Обольстительный подросток

Зинаида Гиппиус родилась 8 ноября 1869 года, 146 лет назад, в г. Белев Тульской губернии. Ее отец, Николай Гиппиус, служащий судебного ведомства, происходил из обрусевших немцев, переселившихся в Москву в 16 веке. Мать, Анастасия Степанова - сибирячка, дочь екатеринбургского полицмейстера. Детей у них было четверо, все-девочки - Зинаида, Анна, Татьяна и Наталья.

В связи со служебными перемещениями Гиппиусы беспрерывно колесили по стране, нигде не задерживаясь надолго и не особенно привязываясь к месту. Может быть, эти первые и самые сильные, как известно, детские впечатления от впопыхах сооруженного, ненасиженного гнезда и сделали Зиночку вечной противницей «пуховых подушечек, занавесочек, кастрюлек», словом, быта как такового.

Она всю свою жизнь демонстративно пренебрегала всеми теми проблемами, которые именуются женщинами всего мира как «хозяйственные». Оказывается, если очень захотеть, то можно пролететь по жизни, не заботясь о завтраках и стирках - это доказала Зинаида Гиппиус, судьба которой среди войн и революций складывалась далеко не безоблачно.

В 1881 году отец умер от туберкулеза, Зине было 13 лет. Убитая горем мать перебралась в Москву. Семья вынуждена была пользоваться материальной поддержкой родственников и жить на пенсию, которую мать получала за умершего мужа.

Зинаида росла болезненным и нервным ребенком, поэтому учеба в Киевской гимназии, в «институте», в классической гимназии Фишер на Остоженке сменялась домашним обучение у приходящих учителей под надзором гувернанток и бонн. Среди учителей были профессора и студенты Московского университета. Особую роль сыграл дядя, брат матери - юрист, присяжный поверенный в Туле, лечившийся от туберкулеза горла и живший в Москве в семье Гиппиус. Впоследствии он станет прототипом дяди Мики в пьесе Гиппиус «Зеленое кольцо».

Болезни дочерей и боязнь наследственного туберкулеза вынудили семью переселиться на юг - сначала в Ялту, затем в Боржоми и Тифлис. Уже в 16 лет Зинаида писала «бесконечные» дневники и шуточные стихи «на кого попало». Ее интересовал театр, волновали танцевальные вечера, верховая езда, поклонники. И, разумеется, стихи - Надсона, Полонского, Тютчева, Лермонтова, а также современных поэтов кружка гимназистов Тифлиской гимназии, среди которых Зинаида Гиппиус была первой и единственной поэтессой.

«Обольстительный подросток», «балованная, слегка ломающаяся девочка»

- так называли ее современники и критики (10, 7).

Вот как описала ее Ариадна Тыркова-Вильямс, впервые увидев на балу в Петербургском дворянском собрании:

«Длинноватый нос, впалые щеки, явно нарумяненная и набеленная, что тогда было на юных лицах редкостью. Особенностью этой маленькой, яркой головки были волосы и глаза. Длинные, то прищуренные, то широко раскрытые, зеленые, сияющие, русалочьи глаза. Они смотрели с настойчивым вызовом, заслоняли вульгарность слишком грубо наложенных белил.

Толстые золотые косы были положены над выпуклым лбом как корона. Совсем бы Гретхен, если бы не эти румяна, а главное, если бы не рот, странный, большой, неожиданный на этом красивом лице, с неприятной, точно чужой улыбкой. В ней была напряженность, беспокойство, расходившееся с красотой верхней части лица. Во всяком случае, невозможно было не заметить Зинаиду Гиппиус. Она это знала, этого искала.

С тех пор, как она появилась в Петербурге, ее окружали, ее знакомства искали, ее мнением дорожили. Разборчивая, капризная, она не легко допускала людей в свою свиту, но в свите нуждалась. Ее жизнь, конечно, не исчерпывалась тем, чтобы окружать себя поклонниками. Она прежде всего была писательницей, и поклонения искала двойного, как хорошенькая женщина и как поэтесса и критик. В живом человеке эту смесь не разделить.

