений используется символика, корреспондирующая с фирменной символикой организаторов и исполнителей публичного действия, с жанровой спецификой публичной коммуникации, ее стратегиями, тематикой, программой, с образами культовых фигур. В своем символическом единстве убранство помещения выполняет функции рекламного и пропагандистского характера. Залы, где проводятся партийные съезды, оформляются в цветовую гамму, соответствующую фирменным цветам партийной символики, убранство сцены и зала выполняет функции рекламы партийных лидеров и пропаганды партийного политического курса.

Сценографический контекст публичной коммуникации представляет собой композиционное решение мизансцен – эпизодов и составных частей выступления. Для такого жанра как публичная лекция компонентами сценографического контекста являются:

- ритуальные процедуры: исполнение традиционных приветствий,

произведение записей материалов лекций, поднятие руки при желании задать лектору вопрос и др.;

- пространственно-динамические способы общения лектора с аудиторией: выходы из-за трибуны, проходы по рядам, остановки в определенных точках зала и в определенной близости с присутствующими людьми и др.;

- динамика чередования эпизодов коммуникации монологического типа (чтение лекции), диалогического типа (ответы на вопросы), интерактивного типа (прямая связь через Интернет);

- фрагментарная разбивка выступления, связанная с переменами в использовании учебных средств (доска, презентационные технические средства, раздаточный материал и др.).

Дополнительные смыслы, транслируемые сценографическим контекстом публичной лекции, связаны с формированием у аудитории представлений о степени коммуникабельности лектора, уровне его открытости для установлении обратной связи, уровне логической и информационной структурированности передаваемого учебного материала, о владении лектором современными образовательными технологиями.

Контексты информационных продуктов представляют собой ассоциативные цепочки, возникающие в сознании реципиента при их разглядывании, прослушивании и прочтении.

В том случае, когда публичная коммуникация представляет собой учебную лекцию, лектор сам стремится довести до аудитории контекстуальные смыслы, содержащиеся в информационных материалах. Например, при изучении контекстуальных планов медиадискурсов мы стараемся в качестве иллюстрации взять обложку или фотографические изображения, иллюстрирующие тематику и содержание журнального текста, чтобы затем выделить следующие ряды ассоциаций: исторических, политических, идеологических, национально-культурных, а также лингвистических коннотаций.

На основе выявленных ассоциаций конструируется центральная часть контекста – главная идея сообщения, в которой выражена позиция его отправителя.

В качестве иллюстративного материала для демонстрации контексуального чтения используем обложку журнала «Русский Newsweek» (2007. 15-21 окт. № 42).

Согласно редакторскому замыслу, главная тема номера – современные культы личностей, сотворенные поп-культурой. Информационным поводом для рассмотрения данной темы стала круглая дата – 40-летие со дня гибели культового героя ХХ в. – Че Гевары.

Контекстуальный смысловой пакет основного послания «запечатан» в карикатурной фигуре, помещенной в центре обложки. Фигура хорошо узнаваема. Это – Чебурашка, один из любимых мультипликационных персонажей. Но на обложке Чебурашка изображается в непривычном виде, что производит комический эффект: большие уши Чебурашки оказываются ушами от военной шапки-ушанки с красной звездой посередине; лик у Чебурашки непривычно суров, на нем появились усы; в руках (или лапах) у Чебурашки – автомат.

На красном фоне сбоку – надпись: CHE BURASHKA.

То, что карикатурное изображение Чебурашки символизирует фигуру команданте Че Гевары расшифровывается через ассоциативное сходство фонем: первый слог в имени Чебурашки звучит так же, как произносится революционное прозвище (Сhе), под которым стал известен Эрнесто Гевара.

Звезда на головном уборе и автомат в руке – атрибуты канонизированного в фотографиях и рекламных портретах образа команданте.

Использование приема карикатуры – способ снижения эмоцинального пафоса и ценностной нагрузки образа легендарного революционера. Данный прием используется для трансляции главного сообщения, содержащегося в идеологическом контексте: ореол святости вокруг облика Че Гевары и многих других культовых фигур современности есть искусственный конструкт, производимый деятелями поп-культуры.

