Примат информации

Информация все больше и больше начинает восприниматься как отличительный признак современного общества, однако среди аналитиков нет единого мнения относительно того, что несет с собой революционизирующее действие информационной технологии. Но какими бы противоречивыми ни были точки зрения, все сходятся в одном: информация сегодня играет решающую роль.

Понятие информационного общества стало весьма популярным словосочетанием в широких кругах, а концепции информационного общества нашли отражение под тем или иным названием в великом множестве теоретических работ на стыке таких дисциплин, как социология, философия, экономика, коммуникативистика и др.

В рамках идеологии информационного общества обозначились различные направления и тенденции, концентрирующие внимание на различных сторонах существующих в обществе отношений по поводу информации и технико-технологических средств ее пе­редачи, хранения и переработки, рассматривающие различные социальные перспективы в качестве возможных, желательных или негативных.

Адекватность теоретических концепций, имеющих отношение к складывающейся коммуникационной обстановке в современных обществах, как отмечает Денис Маккуэйл, небесспорна1. Все подобные теории существуют в ограниченных временных рамках, каждая имеет свои недостатки, а некоторые их формулировки попросту устарели. Массовая коммуникация расширяется и меняется вместе с обществом. По своим основным чертам общество, в которое мы вступаем, напоминает «постиндустриальное общество», описанное Беллом2. И его образ корнями уходит в долгую традицию социологической мысли по поводу тех этапов, которые общества проходят по мере изменения основного способа производства (особенно переход от сельскохозяйственного к промышленному).

По сути, информационное (или постиндустриальное) общество — это общество, в котором информация — самый ценный ресурс, ведущее средство производства, а также главный продукт, таким образом ее главенство в социальном и экономическом плане неоспоримо. Большую часть рабочей силы в нем должны составлять информационные работники. В самом общем смысле к категории информационных работников можно отнести тех, кто занимается производством, обработкой и распространением информации, а также производством информационной технологии. Во всех развитых странах этот сектор экономики растет наиболее быстрыми темпами. Начиная с середины 1980-х годов в рабочей силе США преобладают (более 50%) информационные работники.

Как пишет Фрэнк Уэбстер, «в стремлении осознать смысл перемен в информации авторам теорий зачастую не удается установить, каким образом информация заняла сегодня центральное место в обществе, настолько важное, что даже стала фактором создания общества нового типа...

Мы можем выделить пять типов определений информационного общества, и все они связаны с параметрами идентификации новизны. Вот они:

♦ технологическое;

♦ экономическое;

♦ связанное со сферой занятости;

♦ пространственное;

♦ культурное.

При этом они не обязательно взаимоисключающие, хотя теоретики выводят на первый план то или иное определение в соответствии со своими представлениями».

По мнению Маккуэйла, концепции информационного общества расходятся с рядом существующих теорий, утверждая, что революционный потенциал заложен не в содержании сообщения, а в средстве его производства и последующего манипулирования, что сказывается на характере труда, использовании времени, отношений с властью и системы стратификации и ценностей в обществе3.

Как уже говорилось, новые коммуникационные технологии и новые медиа меняют сложившуюся модель массовой коммуникации — одностороннюю передачу на большую аудиторию или в направлении из центра на периферию. Уже ясно, что происходящие изменения сказываются на характере связей между медиа и обществом, хотя «старые» медиа еще доминируют, а «новые» (например, спутниковое ТВ и Интернет) в основном подстраиваются под существующие институционные формы. Это явление получило название «неотехнологического детерминизма».

Хотя фундаментальные вопросы, затрагивающие борьбу за власть и проблемы интеграции, остаются в информационных обществах центральными, вполне вероятно, что ряд ключевых аспектов взаимоотношений медиа и общества придется пересмотреть в свете происходящих изменений, в частности, в связи с ростом личной независимости получателя информации относительно ее отправителя, коим являются медиа; изменением приоритетности функций масс-медиа (больше информации и самообразования); размыванием границ между масс-медиа (обозначенных как институт досуга) и коммуникацией в других сферах, например работы, образования и межличностных отношений.

Концепции информационного общества подробно рассмотрены в многочисленных научных трактатах, монографиях, статьях, докладах и пр. и обрели как многочисленных приверженцев, так и серьезных критиков.