…Не будь у Зинаиды Гиппиус таких длинных, изумительных, как у феи, золотых волос, таких колдовских глаз, она и стихи писала бы иначе, и Антон Крайний (псевдоним Гиппиус-критика) иначе судил бы чужие стихи» (12).

Любовь «не по - земному»

Ее желание самоутверждения меры не знало - лишь бы ее слушали, лишь бы ею восхищались! Редкий мужчина пропускал взглядом эту необычную красавицу. Предложения руки и сердца сыпались, как из рога изобилия, но Зинаида для всех воздыхателей припасла в личном дневнике только один эпитет: «дурак».

Непонятно, как бы сложилась дальнейшая судьба строптивицы - и Гиппиус в зрелом возрасте это понимала, - если бы не попался на ее пути молодой, но уже уважаемый писатель Дмитрий Мережковский.

Немного найдется в богатой русской культуре людей, способных посоперничать с Мережковским в глубине и полноте знаний! По-видимому, он был единственным мужчиной на земле, который мог обуздать заносчивость Зинаиды…

В Боржоми в 1888 году произошло их первое знакомство. (В том же году в журнале «Северный вестник» были напечатаны первые стихи Гиппиус).

В отношениях Мережковского и Гиппиус не было никаких трепетных сцен признания, полувзглядов, догадок, волнений и вздохов, только - деловая предназначенность друг другу. 8 января 1889 года они поженились, венчание состоялось в Тифлисе и было более, чем скромным. Гостей собралось немного - не присутствовали даже родители жениха.

Для русской культуры этот никем незамеченный день стал совершенно особенным - был заключен союз, сыгравший огромную роль в развитии и становлении литературы знаменитого Серебряного века. Дом Мережковского и Гиппиус превратился в оазис русской духовности начала 20 столетия. В нем, по очень точному замечанию А. Белого, «воистину творили культуру».

Брак Гиппиус с Мережковским был чисто платоническим и длился 52 года, вплоть до смерти Дмитрия Сергеевича. Причем она играла в нем ведущую мужскую роль. Может быть, поэтому их личную жизнь сопровождало множество слухов и небылиц.

Мережковский вообще относился к любви «не по-земному». У них никогда не было детей, но почему-то никто не удивлялся этому обстоятельству. Словно окружающие забывали, что Мережковские все-таки не только возглавляли литературный процесс России, но еще и состояли в законном браке. (К слову сказать, другие три родные сестры Зинаиды Николаевны так никогда и не вышли замуж).

На основе православной идеи о Троице Гиппиус и Мережковский создали концепцию триединой семьи и воплотили ее в жизнь, в совместном существовании с публицистом Дмитрием Философовым (1872-1940).

Из интимного дневника Гиппиус «Contes d`amour» («Расчеты любви») (1893) видно, что ей нравилось мужское внимание, и она отвечала на него, но одновременно мужчины ее отталкивали. «В моих мыслях, моих желаниях, в моем духе - я больше мужчина, в моем теле - я больше женщина. Но они так слиты, что я ничего не знаю».

Телесная сексуальность ей не очень-то и нужна. В поцелуе, по ее мнению, мужчина и женщина равны.

Когда, Аньес, мою улыбку

К твоим устам я приближаю,

Не убегай пугливой рыбкой,

Что будет - я и сам не знаю.

И удивление, и тесность

Равны - в обоих есть тревожность.

Аньес, люблю я неизвестность,

Не исполнение - возможность.

(из стих. «Поцелуй», до 17 авг. 1903 г.)

Но половой акт вызывает у нее отвращение. В идеальном для нее случае любви «полового акта не будет», «акт обращен назад, вниз, в род, в деторождение».