Под фигурой Чебурашки внизу читаем надпись, сделанную крупными буквами: НОВЫЕ СВЯТЫЕ. Хотя ниже находится надпись, сделанная более мелкими буквами и отсылающая читателя все к тому же самому идолу Че, для просвещенного читателя за сделанной внизу надписью открывается новый контекст. Здесь включается механизм исторических и современных политические ассоциаций. На память приходят события не столь далекой истории, связанные с раскручиванием культов личностей генеральных секретарей ЦК КПСС. Параллельно возникают ассоциации с сегодняшними политическими реалиями – с безудержным стремлением политиков из партии «Единая Россия» и близким им по духу журналистов придать фигуре президента культовый образ.

В итоге прочитыватся более глубокий и актуальный для россиян контекст: власть в стране культивирует у граждан идолопоклоннические отношения к политическим лидерам и руководителям государства.

Контекстуальный план информационно-политических изданий – это по сути текстуально неартикулированный мессидж, который, однако, вполне прочитывается искушенным в политике и идеологии читателем. Зная идейно-политические и ценностно-культурные предпочтения редколлегии издания, также можно уловить определенный контекст конкретных информационных материалов.

Существуют контекстуальные пласты также у дискурсов рекламных изданий. Здесь предметом контекстуального анализа выступает маркетинговый мессидж – продвигаемый образ жизни с определенным набором ценностных ориентаций. Важно установить, соответствуют ли открыто провозглашаемые редакцией намерения и ценности тем целям и задачам, которые реально преследуются конкретным изданием и его рекламодателями.

Скажем, в рекламном издании провозглашается, что шопинг полезен для здоровья, поскольку позволяет расслабиться и приятно провести время. Издание, таким образом, четко придерживается рекламной формулы: «Мы не продаем товары, мы решаем ваши проблемы».

Иначе говоря, стратегия продажи выводится за скобки, то есть помещается в контекстуальный план дискурса. Читателю предлагают как бы временно забыть о коммерческой стороне дела и закрепить в сознании идею, что прогулка по магазинам сама по себе способствует здоровью покупателя, значит – является абсолютным благом. В итоге маркетинговый контекст, о котором читатель все равно догадывается, уходит в тень, а «на свет» выставляется идея психологического здоровья как веский аргумент в пользу шопинга.

В изданиях гламурного типа рекламные предложения маскируются более изощренно. Здесь «добыча» контекстуального плана требует определенной искушенности в модельном бизнесе и в шоу-бизнесе в целом. Не случайно, в последнее время большим спросом у читателей пользуются книги и фильмы, в которых раскрываются секреты шоу-бизнеса и производства гламурных журналов. Их авторы фиксируют внимание на крайнем прагматизме, цинизме и даже коррумпированности создателей данных изданий. Это, конечно, не означает, что контекстуальный гламурный мессидж целиком и полностью деструктивен. Эстетика гламура выполняет определенные позитивные функции культурной социализации – приобщение к употреблению гигиенических и косметических средств, информирование о новинках моды и ухода за телом. Гламурные издания удовлетворяют также потребности людей в мечте и грезе, в желании хотя бы фантазийной идентификации со звездами шоу-бизнеса.

В своем позитиве контекстуальный мессидж гламура – это утопия безупречного совершенства телесного образа и его упаковки, которая визуализируется специализированными глянцевыми изданиями. По сути контекст гламурной эстетики представляет собой телесный категорический императив. Быть гламурным – значит следовать предписаниям данного императива.

Встает вопрос: кто является заказчиком и креатором императивных предписаний, тиражируемых многочисленными гламурными изданиями? В поисках ответа мы из эстетического контекста переходим в маркетинговый контекст политики крупных промышленно-торговых корпораций, производящих косметические препараты и товары, направленные на преображения тела, погружаемся в недра индустрии рекламы и шоу-бизнеса. Вот здесь-то мы и сталкиваемся с негативным контекстом гламура.

Дело в том, что вся индустрия гламура настойчиво продвигает ею же самой сконструированный телесный императив исключительно в целях реализации глобального коммерческого проекта, расчитанного не на одно поколение потребителей. Данный проект заключается в том, чтобы «подсадить» на нормативную модель идеальной телесности и упакованности как можно больше граждан – реальных и потенциальных покупателей, начиная с маленьких детей и заканчивая глубоко пожилыми людьми. В этих целях для детской аудитории около полувека назад был разработан маркетинговый проект под названием «кукла Барби», который и сегодня продолжает успешно работать на индустрию гламура.