Одним из активных пропагандистов теории постиндустриального общества стал профессор социологии Колумбийского и Гарвардского университетов Дэниел Белл. В созданной под его руко­водством футурологической лаборатории была намечена основная идейная траектория для изучения перспектив развития всех сторон технического прогресса и информационной революции4.

В работе комиссии, возглавляемой Беллом, участвовал известный футуролог директор Гудзоновского института Герман Кан. В его докладе (написанном в соавторстве с Энтони Винером) прогнозируется глобальное распространение «ощущаемого искусства», ориентированного не на идейно-интеллектуальную содержательность, а на спонтанно-чувственное отношение индивидов к окружающей их среде. Вместо идеи Маклюэна относительно грядущей «глобальной деревни» они выдвигают свое предвидение «глобального метрополиса», так как считают, что понятие деревни пред­полагает тесные родственные, соседские, общественные узы и единство морально-духовных идеалов, а понятие метрополиса допускает сочетание полной индивидуальной свободы с единством только в русле товарных интересов и обменов.

Прогнозируемая «мозаичная культура» получает глобальное распространение не только благодаря средствам массовой информации, но и потому, что ее базисом становятся транснациональные корпорации «постиндустриального общества», которым в будущем отводится роль «главной движущей силы мировой экономики и Мировой культуры и общества»5.

Подобно Беллу и Кану, американский политолог Збигнев Бжезинский также предсказывал усиление влияния новейшей коммуникационной техники на все сферы развития общества в «технотронную» эпоху. «Постиндустриальное общество, — писал он, — становится технотронным — обществом, которое в культурном психологическом, социальном и экономическом отношениях формируется под воздействием техники и электроники, особенно развитой в области компьютеров и коммуникаций»6.

Если раньше массы людей объединялись с помощью политических партий и профсоюзов, имевших свои идеологические программы, утверждавшиеся с помощью печати, то в «технотронном обществе» эта функция переходит в основном к аудиовизуальным средствам массовой информации, а не к газетам, которые издавна были связаны с устаревающими традициями выражения национальных чувств на национальных языках. Телекоммуникации же в нарушении этих традиций «заменяют язык образностью, являющейся скорее интернациональной, нежели национальной», так как она знакомит с жизнью разных стран и тем самым предопределяет «космополитическое, хотя высшей степени импрессионистическое, вовлечение в глобальные дела»7.

Подобно Маклюэну, Бжезинский высказывает предположение, что коммуникационно-телевизионное единство образует нечто вроде глобальной нервной системы, и отмечает, что такая система, основанная на чувственном отношении к миру, влечет за собой не столько рациональное понимание реальности, сколько ощущение ее изменчивости и неопределенности.

Технотронная революция носит не локально-территориальный, а пространственно-временной характер, охватывая весь мир посредством новейших средств аудиовизуальной связи и распространяя повсюду единые стили одежды, поведения, сходство в организации быта и досуга, возникающее благодаря глобальной эскалации модных товаров массовой культуры.

Сравнение концепций Белла, Кана и Бжезинского показывает, что всех их в той или иной степени и форме объединяет признание растущей роли средств массовой информации в судьбах культуры и общества, но между ними есть и различия. Белл больше других озабочен будущим традиций духовной культуры. Кан переносит акцент на «ощущаемое общество» и досуговую «мозаичную культуру», а Бжезинский — на «технотронную эру», подчеркивая решающее глобальное значение электронно-технической базы информационных связей, видоизменяющих мир8.

В методологическом плане наиболее увлекательной и полемической является теория известного социолога-публициста Элвина Тоффлера, изложенная в книге «Третья волна». В истории цивилизации он выделяет три «волны»: аграрную (до XVIII в.), индустриальную (до 1955 г.) и пост- или супериндустриальную. " Третья волна" не просто ускоряет информационные потоки, она трансформирует глубинную структуру информации, от которой зависят наши ежедневные действия»9. Тоффлер одним из первых подметил произошедшие за последнее время коренные изменения в культуре общества. Нарастающая сила потока информационного обмена между людьми породила новый тип культуры, в которой все подчинено необходимости классификации, унификации с целью наи­большей компрессии и повышения эффективности при передаче от человека к человеку, будь то напрямую или через средства массовой информации.