Единственное стихотворение, написанное Гиппиус от лица женщины, посвящено Дмитрию Философову, в которого она влюбилась летом 1899 г. Сначала она всячески старалась оторвать, «спасти» своего возлюбленного от его прежнего любовника Дягилева. В конце концов, ей это удалось, но с Гиппиус Философов все равно не сошелся.

Летом 1905 года, когда Философов гостил у Мережковских в Крыму, она сама пришла к нему в комнату и попыталась форсировать их физическое сближение, но это только ускорило разрыв. Перед отъездом он подсунул ей под дверь письмо:

«Зина, пойми, прав я или не прав, сознателен или не сознателен и т.д. и т.д., следующий факт, именно факт, остается, с которым я не могу справиться: мне физически отвратительны воспоминания о наших сближениях. И тут вовсе не аскетизм, или грех, или вечный позор пола. Тут, вне всего этого, нечто абсолютно иррациональное, нечто специфическое. В моих прежних половых сношениях был свой великий позор, но абсолютно иной, ничего общего с нынешним не имеющий. Была острая ненависть, злоба, ощущение позора за привязанность к плоти, только к плоти. Здесь же, как раз обратное. При странном устремлении к тебе всем духом, всем существом своим, у меня выросла какая-то ненависть к твоей плоти, коренящаяся в чем-то физиологическом(3).

Тем не менее, они продолжали сохранять близкие дружеские отношения еще много лет, но это неловкость между ними оставалась.

За полвека супруги Мережковские не расставались ни на один день. Между тем, когда Нину Берберову спросили об этой семье, она ядовито усмехнулась: «Семья?.. Это было что угодно, только не «семья»…

Что имела в виду современница? Может быть, то, что это был союз двух людей, совместное существование которых полностью устраивало обоих?

Изюм

Многие произведения каждого из них родились от совместных бесед, споров; идеи одного воплощались в жизнь другим. «Она очень женственная, он - мужествен, но в плане творческом роли перевернуты, - писал В.А. Злобин. - Оплодотворяет она, вынашивает, рожает он. Она - семя. Он - почва, из всех черноземов плодороднейший»(8).

Мережковский, прекрасный собеседник, эрудит, мыслитель, представлял собой аскетический, замкнутый тип человека. Он редко раскрывался в мимолетном общении, не умел «себя подать». Не было в нем той легкости и приятности, которые обычно располагают к людям.

Зато Зинаида Николаевна умела обаять гостей! Она не была «милой киской», нежно мяукающей в унисон любому. Она любила браваду, вызов, беззастенчиво направляя свою знаменитую лорнетку в толпу. Она знала, что покорить общество можно лишь эпатажем, а этого «добра» у Гиппиус было припасено предостаточно! Необычная «русалочья» красота, культурная утонченность, понимание психологии человека сочетались в ней с наглым самомнением и резкостью суждений. Ее называли «сатанессой», «ведьмой» и по большей части опасались.

Однако сила ее заключалась не только в мужской безаппеляционности. Она не отказывалась и от чисто женских приемов игры и кокетства. «Ведьма», отобразившая сложные искания русской интеллигенции начала XX века в области «философии пола», порой превращалась в прекрасную соблазнительницу.

«Она, несомненно, искусственно выработала в себе две внешние черты: спокойствие и женственность. Внутри она не была спокойна. И она не была женщиной».

Сказано Ниной Берберовой, близко знающей Гиппиус, по обыкновению хлестко, жестко и язвительно. Однако эта формула выражает самое зерно характера и образа жизни Гиппиус.

Зинаида Гиппиус была единственной! И эту единственность отметил еще Блок, а один из современников сказал о ней: «В небесной мастерской своей Господь Бог как будто удостоил ее «ручной выделки», выпуская огромное большинство других людей пачками и сериями, без особых индивидуальных различий».

В ней же был тот особый шарм, который не дается воспитанием, книгами, подражаниями, а кристаллизуется целой эпохой. Жизненные устремления Зинаиды Гиппиус выражались словами - «Мне надо то, чего на свете нет».