Психологический и «осадочный» планы дискурса. В последнее время становится все более очевидным, что успешность той или иной PR-стратегии оказывается в прямой зависимости от эмоциональной заряженности ее дискурса. Чем сильнее воздействие дискурсивных форм репрезентации на чувства массовой аудитории, чем с большей страстностью в них демонстрируются переживания, связанные с самоидентификацией, тем большей мобилизующей властью обладает дискурс данной PR-акции.

Саспенс или страстный эмоциональный отклик – непременный атрибут эффективной коммуникации. Сутью данного отклика является многослойное удовольствие от Мы-идентификации, а именно: удовольствие от причастности к действиям и идеям коллективного субъекта; удовольствие от возможности выйти за рамки посведневности, рутинного образа жизни, стать причастным к публичному событию; удовольствие от собственной игры в коллективном шоу, от использования определенной театрализованной атрибутики, рекламных и ритуальных действий; удовольствие от внимания к перформансу со стороны СМИ, представителей властных структур, общественности.

Градус удовольствия заметно повышается, когда перформанс разыгрывается на улицах и площадях городов. Главная цель уличной политики – расширение дискурсивного пространства для получения эффекта доминирования и тотального политического присутствия. Весьма распространенным методом формирования данного эффекта является расдача гражданам цветных ленточек, символизирующих причастность к определенной политической общности.

Особенно сильной эмоциональной заразительностью обладают дискурсы, культивирующие религиозные и националистические чувства. Религиозные и националистические дискурсы интенционально ориентированы на борьбу с угрозами, исходящими от разнообразных сил (иноверцы, шовинисты, раскольники, сепаратисты т.е.), которые, согласно заложенной в идеологических структурах данных дискурсов легенде, размывают и подрывают Нашу религиозную и национальную идентичность.

Образы врага, имманентно присутствующие в религиозных и националистических дискурсах, часто сознательно и целенаправленно демонизируются определенной частью религиозных и политических деятелей. Это приводит к возникновению в массовом сознании эмоционально напряженного и чрезвычайно заразительного чувства ненависти.

Одним из распространненных способов провоцирования взрыва коллективной ненависти выступает метод придания определенному событию символически-ритуального значения, связанного с коварными происками Врага, покушающегося на Нашу идентичность путем осквернения Наших святынь. Типичным примером использования подобного метода является так называемая «карикатурная война», развязанная представителями исламского фундаментализма.

Что касается транснациональных типов политического дискурса (например дискурса либерализма и дискурса европейской идентичности), то следует отметить, что их эмоциональная составляющая по уровню своей интенсивности существенно уступает эмоциональному потенциалу дискурсов национальной и религиозной идентичности.

Для усиления психологического эффекта либерального и европейского дискурсов современные политики и политтехнологи прибегают к методу внедрения в структуру данных дискурсов определенных националистических элементов, используя такие стереотипы, как образ тоталитарной демонической силы, покушающейся на национальную независимость и западные либерально-демократические ценности. Так, например, сегодня политическое руководство ряда стран, образовавшихся в результате распада СССР, активно внедряет в сознание своего народа и международной общественности представление о России как о главном Враге новых государств, который препятствует упрочению в их пределах институциональных форм национальной идентичности и либерально-демократических ценностей.

«Осадочный» план дискурса – это ментальные, электронные, документальные, изобразительные, пластические и вещественные запечатления дискурса. В качестве «осадочных» планов выступают места памяти, с которыми люди связывают значимые исторические факты и события. Таковыми являются мемориальные комплексы, архитектурные сооружения, памятники. В эпоху бурного развития Интернета и визуальных форм коммуникации в роли мест памяти выступают сайты, блоги, фото- и кинохроника. Книги и книжная культура традиционно выполнют функцию запечатления значимых явлений и хранения коллективной социальной памяти.

На основе данного структурирования дискурса можно вычленить ряд его основных функций:

- функция культурно-символической репрезентации, представленная планами 2 и 5 (план перформанса и «осадочный» план);

- функции смыслопорождения и идентификации, представленные планами 3 и 4 (виртуальный план и контекстуальный план);

- функция коммуникативного и эмоционального доминирования, представленная планами 1 и 6 (интенциональный план и психологический план).