«Вместо получения пространных, соотносящихся друг с другом " полос" идей, собранных и систематизированных, нас все больше пичкают короткими модульными вспышками информации — рекламой, командами, теориями, обрывками новостей, какими-то обрезанными, усеченными кусочками, не укладывающимися в наши прежние ментальные ячейки. Новый образный ряд не поддается классификации, отчасти из-за того, что выпадает из наших старых концептуальных категорий, но еще и потому, что подается в странной, скоротечной, бессвязной форме....Люди Третьей волны... чувствуют себя неплохо под бомбардировкой блицев: полутораминутный клип с новостями, полуминутный рекламный ролик, фрагмент песни или стихотворения, заголовок, мультик, коллаж, кусочек новостей, компьютерная графика. Будучи ненасытными читателями дешевых книг и специальных журналов, они залпом глотают огромное количество информации. Но они также внимательно следят за тем, как в новых концепциях и метафорах собираются и организуются в некое целое эти кусочки информации. Вместо попытки втиснуть новые модульные данные в стандартные структуры и категории Второй волны, они учатся создавать свои собственные " полосы" идей из того разорванного материала, который обрушивают на низ новые средства информации»10.

Другими словами, чтобы максимально ускорить и упростить передачу информации между людьми и повысить ее «усвояемость» она стандартизируется и классифицируется. На самом деле блип-культура не является в полном смысле культурой, а служит исключительно средством передачи и приема какой-либо информации, традиционно относимой к сфере культуры.

Видоизменяя идеи Маклюэна о «глобальной деревне» и Кана о «глобальном городе», или «метрополисе», Тоффлер прогнозирует «электронные коттеджи» как основные структурные ячейки будущей новой цивилизации. Живя в этих коттеджах и разделяя между собой обязанности, родители и дети будут разумно управлять кнопками компьютерной техники, не создавая вещи руками, а управляя автоматизированными процессами их производства и заменяя промышленные действия манипулятивно-информационными.

Говоря о создании новой мифологии информационного общества, можно привести высказывание Фреда Фейеса и Джеймса Швоча о том, что каждая историческая эпоха имеет свои мечты и свои мифы. Христианство было идеологическим мифом для Средневековья, индустриализм — для XIX в., консьюмеризм — для «второй волны» XX столетия, а теперь наступила пора для мифов, прославляющих «информационное общество». Эти мифы зиждутся «на Святой Троице, состоящей из спутников связи, кабельного телевидения и персональных компьютеров: спутник — это возвышающийся над нами Отец, кабельная система — Сын, прохаживающийся или циркулирующий среди нас, а персональный компьютер — Святой Дух, находящийся с нами во все моменты нашей жизни. Эта Троица питает нас своим Евангелием — провидением веры в информационный век и сулит большое вознаграждение в будущем для тех, кто истинно веровал»11.

Вывод о том, что технологические инновации вызывают социальные изменения, был бы слишком тривиальным, а логика замечательно прямолинейной12. Технологический детерминизм, в самом начале увязанный с концепциями информационного общества и который долгое время доминировал в дискуссиях на тему информации, сейчас практически не упоминается в научных исследованиях.

1 McQuail D.Op. cit. P. 75.

2 Bell D. The Coming of Post-Industrial Society. N.Y., 1973.

3 Уэбстер Ф. Теории информационного общества / Пер. с англ. М., 2004. С. 13-14.

4 Землянова Л. М. Современная американская коммуникативистика. М, 1995. С. 193.

5 Kahn H., Wiener A. One Hundred Technical Innovations Likely in the Next Thirty-Three Years / Towards the Year 2000. Work in Progress / Ed. by D. Bell. Boston, 1968. P. 45.

6 Brzezinski Zb. Between Two Ages. America's Role in the Technotronic Era. N.Y 1970. P. 9.

7 Ibid. P. 13.

8 Землянова Л. М. Указ. соч. С. 205.

9 Тоффлер Э. Третья волна / Пер. с англ. М., 1999. С. 226.

10 Там же. С. 278-279.

11 Fejes F, Schwoch J. Competing Ideology for the Information Age: A Two — Sector Model for the New Information Society / The Ideology of the information Age / Ed. ЬУJ. Slack and F. Fejes. Norwood, 1987, P. 159.

12 Уэбстер Ф. Указ. соч. С. 361.